«Мужик, он и в Африке мужик»: монологи русских женщин, которые вышли замуж и переехали жить в Африку
Так ли страшна Африка, как ее многие себе представляют? Ведомые прекрасным чувством любви, наши героини — русские женщины — выбрали себе в мужья мужчин из разных африканских стран и перебрались на Черный континент. Мы поговорили с ними о том, как им там живется, к чему было сложно привыкнуть, есть ли все-таки вода в кране и сталкиваются ли они с расизмом.
Помню, мы гуляли с одногруппниками, и пришел знакомый с темнокожим парнем Орфеем. Орфей был такой крутой — кепка козырьком назад, руки в карманах, — он казался очень самовлюбленным. Мне захотелось с ним сфоткаться, всё-таки для Ижевска он экзотика. Орфей не отказался, а потом начал проявлять внимание. Позже он добавился ко мне в друзья во «ВКонтакте» — так и начали общаться. Мне тогда было 19, ему — 24, оба — студенты. Я в то время училась на юриста в ИжГТУ, а Орфей — на экономиста в УдГУ (впоследствии я перевелась в его вуз). В Россию он приехал учиться из Анголы. Причем поначалу учился на Украине, в Одессе, но из-за боевых действий решил перебраться в нашу страну.
Одним дождливым вечером он пригласил меня погулять. Я ненавижу дождь, но всё же согласилась — так с ним было легко. Мы заговорили об отношениях, и я сразу отрезала: «У нас ничего не может быть. Ты как приехал, так и уедешь на родину. Да и родители наши не поймут». На что он ответил, что я была бы не первым белым человеком в их семье, но, если мои родители будут против из-за его цвета кожи, он поймет. Я тогда думала, что у нас нет будущего, но была одурманена Орфеем. Постепенно я начала отмечать, как он отзывается о родителях: уважительно, будто восхищается. А мне мама всегда говорила: «Смотри на отношения парня с родителями — так же он будет относиться к жене». Так и вышло. Меня покорило его стремление учиться, развиваться, его интеллигентность. Уже когда мы были в отношениях, я увидела, как он заботливо относится к детям, и подумала, что он будет классным папой.
Препятствий для наших отношений было много. Сказывалась жизнь в провинции, где при слове «Африка» у людей глаза на лоб лезут. Мы сталкивались с расизмом, осуждением. Например, однажды таксист прямо сказал нам, что он расист. Когда появились дети, посыпались комментарии — их называли обезьянами или показывали пальцем и говорили: «О, коричневая девочка!»
Моя мама не верила в серьезность намерений Орфея. Я понимала ее чувства, но хотела доказать, что она неправа. А папа сразу начал изучать Анголу, много читал о ней, а потом мне рассказывал. Шутил, что Орфей — «рубероид», но не со зла.
У Орфея старшие братья и сестры живут в Европе. Перед помолвкой мы съездили в Германию, и они благословили наш союз. На помолвке мы надели африканские наряды и кольца, обвязанные красной лентой. Мой отец разрезал ленточку, таким образом дав понять, что тоже благословляет наш брак. Мы расписались, а свадьбу сыграли позже. Тогда нашей первой малышке уже было два месяца.
Когда Орфей закончил магистратуру, мы приняли решение, что он уедет в Анголу. Я продолжала учиться, поэтому осталась с дочкой в России. На каникулы мы прилетели к нему. Его семья замечательно меня встретила.
Вернувшись в Россию, я узнала, что снова беременна. Беременность проходила вдали от мужа, с маленьким ребенком на руках — было тяжело. Я планировала закончить универ и вернуться в Анголу. Родила, защитила диплом, и началась пандемия. Границы закрыли, у всех паника, я с двумя малышами одна, с огромным страхом за жизнь. Орфей в Анголе остался без работы из-за пандемии. Он тогда устроился стажером в Министерство высшего образования, но коронавирус изменил все планы. У нас были финансовые трудности, тогда помогала вся его огромная африканская семья. Второй дочке было 11 месяцев, когда мы воссоединились.
