Побеждающий лев из колена Иуды. Как ямайские регги-музыканты боролись за свободу Африки

Маркус Гарви и Хайле Селассие

Регги связан с Африкой в самом генезисе, ведь жанр появился в среде растафарианцев — изначально маргинального религиозного движения, которое к 1960–1970-м годам набрало силу и стало практически синонимом Ямайки.

Еще в 1910-е и 1920-е ямаец Маркус Гарви на родине и в США занимался политическим активизмом, выступая за улучшение положения чернокожих. Он не доверял ни одному белому, даже либералам, которые поддерживали освобождение чернокожих, — по мнению Гарви, такая стратегия поведения была ловушкой, которая должна была создать черным еще больше проблем. Поэтому он выдвинул идею «Назад в Африку» — только там можно было добиться экономической и политической свободы. Тогда надежды Гарви и его организации UNIA были связаны с Либерией, с руководством которой он вел переговоры о покупке земли для последующей колонизации.

Понятно, чем руководствовался Гарви: Либерия, основанная уехавшими из США чернокожими, никогда не была колонией. Впрочем, была в Африке еще одна такая страна — Эфиопия. Именно она и стала мечтой для многих ямайцев, и регги-исполнителей в частности.

В одной из речей Гарви заявил, что нужно ожидать знамения, а конкретно — прихода к власти в Африке чернокожего царя. Новые религиозные лидеры, такие как Леонард Хауэлл и Эммануэль Эдвардс, начали мобилизовывать ямайцев, провозглашая, что Бог был черным, да и вообще Африка предназначена для чернокожих.

Знамение случилось в 1930 году: молодой эфиопский дворянин Рас Тафари Маконнен был возведен на трон в Аддис-Абебе как Его Императорское Величество, Император Хайле Селассие I, Царь царей, Лорд лордов, Побеждающий лев из колена Иуды.

В то же десятилетие на Ямайке появились проповедники, которые приняли имя императора до коронации как собственное, провозгласили божественность Хайле Селассие и начали воспринимать его воцарение как воплощение бога Джа.

Новый царь должен был спасти чернокожих от Вавилона — так образно называли всю мировую систему угнетения, от политической до экономической, направленную на порабощение черных. Возвращение в Африку стало одной из главных идей новой религии, получившей название растафарианство.

Поворот ямайской музыки к Африке

1950-е стали десятилетием зарождения индустрии звукозаписи на Ямайке: появились профессиональные студии, крупные бизнесмены, сформировалась отличительная черта музыкальной культуры — соревнование саунд-систем, когда умельцы собирали из кучи динамиков одну огромную стену, ставили ее на улице и пытались более мощным звуком приманить больше слушателей. Из-за того, что эти соревнования проходили на открытом воздухе, владельцы саунд-систем искали более объемный звук с гулким басом — впоследствии он стал главной фишкой всей ямайской музыки, которая повлияла на множество жанров в США и Европе, особенно на рейвах.

Впрочем, в 1950-е ничего такого не было. Ямайская музыка была очень американофильской. Большинство местных исполнителей играли ритм-н-блюз или буги, не отступая от формулы этих жанров, разработанной в США. Вот так звучал типичный хит тех лет:

Иногда в песнях проскальзывала перкуссия в африканском стиле, но у нее не получалось стать мейнстримом. Прорыв случился в 1960 году благодаря песне Oh Carolina — одному из первых примеров ска. Она принадлежит трио Folkes Brothers, а спродюсировал ее Принц Бастер, один из важнейших людей в истории ска. Бастер пригласил растафарианца Освальда Уильямса, выступающего за идею Африки как настоящей родины ямайцев.

В записи Oh Carolina Уильямс использовал барабанные техники бурру — группы изгоев, предками которых был африканский народ ашанти. Они играли на трио барабанов: большом бурру, маленькой фунде и кетте, барабане для соло. Песня стала настоящим хитом, а барабанное трио — неотъемлемой частью ямайской музыки. С этого момента культура растафарианцев и африканцев стала всё плотнее соприкасаться с популярной музыкой Ямайки.

В 1960-е растафарианцы всё еще считались маргиналами. До 1958 года, когда Ямайка стала независимой от Британии, общины растафарианцев часто страдали от полицейских рейдов, арестов и выселений, особенно под предлогом обвинений в хранении каннабиса. Общественное мнение было преимущественно на стороне полиции, ведь для христианского большинства раста были чужаками.

