Миронья поглощает корабли, кукареку с волосами разгоняет облака: эротика в русском фольклоре

Содержание:

Феминизм паромщиц Русского Севера

Народная культура между Сциллой животного начала и Харибдой церковных табу

Когда и где должен звучать эротический фольклор

Владимир Пропп о волшебном эффекте протодикпиков

Как татарки бесили Ивана Грозного задранными подолами

Русские баллады как способ пропаганды рационального мышления и предотвращения бытового насилия

Вагина поглощает корабли, член разгоняет облака

Половые органы как материал для производства балалаек

Почему мужчина — это роза

Скрытый смысл блинов, подмазанных свиными половыми органами

Кастрация котов и другие инструменты построения гармоничных отношений

Сексуальное воспитание детей и подростков: нескромные загадки, поцелуйные игры с сопливыми и дерущиеся «покойники»

Народные традиции как прививка от одиночества

В этой статье мы не заменяли матерные слова цензурными эвфемизмами, поскольку здесь действует исключение из соответствующего закона — эти выражения являются неотъемлемой частью художественного замысла.

— Многие считают дореволюционную Россию царством женского целомудрия. Так ли это?

— Если внимательно изучать историю, мы увидим, что традиция сохранения девственности до брака была распространена в подавляющем большинстве регионов нашей страны, однако на Русском Севере ситуация могла быть чуть иной. Центральная и южная Россия держалась на сельском хозяйстве. Без мужчины поле не вспашешь, поэтому мужчина — глава семьи. А вот на Русском Севере большее значение имели промыслы, в частности, рыболовство. Но что такое рыболовство? Мужчина ушел в море, и неизвестно, вернется он или нет. Женщина в такой ситуации должна брать ответственность на себя — то есть зарабатывать деньги.

На Русском Севере традиционным для девушек занятием было держать паромы. Если девушка в этом деле преуспевала, то могла иметь и возлюбленного. Мне довелось видеть записи в дореволюционных церковных книгах, в которых указывалось, что выходит замуж «девица Мария со чадами».

Получается, когда женщина могла обеспечить и себя, и детей, общество не относилось к отношениям и рождению детей вне брака столь категорично. Полагаю, что за каждой культурной нормой есть какой-то экономический резон.

К тому же я глубоко убеждена, что в прошлые века сосуществовали две параллельные культуры: народная и авторская, авторская создавалась отдельными гениями — такими как Пушкин, Толстой, Достоевский. Конечно, эти две культуры пересекались, тем не менее это были несколько разные явления.

Авторы вдохновлялись сказками, балладами и песнями, замечали в них что-то, что было им близко, но при этом не погружались в народную культуру и не стремились использовать фольклорный текст в его традиционной коммуникативной функции. Это как туризм: мы приехали куда-то и наблюдаем за местной жизнью из окна автобуса, она нам интересна, но мы знаем, что потом уедем домой. Мир простых людей — это другой мир, который представители иных сословий часто идеализировали или, наоборот, демонизировали.

— Если мы вспомним авторские сюжеты, связанные с эротикой, — к каким из них фольклористы относятся с наибольшим скепсисом?

— Романтики, например, часто писали, что в ночь на Ивана Купала все могли вступать в сексуальные связи со всеми.

А вы ради эксперимента побегайте на Ивана Купала голышом ночью по лесу. Это же невыносимо: холодно, палки, муравьи. Очень неприятно, совсем не весело.

И потом — кто будет растить этого ребенка? Вот зачали [неженатые люди] его, и что? Или сбегать на Ивана Купала можно было один раз в жизни?

Пизда печку затопила,
Хуй прикуривать пришел,
Пизда пальцем погрозила,
Хуй заплакал и ушел.

Из коллекции (40 текстов) Х. К. Хромова, записано в г. Касимове (1934 г.)

— Вернемся к эротическим текстам. Большинство людей, населявших Российскую империю, были воцерковленными христианами. Почему они позволяли себе петь не совсем приличные, по крайней мере в современном представлении, песни?

— С одной стороны, они действительно регулярно ходили в церковь, крестились, венчались, отпевали усопших, с другой стороны, фольклор включал в себя некоторые дохристианские представления. Ни в коем случае нельзя говорить, что фольклор противопоставляется церкви. Церковная культура была частью народной культуры.