Сейчас мы живем в Луанде, столице Анголы. Этот город называют африканским Парижем, он несколько раз был признан самой дорогой столицей в мире. Сначала у нас был период адаптации. Мы жили у свекрови, а это сложно: личных границ нет, куча африканских племянников заползали в нашу комнату и трогали все мои вещи. Но вскоре мы переехали в съемный дом.
В Африке совершенно другие люди, очень позитивные, даже если у них куча проблем. Еще здесь иные жизненные принципы, особенно у бедных. Девушки ищут себе мужа не по любви, а по размеру кошелька. Легко могут увести чужого мужа. Мужчины слишком эмоциональны, свободно могут заплакать, любвеобильны.
А вот расизма, как в России, здесь нет. Никто не скажет «понаприезжали», наоборот — они рады нам. Мы чувствуем себя как путешественники во времени, прибывшие из будущего, потому что здесь многое напоминает 1990-е.
Есть такое, что нас считают ходячими банкоматами: обманывают, завышают цены на рынках, пытаются за счет нас обогатиться. Но в то же время нами восхищаются, часто кричат вслед: «Белая», а детям — «Мулатки». Тут даже есть выражение «вива мулата» — «шикарная жизнь мулатов».
В Анголе свои трудности. Как я говорю, не свет отключат, так вода закончится. Каждый день разные ситуации, но я не страдаю. Я как блогер сталкиваюсь с кучей препятствий: дорогой и слабый интернет, на улице снимать опасно, так как могут выхватить телефон, а в некоторых местах вообще запрещено снимать — могут принять за шпиона.
Некоторые считают, что в Африке трусики да бусики, нет воды и интернета. Всё есть, просто дорого, и не все могут это себе позволить. К примеру, моя помощница по дому в месяц зарабатывала 2500 рублей. Это минимальная зарплата, и люди живут на эту сумму. А цены такие, что на эти деньги можно разок сходить в магазин. О возможности лечиться от малярии я вообще молчу. У бедных и безграмотных людей, а их здесь 70%, ее просто нет.
В России, конечно, лучше медицина, детские сады, у нас доступное образование. Здесь же, если заболел, нужны огромные средства, а детей можно отдать только в португальские дорогие сады, так как ангольские не внушают доверия.
Мне не хватает гастрономического разнообразия. Скучаю по гречке, свежему молоку, тут будто сухая смесь разбавлена водой. Но зато в Анголе много фруктов.
Официальный язык в этой стране — португальский, есть еще местные языки. Я изучаю португальский, с семьей общаюсь с трудом, но стараюсь. Иногда ляпну что-нибудь такое, что им смешно. С мужем и дома с детьми мы говорим на русском, вне дома — стараемся на португальском. Детей мы воспитываем, смешивая наши культуры. Главное — в любви и заботе. Родственники, конечно, любят советовать, как правильно одеть ребенка или как правильно лечить. Но я слушаю молча, а потом делаю по-своему.
Меня тут рассматривают, я это чувствую, особенно когда одна выхожу по делам, сразу ловлю кучу комплиментов. Теперь я — экзотика. Есть ощущение, что в Анголе я начала жизнь с чистого листа.
Бывали моменты, когда я хотела вернуться в Россию. Всё-таки для ангольца его семья важнее всего, а я была в ярости из-за нарушения личных границ. Но свекр и братья мужа сразу же провели со мной беседу, и мы всё разрешили. Семья здесь главный проект жизни. Поэтому против семьи мужа идти не следует. На расстоянии у меня с ними отличные отношения.
Тут всё решают старшие дяди и тети, не папа и мама. Если хочешь выйти замуж или принять другие серьезные решения, последнее слово за ними. И при разводе, представьте, тоже они стараются семью сохранить.
Но несмотря на всё это, в Анголе очень яркая жизнь. Позитивные люди, музыка с утра до вечера, все танцуют, приключения — как я люблю. Здесь я чувствую прилив энергии.
