История русской утопии: от «Христианского государства» XII века до марсиан-феминистов и кидалт-коммуны в тропиках
Дальние страны
Сейчас утопия известна через свою противоположность — антиутопию, но до XX века чаще писали о мирах, в которых автору хотелось жить, а не о тех, против которых он предостерегал. Еще Платон в диалоге «Государство» рассуждал об идеальном полисе. Рождение же утопии как художественного жанра относится к раннему Новому времени, когда Томас Мор пишет одноименную книгу. Подлинный расцвет этого жанра происходит позже, в век Просвещения.
В России утопия появляется с запозданием. До возникновения светской культуры в древнерусской литературе имелись лишь подобия жанра, взятые из византийских источников. Так, в «Сказании об Индийском царстве» могущественный царь-поп Иоанн заявляет: «Нет в моей стране ни вора, ни разбойника, ни завистливого человека, потому что земля моя полна всякого богатства».
Основой для сказания послужило письмо, якобы написанное византийскому императору Мануилу Комнину от могущественного пресвитера Иоанна, чье царство располагалось в Центральной Азии.
В действительности никакого влиятельного христианского государства там не существовало. Легенда о нем отражала мечты о сильном союзнике в войнах с мусульманами.
В России собственная утопия возникает лишь в XVIII веке. Реформы Петра показали, что твердой рукой можно изменить общество за короткий срок, а мода Галантного века принесла к нам философию Просвещения и французские романы. Среди них были и те, которые изображали идеальные страны.
Тем удивительнее, что самая известная утопия XVIII века, «Путешествие в землю Офирскую», была написана Михаилом Щербатовым — консерватором, который видел эталон в допетровском прошлом. Главный герой его романа сталкивается с утопией случайно. Корабль, плывущий из Индии в Европу, попадает в шторм и сбивается с курса. Оказавшись в южных широтах, путешественники открывают таинственный новый континент. Встретившиеся им аборигены говорят на санскрите и называют свою страну Офирской империей.
Но вместо полностью вымышленной страны Щербатов создает некий улучшенный вариант России. Даже топонимы Офирии — анаграммы или видоизмененные названия русских городов и рек: Евки (Киев), Квамо (Москва), река Голва (Волга). Офирию окружают пали и пиуры (Польша и Пруссия). Как и в России, столица была перенесена из Квамо в Перегаб (Петербург).
Население Офирской империи разделено на группы со своими правами и обязанностями, образцами одежды, жилья и даже едой. За действиями и мыслями граждан Офирии следит церковь.
Казалось бы, «Путешествие в землю Офирскую» сильно напоминает «1984» и другие современные антиутопии. Однако, как замечают Леонид Геллер и Мишель Нике в книге «Утопия в России», «строгость социального порядка и законодательства Офирии часто преувеличивается. Система социальных групп не исключает некоторой гибкости, и Щербатов приводит примеры выхода граждан за пределы своих каст. Регламентация жизни (не сильнее, чем у Кампанеллы или Кабе) не устанавливается законом, а востребована общественными нравами. <…> В центре этой концепции — нравственный человек, способный ошибаться».
Неотъемлемой чертой утопии является ее отрыв от существующего мира. Описывая совершенное общество, авторы помещали его либо в другое время, либо в недосягаемое для человечества пространство. Белых черт на карте в XVIII веке становилось все меньше. Поэтому Василий Левшин, автор утопической повести «Новейшее путешествие, сочиненное в городе Белеве», выбирает для места действия Луну.
Человек с Земли прилетает на нее при помощи орлиных крыльев и обнаруживает там племя людей, живущих без государства и следующих «естественному закону».
Селениты занимаются исключительно земледелием и скотоводством, а на знания и сложные ремесла наложен запрет. Нарушающих правила ждет изгнание на обратную сторону Луны.
Чтобы изобразить утопию красочнее, Левшин для контраста добавляет рассказ лунного жителя, попавшего на Землю и успевшего за короткое время оскорбить турецких мусульман, потерять все имущество и быть несколько раз избитым.
Наконец, в XVIII веке появляется утопия под авторством Сумарокова, в которую протагонист переносится посредством сна. Она так и называется: «Сон. Счастливое общество», и ничем не примечательна в плане идей: просвещенный монарх и общество, где высокого положения может добиться любой: от дворянина до крестьянина.
Утопии XVIII века были написаны под влиянием Просвещения: лунное общество Василия Левшина — это художественное изложение идей Руссо, а Офирия Щербатова — не что иное, как идеальный просвещенный абсолютизм.
Но уже спустя несколько десятилетий с Запада приходят новые политические и философские течения, старые идеалы пересматриваются, а самое главное — совершенной страной теперь хочется сделать Россию, отбросив различные аллегории.
Русское будущее
Декабристы имели подробные программы по устройству России, но литературных утопий не писали. Однако страну, где победили их идеи, описал в рассказе «Сон» Александр Улыбышев, который входил в связанный с тайными организациями литературный кружок «Зеленая лампа».
Герой рассказа засыпает и попадает в Петербург через три сотни лет. Первое отличие, которое бросается в глаза, — вместо казарм стоят школы и библиотеки.
Выясняется, что защита Родины возлагается на каждого гражданина, способного носить оружие. Это позволяет сэкономить деньги, которые направляются на «общественное благосостояние». В Аничковом дворце открыт Пантеон русских героев, а в Михайловском замке — Дворец государственного собрания. Православия нет, но есть церковь, схожая с якобинским культом Верховного Существа. Заменен и герб: «Две головы орла, которые обозначали деспотизм и суеверие, были отрублены, и из пролившейся крови вышел феникс свободы и истинной веры».
