Убить себя во имя рая. История религиозного суицида
«В городе N произошел террористический акт. Боевик привел в действие взрывное устройство, расположенное на поясе. Ответственность за взрыв взяли на себя представители „Исламского государства“ (организация запрещена на территории Российской Федерации)» — тип новостей, превратившийся в стандарт «ненормативной» нормальности, в неизбежность, которой принято дежурно ужасаться, столь же дежурно ее осуждая.
«В деревне N группа лиц, принадлежавшая к секте NNN, найдена мертвой. Предположительная причина смерти — отравление» — редкий, необычный тип новости. Однажды прогремев, он надолго займет свое место в желтой прессе.
«Буддистский монах поджег себя в знак протеста против китайской оккупации Тибета» — тип новости экзотический, но хорошо знакомый тем, кто следит за восточноазиатскими конфликтами.
Герои всех этих новостей — приверженцы многочисленных традиций религиозного суицида, бытовавших в течение многих веков: самоубийственной миссии витязя на священной войне, коллективного исхода из греховного мира, индивидуального отказа от собственного тела.
Каким же образом они воспроизводились, сочетались и переплетались на протяжении истории человечества?
Абсолютное большинство случившихся с 1982 по 2016 г. 5430 суицидальных атак проводилось фундаменталистскими исламскими группами различного рода. Крупнейшим исключением здесь является тактика отряда «Черных тигров» в составе светского национально-освободительного движения «Тигры освобождения Тамил-Илама». Они сражались за создание независимого тамильского государства на севере Шри-Ланки, и в ходе их акций были убиты, в частности, президент страны и экс-премьер Индии.
Сама по себе тактика суицидальных атак на манер японских камикадзе — воинов-самоубийц времен Второй мировой — в целом не характерна для традиционного ислама.
Исторически присущей мусульманской религии является концепция «шахида» — воина, ищущего свою смерть в бою, но не совершающего суицидальную атаку. Согласно некоторым ранним и средневековым исламским доктринам, традиционные погребальные обряды для шахида необязательны: первая же пролитая капля крови искупает все грехи, и он немедленно попадает в рай. Там герой оказывается увенчан короной, каждый камень в которой стоит больше целого мира, его окружают девственницы с прекрасными глазами. Практика шахидизма была широко распространена в войне южнофилиппинского мусульманского народа моро против испанцев в XVI–XIX вв., а также в борьбе их единоверцев из Ачеха (Северная Суматра) с голландцами и японцами в XIX–XX столетиях. Такое отношение к поискам смерти в священном бою не уникально для ислама — похожих воззрений придерживался и Маймонид, крупнейший из средневековых иудейских теологов.
Большой корпус мусульманской юридической и богословской литературы посвящен проведению границ между поиском смерти в бою во имя Аллаха и самоубийством из иных соображений, запрещенным в исламе.
Истоки нынешней концепции воинов-самоубийц «истишхади» следует искать в шиитской Исламской революции в Иране и Ирано-Иракской войне 1980–1988 гг. Первым из современных участников военных действий, прославленным как истишхади — человек, выбравший смерть во имя ислама, — стал 13-летний иранский подросток Мухаммад Хосейн Фахмиде, обвязавший себя взрывчаткой и бросившийся под танк во время боевых действий в богатой нефтью южной провинции Хузестан.
Ему наследовали тысячи иранцев, разминировавших в этой войне иракские минные поля своими телами.
Режим Исламской революции приравнивал смерть мучеников войны к гибели членов рода пророка Мохаммеда в битве при Кербеле 680 г. — знаковом событии, ознаменовавшем разделение религии на шиитскую и суннитскую ветви. Лидер Исламской революции аятолла Хомейни превратил Хусейна ибн Али, погибшего внука Мохаммеда, из пассивного трагического персонажа в активного. Вскоре тактика террориста-самоубийцы стала неотъемлемым элементом стратегии шиитской исламистской партии «Хизбалла» в ливанской гражданской войне и противостоянии израильской, американской и французской армиям.