Африка — это опыт, она меняет мышление. Здесь нужно побывать каждому, чтобы ценить то, что есть у нас.
Мне было 18, когда мы познакомились, я до этого ни с кем не встречалась. Я была очень спокойной. Меня часто били и обижали сверстники, пытался изнасиловать парень из соседнего подъезда. Из-за этого у меня не было никакого желания быть с кем-то, и я не думала, что у меня когда-то будет брак. С мужем мы познакомились, когда я возвращалась домой с пробежки. Он подошел, чтобы просто пообщаться.
Я знакома с африканской культурой, моя подруга детства — мулатка, поэтому я никогда остро не реагировала на африканцев. Я очень спешила, подумала, что поболтаю с ним пять минут и пойду. Но наш разговор затянулся на полтора часа.
Сразу какой-то особой симпатии у нас не возникло. Но я дала ему свой номер, и на следующий день мне пришла эсэмэска: «Привет, Елена, как дела?» С этого началось наше общение. Мы всё время гуляли в каких-то романтичных местах.
Мне нравилось с ним общаться, потому что он очень умный. У нас было много смежных предметов, Абдель помогал мне в учебе. Я тогда училась на факультете международных отношений, а муж — на втором курсе политологии. В Россию он как раз приехал для того, чтобы учиться. Но отношения у нас развивались очень медленно: я старалась никого к себе не подпускать, хотя видела, что Абдель ко мне тянется. Он очень просил дать ему шанс. Сейчас это выглядит немного наивно, но тогда я сомневалась. Мы очень много времени проводили вместе и постепенно всё больше влюблялись.
От меня отвернулись почти все одногруппники, со мной мало кто общался. Была травля со стороны заместителя декана, который мог начать оскорблять меня при всех. Я всё рассказывала подружкам, и они постоянно пытались сделать так, чтобы мы с Абделем расстались.
Но я привыкла, что меня недолюбливают, я понимала, что наше общество не готово к появлению таких пар. Меня поддержала старшая сестра, она познакомилась с Абделем и одобрила его. Мама была немного в шоке, а папе я не рассказывала до конца четвертого курса. Но, что самое интересное, папа отреагировал очень мило, сказал, что самое главное, чтобы я была счастлива, и ему неважно, какой цвет кожи у моего молодого человека.
Мама мужа тоже была не против. Она когда-то работала в больнице, где у нее была любимая русская подруга Валентина, поэтому она спокойно отнеслась к появлению русской невестки.
Когда мы учились на последних курсах, Абдель сделал мне предложение. После окончания университета он вернулся в Чад, в Нджамену, работать. И мы решили, что я прилечу туда к нему и мы распишемся.
Моя свекровь предложила организовать свадьбу, которая должна была быть на 5000 гостей. У нас здесь очень большая семья. У моего свекра сейчас четыре жены, он кто-то вроде короля местного сообщества, хотя это на самом деле уже ничего не значит. Правда, моя свекровь с ним давным-давно не живет. От такой свадьбы я отказалась, потому что это очень дорого, мне не хотелось этих гулянок. В итоге мы просто пришли в какой-то душный офис и зарегистрировали свой брак. Помню, как я волновалась. Ночью перед росписью сидела и сама себе наращивала ногти, потому что в Чаде такие ужасные салоны, что доверять им нельзя.
Поначалу мы жили у моей свекрови, у нее дом среднего размера, там было очень уютно. Она работает врачом-инфекционистом: ее все знают, у нее лечатся и министры, и простые люди. Она окружила меня теплом и заботой, делала так, чтобы я ни в чем не нуждалась. У нее была домработница, так что я вообще там шиковала. Я даже не готовила, потому что свекровь объяснила мне, что, если я буду готовить и это кто-то увидит, это будет позор — ведь, получается, она не может нанять домработницу, чтобы ее белая невестка отдыхала. Белые невестки у них в приоритете. И свекровь меня очень любит, просит называть ее мамой.
