«Большинство женщин всё равно пытаются вернуться к мужчинам, с которыми было плохо и больно». Интервью с директором центра «Насилию.нет»* Анной Ривиной

15 августа Hulu выпустил заключительную серию третьего сезона «Рассказа служанки». По сюжету сериала, государством Галаад, пережившим экологическую катастрофу и резкое падение рождаемости, управляет жестокий фундаменталистский режим; женщина воспринимается как собственность государства и подвергается различным формам насилия. О том, какие из этих форм являются реальностью в современной России, рассказывает Анна Ривина — директор центра «Насилию.нет»*.

Изображение на постере в соцсетях: Yan Fedoroff, Guy Laufer.

В этом году центр планирует открыть первое в Москве пространство для людей, подвергающихся домашнему насилию. Там пострадавших примут психологи и юристы, будет работать постоянная группа поддержки.

Репродуктивное насилие

В сериале: фертильные женщины обращены в сексуальное рабство, они обязаны рожать для бездетных семей правящей верхушки власти.

В жизни мы, женщины, настолько привыкли, что нас воспринимают как будущих матерей, что даже не думаем о том, что материнство может быть нежелательным выбором. Даже сейчас сообщить, что женщина чайлдфри — значит дать повод для долгой дискуссии о том, правильно ли она живет, правильно ли думает. Это актуально почти для всех, даже мне порой близкие люди говорят о том, что мое главное предназначение — рожать. А я долго и упорно пытаюсь объяснить им, что смысл жизни в XXI веке заключается в том, что каждый человек самостоятельно может решать, какое у него предназначение, и не нужно оправдывать свою точку зрения «природой».

Я не пытаюсь сказать, что женщина не должна рожать — но и не говорю, что должна. Я хочу донести, что от женщин нужно отстать, что они сами могут принимать решения. А когда не могут — это репродуктивное насилие, репродуктивное давление.

У него есть и более откровенные и агрессивные формы (будем говорить только про Россию сейчас): в мусульманских регионах женщина должна быть девственной, непорочной, вступить такой в брак и там рожать детей. Главная ее задача — начать или продолжить деторождение. Все остальные ее интересы в большинстве случаев будут стоять на втором месте.

Если в религиозном контексте это преподносится как очевидное, то мы и в светском далеко не ушли. Можно вспомнить ректора МГУ Садовничего, который пару лет назад 1 сентября сказал девочкам, поступившим на математический факультет, что они будут прекрасными женами своим однокурсникам-математикам. Кажется, он вообще не думал о том, что у них в голове что-то есть для того, чтобы строить карьеру.

Этого много и это везде — и мы привыкли не реагировать. Ведь женщине обычно проще отшутиться, нежели начинать долгую оборонительную просветительскую работу о том, что она сама может разобраться с тем, что будет происходить в ее матке.

Изнасилование

В сериале: служанки, способные к деторождению, обязаны раз в месяц вступать в половую связь с командорами. При этом их не бьют и не мучают (по крайней мере, физически). Наоборот, об их здоровье всячески заботятся.

В «Рассказе служанки» есть изнасилования, но женщину при этом не бьют, не причиняют физической боли, а она не отбивается. Задумывались ли вы о том, изнасилование ли это? Или изнасилование — это только когда в темном переулке?

В России уголовное законодательство очень устарело, изнасилованием в нашей стране может быть только сексуальное насилие мужчины над женщиной с вагинальным проникновением. Ни анальный, ни оральный секс у нас не являются изнасилованием, и если изнасилуют мужчину — это тоже не считается.

Мы привыкли, что если женщина говорит «нет» — это значит «да». Таков наш исторический и социальный контекст. Но мир уже пошел немножко дальше. И теперь если женщина говорит «нет», может быть, это все-таки «нет»? На мой взгляд, нужно идти еще дальше, и самый правильный подход — это когда женщина говорит «да» — и это значит «да». Женщина может сказать, что она хочет секса. И тогда мужчина может идти на контакт.

