От «безродных детей» времен Алексея Михайловича к борьбе с детской смертностью. История приютов в Российской империи

Защиты детей не было ни в Древнем Риме, ни в Древней Греции, ни в Карфагене или Аравии — появилась она лишь в позднее Средневековье. В защиту детей стала вступать церковь с целью предупредить детоубийство и подкидывание незаконнорожденных.

На Руанском соборе в IX веке было принято постановление, согласно которому в церквях устанавливали мраморные чаши, куда женщины могли анонимно приносить своих младенцев. Дети, воспитываясь в церкви на ее доходы, оставались церковной собственностью до конца жизни.

В середине XVII века, при царе Алексее Михайловиче, был подготовлен указ, в котором из общего числа нищих выделялись безродные дети и впервые ставился вопрос об открытии для них специальных домов с целью обучения грамоте, ремеслам и наукам, которые «зело и во всяких случаях нужны и потребны». Теперь вместо идеи «всеобщего нищелюбия» выдвигалось новое положение, в основе которого лежали «нужды государства и забота о пользе населения».

В начале XVIII века новгородский митрополит Иов построил по собственной инициативе в Холмово-Успенском монастыре «сиропитательницу» для «зазорных» младенцев. Сеть таких церковных приютов постепенно расширялась, однако государство не имело к ней никакого отношения. Это было самым началом истории домов призрения, которые появились намного позже.

Брошенные грудные младенцы стали объектом государственной важности только при императоре Петре I.

Указом от 1715 года строительство и содержание «гошпиталей» предписывалось осуществлять уже из губернских доходов. На содержание детей выделялось всего полторы копейки в день. «Гошпитали» практиковали тайный прием. Дети находились под присмотром монастырей, а после отправлялись на мануфактуры. Некоторых отдавали в матросы.

Несмотря на начатые преобразования, число нищих, увечных, бродяг и беспризорников продолжало расти. Причиной были войны, «обнищание деревень», перепись населения (детей выгоняли на улицу перед ревизией) и недостаточное количество учреждений, готовых принять малышей. Петр I испробовал несколько методов решения проблемы: от возложения ответственности на государство, родителей и церковь до поиска финансов и попечителей. К сожалению, после кончины императора многие приюты закрылись, не получая поддержки. Такое положение дел сохранялось вплоть до воцарения Екатерины II.

По сведениям исследователя Вячеслава Красуского, изучающего историю воспитательных домов, «в царствование Екатерины II, особенно в Москве и Петербурге, беспрестанно попадались мертвые дети на огородах, в лесах, в реках, в прудах и в болотах».

В этой статье мы не будем рассказывать о воспитательных домах Европы, но отметим, что Московский императорский воспитательный дом, а затем и Петербургский были организованы по образцу Лионского. Их основатель Иван Бецкой долгое время жил во Франции, изучая устройство западных приютов.

Московский императорский воспитательный дом положил начало созданию полноценной системы детских домов в России.

Иван Иванович Бецкой, человек непростой судьбы, незаконнорожденный сын князя Ивана Юрьевича Трубецкого, по традиции времени получивший усеченную фамилию отца, выступил с инициативой создания Воспитательного дома для «зазорных младенцев». Он, близкий друг и сподвижник императрицы, вдохновленный идеями Просвещения, полагал, что государство сможет лучше воспитать детей, чем их родители.

По его замыслу, в России должна была появиться сеть воспитательных домов, включающая также родильные дома, госпитали и ремесленные мастерские. Иван Бецкой верил в создание нового мещанского класса, третьего сословия, специфика которого определялась бы не только профессиональной принадлежностью к разряду «купцов, художников, торговщиков и фабрикантов», но и самой идеологией.

В существовании третьего сословия — свободных людей, живущих своим трудом, в том числе интеллектуальным, — Бецкой видел возрождение всей нации.