Когда мы только приехали, муж сказал своим родственникам, что, если они сделают мне что-то плохое, будут иметь дело с ним. Он сразу поставил меня на один уровень с собой, и это сыграло ключевую роль в том, что меня приняли. Здесь очень важно, чтобы мужчина, который вас привозит к себе, дал вам какой-то статус.
Я очень скучала по дому, по папе с мамой, мне хотелось их обнять. Я была им благодарна за то, что они отпустили меня в Африку. А вообще, этот переезд меня очень закалил, я теперь могу очень быстро привыкнуть к любой обстановке.
Свой родной город я терпеть не могу, потому что там полно расистов, меня там постоянно оскорбляли. Было даже такое, что одна мама выступала против того, чтобы ее дочь попала с моим ребенком в одну группу в садике. Мне заглядывала в коляску, про меня придумывали легенды, что я проститутка, что мой муж — не настоящий отец моего ребенка, говорили, что меня бросили.
Поэтому в Чаде я чувствовала себя на своем месте.
Многие чадцы женятся на разных девушках со светлой кожей.
Меня здесь принимают такой, какая я есть, и я научилась принимать себя сама. Например, раньше я не могла никуда пойти без макияжа, но в Чаде такая жара, что мне пришлось от этого отказаться. Я поняла, что надо учиться себя любить. И благодаря всему этому я выросла как личность, стала более общительной.
Мне повезло с мужем. Он считает, что многие старые порядки уходят в прошлое и надо смотреть в будущее. Его в семье все очень уважают, к его мнению прислушиваются. Мне он никогда не говорил, что вот, мол, это наши традиции, ты обязана их соблюдать.
Сейчас у нас растет дочка Эсмеральда, никаких особых традиций в ее воспитании мы не придерживаемся. Мой ребенок любит свой цвет кожи, свои волосы, и я надеюсь, что так будет всегда. Самое приятное, что она не будет делить людей на черных и белых, для нее все люди — братья. Единственное, моя дочь православная, как и я, а мой муж — протестант. Но мы уважаем вероисповедание друг друга. И знаете, я не вижу никаких сложностей в смешанном браке. Мужик, он и в Африке мужик.
Я хочу, чтобы людей не делили по цветам кожи. Хочу, чтобы все знали, что в Африке такие же люди, как мы. Кардинально Африка отличается от России только позитивом. Африканцы каждый день просыпаются с чувством благодарности за, что они живы, здоровы, сыты.
Я училась в медицинском университете в Москве, и мне для ординатуры надо было сдавать английский за полгода. Мой брат сказал, что у него есть друг, который может меня отлично подготовить и не возьмет за это денег. И вот моим педагогом стал Чача, он занимался со мной очень сурово, но учил быстро. Мы ходили с ним в музеи, обсуждали всё подряд на английском, много болтали. За этот период мы много друг о друге узнали и стали очень хорошими друзьями.
А потом в моей жизни произошла неприятная ситуация, из которой он меня буквально вытащил, разобрался со всеми моими проблемами. Тут у меня не оставалось шансов — я в него влюбилась.
Всё шло к тому, что мы начнем встречаться. Я к тому времени уже поговорила с родителями, сказала, что мне очень нравится Чача, что, если у нас будут отношения, мы точно уедем, потому что он шел в медицину, чтобы быть врачом в Танзании.
Родители у меня пожилые, и, если бы они были категорически против, я бы, наверное, даже не стала начинать эти отношения. Но они были за, очень меня поддержали. И вообще моя семья была рада, что у меня появились отношения, значимые для меня. Мама дружила с мужем вплоть до ее смерти, а тетя дружит до сих пор.
Я была готова ехать в Африку еще до того, как мы стали встречаться. Я собрала очень много информации, нашла русских девочек, которые там живут, почитала самые разные истории. В начале наших отношений я проговорила всё, что меня беспокоило. Сказала, что мне надо обязательно работать, что я самостоятельно буду принимать решения, что он должен меня поддерживать. Мне важно было всё узнать заранее. Например, если бы он был готов к многоженству, я бы не начала эти отношения.