Это концепция согласия. Люди могут делать друг с другом абсолютно всё, что они захотят, как и когда захотят, в любом количестве и в любое время суток. Если есть согласие. Согласие подразумевает не только четкое понимание того, что партнер или партнерша к этому готовы, но и возможность всегда из этого выйти. Все шутят, что БДСМ — это насилие, а ведь именно там как раз есть и согласие обоих партнеров, и стоп-слово, сказав которое, человек может почувствовать себя в безопасности. Впрочем, от своих коллег, которые занимаются секс-просветом, я слышала, что и в БДСМ появляется эмоциональная иерархия: люди боятся потерять связь с партнером и прибегать к стоп-слову, возникает зависимость.

Пару лет назад все обсуждали и смеялись: в скандинавских странах хотят ввести чуть ли не письменное согласие на секс, а если его нет — всё, изнасилование. У нас, конечно, любят всё доводить до абсурда, но ведь основная мысль здесь простая: если нет доказательств того, что женщина — и не только женщина, любой человек — секса хотела, секс можно считать насилием. Такая позиция нужна не для того, чтобы посадить как можно больше людей в тюрьму или сделать так, чтобы люди перестали заниматься сексом. Смысл в том, чтобы люди понимали: получение согласия партнера в вопросах секса является ключевым.

Попытка дать отпор насильнику

В сериале: подпольная организация cлужанок организует теракт, чтобы дать отпор государству.

Скажу честно, я так и не смогла досмотреть до конца «Рассказ служанки» — у меня профдеформация, мне смотреть такие вещи тяжело. Для меня это не просто кино, за каждой историей стоит реальный кейс реальной женщины, которой мы пытаемся помогать.

В России ситуация с делами о сексуальном насилии обстоит просто чудовищно.

Во-первых, ситуация, когда на тебя нападает незнакомый человек в подъезде или в темном дворе — это практически миф. Абсолютное большинство насильников — люди, знакомые жертве.

Во-вторых, у нас, согласно статистике центра «Сестры», только около 12 % женщин заявляют об изнасилованиях. Это происходит потому, что женщинам не верит ни полицейская система, ни общество, а если и поверят, то сразу включается виктимблейминг — наша проблема номер один, когда женщине говорят, что она сама виновата во всех смертных грехах.

На «Медузе» несколько лет назад был прекрасный материал, страшный, но прекрасный. Он был о том, как оперуполномоченные используют сленговый термин «ненастоящее изнасилование» — и под этот термин они готовы подвести 80 % дел. Если женщина откровенно не сопротивлялась, не пыталась убить насильника, не пыталась сбежать, значит, она не очень-то и была против. А если женщина постарается убить, то ее — правильно — посадят.

Было дело в Московской области лет семь назад, когда женщина убила мужчину, который пытался ее изнасиловать. Тогда следственная группа в МВД хотела возбудить против нее уголовное дело: ее ведь всего лишь изнасиловать хотели, зачем людей-то убивать за это?

Ну а что такого? Что, убудет с нее, что ли? Наши полицейские так себя ведут не от того, что они какие-то конченные сволочи, которые намеренно хотят того, чтобы зло процветало. Они так живут потому, что так живет всё общество. Они просто искренне разделяют те взгляды, которые с самых первых дней впитывали.

Еще сложнее говорить о сексуальном насилии в контексте домашнего насилия. Если женщина придет сегодня в полицию и скажет, что ее изнасиловал муж, этого не воспримет всерьез никто. Если мы говорим про незнакомого или шапочно знакомого человека, будет хоть как-то понятно, что хоть и «сама виновата», но лучше бы он этого не делал. А если насилует муж, то это уже «супружеский долг», какие здесь могут быть сомнения?

Как государство может помочь жертвам насилия

В сериале: людям, которым удается сбежать из Галаада в соседнее государство, оказывают социальную, юридическую и психологическую поддержку. Им помогают искать пропавших родственников и социализироваться, пережить травму.

Допустим, жертва насилия пришла в полицию. Полицейские могут попросить ее, сидя перед разными сотрудниками, несколько раз повторить показания, рассказать в подробностях, как и что происходило. Как вести себя в такой ситуации?

Я посоветовала бы идти в полицию с человеком, который может поддержать, который поможет не рассыпаться в подавленном состоянии. Лучше, если он(а) что-то понимает в процессуальных нормах. Да, были случаи, когда полицейские откровенно смаковали подробности изнасилования, откровенно занимались психологическим подавлением, по несколько раз приводили каких-то новых людей и говорили: «Так, а давайте еще раз». И еще раз. И еще раз.