Кстати, это заблуждение повлекло за собой много проблем. Так, фольклорист XIX века Иван Петрович Сахаров безбожно фальсифицировал народные тексты, например, вымарывал имена христианских святых из текстов заговоров. Он воспринимал заговорные тексты как некое дохристианское наследие, потому ему казалось, что это ошибки. В последние десятилетия, кстати, сборники Сахарова постоянно перепечатываются и выдаются за памятники народной традиции.

Но вернемся к вопросу. С одной стороны, люди всё время были окружены природой, дети с малых лет понимали, как животные размножаются. Более того, продолжение рода было желанным, оно являлось целью общины. Во всех свадебных песнях, в песнях на обход дворов под Рождество или на Пасху говорится, что детей должно быть много — столько, сколько звезд на небе.

С другой стороны, любые элементы эротики табуируются церковью. Если человек верующий (а подавляющее большинство крестьян, живших в XIX веке, были глубоко верующими людьми), он соблюдает пост. А пост — это не только запрет на скоромное, это запрет на все удовольствия, включая интимную жизнь супругов. И в году было 190 постных дней.

На углу фонарь болтался,
Я прикуривал табак.
Попросил отца жениться,
Он сказал: «Еби собак».

«Запевай, товарищ, песню…». Записано Аллой Кулагиной

Следующий момент — сам уклад жизни. Люди жили очень скученно, личного пространства не имели. В таких условиях даже женатые пары не могли себе позволить заниматься любовью свободно.

Третий момент: люди понимали, что секс и эротика — это опасно. Во многих обрядах и фольклорных текстах озвучен посыл: люди не должны вести себя, как животные.

Если невеста оказывалась «нечестной» (не девственницей), то матери, не уследившей за дочерью, могли на свадебном пиру надеть на шею хомут в наказание за плохое воспитание. Нарушив запрет на добрачную связь, девушка повела себя, как животное, а люди должны вести себя по-человечески — соблюдать правила, принятые в данной традиции.

Конечно, практика надевать хомут на тещу довольно условна. Когда я спрашивала информантов, были ли такие случаи в их деревне, практически никто не мог вспомнить конкретные примеры. Возможно, это обрядовое действие бытовало как потенциальная угроза, и она работала — кто же захочет на собственной свадьбе наблюдать маму в хомуте.

Но вот пример обратного: одна исполнительница по секрету мне рассказала, что за два дня до свадьбы они с женихом не устояли перед искушением. И что теперь делать с обрядом проверки девственности? «Ну че, он взял, палец себе порезал, простынь повымазал, чтобы бабки не возмущались, и всё. Если парень тебя любит, че ж он будет тебя позорить?» — вспоминала она и посмеивалась.

Но в целом существовало противоречие: все понимали, откуда берется жизнь, и многие хотели удовольствия от жизни вкушать, но социум диктовал жесткие рамки. А так как добрачные отношения и желанны, и запретны одновременно, эротика в фольклоре стала выражаться через яркие художественные образы.

В русской народной культуре эротические тексты есть практически во всех жанрах: это и частушки, и заговоры, и песни, и обряды, и загадки, и сказки. Но пели и сказывали их лишь определенные люди (часто принадлежащие к одному полу), в определенное время и при определенных обстоятельствах.

Все сезонные праздники включали эротические песни — чтобы урожай был богаче. И когда мы попросили женщин нам эти песни спеть зимой, они ответили: «Ну что вы, зачем мы будем их сейчас петь? Приезжайте на Духов день — услышите». То есть они отказались исполнять их даже для фольклористов-исследователей. Такое пели во время конкретного праздника — Троицы, потому так надо, именно так и можно, а назавтра рабочий день — и всё, ничего эротического затянуть уже нельзя.

Или еще случай из моей экспедиционной практики. Будучи студенткой филологического факультета МГУ, я ездила в экспедицию в Калужскую область. И вот мы встретили замечательного сказочника, в репертуаре которого были и сказки «с картинками» [это тексты с нецензурными выражениями и рассказами про интимные части тела или отсылки к ним. Текст про яйца, например, тоже будет относиться к текстам «с картинками»]. Он на нас посмотрел и спросил: «Так, ты замужем? А ты?» Мы не были замужем. «Выйдете отсюда», — приказал он. Это 80-е годы ХХ столетия! И мы были вынуждены выйти. В итоге он рассказывал эти сказки только нашему аспиранту и своей родственнице, замужней женщине.