С ним было очень спокойно, очень интересно. Мне с ним хорошо. Уже столько лет прошло, а он приходит домой — и мне хорошо. Мы несколько месяцев встречались, потом съехались. Пока мы жили вместе, у нас родился сын. Отношения мы не регистрировали из-за сложностей с документами, поэтому мы решили не заморачиваться и всё оформили, когда приехали в Танзанию. Свадьбы у нас как таковой не было. Мы часов шесть ждали росписи с маленьким ребенком. Свидетелями были родственница и таксист, которому пришлось заплатить за шесть часов простоя. Мы живем в Танзании уже пять лет.
Семья мужа отреагировала на меня хорошо. До нашего приезда я видела их только по «Скайпу». Они очень тепло ко мне относятся, всегда помогают. Я считаю, мне фантастически повезло с семьей, особенно со свекрами.
Хотя мы, конечно, очень разные. Я, например, работала удаленно в России, находясь в Танзании. Свекровь этого вообще не могла понять: как можно, сидя с телефоном, работать? Она думала, я делала это просто так и зарплату не получала. И даже при всём при этом она мне помогала, освобождала от обязанностей, следила за детьми. Вообще, здесь принимают избранников своих детей любыми.
А вот с мужем разницы в менталитете я не чувствую. Что касается окружающих — да, иногда я сталкивалась с какими-то нюансами, на которые мы реагируем по-разному. У русских и танзанийцев, например, разное отношение к воспитанию детей, к смерти.
У нас недавно умер ребенок, и я столкнулась с тем, что танзанийская половина семьи относится к этому по-другому. Они вообще относятся к смерти проще, мне это было сложно принять. Но я поговорила с мужем о том, что меня это беспокоит, — они сразу извинились.
Все разногласия можно разрешить, всегда можно донести свою позицию, чтобы тебя поняли. Я, наоборот, удивляюсь, насколько мы похожи. До этого у меня были отношения с русским парнем, и я вам хочу сказать, что тогда было сложнее. У меня просто обалденный муж.
Мы живем в городе Додома. Это такая деревня, которая несколько лет назад стала столицей: сюда приезжает правительство, начали строить большие дома. Приятный город, не перенаселенный, тут почти нет пробок. Живем мы в отдельном доме. Хотя родители моего мужа в юности еще жили в племенах, в хижинах.
Из плюсов жизни в Танзании — климат, доброжелательные люди, вкусная еда. У нас есть домработница, они здесь берут низкую плату за свои услуги, и это вообще меняет жизнь. И главный плюс — это то, что вся семья вместе.
Минус в том, что тут много инфекций. Сложности с медициной есть, хотя я несколько лет жила в Торжке и могу сказать, что в Танзании возможностей однозначно больше. Здесь мало культурных мероприятий, мне их не хватает. Еще мне какое-то время не хватало русского языка, но компенсировалось это тем, что я работала в России.
Вообще, я готовилась к худшему, когда ехала сюда, начиталась всяких историй и хотела только, чтобы у меня было электричество и вода. А у нас здесь нормальная вода течет из крана и в целом условия нормальные. А учитывая, что я жила в деревне под Торжком, меня сложно было напугать бытовыми трудностями.
По дому я, конечно, скучаю. Я люблю Москву, скучаю по музеям, театрам, по родителям, друзьям. Когда приезжаю в Москву, очень радуюсь. В самом начале я так мучилась из-за того, что я здесь чужая. Мне кажется, это было завязано на языке: меня никто не понимал, я никого не понимала, сын очень тяжело «вливался» в детский сад.
Мне не хватало русской еды. И несколько месяцев меня это раздирало изнутри, я ревела. Теперь я легко говорю на суахили. Сейчас я не чувствую себя здесь своей, но меня перестало это тревожить. Ну да, танзанийкой я никогда не буду.