Когда страна стала независимой, ситуация изменилась не так уж сильно. Например, в 1963 году произошла резня в Коралловых садах — серия арестов растафарианцев в городе Монтего-Бей, сопровождавшихся избиениями и убийствами. Число жертв точно не известно, но оценивается примерно в 150 человек.

Один из ключевых моментов в истории страны — визит Хайле Селассие в 1966 году. Его встретили как бога, вручили ключи от столицы, а вера растафарианцев получила официальное признание. Рита Марли, жена Боба Марли, уверяла, что заметила на руках Селассие стигматы. Когда она рассказала об этом Бобу, тот решил стать растафарианцем и в итоге превратился в одного из лидеров движения при помощи музыки.

При этом в начале 1960-х растафарианцы еще боялись вкладывать свою идеологическую программу в текст и ограничивались постепенным введением африканских традиций в американскую поп-музыку и созданием уникального почерка Ямайки, что привело к появлению ска, рокстеди, регги, даба. Но к концу десятилетия растафарианцы уже почувствовали свое полное право на высказывания, и их песни запылали идеологическим огнем: Хайле Селассие приведет нас в Обетованную Африку, мы должны объединиться и бороться, Вавилон падет, колониалисты будут изгнаны.

Разберем основные темы, которые есть в песнях регги-артистов про Африку.

Освобождение Африки от колониалистов

Существует стереотип, что регги — музыка исключительно любви и мира. Это не так. Регги не просто идеологически заряжен — многие певцы не одобряли призывы к ненасильственным политическим действиям, пропагандируемым растафарианством. Когда в 1970-е регги-музыканты вроде Джимми Клиффа гастролировали по Африке, то лично застали войны на континенте.

На воинственную риторику регги-музыкантов повлиял в том числе Маркус Гарви, который одобрял вооруженную борьбу. Он говорил:

«Когда Люцифер бросил вызов божьей власти на небесах, Бог, которому мы поклоняемся, также собрал свои силы… И когда кто-то нарушает его власть, он идет на войну, защищая свои права».

Точно так же ямайцы смотрели и на события в Африке, где в середине 1960-х шла ожесточенная вооруженная борьба против европейских колониалистов. Например, на Панафриканском конгрессе в Манчестере в 1945 году делегаты заявили:

«Мы полны решимости быть свободными, но если западный мир по-прежнему хочет управлять человечеством силой, то Африке в качестве последнего средства, возможно, придется призвать к силе в стремлении достичь свободы…».

В песнях регги-певцы подробно перечисляли причины, по которым колониализм преступен. Питер Тош в песне Apartheid поет:

Вы не строите школу для чернокожих детей,
Нет больницы для чернокожих,
Вы строите тюрьму,
Вы строите лагерь.

Припев, что характерно для подобных песен, представляет собой лозунг: «We got to fight, fight, fight, fight against apartheid». Ну и чтобы слушатели не расслаблялись, песня начинается со звуков реальных выстрелов и взрывов.

Схожую идею можно услышать в песне Боба Марли War. Да, он поет о том, что цель его народа — установление равенства для всех людей вне зависимости от расы. Но это будет нескоро, а пока — война, и она продлится до тех пор, пока не будут скинуты оковы расистского колониализма, установленного правящим классом. Марли упоминает преступные режимы в Анголе, Мозамбике и ЮАР и звучит при этом совершенно апокалиптично, предрекая войну везде — на западе и на востоке, на севере и на юге. До тех пор, пока зло не будет свержено.

В песне Babylon System Марли прямо поет: «Бунт, бунт!», называет западные школы и церкви пристанищем воров и убийц, а сам Вавилон сравнивает с вампиром.

Группа Third World в песне 96º In The Shade обращается к трагичной истории борьбы ямайцев за права. 1865 год, рабство на Ямайке отменено еще с 1838-го, но имущественный ценз на выборах лишал чернокожих политических прав. Баптистский священник Пол Богл возглавляет демонстрацию в городе Морант-Бей, но ее жестоко разгоняет колониальная полиция, убив около 800 человек. Third World не дают умереть памяти о героях Ямайки и поют: «Сегодня я здесь жертва, но правда в том, что я никогда не умру».

Ну и что самое главное для ямайцев — их песни не существовали в вакууме, они стали популярны в Африке.

