От «Ведомостей» до «Копейки»: эволюция прессы в Российской империи

XVIII век: ни газет, ни читателей

Некоторые источники называют первой российской газетой «Куранты», выходившие в XVII веке. Но эти рукописные листки с кратким обзором европейской прессы, которые всего в нескольких экземплярах «выпускали» для царя Алексея Михайловича и его окружения сотрудники Посольского приказа, полноценным СМИ считаться никак не могут. Как минимум потому, что ни для какой «массовой информации» они не предназначались — это были дайджесты для одного читателя.

Первая настоящая газета появилась только при Петре I — и, как и многое при Петре, была учреждена «сверху».

В декабре 1702 года Петр I подписывает указ «О печатании газет для извещения оными о заграничных и внутренних происшествиях», а уже 2 января 1703 года в Москве выходит первый номер газеты под названием «Ведомости о военных и иных делах, достойных знания и памяти, случившихся в Московском государстве и иных окрестных странах» (с 1711 года газета будет называться «Ведомости» и издаваться в Петербурге).

Петр не просто инициировал выход первой газеты, он принимал живейшее участие в ее создании: сам выбирал материалы для публикации, сам правил корректуру. Наполнение было сугубо официозным: «реляции» о победах русского оружия, о строительстве новых заводов, мануфактур и кораблей, бесконечная пропаганда всех петровских начинаний и дифирамбы власти. Читать такую прессу находилось немного желающих: тиражи были маленькими, периодичность плавала — в один год 36 выпусков, в другой — 45, потом вообще один… «Ведомости» кое-как просуществовали пару лет после смерти Петра — и закрылись.

На смену пришли «Санкт-Петербургские ведомости», которые с 1727 года начала издавать Академия наук. Это был по-прежнему правительственный орган печати, но в нем уже появилось какое-никакое жанровое разнообразие: информационные заметки, зарисовки, нечто похожее на репортажи, объявления о театральных представлениях и новых книгах, переводы из иностранных СМИ. Весь XVIII век «Санкт-Петербургские ведомости» и «Московские ведомости», которые с 1756 года издавал Московский университет, будут оставаться главными и почти единственными газетами Российской империи.

Всего несколько газет на огромную страну, причем ни одной частной: даже в конце XVIII века, когда в стране издается уже довольно много толстых журналов, за издание газет никто не хочет браться. Для сравнения — на Западе ситуация была совершенно иной. Так, в Великобритании уже в 1622 году начала издаваться первая еженедельная газета, Weekly News; в 1702 — первая ежедневная, The Daily Courant. А уж к концу XVIII века в стране выходило множество газет: столичных и провинциальных, ежедневных и воскресных, «политических» и развлекательных. К 1780-м годам за пределами Лондона работало около 150 издательских домов, еще столько же в столице. Собственные газеты, освещавшие местные новости, выходили почти в каждом графстве страны.

Во Франции еще в XV веке были популярны рукописные новостные листки, nouvelle; в XVI веке, когда только в Париже работало уже пятьдесят типографий, такие листки стали печатными. Первая настоящая газета, еженедельник La Gazette, стала выходить в 1631 году, первая ежедневная — в 1777 году. В первый год революции новые газеты и вовсе появлялись чуть ли не ежедневно. На 1800 год в одном только Париже выходило 73 периодических издания (почти всех их позже закрыл Наполеон, но это уже другая история).

На территории современной Германии первые еженедельные газеты (сразу две, в Страсбурге и Аугсбурге) начали выходить в 1609 году; в 1630-х газет на территории Священной Римской империи было уже тридцать, к 1650-м — шестьдесят, к концу века — до двухсот. В Америке к 1740-м годам выходило одиннадцать газет: четыре в Бостоне, четыре в Филадельфии и три в Нью-Йорке. А уж после провозглашения независимости США количество периодики стало расти с небывалой скоростью: в 1789 году выходило уже девяноста газет, в 1888 — 230.