— А где их почитать? Хочется.

— Есть прекрасное собрание Александра Николаевича Афанасьева «Русские заветные сказки», которое по цензурным соображениям было впервые напечатано в Женеве. По моим экспедиционным данным, такие сказки, как правило, рассказывали мужчины вечерами, когда уходили на несколько дней рыбачить или охотиться. Надо же было себя чем-то занять. Смартфона нет, интернета нет, вот они и рассказывали друг другу эти удивительные, очень смешные сказки о попе, попадье и поповой дочке, о глупом барине и умном крестьянине. Да, эти сказки включали нецензурную лексику, но это рассказывалось только для своего круга.

— В XVII веке западноевропейский дипломат Адам Олеарий писал, что тот на Руси, кто больше сквернословил и отпускал самые неприличные шутки, сопровождая их непристойными телодвижениями, считался приятнейшим в обществе человеком. Что он мог иметь в виду?

— Послы не всегда понимали, что происходит в русской повседневности и какой за этим стоит смысл. Олеарий мог наблюдать хоровод, внутри которого была пляска.

Пляска — это танец мужчины и женщины, иногда нескольких мужчин и женщин. Во время пляски часто придерживались негласного правила: мужчина и женщина не должны касаться друг друга руками, однако расстояние между ними могло быть минимальным, а движения — настолько эротизированными, что хорошо считывалось эмоциональное наполнение танца. Но это же просто танец. А иностранец мог интерпретировать увиденное по-своему.

Другой момент — второй день свадьбы.

В некоторых русских традициях замужние женщины переодевались мужчинами: брали мужскую одежду, прикрепляли бороды, самая удалая могла под шубу подвязать и морковку.

Двадцать лет назад я записывала очень интересную народную свадьбу в Смоленской области. Женщина привязала морковку на резинке, и когда она входила в дом и начинала петь частушки, она эту резинку подтягивала — морковка поднималась, и гости покатывались со смеху.

Но, во-первых, это был второй день свадьбы, на него приглашали только своих. Во-вторых, переодевание в представителей противоположного пола — это элемент многих наших обрядов, ряжение — важная черта карнавальной культуры. Это и оберег, и забава. Праздник как бы позволяет людям делать то, что строго запрещено в обычные дни. Но, опять же, только в окружении близких, не на площади, не на сцене.

А у нашея невески не как у людей,
А у нашея невески двенадцать пизд:
Назади пизда, спереди пизда,
На коленях пизда, под коленем пизда,
Пизда в пизде, в прикалитках две.
А и малинка пиздушка наверх ползет,
А и губки жмет, хуя в рот ждет.

Из песенных сборников XIX века (1804 года — А. Ф. Якубовича и 1818 года — К. Ф. Калайдовича)

В девяностые, когда в стране сменилась идеологическая парадигма, вдруг стали появляться телешоу, в которых люди пели частушки «с картинками» со сцены.

Выходили настоящие мужики из деревни, с гармошкой, и начинали петь с экрана матерные частушки. Ощущение от этого было ужасное. Почему? Потому что нарушался принцип «для своих». Когда такое поется на всю страну, непонятно кому, непонятно в каком контексте и для чего, возникает ощущение пошлости.

В народной культуре люди прекрасно понимают границы: вот это можно спеть этой женщине, а это уже нельзя.

— В описаниях обрядов после брачной ночи можно найти такой текст: «ну вставай, поеби, покажи, как дела делали». Это что?

— Эту фразу могла сказать та же женщина с морковкой. Или могли вынести специальных ритуальных кукол и показать на них, потому что это было смешно. В русском фольклоре эрос часто связан со смеховой культурой.

Возьмем, к примеру, такой глубоко почитаемый праздник, как Рождество: утром все красивые, нарядные идут в церковь, молятся, обходят дворы, славят Христа, поздравляют хозяев, желают им благополучия. Но святки продолжаются, и на протяжении почти двух недель та же молодежь играет в достаточно фривольные игры. Смех воспринимался как вечная, всё оживляющая сила. Если мы смеемся, то мы не боимся. Если мы смеемся, мы продолжаем жить.

— То есть Иванушка царевну Несмеяну оживил?