Первого сентября 1763 года был обнародован манифест об учреждении Императорского воспитательного дома в Москве, а 21 апреля 1764 года состоялась торжественная закладка здания. На поддержку и развитие дома был введен сбор с «публичных позорищ» (зрелищ) в размере 1/4 части и конфискованных судом имений.

Таким образом, дом был полностью автономен и подчинялся напрямую императрице.

Первыми младенцами, которых тогда именовали «несчастнорожденными», стали девочка Екатерина и мальчик Павел. В «Приносной книге» за 1764 год, под датой 21 апреля, младенцы были записаны:

«№ 1. Екатерина, по крестном отце Алексеева, найдена в приходе Богоявления, что в Елохове, ноября 24-го дня 1763 года. № 2. Павел, по крестном отце Петров, найден в Немецкой слободе у Денисовских бань 8 апреля».

Малютки не выжили.

Почти сразу после открытия учреждения оказалось, что штат служащих не может справиться с потоком младенцев. Число детей было столь велико, что невозможно было обеспечить всех кормилицами, медицинским обслуживанием, пространством и даже воздухом в помещениях… Всё это привело к повальной детской смертности. Спустя несколько лет было решено отдавать детей на воспитание в деревни бездетным крестьянам, выплачивая им вознаграждение. Это привело к махинациям со стороны крестьян. Например, приемные родители могли подолгу не сообщать о смерти воспитанников или подменять их своими детьми. Никто не следил за уходом, а о хорошем кормлении и воспитании детей речи вовсе не шло.

«Поступившие в Воспитательный дом дети, вообще говоря, умирали в немалом количестве, оставшиеся в живых не получали того воспитания, какое предполагал им дать учредитель дома; они не делались полезными гражданами, не составили собою третий чин в государстве», — писал один из биографов Ивана Бецкого.

Детей принимали на Солянке, в специальном помещении на проходной. Ребенка могли принести с запечатанным конвертом, в котором лежала выписка из метрической книги с информацией о дате рождении и родителях, могли принести с запиской или вообще без документов. При приеме ребенка описывались вещи, которые с ним были, чаще всего рубашка и нательный крестик.

В статистике за месяц указывалось, сколько было детей с конвертами и записками, сколько всего принесли детей, сколько было крещеных детей. Ребенка крестили в течение двух-трех дней после поступления в Воспитательный дом, а отчество часто давали по восприемнику (крестному), которым обычно являлся кто-либо из персонала дома.

В 1770 году было принято решение об открытии Санкт-Петербургского отделения Императорского воспитательного дома.

При домах появились особые отделения для бедных рожениц, предоставлявшие полное содержание в течение нескольких недель. Всё происходило в условиях полной анонимности.

Вскоре были основаны и другие воспитательные дома в разных уголках империи, но смертность в них превышала показатели Московского и Санкт-Петербургского.

Содержание детей немного улучшилось во времена императрицы Марии Федоровны, супруги Павла I. В отличие от своих предшественников она смотрела на вещи гораздо практичнее и заботилась о нуждах воспитанников, а не о создании новых людей и сословий. Она оставила после себя огромную систему благотворительных воспитательных заведений, которая вплоть до Октябрьской революции именовалась «Ведомством учреждений императрицы Марии».

Из исторического очерка, составленного секретарем заведения А. Исаевым в 1878 году, следует:

«Малолетнее отделение Московского Императорского воспитательного дома как отдельное и самостоятельное заведение учреждено 15 августа 1842 года. Первоначально в нем воспитывались только приносимые несчастнорожденные младенцы, но затем начали принимать и сирот обоего пола штаб- и обер-офицерского звания».

Реформы Марии Федоровны касались воспитания 500 младенцев в каждой столице. Первоначально она решила разделить их на пять возрастов и распределить по трем категориям:

— к первой относились совершенно здоровые, крепкого сложения младенцы, которые немедленно отправлялись по деревням;

— вторую составляли младенцы хорошего сложения, но требовавшие временного докторского присмотра;

— в третью входили совершенно слабые, требовавшие особого ухода.