Почему в России все было настолько иначе? Дело тут не только в цензуре, хотя она, конечно, тоже сыграла не последнюю роль. Но главная причина, как считают исследователи, в том, что газетам нужна массовая аудитория, а в России XVIII века такой аудитории просто еще не сложилось.

В конце концов, подавляющая часть населения все еще была неграмотной, а немногим грамотным вполне хватало толстых журналов (которые стоили дорого, поэтому могли худо-бедно окупаться даже при небольших тиражах — в отличие от газет).

Отсутствие нормальных дорог и логистики между столицами и провинцией тоже играло не на руку газетам: одно дело, когда тебе с опозданием на несколько недель доставят литературный журнал, и совсем другое — газету с новостями. По всем этим причинам издание газет в XVIII веке было попросту невыгодно.

«Северная пчела»: между коммерцией и Третьим отделением

В первой четверти XIX века на российском рынке СМИ по-прежнему лидируют журналы. Газет все еще мало, и они в основном ведомственные.

Только в 1825 году в России начала выходить первая частная (и одновременно — первая по-настоящему массовая) газета, детище Николая Греча и Фаддея Булгарина «Северная пчела». Репутация у «Пчелы» была и остается та еще — начинавшаяся как издание вполне либеральное, после декабристского восстания «Северная пчела» стала резко провластной, а уж сотрудничество Булгарина с Третьим отделением не было секретом ни для современников, ни для потомков. Но факт остается фактом: какой бы она ни была, «Северная пчела» стала первой в России газетой современного образца, первым настоящим СМИ.

Самое главное новшество — она была универсальной. Ведомственные газеты публиковали только официальные правительственные новости, в «Пчеле» же было все: «Новости заграничные», сообщения о культурных событиях, «Новые книги», «Литературные новости», «Известия о новейших модах», рубрика «Нравы». Были фельетоны, которые зачастую писал лично Булгарин; были светские сплетни. В газете был штат репортеров, которые стремились первыми сообщать городские новости и собирать эксклюзивные материалы. К примеру, в 1837 году «Северная пчела» в нескольких номерах описывала пожар в Зимнем дворце: рассказывала, как распространялся пожар, что удалось спасти, сколько людей погибло, какие версии рассматриваются в качестве причин пожара. Подробно освещалась и холера 1831 года: статистика заболевших и умерших, способы лечения, опыт других стран, сообщения о холерных бунтах (конечно, с глубоким осуждением зачинщиков, но все же).

Подход к верстке тоже был принципиально новым для России. Редакторы «Пчелы», взяв за образцы популярные западные газеты, первыми стали использовать привычную нам газетную верстку с несколькими колонками и «подвалами». Новым был даже язык: не казенно-официозный, как в ведомственных газетах, а «человеческий», живой.

Поначалу газета выходила трижды в неделю, но уже в 1831 году стала ежедневной. В отличие от почти всех издателей до него, Булгарин не стеснялся работать на массового читателя — и хотя элиты «Северную пчелу» презирали как желтую прессу, она была коммерчески успешной. Презирали «Северную пчелу», впрочем, не только и не столько за «желтизну», а в первую очередь за сотрудничество с Третьим отделением. И это не было домыслами: в том, что «Северная пчела» «отдана <…> во власть и под надзор III отделения», признавался сам Булгарин.

Сотрудничество было взаимовыгодным: многие исследователи утверждают даже, что Булгарин при поддержке Третьего отделения уничтожал конкурентов (не брезгуя доносами на них), а заодно не давал открыться новым газетам и журналам. Но основная выгода был в другом: во времена самой жесткой николаевской цензуры «Пчела» неизменно получала эксклюзивное право на публикацию того, что другим публиковать запрещалось. Например, когда всем газетам, кроме официальных, было запрещено печатать политические новости, для одной только «Пчелы» сделали исключение.