Суннитским группам палестинского движения ХАМАС и «Исламский джихад» потребовалось десятилетие, чтобы взять на вооружение новую тактику. Первые их суицидальные атаки — «акты истишхада» — были совершены лишь в 1993 г. Обучению смертников поспособствовала ошибка израильской политики: в конце 1992 г. правительство тогдашнего премьер-министра Ицхака Рабина депортировало лидеров ХАМАС и «Исламского джихада» в Южный Ливан, где были активны как «Хизбалла», так и иранские «Стражи Исламской революции».
К концу 1993 г. Израиль позволил вернуться многим депортированным обратно в Палестину. С собой они привезли новую тактику и идеологию воинов (террористов) — самоубийц истишхади, заменившую старую доктрину «шахады» — нецеленаправленной смерти на поле боя.
К началу Второй интифады в 2000 г. суннитские палестинские организации полностью заимствовали у шиитов Ирана и Ливана мистику, идеологию и ритуалы. Появился своеобразный шиитско-суннитский гибрид. Их программу «оборонительного джихада» в Израиле и Палестине поддержали такие авторитетные суннитские теологи, как глава союза исламских ученых Юсуф аль-Кардави.
Идеология суицида во имя веры имела и иные корни в суннитском исламе. Один из лидеров «Аль-Каиды» (ее иракское отделение дало впоследствии начало «Исламскому государству» (запрещенная в России организация. — Ред.) Айман аз-Завахири изложил свои взгляды по этому вопросу в эссе «Джихад, мученичество и убийство невинных». Оно было опубликовано незадолго до терактов 11 сентября 2001 г. (разрушения башен Всемирного торгового центра в Нью-Йорке и атаки на здание Пентагона в Вашингтоне). Аз-Завахири связывает подвиг истишхади с не вошедшим в Коран традиционным рассказом-хадисом «Мальчик и король» о верующем подростке. Король, враг веры, дважды пытался его казнить, но Аллах спасал юношу. Погиб же он лишь тогда, когда сказал, что его следует распять на дереве и выстрелить в него из лука. После того, как в него вонзилась стрела, он обратился с молитвой к Аллаху, а все видевшие эту публичную казнь уверовали.
18 видео столкновения захваченного «Аль-Каидой» самолета с южной башней Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, США. 11 сентября 2001 г.
Феномен индивидуального принесения себя в жертву заставляет нас перевести взгляд от современного революционного ислама на Дальний Восток — к самосожжениям буддистов, от воинской смерти-суицида на поле боя (понимаемом сколь угодно широко) к самоубийствам индивидуальным и групповым — актам протеста и исхода.
С 27 февраля 2009 г. произошло около 150 самосожжений тибетцев, главным образом монахов. В этот день один из них по имени Тапей (монастырь Кирти), требуя религиозного равноправия, поджег себя на рынке города Нгава китайской провинции Сычуань, тем самым положив начало второй массовой кампании такого рода за последние десятилетия. Первая же волна прокатилась в 1963–1975 гг.: многочисленные самосожжения монахов Южного Вьетнама были направлены против преследований буддистов католическим правительством Нго Динь Зьема, а затем — против проамериканского кабинета Нгуена Као Ки и войны между Северным Вьетнамом с его коммунистическим режимом и прозападным Южным. Она проходила при массовом участии американских войск, поддерживавших Юг, и советских инструкторов — со стороны Севера.
Эти кампании лишь часть долгой истории буддистских самосожжений. В ее основе лежит концепция «дехадана» — «дарения» собственного тела, с которой связаны два классических сюжета.
Один из них — рассказ (джатака) о принесении своего тела в дар больной голодной тигрице, которая не может охотиться, чтобы накормить тигрят, и пытается съесть их самих.