Винни Мандела, одна из главных участниц Африканского национального конгресса вместе со своим мужем Нельсоном, во время визита на Ямайку в начале 1990-х рассказывала, что духоподъемные регги-гимны регулярно слушали активисты в ЮАР, Анголе, Мозамбике и других странах в годы освободительной борьбы.

Панафриканизм

Во время визита на Ямайку Хайле Селассие вызывал восхищение толпы упоминаниями «общей африканской крови» и «братских уз» между эфиопским и ямайским народами. Выступая перед парламентом Ямайки, он назвал Ямайку «частью Африки» и выразил надежду на ее включение в OAU. Логично, что такое мощное поощрение взглядов растафарианцев отразилось и в музыке.

Большинство политических регги-песен проникнуто панафриканскими настроениями, даже если они не высказываются напрямую. Исполнители регги никогда не поют про каких-то конкретных людей, борющихся против Вавилона, — действующим субъектом всегда является некая общность, условно обозначаемая словами «мы» или «братья», под которой подразумеваются все чернокожие.

Рассмотрим песню Боба Марли Zimbabwe. Хотя в название вынесена конкретная страна, Марли не упоминает зимбабвийских революционеров или политиков, а также их оппонентов. В песне действует народ:

Каждый человек имеет право решать свою судьбу.
Рука об руку, взяв оружие,
Мы будем бороться.

Кто спасет Зимбабве? Не зимбабвийцы. Марли несколько раз повторяет: «Африканцы освобождают Зимбабве». Все африканцы всего континента. Регги-певцы упоминают и другие реалии освободительной борьбы. Таппер Зуки назвал песню M.P.L.A. в честь народного движения за освобождение Анголы и поет о том, что в движение может вступить только настоящий растафарианец.

Наконец, один из важнейших гимнов объединения под названием Harambe записала Рита Марли. Слово «харамбе» означает «работать вместе, заботиться друг о друге, всегда помогать». Рита распространяет этот принцип на всех чернокожих мира:

Разбросайте нас повсюду,
В разные уголки земли,
Надеясь, что мы пропадем.
Но независимо от того, что они делают,
Но независимо от того, что они говорят,
Все дети Джа объединятся
<…>
Все вместе в гармонии
Мы плывем в одной лодке.

Растафарианцам удалось создать единую символику, которую принимали в разных странах Африки, хотя отсылала она только к одной конкретной. Икенна Эммануэль Онвуегбуна, исследователь регги-сцены Нигерии, в книге «Тренды африканской популярной музыки» пишет, что по всей стране молодежь украшала учебные заведения флагами Эфиопии.

Возвращение в Африку

Маркус Гарви говорил:

«Мы, негры в этом Западном полушарии, являемся потомками тех африканцев, которые были порабощены и перевезены на эти берега, где они страдали, истекали кровью и умирали, чтобы сделать нас теми, кем мы являемся сегодня — цивилизованными, свободными христианами. Не должны ли мы поэтому обратить свой взор на Африку, нашу прародину, и освободить ее от рабства иностранного угнетения и эксплуатации?»

Репатриация в сознании растафарианцев плотно связана с библейскими метафорами. Музыканты часто вспоминают библейскую историю о евреях, вернувшихся на родину после сотен лет порабощения в Египте и десятилетий плена в Вавилоне и Ассирии. Например, Шугар Минотт в River Jordan поет: «Нам нужно вернуться домой, обратно в Африку» — и при этом сравнивает свою цель с израильской горой Сион, к которой растафарианцы приплывут по реке Иордан. А Боб Марли пел про поезд на Сион, на который должны сесть все черные.

У Банни Уэйлера в Fig Tree Африка, куда нужно вернуться, ассоциируется с раем через метафору фигового дерева, рядом с которым чернокожие освободятся от страданий и вернутся к первоначальной духовной чистоте. Десмонд Деккер в раннем регги-хите Israelites называет чернокожих истинными израильтянами, порабощенными в современном Вавилоне и жаждущими избавления от праведного Бога в Сионе, который услышит их крики.

Тема возвращения подробно описана в песнях Exodus Боба Марли, Marcus Garvey коллектива Burning Spear и Black Starliner Must Come группы Culture. Название последней песни отсылает к Black Star Line — созданной Маркусом Гарви судоходной компании, в которой работали только чернокожие. Она перевозила как товары, так и людей, однако большого успеха не достигла, в том числе из-за действий агентов ФБР, которые повреждали двигатели кораблей.