Другой пример — именно «Пчеле» дали зеленый свет на публикацию театральных рецензий. Невероятно, но факт: даже такой, казалось бы, безобидный жанр в николаевские времена был зацензурирован. Чтобы напечатать рецензию, изданию приходилось пройти семь кругов бюрократического ада: ведь театры были государственными, а значит (считали цензоры), неодобрительно высказываться о постановках значило косвенно задевать правительство. Каждую рецензию сначала должны были одобрить в Третьем отделении, потом — у директора императорских театров.

Поэтому, как вспоминали современники, «Пчелка» одна «рядила и судила о драматических писателях и об артистах, как ей Бог на душу положит» . В ответ на все эти «одолжения» «Северная пчела» неизменно писала о любых политических событиях с максимально провластных позиций.

Печатала «Пчела» и рекламу, хотя до 1860-х годов формально не имела на это права: в России действовала государственная монополия на размещение коммерческих объявлений. Чтобы обойти запрет, Булгарин фактически изобрел нативную рекламу. На страницах газеты он активно рекламировал магазины, заведения и мероприятия, но не напрямую, а в виде анонсов, редакционных статей и фельетонов.

Вторая половина XIX — начало XX века: газетный бум

В целом, во времена николаевской цензуры издавать новостные газеты было себе дороже (если ты не на содержании «охранки», как Булгарин). Поэтому настоящий расцвет информационной прессы произошел уже после смерти Николая I, во второй половине XIX века. Причин было несколько. Во-первых, Временные правила о печати (1865) фактически отменили предварительную цензуру для выходящих в Петербурге и Москве газет и журналов и сильно упростили процедуру создания новых газет. Во-вторых, отмена в 1862 году государственной монополии на публикацию рекламных объявлений наконец-то сделала издание газет прибыльным делом. Упростилось и распространение газет: если раньше их можно было получать только по подписке, то в 1862 году их наконец-то разрешили продавать в розницу в стационарных местах, а в 1865 торговать газетами позволили уличным разносчикам (но не любым — это право нужно было купить).

И, наверное, самое главное: к тому времени появилась более широкая прослойка людей, готовых покупать и читать газеты. Причем этой новой читающей публике — купцам, мещанам, мелким предпринимателям, ремесленникам и так далее — была не очень интересна пространная публицистика и «философствование» толстых журналов. Им нужны были новости и информация.

Новости нужно было откуда-то брать, и начиная с 1860-х в России появляются первые телеграфные информационные агентства. До этого, за неимением собственных, российские газеты сотрудничали с международными информационными агентствами, иногда покупая подписку вскладчину: например, с агентством Вольфа в Берлине и с британским Reuters. Первое отечественное информагентство, Русское телеграфное агентство, открылось в 1866 году: его учредил владелец газеты «Биржевые ведомости» Константин Трубников. Сотрудники РТА собирали политические, финансовые и торговые сводки, сотрудничали с агентствами в других странах и трижды в день выпускали новостной бюллетень «Телеграммы Русского телеграфного агентства»; годовая подписка обходилась газетам и частным лицам в сто рублей. Следом стали открываться и другие: Международное телеграфное агентство (1872), Северное телеграфное агентство (1888); все они тоже были частными.

Телеграфные агентства дали огромный толчок развитию газет. Помимо прочего, они уравняли в возможностях столичные СМИ и газеты, выходившие в других городах.

«Соглашение с Русским телеграфным агентством дает нам право надеяться, что в этом отношении Петербург не будет уже иметь преимущества пред Москвою, как прежде. Телеграммы Русского Агентства будут приходить в Москву почти одновременно с Петербургом и появляться в нашей газете в один день с появлением их в петербургских изданиях», — радовался по этому поводу издатель газеты «Москва» И. С. Аксаков.