Другой напрямую связан с самосожжением. Это фрагмент 23-й главы одного из канонических текстов буддизма Махаяны — «Лотосовой сутры», описывающий приношение бодхисаттвой Царем Врачевания своего тела в дар будде:
«Сделав подношение, [он] вышел из самадхи и высказал такую мысль: „Хотя с помощью моих божественных сил [я] сделал подношение будде, [оно] не равно подношению [моим] телом“. Затем в течение тысячи двухсот лет [он] вкушал благовонный сандал, кундуруку, турушку , прикку, алой, благовоние каучука, а также пил благоуханный сок чампаки и других цветов, потом умастил [свое] тело благовонными маслами и в присутствии будды Чистые И Светлые Добродетели Солнца И Луны облачился в небесные одеяния из драгоценностей, омылся в благовонном масле и с помощью сил божественных „проникновений“ сжег свое тело. Свет сияния озарил миры, [число которых было равно] песчинкам в восьмидесяти коти рек Ганг. Будды [в этих мирах] одновременно воздали [ему] хвалу, говоря: „Хорошо, хорошо, добрый сын! Это истинное продвижение в совершенствовании. Это называют Истинным подношением Дхармой Татхагате. [С ним] не могут сравниться подношения такими вещами, как цветы, благовония, ожерелья, благовония для воскуривания, благовонная пудра, благовонные втирания, божественные картины, флаги, балдахины, а также благовония из сандала с этого берега. Подаяния странами, городами, женами также не могут [с ним] сравниться. Добрые сыны! Это называют наилучшим даром. Среди всех даров это самый почитаемый, не имеющий высшего [предела дар], потому что [это] подношение Татхагатам Дхармой!“ Сказав это, все замолчали. Огонь, [сжигавший его] тело, горел тысячу двести лет, и когда [они] прошли, тела не стало».
Вероятно, первыми исторически зарегистрированными буддистскими самосожжениями стали самоубийства индийских аскетов Зарманочегаса, явившегося с посольством к римскому императору Августу в Афины зимой 22/21 г. до н. э., и Каланоса, бывшего, по-видимому, буддистом и следовавшего за Александром Великим на его пути из Индии обратно в Персию. Последнее случилось в 323 г. до н. э.
Гораздо лучше документирована история самосожжений в буддистской традиции Китая, где они обыкновенно происходили публично и становились тщательно поставленными шоу, которым предшествовала долгая подготовка.
За несколько лет до планируемого самосожжения монах переходил на ту или иную версию специальной диеты: прекращал есть большую часть злаков, в одних случаях питался пшеницей и кунжутом, в других же — сосновыми иголками.
После этого участники грядущего «огненного шоу», согласно сохранившимся жизнеописаниям, питались исключительно растительными маслами. Элементом подготовки было и произнесение клятвы о форме будущей смерти.
Когда наступал роковой момент, монах (часто с помощью других людей) сооружал будущий погребальный костер, порой антураж дополняли религиозные изображения. После того как загоралось пламя, он читал молитвы до тех пор, пока оставались силы и возможность.
В большинстве случаев самосожжение было прямым приношением своего тела в жертву. Оно служило искуплению прошлой кармы и продвижению на пути освобождения от воплощений. Ритуал использовался и в магических целях: вызывание дождя, прекращение голода или предотвращение природных катаклизмов. Существует легенда о том, как в 1568 г. монах и оккультист Мингксин после трехмесячной засухи поклялся, что в течение трех дней будет проводить обряд вызывания дождя, а если он не начнется, то по истечении указанного срока сожжет свое тело. Так и случилось, а сразу после его смерти пошел дождь. На этом месте был построен монастырь, куда чиновники приходили молиться об окончании засухи.
Самосожжения, как и значительно более редкие самоутопления, были легитимным религиозным актом. Биографии покончивших с собой монахов входили в буддистские сборники «житий», иногда удостаиваясь там отдельных разделов.
Традиция ритуального самоубийства в китайском буддизме с теми или иными небольшими трансформациями воспроизводилась на протяжении более чем тысячи лет: от первых документированных самосожжений конца IV столетия — периода, когда буддизм в Поднебесной стал одной из религий истеблишмента, — вплоть до конца Китайской империи и провозглашения республики в ходе Синьхайской революции 1911 г. А уже в 1948 г. произошло первое из современных буддистских самосожжений по политическим мотивам. Живший возле Харбина монах вьетнамского происхождения Кюо-шун покончил с собой в знак протеста против антирелигиозных репрессий, проводившихся новыми коммунистическими властями Китая. Совершающие самоубийство буддистские активисты современности и их сторонники продолжают апеллировать к тем же текстам, что и монахи IV в.