— Оживил. Про Несмеяну, кстати, есть очень интересная статья. В фольклорном тексте опускается, как именно Иванушка ее рассмешил, но по версии [великого советского филолога и фольклориста] Владимира Проппа, он показал ей свои гениталии, и ей стало смешно.

— Знакомая ситуация.

— Так действительно могло быть. Низ показывали, чтобы рассмешить людей. Но при других обстоятельствах это мог быть и устрашающий жест.

Например, когда Иван Грозный брал Казань, его очень разозлило, что татарские женщины, стоя на стене, поднимали подолы платьев. Он думал, что они его таким образом унижают, дразнят. На самом деле они пытались его устрашить, потому что оголить низ — это то же самое, что показать средний палец или кукиш, это сказать «нет, ничего не будет».

Болгарские этнографы фиксировали случаи, когда женщины поднимали подолы, пытаясь устрашить тучу, которая могла принести на поле град.

— Забавно, что сейчас, когда девушка получает фотографию члена, она не смеется.

— Потому что это не табуировано. Несмеяна-то жила в высоком тереме, и вдруг она увидела мужчину. Если вы впервые увидите что-то, что хотели увидеть, но не могли, вам станет весело. Если мы с вами встретим на улице Бэнкси, то, наверное, настроение у нас улучшится.

Поехал Корнелий на канаву,
С мелким товаром со хуйками.
У Корнелушки несцястьце слуцилось:
Тележка со хуйками развалилась.
Красные девицы да усмеялись,
Молодые молодушки шли да удивились,
Старые старушки шли да прослезились:
«Ах, как было бы нам прежнее время,
— Обрали бы все хуйки себе в беремя».

«Корнелий». Записано в 1926 г. С. П. Бородиным, Ю. А. Самариным и Ю. М. Соколовым в д. Войнаволок Кижской волости. Место хранения: РГАЛИ, ф. 1456, on. 1, ед. хр. 5, л. 156–157

— Давайте подробнее поговорим о женщинах: что им в фольклорных текстах было дозволено, как они могли общаться с парнями? И в какой момент фривольное поведение начинало осуждаться?

— Развязное поведение осуждали всегда, но в отличие от «высокой» культуры, где считалось постыдным женщине показывать свою сексуальность, где женщина должна была следовать желаниям мужчины, в русском фольклоре бытовали тексты, которые достаточно откровенно рассказывали о том, что и женщина может иметь плотские желания. Более того, холодные, безэмоциональные женщины в народной культуре осуждались. Но традиция всегда обозначала границы дозволенного.

Если говорить про общение между мужчиной и женщиной, то очень часто в песнях встречается сюжет интеллектуального соперничества полов: кто кого перехитрит, кто умнее.

Например, лирический герой говорит: «Не пей воду три дня, не ешь хлеба три недели — возьму замуж за себя». А она ему отвечает: «Дурак дурачина, а я не дурнее тебя. Пойди в поле, найди камень, разбей камень головою — тогда буду твоею женою». То есть смысл ее ответа такой: ты предлагаешь мне сделать глупость, я тебя поняла, предлагаю тебе сделать то же самое.

Есть в русской традиции и балладный сюжет, когда парень предлагает девушке убить кого-то из ее родственников, например брата, чтобы он не мешал их будущему счастью. Она совершает убийство, на что он отвечает: ты дура. Если ты родного брата отравила, то меня ты тем более отравишь. И есть подобные баллады, в которых уже девушка говорит парню: я с удовольствием выйду за тебя замуж, но нам очень мешает жить твоя мать, убей свою мать, и тогда я выйду за тебя замуж. Он убивает свою мать, и она тоже говорит: ты полный дурак, ты сам принял решение убить свою мать ради невесты, значит, ты можешь убить и меня.

То есть так поступать нельзя никогда, даже если очень сильно влюблен. Ведь люди не только вступали в браки, они еще жили в больших семьях, и им надо было как-то уживаться, то есть надо было уметь владеть своими страстями. Поэтому в народных песнях и сказках звучал призыв поступать разумно, по-человечески, по закону. Если ты не можешь сдержать свою страсть, потакаешь своим инстинктам, это приведет к трагедии. Осуждение сексуального поведения начинается тогда, когда человек не может подчинить свою плоть разуму, легко искушается и нарушает «закон», то есть ведет себя, как животное.

— Как в песнях изображали вагину и член?

— Обычно гениталии гиперболизировали, потому что всё большое наполнено силой, мощью.