При этом вернуться в Россию мне ни разу не хотелось. С расистскими реакциями я сталкивалась именно там, это очень неприятно. Однажды мы получали с сыном загранпаспорт в России, и имя моего сына — Энтони — написали неправильно. Я попыталась это объяснить, на что человек, находящийся на своем посту, сказал мне: «Не надо было под негра ложиться, проблем бы у тебя не было». Или вот еще пример: на встрече выпускников школы все рассказывали свои истории; я рассказала, что мой муж — танзаниец, что я беременна. И мой одноклассник несколько раз повторил: «Ненавижу негров». А он живет в нашем дворе, мы там потом гуляли с сыном. Когда я его видела, сразу удирала с детской площадки. Да, такое редко бывает, но бывает.
В Африке же очень много любопытства, оно иногда изводит. Хватают за руки, тыкают пальцами. Раньше мы жили в горном городке Ринго, и там это было просто ужасно. Мы ходили в магазин, и каждый раз вдоль дороги выстраивались дети, показывали на нас пальцем и кричали: «Мзунгу» (так называют европейцев. — Прим. ред.). Причем они знали наши имена, приходили к нам играть. Сыну было тяжело, он говорил: «Я не хочу быть мзунгу», плакал из-за этого.
В моих детях и русского очень много, и танзанийского. Я стараюсь им показывать, как это здорово, что у них разные корни. Вообще, дети не сразу заметили, что мы разные.
Сыну было три года, когда он прибежал ко мне и сказал: «Мама, мама, у папы лицо коричневое!» Дочке почти четыре, она тоже буквально недавно открыла, что у папы коричневая кожа.
Самый распространенный миф, что Африка — это какое-то маленькое место, где всё одинаковое. Одна известная блогер пишет: «У всех детей в Африки конъюнктивит». Ну это же неправда: здесь много стран, как у всех может быть конъюнктивит?
Или говорят: «Старики в Африке берут в жены маленьких девочек». Наверное, в какой-то одной стране какой-то один класс населения так делает, но чтобы во всей Африке! Африка очень разная, а люди тут такие же, как и везде. Условия отличаются — да. А люди — такие же.
С моим супругом мы познакомились в интернете. Мы с ним не общались, просто были знакомы. Я в то время работала с детьми в Латвии, он — тоже с детьми, только в Китае. Мы с ним иногда переписывались в фейсбуке. А мне тогда уже очень хотелось уехать в Африку, чтобы помогать детям, но я никому об этом не рассказывала. И тут он мне сказал, что хочет уехать в Танзанию работать волонтером в детском доме. Меня это очень зацепило.
Признаюсь, я хотела его немножко использовать в своих целях: мне нужны были контакты, я думала, он может мне помочь. Саймон не был интересен мне как мужчина. Но мы всё больше общались, и в конце концов у меня появилась к нему симпатия.
В итоге мы не полетели в Танзанию, нам было сложно оформить документы — мы отправились в Того, в тот момент мы уже были влюблены и знали, что хотим пожениться, хотя еще не видели друг друга. Когда я с ним встретилась, он меня поразил: Саймон был намного красивее в жизни, намного стройнее.
Сомнения у меня, разумеется, были. Сколько историй о том, что нигерийцы используют женщин, чтобы переехать в Европу. Я сталкивалась и до этого с нигерийцами, они были не очень хорошие люди. Я Саймону довольно долго не доверяла, ему от этого, конечно, было больно. Мы через месяц уже отгуляли свадьбу, и даже после свадьбы мне понадобилось еще года полтора, чтобы полностью ему довериться.
У нас были проблемы с документами, мы долго жили на расстоянии. В это время я очень много сталкивалась с негативом, мне говорили, что я сделала ошибку, что я дура. Но со временем всё наладилось.
Когда я летела в Африку, для моих родных это был траур. Папа был уверен, что видит меня последний раз в жизни. Но в целом родители меня поддержали. Даже папа, который всегда был расистом, изменил отношение к моему мужу.
