Бриллианты из праха, печать гробов на 3D-принтере и планшет на надгробной плите. Как изменятся похороны благодаря IT
Ритуальные услуги — одна из самых консервативных сфер жизни, но даже в нее постепенно проникают технологии. Мы поговорили с руководителями ритуального агентства Ritual.ru о том, как с помощью IT отбелить рынок и можно ли печатать гробы на 3D-принтере, а хоронить под «Пошлую Молли».
— У вас можно заказать тематические похороны? Например, я фанат «Звездных войн» и хочу сделать гроб и венки в этой стилистике.
Денис (Д.): Получается, все товары должны быть в этой стилистике?.. Если у нас на подготовку будет чуть больше времени, чем обычно, такую церемонию мы, конечно же, сможем провести.
Федор (Ф.): Мы планируем производство картонных гробов на 3D-принтере. На них можно нанести абсолютно любой рисунок. Обычный гроб сложно изменить внешне, можно только обклеить пленкой, как это делают с автомобилями.
— Какие самые необычные похороны вы проводили?
Ф.: На одном из траурных мероприятий нам пришлось полностью переоформить зал прощания, по сути, построив здание в здании. Из Голландии прилетел целый самолет с цветами, в зале стоял рояль: в целом похороны больше напоминали бал. Единственное, что нам не удалось сделать, это привести катафалк марки Rolls-Royce из Англии. И то только потому, что были временные рамки.
Д.: Похороны всегда можно сделать запоминающимся событием. Все зависит от бюджета и пожеланий клиента.
— А под «Пошлую Молли» можно похоронить?
Д.: Мы все-таки большая компания со своими правилами. А то, о чем вы говорите, это стеб. Похороны не должны выходить за морально-этические рамки.
Ф.: А мне кажется, все это придет. Кто-то ведь заказывает на похороны карету с упряжкой.
— Можно ли похоронить тело в соответствии, например, с зороастрийской традицией в башне молчания, чтобы потом его склевали птицы?
Д.: Нет, есть законодательные ограничения, согласно которым тело можно либо захоронить в земле, либо кремировать.
— А если я язычник и хочу похоронить в духе языческих традиций?
Д.: Нет, это невозможно.
— То есть христианские и мусульманские похороны вы проводите, а языческие нет?
Д.: Именно так.
— Как часто выбирают кремацию?
Д.: Очень часто. Более 50 % заказчиков выбирают именно ее. Не надо забывать о том, что кремация обычно обходится дешевле.
— Почему такой разброс цен: кремация взрослого человека — 4300 рублей, а ребенка и подростка — 150 рублей?
Д.: Это цены городского бюджетного учреждения, мы их всего лишь транслируем. И есть некий моральный кодекс среди представителей ритуального бизнеса: похороны детей должны проводиться за минимально возможную цену.
— Некоторые ритуальные агентства предлагают онлайн-панихиду. То есть в месте прощания установлены камеры, и видео транслируется на сайт. Вы такое рассматриваете?
Д.: Рассматриваем. Это обычные и понятные современные технологии. На эту тему мы проводили опрос. Каждый третий сказал, что будет смотреть онлайн-трансляцию, если не сможет прийти на похороны. Также мы можем отправить прах в космос или предложить клиенту захоронение праха в биоурне, из которой впоследствии вырастет дерево. Совсем скоро мы сможем предложить клиенту изготовить алмаз из праха человека или его волос.
— На ваш взгляд, сколько лет люди будут принимать идею, что тело можно не хоронить и сжигать, а превращать в бриллианты?
Д.: Бриллианты из праха делают уже сейчас, но пока это единичные случаи. Думаю, со временем это не станет массовым явлением, но таких практик будет больше. Мне кажется, как хоронили в землю на протяжении веков, так и будут хоронить. Ведь кто-то верит в реинкарнацию…
— Так тело же — пустая тара. Душа найдет, во что или кого реинкарнировать.
Д.: Не во всех религиях. Христиане хоронят тела до второго пришествия. Мы начинаем работать с биоурнами, потому что сама технология кажется нам интересной. Тут никакого перерождения нет. Обсуждал это с приятелем. Он сказал, что так его дети смогут обнять дерево, когда им станет одиноко и грустно, а может быть, в зависимости от того, как он с ними разойдется, еще что-нибудь сделать на него.
Для себя мы точно решили, что будем применять все новые и интересные технологии, не противоречащие действующему законодательству. То, что мы делаем сейчас, это уже революционно. Но пока не революционно с точки зрения хайтек-стиля. В этом направлении нам точно есть куда идти. А сейчас нам важнее навести порядок в том беспределе, который творится на рынке. Мы хотим показать, что модель, которую мы реализуем, применима для всей России, что рынок можно «отбелить» и сделать его открытым и прозрачным. У нас уже в разработке приложение на основе технологий блокчейн, которое поможет пользователю отличить черного агента от белого. Надеюсь, что это приложение поможет победить коррупцию на ритуальном рынке.
Ф.: Я как-то видел планшет, встроенный в надгробную плиту, кажется, поляки это сделали.