Более того, и вся современная традиция самосожжения как формы политического протеста восходит к буддистскому обычаю. Именно смерть вьетнамского монаха Тхить Куанг Дыка в 1963 г., фотография самоубийства которого была награждена Пулитцеровской премией, стала отправной точкой для последующих самосожжений недовольных политическими реалиями.
Личным жертвоприношением во имя семьи и рода был индийский обряд «сати» — добровольного (в теории) самосожжения вдовы на могиле умершего мужа, особенно распространенный среди женщин воинских кланов раджпутов.
Самосожжением вдова доказывала свою преданность мужу, после смерти она становилась защищающим семью духом «сатимата».
На Западе существовал иной тип религиозного суицида — самоубийство ради группового исхода из несовершенного мира.
26 марта 1997 г. полиция Сан-Диего (Калифорния) обнаружила трупы 39 членов религиозной группы «Врата рая», которые оставили свои земные тела, для того чтобы переместиться на «космический корабль-матку», плывущий по просторам Вселенной вместе с кометой Хейла — Боппа. Существовавшая в течение двух десятилетий и редко занимавшаяся прозелитизмом (обращением новых членов) группа выработала специфическую теологию, являющуюся смесью христианства, гностицизма и мифа о «пришельцах», заимствованного из телесериалов Star Trek и «Звездные врата».
Ее участники полагали, что были вселены два десятилетия назад в человеческие тела для обучения и совершенствования. Они считали, что со многими из них подобное произошло не впервые, такими же «вселенцами» они были 2000 лет назад и составляли общину учеников Христа.
Вскоре же после завершения их обучения и возвращения на комету Земля, служащая этаким тренировочным полигоном, будет очищена от биологических видов и подготовлена для новой группы «абитуриентов». Для землян наступит «конец света».
Известными суицидальными религиозными группами современности стали также оккультный «неотамплиерский» «Орден Солнечного храма» (его участники покончили с собой во Франции, Швейцарии и Квебеке на протяжении 1994–1997 гг.); христианско-коммунистический «Храм народов» американского пастора Джима Джонса (918 членов которого, жители коммуны в Гайане, по данным официального расследования, добровольно ушли из жизни в ноябре 1978 г.) и некоторые другие. Однако все эти истории не идут ни в какое сравнение с массовыми самосожжениями российских старообрядцев, совершавшимися с середины XVII до середины XIX столетия.
Никоновские реформы 1650-х — централизованное насильственное изменение сложившейся русской обрядности, на смену которой приходила греческая, а также соответствующее редактирование священных книг православия — встретили широкое, жестоко подавляемое сопротивление. Сторонников «старого обряда» ссылали, сажали в остроги, сжигали в срубах. Интенсивность репрессий и испорченность старой церкви, государства и всего мира вызывали желание побега — как от гонений в отдаленные регионы, так и из мира вообще.
Первыми старообрядческими самоубийцами были «морильщики», практиковавшие массовые голодовки со смертельным исходом. Действовали они в вологодских, костромских, муромских, суздальских лесах.
Главными же проповедниками групповых самосожжений стали, вероятнее всего, Василий Волосатый и старец Капитон. Крупнейшие из старообрядческих «гарей» случились в 1679 г. около города Ялуторовска нынешней Тюменской области, в 1687 и 1688 гг. на Палеострове Онежского озера и в 1693 г. в Пудоже — на юго-востоке Карелии. В них погибли приблизительно 1700, 4000 и 1000 человек соответственно.
В русской духовной поэзии сохранилось множество старообрядческих текстов, напрямую призывающих к уходу из испорченного мира через самосожжение:
Не сдавайтесь вы, мои светы;
Тому змею седмиглаву.
Вы бегите в горы, в вертепы,
Поставьте там костры большие,
Положите в них серы горючей,
Свои телеса вы сожгите.
Пострадайте вы за меня, мои светы,
За мою веру Христову;
Я за то вам, мои светы,
Отворю райские светлицы,
И введу вас в царствие небесно
И сам буду с вами жить всеконечно.