Вагина поглощает корабли, в нее проваливаются и конь, и бочка с водой, и водовоз. То есть это такое бездонное универсальное начало. Член в текстах тоже огромный, членом разгоняют облака.

Иногда в песнях говорится про войну между гигантской вагиной и гигантским пенисом, в разных песенных вариантах могут побеждать и вагина, и пенис.

А по лугам вода да разливаитси,
Да на войну пизда да снаряжаитси.
Черны волосы шли пехотою,
Сама пизда воеводою,
Востер сикей да губернатором,
Жопия курва — барабанщицей.
Большой-то хуище поднимаитси,
Енеральска плешь раздуваитси.
К воротам пришел, с пиздой в бой пошел.
Всю пехотушку в ноги притоптал,
Губернатора ко стене прижал,
Воеводу напирати стал,
А барабанщицю шолонами захлестал.

Из архива Б. М. и Ю. М. Соколовых

— Почему в некоторых фольклорных текстах говорится, что из половых органов делали балалайки?

— Народная музыка, особенно ритуальная, могла звучать достаточно эротично. А играть на чем-то — значит трогать это пальцами. Но балалайка — лишь один из множества предметов, с которым могли сравнивать половые органы. Почему так? Когда говорить о сексе открыто не принято, люди используют художественные образы: метафоры, сравнения, они видят в окружающем мире подобие коитуса.

Вот, например, фрагмент духовской песни: «Ваня с горенки у горенку похаживает, сам в окошечко, в окошечко поглядывает, свои плисовы штанёночки растягивает, свое белое перо вынимает наголо. Как начал Ванька писать — начала Дунька кричать. Не кричи-ка, Дунюшка, потерпи, голубушка, тяжело пахарю бывает, целину как поднимает».

Люди видели подобие интимного акта в тех обыденных, трудовых занятиях, где были поступательные движения, где что-то вынималось и вкладывалось, что-то с чем-то соприкасалось. В результате в фольклорных текстах рождались смешные художественные образы: пахать, ездить верхом («заездил свою милую», «она меня заездила»), ткать, молотить зерно, даже вкушать пищу.

Одна из диалектных форм соития — ети, то есть кто-то кого-то ел. Всё довольно просто: рот — это «отверстие», и после помещения в это «отверстие» пищи, мы получаем удовольствие. Тот же принцип карнавальной культуры: низ и верх меняются местами.

Человек был окружен очень богатым, разнообразным миром: природа, животные, бесконечная череда трудовых процессов, большие семьи. Всё это стимулировало фантазию. А сейчас просто присылают фотографию интимной части тела. Какая уж тут фантазия? Это пошло и глупо.

Полюбил меня Никитка-водовоз
Да повалил меня на кучу, на навоз.
По навозу я каталася,
А Никитке не давалася.
Затолкал он мне такую сатану,
Что три года не давала никому.
Задирает он клетчатый сарафан,
Вынимает кукареку с волосам.
Волосина-то попискивает,
Где-то дырочку поискивает.
Волосина-то тупа дак и тупа,
Разодрала мне до самого пупа.

Из архива Б. М. и Ю. М. Соколовых

В целом язык наших предков, порой неграмотных, был намного богаче того языка, каким мы пользуемся сегодня. Вот, например, как в казачьей традиции парень делал предложение своей избраннице: «Могла бы ты напоить из своего колодца моего коня?» И девушка могла ответить: «Мой колодец сух, там нет воды для твоего коня». Это отказ, но это не так обидно, как «уходи, я тебя не люблю».

Или, когда приходили свататься, сваты не говорили: «У нас Ваня, у вас Маня, давайте их поженим». Говорили: «У нас цветочек, у вас горшочек, давайте их в одно место посадим». Можно понять так, что цветочек — это невеста. На самом деле цветочек — это парень, потому что именно цветочек сажают в горшочек — прямая параллель с интимной жизнью. И на самом деле существовали традиции, например юг Калужской области, в которых парней и мужчин называли «розами». Если в частушке поют про «мою розочку», то это про парня.

— «Я не ебши помираю, напишите на гробу: через год из гроба выйду, всех старух переебу» — нашла я такой текст. Как сексуальность связана со смертью?

— Секс ассоциировался с жизнью и властью. Эта строчка значит: я воскресну, и не просто так, а как человек, со всей своей мужской силой.