О человеке можно почитать информацию, которой родственники погребенного были готовы поделиться, а не только на фотографию посмотреть и даты жизни с эпитафией прочитать. Мы уже работаем с проектом «Интерактивный мемориал», где через QR-код можно узнать о человеке и прожитой им жизни.
Если говорить про технологии, то в ближайшее время я планирую создать новое приложение для пользователей. С его помощью люди смогут намного быстрее с нами связываться. А по прибытии агента наводить устройством на тот же QR-код и убеждаться, что перед ними не самозванец. Хотя сейчас даже это кажется немного странным. Как это так? Приложение ритуальных услуг на телефоне? Вот тут тетрис, а тут похороны. Но когда люди осознают, что речь идет об их защите в такого рода жизненных ситуациях, отношение к этому изменится. Конечно, не сразу, но это обязательно произойдет.
— А что насчет надгробных плит, напечатанных на 3D-принтере?
Д.: Да, про плиты я уже где-то слышал, сейчас это вопрос времени. Мы в России пионеры по внедрению новых технологий в ритуальном бизнесе. По сути, мы стартап. Официально наша компания существует 25 лет, но новая команда зашла в этот бизнес всего два года назад, когда компания находилась в предбанкротном состоянии.
Ф: Была аналоговая телефонная линия. Одна, как в 90-е! И, естественно, если один человек прозванивался, второй дозвониться уже не мог. Провода отходили, все шипело. Разруха была везде. И, кстати, до сих пор в большинстве ритуальных компаний царит каменный век. Все, что мы здесь делаем, — инновации. Если мы пойдем куда-то в IT-сферу, то, конечно, будем далеко не первыми, а здесь — все, что мы предлагаем, — передовое, и это интересно.
— Что вы такое сделали, что так подняли компанию?
Д.: Как ритуальный рынок работает сейчас?
У людей случается горе — умирает близкий. Первое, что они делают — обращаются либо в скорую помощь, либо в полицию. Как только они совершают звонок, информация о смерти продается. В секунды.
К сожалению, рынок ритуальных услуг построен на двух вещах: продаже и покупке информации. Покупают черные агенты, а продают сотрудники скорой помощи и полиции. Сегодня в Москве такая информация стоит 25–30 тысяч рублей. Эти деньги черные агенты, конечно, вкладывают в стоимость похорон. Когда информация продана, человеку звонят с неизвестных номеров, диспетчеры-психологи занимают линию, тянут время, чтобы успел подъехать именно их черный агент.
Заходя в квартиру, черный агент первым делом смотрит на обувь жильцов, одежду, состояние квартиры — и по этим признакам определяет, будут похороны стоить 100, 150, 500 тысяч или лучше сразу уйти и не терять время.
Все черные агенты приезжают с каталогами, где нет цен. Люди в состоянии горя перестают ощущать ценность денег. Для них самое главное — это человек, который ушел, это та боль, которая их поглотила. Их беспокоит, как достойно проводить усопшего. В похоронах ключевое слово — достойно. С точки зрения психологии, это последний подарок и дань уважения человеку.
Что сделали мы? Мы объяснили людям, где и как их обманывают и предложили им новую модель поведения. Если случилось горе, сначала нужно звонить нам. И когда наш агент приезжает, он сам вызывает скорую и полицию, таким образом ограждая клиентов от тех, кого они не приглашали.
Ф.: За основу нашего проекта мы взяли технологии сервиса Яндекс.Такси и Uber и перенесли их на ритуальный рынок. Сейчас мы контролируем заказ от и до: мы видим, когда агент откликнулся на запрос, сколько и где ехал, во сколько позвонил клиенту, что сказал, что заказал клиент. Также с помощью последних технологий системы распознавания речи мы можем выявлять проблемные зоны в работе агентов и диспетчеров и оперативно их корректировать. Когда агент принял заказ, мы скрываем от него данные клиента: есть только имя и номер дома. Чтобы уточнить адрес, нужно позвонить через приложение. Так мы можем записывать звонок и следить за действиями агента.
Если бы мы присылали всю информацию сразу, то агент делал бы скриншот, отправлял другу, который до сих пор черный агент, а нам говорил бы, что клиент отказался.
Клиента мы тоже информируем. Когда он нам звонит, мы присылаем ему смс, где сказано, какой агент к нему едет, его табельный номер и имя, чтобы можно было сверить.
— Насколько уместно предлагать похоронные товары, когда тело еще лежит в доме?
Ф: Сначала с человеком общаются, объясняют порядок действий, помогают вызвать спецслужбы. И только когда перевозка увозит тело в морг, начинается непосредственное оформление похорон.
— Черные агенты уводили у вас заказ?
Ф.: Редко, но бывает и такое. Доля отказов примерно 5 %. Мы можем приехать раньше спецслужб, помочь все оформить, но база ведь все равно сливается. Черные агенты продолжают названивать клиенту даже после оформления заказа у нас. Они давят на человека, говорят о скидках и о том, что все можно было бы оформить дешевле. Мы пытаемся объяснить, что предлагаемая клиенту схема обманная, но порой не получается людей в этом убедить. Ну а самое сложное для нас — это когда сотрудник полиции приходит на адрес вместе со своим ритуальным агентом.