К концу XIX века газеты по количеству подписчиков наконец-то обогнали толстые журналы, а в XX веке оказались далеко впереди. Социолог Абрам Рейтблат в книге «От Бовы к Бальмонту и другие работы по исторической социологии русской литературы» приводит такие цифры: суммарный тираж толстых ежемесячников вырос примерно с 90 тыс. в 1900 до 135 тыс. в 1914 году, а тем временем суммарный разовый тираж ежедневных газет в эти же годы увеличился с 900 тысяч до 2,2 млн — то есть больше чем в два раза.

Разнообразие огромно: на 1900 год в России выходит 1002 периодических издания, из них большая часть — именно газеты. Появились специализированные газеты для всех слоев населения, от предпринимателей до рабочих. Газеты и внешне, и содержательно стали похожи на современные: с передовицей на первой полосе, с «подвалом» в нижней части полосы, с новостями внутренней и внешней политики, репортажами, фельетонами и объявлениями. Спрос на новости становится таким массовым, что на рубеже веков происходит разделение газет на утренние и вечерние.

Самой важной фигурой в редакциях стали репортеры, но их имен чаще всего никто не знал: подписывать газетные публикации, за редким исключением, было еще не принято.

Репортажные жанры — криминальные материалы, судебные очерки, отчеты с места событий — становятся самыми популярными. Интересуется публика и фельетонами; появляются «звездные» фельетонисты (например, Чехов, который на заре своей карьеры работал с огромным количеством газет и журналов, публикуя до 200–300 заметок в год).

Демократизация газет. «Малая пресса»

Уровень грамотности городского населения к концу XIX века заметно вырос (как и численность этого населения): по подсчетам социологов, за последнее двадцатилетие существования Российской империи читательская аудитория увеличилась в несколько раз. Причем рост аудитории шел главным образом за счет рабочих и крестьян — остальные слои общества были приобщены к чтению еще раньше. Этой новой аудитории нужны были совсем другие газеты: простые, понятные, без «заумных» рассуждений. Поэтому на этот период приходится настоящий бум «малой прессы»: дешевых массовых изданий.

Одной из первых таких газет был «Петербургский листок», который начал выходить в 1864 году и стал пятой частной газетой Петербурга. «Мы будем присматриваться к мелким явлениям петербургской жизни, будем подхватывать на лету, что подвернется под руку, лишь бы новость была животрепещущая», — честно обозначил формат издания редактор в первом же номере.

Поначалу газета выходила четырежды в неделю, с 1882 года — уже ежедневно. Газета была рассчитана на максимально широкий круг читателей, поэтому и круг тем был максимально широк: сенсации, громкие происшествия, нашумевшие судебные процессы, скандалы-интриги-расследования.

В газете были постоянные рубрики «Телеграммы от ПЛ» (краткие сообщения о событиях в стране и мира), «Внутренняя почта», «Городские дела», «В биржевом зале», «Из зала окружного суда», «В камерах мировых судей», «В коммерческом суде», «Хроника петербургских пожаров», «Дневник приключений», «Спорт».

А еще — юмористическая рубрика «Листки из альбома Свистунов», рубрика «Из дачных мест» (сцены из дачной жизни), «Скорбный листок» (некрологи и сообщения о похоронах), «Эхо», «Мимоходом» и «Вскользь» (зарисовки о быте и нравах горожан), «Зигзаги» (анекдоты), «Театральный курьер» (анонсы, премьеры, гастроли), головоломки и ребусы и, конечно, объявления, которым отдавалась вся последняя страница. Были, конечно, и фельетоны, и литературная рубрика (именно в «Петербургском листке» печатался абсолютный бестселлер своего времени, авантюрный роман Всеволода Крестовского «Петербургские трущобы»). Главное, что отличало «Петербургский листок» и прочую «малую прессу» — подача: никаких скучных лонгридов и долгих рассуждений, коротко и броско.

Более престижные издания регулярно высмеивали «Петербургский листок» за популяризацию низких жанров и погоню за сенсациями, но факт остается фактом: тиражи росли, а газета благополучно просуществовала до 1918 года.