Дети последней категории должны были содержаться в Воспитательном доме, составляя весь контингент воспитанников малолетнего отделения.

Впрочем, такое одностороннее распределение вскоре было заменено распределением по умственным способностям: воспитанников, успешных в письме и арифметике, назначали на службу по письменной и счетной части, других распределяли в аптеку Воспитательного дома для изучения фармацевтики или в госпиталь для приобретения навыков в хирургии и медицине.

В 1807–1808 годах были учреждены два класса под названием «латинских». Их выпускники допускались к слушанию полного курса медицинских наук в Московском отделении Медико-хирургической академии. Но поскольку не каждый из воспитанников обладал склонностью и желанием изучать медицину, вскоре был открыт третий класс, выпускники которого распределялись на гражданскую и учительскую службу.

Таким было обучение только для мужской половины Воспитательного дома. Девочки же сначала учились совместно с мальчиками, посещая классы рукоделия. Затем по своему выбору они могли изучать акушерство и гинекологию в Санкт-Петербургском училище либо в Москве после учреждения там повивального института.

Об успехах преобразований императрицы можно судить по тому, что образование, полученное в Воспитательном доме, было приравнено к курсу гимназии, а его воспитанники могли поступать в университеты и на гражданскую службу. Однако несмотря на такие положительные результаты, система была сомнительной, ненадежной и даже опасной для детей.

Одними из главных проблем так и остались высокая детская смертность и халатность. Во время Отечественной войны 1812 года смертность выросла до 54,2%, и, по официальном данным, до 25,7% она снизилась лишь к 1821 году.

В 1837 году указом Николая I все учебные классы воспитательных домов были превращены в Институт для образования сирот военных и гражданских обер-офицеров, а остальные воспитанники переводились «в деревенское сословие». Это означало, что они отправлялись в деревни, чтобы по достижении совершеннолетия стать «вольными хлебопашцами».

Как пишет историк Александра Веселова, «на практике многие из них вскоре оказывались в крепостной зависимости. Идеи И. И. Бецкого о вольном сословии были полностью уничтожены».

Другим результатом преобразования было решение поместить всех девочек в одно из зданий Воспитательного дома, которое впоследствии стало Николаевским сиротским институтом.

Основным бичом и главной причиной детской смертности по-прежнему оставался недостаток кормилиц: одна женщина была вынуждена кормить от двух до пяти детей, младенцев вынужденно передавали от одной к другой. Каждый год детская смертность увеличивалась в связи с выпиской кормилиц в деревни на полевые работы. Широкое использование некачественных искусственных смесей и большой приток младенцев с мая по сентябрь приводили к высокой заболеваемости. В помещениях, рассчитанных на 500 человек, помещалось более 1000, поэтому им буквально не хватало воздуха.

К сожалению, воспитательные дома также были «местом многочисленных злоупотреблений» со стороны работников и приемных семей. Детей принуждали к работе за бесценок. Их скудно кормили, а здания плохо отапливали. Имели место торговля детьми и изнасилования. Обо всем этом мы можем узнать из названий дел, хранящихся в фонде Московского воспитательного дома в Центральном историческом архиве: «Об изнасиловании воспитанницы Павловой А. дьяком Сергеевым» (1835–1838), «О растлении воспитанницы Петровой М. помещиком Щербачевым» (1836–1838), «Дело о рассмотрении случаев торговли младенцами Воспитательного дома в селениях Медынского уезда Калужской губернии» (1872), «О подмене питомца Михаила Иванова крестьянкой Екатериной Игнатьевной своим сыном» (1891–1893).

Главный врач Московского воспитательного дома Н. Ф. Миллер в медицинском отчете указывал, что в течение 1885 года было принято 16 144 грудных ребенка, из них 15 937 незаконнорожденные. Он называл Московский воспитательный дом «громадным центром или складочным местом для незаконнорожденных детей». От 20% до 25% детей привозились из других губерний, где таких домов не было.