Помёр Максим,
И хуй с ним.
Положили в гроб,
Мать его ёб.
Крышкой закрывали —
Хуем забивали.
Стали хоронить,
А у Максима хуй стоить.
Жил-был — шевелил,
И помер — не забыл.

Игры ряженых Торопецкого района Тверской области. Места хранения: личные архивы О. Р. Николаева и М. Л. Лурье

— Но эта строфа из шуточной песни. А как насчет текстов, где мертвые мужья или духи действительно вступали в половые отношения с женщинами?

— Это нарушение закона: мир живых только для живых. Человек скончался — он должен уйти в иной мир, в мир мертвых. Люди, умершие раньше времени, не своей смертью, могли становиться ходячими покойниками («заложными» покойниками, по терминологии выдающегося этнографа Дмитрия Константиновича Зеленина). Чтобы они не беспокоили живых, люди совершали специальные обряды.

Но есть такой фольклорный жанр — быличка — это рассказ о чем-то или ком-то сверхъестественном. И в некоторых быличках встречаются сюжеты, когда ко вдове прилетает умерший муж в образе змея, проводит с ней ночь, и она потом рожает черта или мертвого черного ребенка. Смысл этих рассказов ясен: с умершим, даже любимым супругом, никаких отношений быть не может.

Потом батюшка уезжал, и в этот момент любая женщина могла схватить любого мужчину в охапку, повалить его на землю и кататься. Считалось, что благодаря этим действиям скотина будет с приплодом.

Когда пожилая информантка это рассказывала, она хохотала. Со мной тогда была американская коллега, и она спросила: «Как это любого мужчину? А если ему это не нравится?» — «Что значит не нравится? Это же игра!» — «А зачем так делать? У вас же свой муж есть, возьмите и покатайтесь с ним».

И старушки умирали от смеха: «Ну ты не понимаешь! Вот меня выдали замуж в 16 лет против моей воли, этот муж мне опостылел, я его терпеть не могу, а был там Ванька, которого я любила, и раз в году я знала, что могу схватить его и обнять. И потом я целый год вспоминала, как пахнет его рубаха». Представляете, какая красивая и трагическая история?

— Можем ли мы проследить по фольклорным текстам, как взрослые готовили детей к семейным отношениям?

— Самое важное — дети не ограждались от мира взрослых. Например, им часто загадывали загадки, в которых содержание было неприличным, а ответ приличным: стоит корова — дыра готова, подошел бык — корове тык, корова мык. Что это? Ответ: ключ и замок. Или вот про ткацкий стан: ногами мну, пузом пру.

И эти вещи у ребенка вызывали восторг: как же так, взрослые мне такую загадку загадывают!

Не было ограничений, которые мы наблюдаем сейчас — что ребенок не должен ничего знать про сексуальную жизнь взрослых до определенного возраста. Всё было в форме художественных образов, в форме игры. Поэтому дети, скорее всего, думали о сексуальной жизни без глубинных страхов, понимали, что это естественное, смешное, что это всеми вокруг принимается как важная часть жизни, но нужно дорасти до свадьбы, а пока — строгий запрет.

Хай да махай — в дырку пихай,
Хай да мочи — на край волочи.
Сидит баба на яру,
Расщеперила дыру.
Дедушка бабушку шандия-мандил,
Не стал шандить-мандить —
Вся дыра заросла.

[Прорубь.]

Загадки из Фольклорного архива МГУ

В современных текстах мало художественных образов. В рэпе, например, почти через строчку может встречаться слово на f. Но это, как мне кажется, гораздо вульгарнее и пошлее, чем смешная и весьма точная загадка про замок.

— Как проходило сексуальное воспитание подростков?

— Подросткам, например, разрешалось проводить поцелуйные игры. Ребята собирались в избе при лучине, начинали водить хоровод и петь песню: «Положу вьюн на плечо, кто вьюн возьмет — поцелует, прочь пойдет». Парень выбирал девочку и целовал ее в щечку (только нахальные целовали в губы). Потом девочка выбирала парня. Игра не заканчивалась, пока все не перецелуются.

Когда я беседовала о поцелуйных играх с пожилыми исполнительницами, спрашивала: «А зачем нужна такая игра?» — «Ну весело, интересно». — «А можно было отказать?» — «Нет. Тебя сопливый, гунявый выберет, но ты всё равно идешь целоваться». То есть никто не был исключен, никто не был отвергнут.