Мама сейчас иногда вмешивается в воспитание детей, не до конца принимает культуру мужа. А у нас в семье с мужем она уже образовалась своя: не русская, не латвийская, не нигерийская, а какая-то смежная.
В Нигерии мы жили в городе Лагос. Там живет сестра Саймона с семьей и его дядя. У дяди огромный трехэтажный дом, свой процветающий бизнес, прислуга, две машины. Когда Саймон вернулся в Африку, остановился у дяди, занимался бизнесом. А потом бизнес рухнул, и он стал неинтересен. Да еще и женился на белой без денег. Когда я приехала в Лагос, от меня ждали дорогущие подарки, а я привезла конфеты «Лайма», сувениры, шпроты, спиннеры для детей и яблоки.
Дядя дал понять, что со мной Саймон жить у него не может. Из-за этого мы попали в очень тяжелую ситуацию. Вообще, в Африке мы успели пожить везде: в квартире, в доме и даже в общежитии.
Горячая вода там встречается редко. В некоторых местах, где мы жили, вода текла такой тоненькой струйкой либо была такая ледяная, что намного легче было набрать литровые бутылки и обливаться из них. Я так наловчилась, что мне хватало двух бутылок, чтобы принять душ. Кухня здесь очень сильно отличается от нашей. Часто даже нет полок, столешниц и нормальной̆ плиты. Всё режется, сидя на полу, и готовится на газовом баллоне, а иногда и вовсе на костре. ⠀
В Африке мне очень тяжело было привыкнуть к повышенной̆ влажности, еще меня шокировал воздух. Казалось, что кислорода нет — одни выхлопные газы. Большинство людей̆ используют носовые платки, чтобы закрывать нос и рот. Я тоже научилась дышать в платочек.
Для меня сначала было трагедией есть местную еду. Я даже плакала, потому что перец был везде. А постоянно есть плантаны, рис да картошку всухую надоедает. Но продолжала пробовать и постепенно привыкала. Даже не поняла, в какой момент адаптировалась и стала наслаждаться.
Мне всё время казалось, что мы находимся в спальном районе и еще не были в центре города, где большие здания, достопримечательности, настоящие рестораны, отели. Но, оказалось, что здесь такого просто нет — только маленькие лавочки, базары, дороги и кафешки.
В Лагосе есть некоторые неписаные правила, не зная которых, можно попасть в неприятную историю. Например, как только темнеет, лучше идти домой. В местах скопления людей не стоит использовать смартфон, также не стоит носить дорогие украшения. Общаться здесь можно со всеми, но лучше никому не доверять. Не нужно рассказывать, где ты живешь и личную информацию.
С самых первых дней я чувствовала к себе повышенное внимание. Куда бы мы ни пошли, люди глазели на меня, хотели пообщаться, дотронуться. Мне кричали повсюду: «ЙобО» — так называют белых в Того, а в Нигерии — «ИйОбо». В Африке к белым особое отношение: дружить с ними престижно, выставить фотку вместе — круто. Бытует мнение: раз ты белый, то обязательно богатый.
Когда мы приходили в церковь, нас сажали в первый ряд и всё время снимали на камеру. Во время богослужения мне давали микрофон и просили перед всеми выступить. Сначала мне это очень нравилось, но после нескольких месяцев начало раздражать.
В Африке люди живут не спеша. На мой вопрос «Что будем делать завтра?» они отвечали: «По милости Божьей». Сначала мне всё это казалось прикольным, экзотическим, но потом перестало. Изо дня в день мы почти ничего не делали. Я чувствовала, что живу зря. Я постоянно жаловалась Саймону, а он не понимал, о чем я говорю. Но за это время я многому училась. Это было время покоя, познания Бога, себя и друг друга.
Домой мне иногда хотелось, но парадокс в том, что как только я приезжала на родину, я сразу хотела уехать обратно.
У нас в Европе какой-то дух депрессии. Там люди живут хуже, но они очень благодарны за всё, что у них есть, они не жалуются, танцуют, поют. Там совсем по-другому себя ощущаешь — это просто вау.