— А кто эти люди — агенты ритуальных услуг?
Д.: В ритуальной сфере каждый из них оказался по-разному: кого-то позвали знакомые, кто-то лишился основной работы и идти было некуда, а кто-то получает профессию ритуального агента по наследству, существуют даже кланы.
— Черные агенты — это ведь что-то вроде мафии. Сколько там примерно крутится денег?
Д.: По нашим подсчетам, объем черного рынка ритуальных услуг в России доходит до 250 миллиардов рублей в год. По официальным данным, эта сумма составляет 60–90 миллиардов рублей. После того как на открытии нашего первого в столице многофункционального ритуального центра мы огласили эти цифры — маловероятно, конечно же, но все-таки связь возможна, — президент РФ дал указание правительству изучить ситуацию в похоронном бизнесе. Может быть, именно наши расчеты помогли донести информацию о том, сколько денег теряет государство в этой отрасли.
— Какой средний чек на организацию похорон?
Д.: По Москве на 60 тысяч рублей через нас можно организовать вполне достойные похороны. Организация же VIP-похорон — это уже ближе к ивент-индустрии, предела по стоимости нет.
Существуют и безвозмездные похороны. Деньги на них выделяют государство и город. В Москве это около 17 тысяч рублей. На эти деньги родственники могут получить простой деревянный гроб, крест с табличкой, одежду, одеяло и подушку в гроб, а также минимальный комплект услуг, необходимых для организации похорон.
— Сколько людей выбирают бюджетные похороны, средние и VIP?
Д.: 10 % — безвозмездные, 85 % — средние, 5 % — VIP.
— Какие гробы и венки чаще всего выбирают в Москве?
Д.: Деревянные лакированные гробы заказывают чаще всего, по венкам у потребителя особых предпочтений нет.
— А при жизни похороны можно заказать?
Д.: Есть услуга — прижизненный договор. Это договор, согласно которому человек как раз при жизни оплачивает организацию собственных похорон либо похорон родственника.
Есть несколько мотиваций. Первая — он заботится о своих родных, снимает с них это финансовое бремя. Смерть ведь достаточно часто приходит неожиданно. Вторая — человек может быть одинок, так он себя страхует. Люди откладывают «гробовые», как их называют, деньги до сих пор, а мошенников в нашей стране меньше не становится, и все еще показывают сюжеты, как обменивают «старые» деньги на «новые», как продают пожилым людям ненужные пылесосы и медицинские чудо-приборы.
— То есть, например, я могу ежемесячно отчислять вам две тысячи?
Д.: Мы только разрабатываем этот проект. Но — из практики — люди чаще всего оплачивают всю сумму сразу. Человек хочет быть уверен, что потом ничего не поменяется и все пройдет так, как он заранее спланировал.
— Вы стали бы откладывать деньги на свои похороны?
Д.: Я когда начал заниматься этой темой, два-три месяца изучал научные работы о смерти и отношению людей к смерти.
И в одной из статей было сказано, что раньше люди сами сколачивали себе гроб. Тот стоял у них где-то в сарае. Когда человек проходил мимо, вновь вспоминал, что смертен, и это позволяло ему вести более праведную жизнь. И считалось, что если гроб есть, то смерть не наступит быстрее, наоборот, будет отсрочена.
Лично я, наверное, предпочел бы страхование жизни, потому что есть семья, дети… По статистике, люди готовы серьезно размышлять на тему смерти и похорон после 60.
— Вы думаете, поколение Z будет также размышлять?
Д.: Сейчас у них одна модель поведения, впоследствии она может измениться. Все же помнят людей, которые в молодости были хиппи или панками, сейчас многие из них стали серьезными взрослыми мужчинами и женщинами, работающими в крупных компаниях на высоких должностях.
— Судя по фейсбуку и инстаграму вашей компании, которые пестрят черным юмором, вы все же признаете, что общаться с молодыми нужно как-то иначе.
Д.: Когда мы пытались сделать что-то серьезное в соцсетях, никому это было не нужно.
Тема смерти табуирована. А через фан молодые люди воспринимают ее легче.
Но мы стараемся не переходить черту.
— Какую черту? Последний пост в инстаграме: «Всех трупиков патологоанатом Валера называл котиками. Потому что у них носики холодные».
Д.: Ну, может, здесь немного перешли, хотя не факт. (Улыбается.) Пост набирает лайки и репосты! Группы живые, там нет ни одного бота. Инстаграм и фейсбук — это каналы действительно больше для молодежи, а она сейчас не воспринимает саму мысль о смерти.
— Для вас смерть — рутина?
Ф.: Скорее всего, у меня произошла некая профессиональная деформация. Честно говоря, пока я никого близкого-близкого не терял, может быть, поэтому мне работать чуть проще, чем остальным.
Д.: Когда она станет рутиной, пора уходить. Первые два месяца у меня была бессонница. Безусловно, сейчас какие-то барьеры стерты. Иначе можно в «Кащенко» уехать.