Взрослые в эту избу заходить не могли, максимум заглядывать на очень короткое время. И представьте: молодые парни и девушки в комнате одни, вокруг полумрак, все друг на друга смотрят, все знают, что сейчас надо будет прилюдно целоваться, при этом поцеловать надо было еще и красиво. Как мне кажется, это вызывало хорошие эмоции и формировало правильное эмоциональное отношение друг к другу.

Еще была очень интересная подростковая игра — «В покойника». Рассказываю вариант Смоленской области. Собирались в избе холостые парни и девки «на выданье», одного из парней наряжали «покойником». Он ложился на лавку, его накрывали белой простыней, между ног у него была палка, которую он держал руками. Потом к лавке подходили девушки и начинали по этому парню причитать, а его задача — не засмеяться. Как только он начинал смеяться, он поднимал палку и легонечко бил девушку по лбу. Как рассказывают, всем было весело.

И не надо забывать, что в деревнях люди много танцевали: ни один праздник, ни одно торжество не обходились без песен и плясок. А танец, даже не парный, учит вежливо обращаться с чужим телом: не наступать на ноги, держать дистанцию, откликаться на движения партнера. При этом танец — великолепное упражнение на эмоции, ведь танцевать всегда приятно и волнительно. Народные танцы, даже парные, не предполагали постоянного партнера, в кадрилях и других видах плясок они обязательно менялись. Как мне сказал один пожилой исполнитель: «Танцы — это прививка от ревности. То с одной потанцуешь, то с другой, а ревновать никому не дозволялось».

То есть каждый возраст имел набор своих добрачных игр, песен и танцев. C моей точки зрения, всё было устроено очень мудро: были законы, согласно которым ты не должен позволять себе лишнего, но не было страха перед замужней жизнью.

Через игры, танцы, шутки детей готовили к тому, что они должны создавать семьи, и им нужно понимать, что супруг или супруга — это человек с иным телом, и это иное тело надо уметь принимать и любить; надо уметь себя правильно вести, чтобы и тебя любили. Сейчас же мы не готовим своих детей к здоровым партнерским отношениям, бац — 18 лет, а они не знают, как знакомиться, как подойти к девушке или парню, как с ним или с ней разговаривать — это очень сложно, если вы не танцуете, не играете вместе.

Мои дети достаточно трудно входили во взрослую жизнь. Спортивная секция, спецшкола с углубленным изучением английского языка, олимпиады — это здорово, но это не совсем про жизнь, это про способы самоутвердиться и зарабатывать деньги. А поцелуйные игры — это про жизнь, про уважение к партнеру, про умение принимать людей такими, какие они есть.

— Если чуть подробнее остановиться на поцелуйных играх, можно ли сказать, что так создавалась культура принятия? Если родители тебя с кем-то сведут, ты должна смириться, даже если он гунявый?

— Наверное, такое тоже было, но не всех же выдавали насильно. Люди вообще женились намного раньше. Помните, в «Евгении Онегине»: «Мой Ваня моложе был меня, мой свет, а было мне тринадцать лет». И тут же няня говорит Татьяне: «В эти лета мы не слыхали про любовь; а то бы согнала со света меня покойница свекровь». Народные поцелуйные игры позволяли подросткам почувствовать друг друга, понять, с кем тебе приятнее общаться, и выбрать себе пару.

Одна исполнительница поделилась, как к ней пришел свататься парень, от которого во время танцев всегда плохо пахло. И девушка сказала родителям, что за него не пойдет. Родители были понятливые и согласились с решением дочери. То есть это близкое расстояние между парнем и девушкой во время молодежных игр и танцев (при абсолютной невозможности добрачного интимного контакта) давало информацию о здоровье человека: как он держит партнершу за руку в хороводе, как ведет себя во время танца, чем от него пахнет, сухие или влажные у него губы, умеет ли он владеть своими эмоциями (когда, например, девушку, которая ему нравится, целует другой), как он выходит из стрессовой ситуации (если понравившаяся девушка целует другого). Эти подростковые, молодежные игры происходили в совершенно безопасной обстановке, прилюдно. Встретиться один на один на свидании, на мой взгляд, гораздо страшнее и менее безопасно.