Крестьянским семьям, которые брали детей из воспитательных домов, выдавались деньги. В связи с этим несколько раз в год специальные инспектора ездили по местам временного пребывания детей в деревнях. Они вели «Объездные книги» и заносили в них информацию о том, что произошло с ребенком с момента предыдущего посещения инспектора: смерть, вступление в брак, перевод в другую деревню и т. п. Главной целью посещения было удостовериться, что ребенок жив, потому что, например, он мог умереть в марте, ревизия произойти в декабре, а всё это время семья получала деньги.

Случалось, что крестьянки выдавали своих новорожденных детей за приемных. Чтобы этого не происходило, на ребенка надевали костяной медальон, снимать который запрещалось. Говорят, что завязывали его очень плотно. Однако крестьяне снимали их и перевешивали на собственных детей.

Как пишет Владимир Бобровников, чтобы получить деньги за младенцев, «развился особый промысел доставки детей из отдаленных местностей, откуда женщины привозили их целыми партиями в корзинах в таком виде, что дети умирали в первые же часы нахождения в Доме, еще до осмотра врачом».

Сыграло роль и развитие железных дорог: теперь в Москву относительно несложно было попасть из отдаленных уголков страны. Усугубляло ситуацию и то, что Николай I запретил открывать в России новые воспитательные дома. Так, в «тайную приемную Московского воспитательного дома повезли детей особые специалистки-доставщицы. Детей везли гуртом и целыми корзинами». За такую доставку они получали гонорар. В результате в приют попадало от 5 до 10 полуголодных, полуживых, а порой уже мертвых младенцев. В итоге, например, за 1889 год в Воспитательный дом, рассчитанный на 500 детей, поступило более 17 тысяч младенцев.

В начале XIX столетия в Московском воспитательном доме ввели новые правила, которые в корне преобразовали 130-летнюю систему.

Тайный прием был заменен на явный, а принятие подкидышей теперь происходило с участием полицейских. Принимали детей только с выпиской из метрической книги, что означало запись о крещении и рождении. Стало обязательным удостоверение личности или вид на жительство лица, принесшего младенца. В случае смерти матери предоставлялось удостоверение о ее смерти. Младенцы, принесенные со всеми документами, принимались бесплатно.

По новым правилам матерям, желающим вскармливать своего незаконнорожденного младенца на дому, предлагалось денежное вознаграждение в течение первых двух лет жизни ребенка.

Несмотря на возможность привлекать матерей к кормлению и изменение правил приема, глобально ситуация не изменилась ни в Российской империи, ни в Западной Европе. В этом удостоверился главный врач Московского воспитательного дома А. Н. Устинов, направленный в 1902 году Комиссией по вопросам призрения беспризорных детей в память Н. И. Пирогова в командировку для ознакомления с работой нескольких европейских воспитательных домов.

Комиссия выработала программу по снижению детской смертности. Ее члены считали, что приюты должны служить только тем детям, чьи матери не в состоянии их выкормить. А кроме пособия женщинам нужны были ясли при фабриках и заводах, освобождение от работы в последние две недели беременности и на шесть недель после родов.

Частично проект удалось реализовать благодаря постановлению о внебрачных детях: вместо термина «незаконный» теперь использовался «внебрачный». Ребенок мог получить девичью фамилию матери с согласия ее отца, если тот был жив. Были «установлены права внебрачных детей на наследование после матери в благоприобретенном ею имуществе» и определены обязанности отца «доставлять ребенку содержание до совершеннолетия» при условии отсутствия такой возможности у матери.

Этот закон сыграл положительную роль в судьбе внебрачных детей, впервые закрепив за ними определенный правовой статус.

Оценивая полуторавековую деятельность Московского императорского воспитательного дома, предназначенного «для сохранения жизни и воспитания в пользу общества в бедности рожденных младенцев», можно сказать, что, несмотря на «громадность, казарменность и отсутствие семейного характера в призрении сирот», это учреждение сыграло значимую роль в развитии российской государственной системы охраны материнства и детства.