Подобные «Листки» начиная с 1860-х открывались как грибы после дождя. Свой «Листок» появился почти в каждом провинциальном городе; их наполняли городские новости и полуофициальная информация, хроники заседаний городской думы, сведения о пожарах и убийствах, некрологи вместе с «весьма полезными рецептами насчет соленья огурцов, сохранения шуб от моли и выводки пятен». Свои ежедневные «Листки» были даже у крупных ярмарок (например, нижегородской и ирбитской): в них публиковались правительственные распоряжения относительно торговли, сведения о привезенных на ярмарку товарах, судебная хроника (тоже связанная с ярмарочными проблемами — например, решения мировых судей по спорным вопросам), информация о приехавших в город и выехавших из него, частные объявления. А в Москве, помимо прочего, выходил «Оберточный листок» (с подзаголовком «Газета литературная и промышленная»), название которого иронично намекало на возможности повторного использования газеты.

О том, как такие газеты делались, с юмором, но и большой симпатией вспоминает автор книги «Москва и москвичи» Владимир Гиляровский, который начинал свою карьеру репортером «Московского листка».

«Безграмотный редактор приучил читать безграмотную свою газету охотнорядца, лавочника, извозчика, трактирного завсегдатая и обывателя, мужика из глухих деревень.

Мало того, что Н. И. Пастухов приучал читать газету, — он и бумагу для „Листка“ специальную заказывал, чтобы она годилась на курево. Из-за одного этого он конкурировал с газетами, печатавшимися, может быть, на лучшей, но негодной для курева бумаге, даже это было учтено им!

Интересовался Н. И. Пастухов для своего „Листка“ главным образом Москвой и Московской губернией. Интересовался также городами, граничащими с ней, особенно фабричными районами. Когда он ездил на любимую им рыбную ловлю, то в деревнях и селах дружил с жителями, каким-то чутьем угадывая способных, и делал их своими корреспондентами.

— Да я малограмотный!
— На что мне твоя грамотность. У меня на то корректора есть. Ольга Михайловна все поправит! Ты только пиши правду, соврешь — беда будет!

И получались от новых корреспондентов очень интересные вещи, и почти ни один никогда не соврал».

В 1908 году начинает выходить «Газета-копейка» — еще один лидер жанра «малой прессы»; от конкурентов она выгодно отличалась тем, что стоила ровно столько, сколько было заявлено в названии. Наполнение у нее было примерно таким же, как у «Листков», от сенсационных новостей до беллетристики «с продолжением», но с еще большим уклоном в «желтизну». В каждом номере — обязательно описания убийств, самоубийств и грабежей; обилие криминальной хроники; большой акцент на сексуальных преступлениях. В итоге газета за год работы обогнала всех конкурентов: тираж питерской «Копейки» в 1909 году составлял уже 250 000 экземпляров.

Впрочем, надо отдать издателям «Копейки» должное: завоевав публику пусть и не самыми благородными методами, они старались ее понемногу образовывать и просвещать. Наряду с сообщениями о скандалах и убийствах в «Копейке» публиковались общественно-политические статьи, заметки о социально-экономических реформах, просветительские и научно-популярные тексты. Например, в разгар эпидемии авторы «Копейки» давали рекомендации по гигиене.

«Копейка» изобиловала рекламой, которая здесь занимала не только последнюю страницу (как в других изданиях), но и иногда добрую половину первой. За это ее часто высмеивали конкуренты, но именно обилие рекламы позволяло до последнего удерживать цену за выпуск в одну копейку. Дела у «Копейки» шли так хорошо, что у нее даже были собственные типографии в Петербурге и Москве. Кстати, именно петербургскую типографию «Копейки» в 1917 году захватил вооруженный отряд во главе с Бонч-Бруевичем, чтобы печатать газету Петроградского совета рабочих депутатов «Известия». Впрочем, «Копейка» не закрылась сразу, а просуществовала до 1918 года, когда в истории российской прессы началась совсем новая глава.