Навыки коммуникации у подростков, которые выросли в народной культуре, были в разы выше, чем у современных подростков. Так что я бы не задавала эмоциональных вопросов в духе «как же раньше выходили замуж? Они же не знали друг друга!» Почему не знали? Знали. Только по-другому.

Как у нашей поварушки
Потонула пизда в кружке.
Ой, дубинушка, ухнем,
Ой, зеленая, сама пойдет!
Потянем, потянем да ухнем!
Как у нашего капрала
Повернулся хер направо.
Ой, дубинушка, ухнем,
Ой, зеленая, сама пойдет!
Потянем, потянем да ухнем!
Поварушка-невеличка,
Любит хрен да два яичка.
Ой, дубинушка, ухнем,
Ой, зеленая, сама пойдет!
Потянем, потянем да ухнем!

Эпизоды чухломской свадьбы. Записано зимой 1994 г. А. В. Кулагиной в г. Чухлома Чухломского р-на Костромской обл. Место хранения: личный архив А. В. Кулагиной

Проблемы, которые часто поднимались в художественных текстах, например проблема одиночества, практически не встречаются в фольклорных текстах. Эта включенность в окружающий мир, в общину, в круг своих людей давала человеку очень важную психологическую поддержку.

Я не говорю, что община — это всегда хорошо, был и ряд серьезных негативных черт: сдерживание экономического развития, круговая порука, социальное давление на каждого члена общины и т. д. Но психологически люди были защищены лучше, и как результат — психологически они были здоровее нас. В этом я убеждена.

В деревенской культуре было место всем: никто не отвергался. Кто-то мог и не жениться никогда, но был такой день, когда он (или она) мог с кем-нибудь поцеловаться, потанцевать.

И я помню то поколение людей, иногда неграмотных, которые чувствовали себя полностью включенными в жизнь до последних своих дней. Насколько у них был богатый язык, насколько они красиво говорили, умели выразить такие сложные эмоции!

Бабушке 91 год, а она поет эти частушки «с картинками», хохочет, рассказывает про игры, в которые она играла девочкой-подростком. Потом приезжаешь в Москву, видишь бабулек у подъезда: хмурые, всех осуждают, критикуют, злобно перешептываются. А те люди были наполнены любовью друг к другу, к самой жизни.

Я не идеализирую сельский быт, не говорю, что деревенская жизнь лучше городской, ни в коем случае. Но в народной культуре были разработаны способы психологической поддержки человека, которые в городской жизни, увы, мы утратили.

Если вы всерьез интересуетесь русским фольклором, Елена Миненок советует почитать пятитомник «Славянские древности» под редакцией академика Никиты Ильича Толстого. Этому источнику можно доверять.

Миронья поглощает корабли, кукареку с волосами разгоняет облака: эротика в русском фольклоре

Содержание:

А вы ради эксперимента побегайте на Ивана Купала голышом ночью по лесу. Это же невыносимо: холодно, палки, муравьи. Очень неприятно, совсем не весело.

Из коллекции (40 текстов) Х. К. Хромова, записано в г. Касимове (1934 г.)

«Запевай, товарищ, песню…». Записано Аллой Кулагиной

Третий момент: люди понимали, что секс и эротика — это опасно. Во многих обрядах и фольклорных текстах озвучен посыл: люди не должны вести себя, как животные.

Из песенных сборников XIX века (1804 года — А. Ф. Якубовича и 1818 года — К. Ф. Калайдовича)

«Корнелий». Записано в 1926 г. С. П. Бородиным, Ю. А. Самариным и Ю. М. Соколовым в д. Войнаволок Кижской волости. Место хранения: РГАЛИ, ф. 1456, on. 1, ед. хр. 5, л. 156–157

Из архива Б. М. и Ю. М. Соколовых

Из архива Б. М. и Ю. М. Соколовых

Игры ряженых Торопецкого района Тверской области. Места хранения: личные архивы О. Р. Николаева и М. Л. Лурье

Читайте также

«Повозничек-Пиздовозничек». Записано М. Карповой и И. Егоровой в д. Красное Пинежского р-на Архангельской обл. от А. С. Поповой, 1897 г. Место хранения: МГУ

Загадки из Фольклорного архива МГУ

Эпизоды чухломской свадьбы. Записано зимой 1994 г. А. В. Кулагиной в г. Чухлома Чухломского р-на Костромской обл. Место хранения: личный архив А. В. Кулагиной