Подготовка к самосожжению включала в себя строительство «згорелого дома», отличавшегося огромными размерами, большим количеством комнат, меленькими окнами, а также заготовление в достаточном объеме легковоспламеняющихся материалов: пороха, смолы, бересты, соломы.
Порой «згорелые дома» укреплялись для того, чтобы собравшиеся могли оказать сопротивление войскам, прибывавшим для прерывания ритуала. Основу внутреннего интерьера таких построек составляли «святые образа».
До непосредственного самосожжения происходило множество подготовительных мероприятий: перекрещивание водой, массовая исповедь старцу — наставнику и проповеднику, пострижение в монахи по «раскольничьему» обряду. За несколько дней до ритуала люди собирались в «згорелом доме» и, не покидая его пространства, проводили время в молитвах. Иногда — в случае ожидаемой попытки властей прервать самоубийство — дом укреплялся таким образом, чтобы пожар немедленно начался при первом же штурме: на двери укреплялась горящая свеча, падавшая от малейшего удара, а под ней лежала гора соломы или бересты.
К середине XVIII в., когда частота самосожжений упала (вместе со смягчением государственной политики по отношению к старообрядцам), их основными сторонниками осталась часть членов радикальных беспоповских (отвергающих священство) толков, таких как «християне старопоморского и соловецкого потомства» — филипповцы. Последнее из групповых старообрядческих самосожжений произошло в 1860 г., а религиозное самоутопление было зарегистрировано даже в 1939-м.
Противники самосожжений сравнивали действия старообрядцев с раннехристианской «ересью» и добровольным мученичеством, к которому прибегали, согласно легенде, циркумцеллионы, относившиеся к радикальному крылу североафриканских христиан-донатистов. Их активность пришлась на IV–V вв. н. э., а проживали и проповедовали они в римских провинциях, находившихся на территории современных Туниса и Алжира.
Согласно традиционной церковной ересиологии, циркумцеллионы практиковали добровольный суицид, приводящий их к статусу мучеников, а также порой нападали на путников, требуя, чтобы те их убили, и грозя расправой в случае отказа.
Последующая насильственная смерть циркумцеллиона искупала все его предыдущие грехи.
Массовые самоубийства иудеев и «еретиков», противившихся принятию «официальной» веры, не были исключением и в средневековом христианском мире: в 722 г. в Византии покончили с собой последние монтанисты, отказавшиеся по приказу императора Льва III перейти к господствующей версии христианства; часть евреев немецкого города Вормса, укрывшихся от погрома в 1096 г. во дворце епископа Адальберта, зарезали себя; так же поступили их соплеменники-единоверцы, спасавшиеся от резни 1190 г. в королевском замке английского Йорка; многие евреи Вены покончили с собой в городской синагоге в 1421 году… Предпочтя смерть крещению, они наследовали защитникам последней крепости Первой Иудейской войны — Масады, все остававшиеся жители которой, согласно Иосифу Флавию, покончили с собой в 70 г. н. э., когда ее падение под натиском римлян стало неизбежным.
История о воинском религиозном суициде является одним из основных сюжетов западной культуры.
Плененный и ослепленный богатырь Самсон из Книги Судей христианского Ветхого Завета (он же Танах у иудеев) обрушивает храм филистимлян, похоронив под руинами себя вместе с врагами народа Израиля. В момент своей смерти он убивает больше людей, чем за всю свою предыдущую бурную и славную воинскую биографию.
История Самсона стала одной из наиболее популярных в литературе и искусстве Запада: ей посвящена поэма Джона Мильтона, оратория Георга Фридриха Генделя, повести Владимира Жаботинского и Давида Гроссмана, картины Рубенса, Рембрандта, ван Дейка. Он стал и символом ядерной доктрины Израиля — «Варианта „Самсон“».
Вечное блаженство, уход от страданий перерождения, превращение в божество или доброго духа в сочетании с демонстрацией предельной верности религиозной идеологии и групповым ценностям — все это всегда было и, вероятно, будет большим кушем для многих, достаточным для того, чтобы отказаться от «сомнительных радостей повседневности» и покончить с собой во имя Бога, Веры и вожделенного Рая.