В песне Culture поют о том, что сейчас чернокожие застыли в ожидании («Я смиренно жду и не ропщу, потому что лайнер „Черной Звезды“ должен прийти»), а их сознание уже в Африке: «Эфиопия протягивает руки, / Гана говорит: „Иди домой, брат“».

Величие Хайле Селассие

Регги-музыканты рассматривали чернокожих не просто как расу, счастье которой в будущем, — речь скорее шла о возрождении исторического величия. Поэтому фигура Хайле Селассие имела отчетливое мессианское значение как символ второго пришествия. Император Эфиопии идеализировался, а его страна представлялась в воображении растафарианцев раем на земле, хоть это было и не так.

Величие Хайле Селассие соотносили со славой Менелика I, легендарного первого царя Эфиопии, жившего в X веке до н. э., родителями которого считались царь Соломон и царица Савская. Таким образом, он был символом черных мессианских «корней Давида», воплощением и гарантией столь желанной победы черных армий над белыми во время освободительных войн в Африке, а также оплотом и надеждой на единство черных.

Растафарианство было помещено в христианскую традицию, однако ямайцы пытались отделить свою веру от европейской традиции, проводя генеалогические связи не от римских отцов церкви, а от древних христианских королевств Эфиопии и Египта. Как говорил Маркус Гарви, «мы, негры, верим в Бога Эфиопии, вечного Бога — Бога Отца, Бога Сына и Бога Святого Духа, Единого Бога всех времен». А воплощение бога — Хайле Селассие, который защищал Эфиопию от вторжения Вавилона во время эфиопо-итальянской войны 1935–1936 годов.

Хайле Селассие на Ямайке встречала огромная толпа — 12 тысяч растафарианцев на 580-тысячный Кингстон, как вспоминал музыкант Ли Скрэтч Перри. Шел дождь, но как только появился самолет императора, то выглянуло солнце, — символика очевидна. Люди кричали: «Слава этому человеку!», «Агнец Божий!» и «Настало время черных!».

Это событие оказалось запечатлено во многих регги-песнях. Например, Jah Pretty Face группы Culture — это восторженный гимн паломников, увидевших своего мессию. Все атрибуты совершенного существа на месте: красивое лицо, сияние вокруг трона и пение аллилуйи. Селассие в песне называют «птицей горы Сион» и «корнями Давида».

Питер Тош спел на амхарском языке, официальном в Эфиопии, песню Rasta Shook Then Up со следующими словами: «Весь Вавилон дрожит, увидев лицо нашего Отца. / У нас есть один день свободы, и ни одна дубинка не дрожала».

Black Uhuru в песне I Love King Selassie называют Хайле агнцем и единственным человеком на Земле, Burning Spear в Hail H.I.M. благодарят Рас Тафари за еду, одежду и крышу над головой, а Боб Марли в Selassie Is the Chapel сравнивает императора с ангелом, часовней и Святой Троицей. Схожие посылы также есть в песнях Visit of King Selassie Early B и Just a Passing Glance Дона Карлоса.

Рабы и похищение из Африки

Для регги-музыкантов важно не просто заявить о своем происхождении, а подчеркнуть, что их связь с исторической родиной была разорвана насильно и против их воли. Поэтому в некоторых песнях растаманы поют про похищенных из Африки людей, превращенных в рабов. Например, об этом рассказывает песня Боба Марли Buffalo Soldier — так называли чернокожих из армии США XIX века.

Через всю песню проходит рефрен «Украден из Африки, привезен в Америку». По прибытии ради выживания пришлось драться, и судьба солдата, как бы тяжела она ни была, более предпочтительна, чем судьба раба. Марли вздыхает, что люди с раста-сердцем вынуждены воевать за Америку, которая для них осталась чужой и опасной.

Чаще же подчеркивалось использование похищенных как рабов. Например, в песне Black Starliner Must Come есть рефрен: «Они забрали нас с родины, / И мы работаем здесь, в Вавилоне». В 1960–1970-е во многих песнях упоминалась трансатлантическая работорговля и колониальная эксплуатация Африки: Slave Driver Боба Марли, Slavery Days Burning Spear и Pirate Days Culture.