Как это должно быть в идеале? Приведу пример практики Израиля.

Женщина может сообщить об изнасиловании в полицию или в медицинское учреждение. В обоих случаях в кабинете сразу появятся несколько специалистов. Кто-то от правоохранительных органов, кто-то от врачей, кто-то от психологов. И в одном кабинете эта женщина за полчаса может дать показания и сдать первоначальные анализы, психолог может с ней поговорить. И она уходит — всё, к ней нет вопросов, каждый специалист начинает заниматься своим делом.

У нас же в стране это семь кругов ада.

Чтобы хоть как-то помочь этим женщинам, в этом году центр «Насилию.нет» планирует запустить проект, в рамках которого волонтеры будут сопровождать жертв насилия в полицейских отделениях, в медицинских учреждениях. Это будет та самая рука, которая может поддержать, которая может сказать полицейскому «не забывайте», которая поможет правильно себя вести.

Психологическое насилие

В сериале: от насилия страдают не только служанки, но и, например, жены командоров. По сути, они так же ненавидят законы этого государства, но смиряются с ними из любви к мужьям.

Не бывает физического насилия без психологического. Психологическое насилие — это очень страшно, можно человека свести в могилу и пальцем не тронув. Почему же тогда фокус в глобальных дискуссиях направлен на насилие физическое? Потому что мы не прошли еще этот пещерный уровень. У нас люди умирают, остаются без рук, превращаются в кусок отбивной, а им говорят, что бьет — значит любит. Даже в контексте «Рассказа служанки» мы начали с насилия физического, несмотря на то, что сериал о том, как женщину пытаются подавить изнутри.

Говоря про закон, нам сначала нужно показать очевидную ужасную ситуацию, в которой мы находимся [с насилием физическим]. Но и психологическое насилие должно наказываться. Наш закон [Анна Ривина — один из инициаторов внесения в Госдуму законопроекта «О профилактике семейно-бытового насилия». — Прим. ред.] говорит о том, что должна быть классификация видов насилия, в которой будет и психологическое. Без профессиональной помощи выйти из таких отношений очень и очень сложно. Без помощи, в первую очередь, психолога. Моя задача — сделать так, чтобы все пострадавшие, которые в ближайший год к нам обратятся, смогли получить должную помощь. А потом сделать так, чтобы мы могли менять масштабы этой помощи.

Сложно принять это, но большинство женщин всё равно будут пытаться вернуться к мужчинам, в отношениях с которыми им было больно и плохо. Это стокгольмский синдром, это разрушенная самооценка, это тот самый виктимблейминг, это отсутствие правовой и финансовой поддержки, это миф об отцовстве.

Весной я ездила в Париж, изучала французский опыт по работе с женщинами, пережившими насилие. У них была одна глобальная кампания, где дети рисовали отца, избивающего свою маму. Лозунг очень простой: «Такой отец никогда не может быть хорошим мужем, такой муж никогда не может быть хорошим отцом».

Недавно я три часа спорила со своим хорошим знакомым: он мне пытался доказать, что если он дает женщине право из отношений выйти в любой момент, то он имеет и право от нее требовать всё, что угодно. Бритые ноги, ходить по тросу, не знаю. Главное — просто объяснить, что у нее есть право в любой момент от этого отказаться. Я долго с ним спорила и не соглашалась, пытаясь доказать, что женщины не могут просто взять и выйти, что часто они являются созависимыми и тому подобное.

Но потом я поняла, что на самом деле я с ним категорически согласна. Я хочу, чтобы женщина, не прислушиваясь к обществу, думала, стоит ли ей ввязываться в эти отношения. Ни возраст, ни сексуальная ориентация, ни финансовый статус не должны быть ключевыми. Я хочу, чтобы женщина сама для себя стала ценностью.

Я хочу, чтобы мы жили в мире, где женщина, у которой не сложилась по тем или иным причинам ее семья, не была неудачницей. Чтобы у женщины не было потребности влезать в какие угодно отношения, лишь бы прикрыться ими как ширмой успешности.

Я считаю: когда мы дадим женщинам возможность послать на все четыре стороны человека, который говорит то, что ей не нравится, тогда мужчины и начнут сперва думать, а потом уже говорить.

Что можно сделать?

* Организация признана иностранным агентом.