Однако утопии российского будущего не всегда связывались с революцией. В незаконченном романе Владимира Одоевского «4338-й год: Петербургские письма» Россия — по-прежнему империя. Западные страны находятся в упадке, в Америке и Англии с молотка уходят целые города. Единственным государством, способным соперничать с Россией, является Китай, но он заключает с ней союз, чтобы предотвратить столкновение с землей кометы. Роман представляет собой переписку двух китайских студентов, один из которых отправляется в Петербург.
«4337-й год» прославился в Рунете в середине нулевых — в нем нашли предсказание интернета и блогов.
В романе описываются магнетические телеграфы, установленные в каждом доме и позволяющие общаться на расстоянии. А вот блоги в сорок четвертом столетии остались бумажными, и обязанности по верстке и печати возложены на дворецкого.
В результате выходит «домашняя газета», в которой «помещаются обыкновенно извещение о здоровье или болезни хозяев и другие домашние новости, потом разные мысли, замечания, небольшие изобретения, а также и приглашения; когда же бывает зов на обед, то и le menu».
Помимо магнетических телеграфов люди будущего пользуются воздушными судами — гальваностатами — и тоннелями под океанами. На Луне добываются ресурсы, в городах работает центральная отопительная система (правда, с воздухом вместо воды), а для украшения одежды применяют эластичный хрусталь.
Из всех утопий 1800-х наиболее известной стала социалистическая. Николай Чернышевский сделал свою картину будущего частью романа о настоящем. «Что делать?» при всех его литературных недостатках оказал влияние на несколько поколений молодежи XIX века, а в СССР стал частью школьной программы.
Будущее по Чернышевскому изображено более привлекательным, чем могут обещать любые серьезные политические программы. В нем установилось общество всеобщего изобилия без намеков на какую-либо уравниловку.
Люди не привязаны к городам и предпочитают кочевой образ жизни, что не мешает поддерживать высокий уровень техники и культуры. Обычный будничный вечер кажется Вере Павловне роскошным балом. В романе есть намек и на сексуальную свободу: «Ты видела в зале, как горят щеки, как блистают глаза; ты видела — они уходили, они приходили; они уходили — это я увлекла их, здесь комната каждого и каждой — мой приют, в них мои тайны ненарушимы, занавесы дверей, роскошные ковры, поглощающие звук, там тишина, там тайна; они возвращались — это я возвращала их из царства моих тайн на легкое веселье».
Куда меньше, чем сну Веры Павловны, повезло сну Ивана Васильевича из повести Владимира Соллогуба «Тарантас». В ней рассказывается о неудачных попытках прожившего долгое время на Западе молодого человека узнать «подлинную Россию». После нескольких дней неудачного странствия путешественник засыпает в тарантасе и оказывается в будущем. Внешне оно не отличается от России XIX века, но на улицах нет грязи, исчезли пьяные, старики сидят по богадельням, а стены домов не украшают трещины. Под политическим и культурным влиянием России находится теперь весь мир, западные философы и писатели считаются слабыми и примитивными. Сохранились и старые сословия — купцы, дворяне и крестьяне, но живут они в мире и согласии. Собеседник Ивана Васильевича из будущего замечает: «Я аристократ в том смысле, что люблю всякое усовершенствование, всякое истинное отличие, а демократ потому, что в каждом человеке вижу своего брата. Впрочем, как вы видите, эти понятия вовсе не разнородны, а, напротив, тесно связаны между собой».
Сон прерывается падением тарантаса в кювет, где тонет книга с записками и размышлениями Ивана Васильевича.
По мере индустриализации общества жанр утопии все больше связывается с техническим прогрессом и зарождающейся научной фантастикой. Это дает новый толчок для изображения будущего.
Космос и евгеника
В конце XIX века появляется несколько романов, в которых Россия приходит к триумфу в духе современной низкопробной патриотической фантастики.
В книге Николая Шелонского «В мире будущего» страну привело к гегемонии совмещение научно-технического прогресса и консервативно-патриархального образа жизни. Города практически заброшены: большая часть людей живет в семейных общинах.
Над Москвой раздается звон колоколов «сорока сороков» церквей, а самым величественным зданием оказывается храм всея Руси. Но одновременно в романе Шелонского мысли передаются на расстоянии, есть аналог телевидения и летающие корабли. Прогресс позволяет каждой семье существовать автономно, производя все «на дому», от еды до книг. В противовес им на Западе царит дикий капитализм, ввергнувший население Америки и Англии в нищету. А вот континентальная Европа в лице Франции, наоборот, состоит в тесном союзе с Россией. Германия, Италия и некоторые другие страны исчезают вовсе.
А вот в книге Александра Красницкого «За приподнятой завесой» счастливая жизнь человечества наступает после того, как самым богатым человеком в мире становится Иванов Иван Иванович, считающий, что к работе можно допускать только русских или хотя бы славян. Прочие народы обречены на вымирание, так как это естественный процесс.
Еще дальше пошел экономист и черносотенец Сергей Шарапов. В его романе «Через полвека» москвича, живущего в конце XIX столетия, погружает в анабиоз ученый-индиец. Очнувшись через пятьдесят лет, главный герой первым делом пытается изучить мир через газеты и с удовольствием отмечает: «Хорошо пишут „Московские ведомости“! Так вот какой, с Божьей помощью, поворот за пятьдесят лет! В России объявились националисты, одолели космополитов! Евреи, в мое время обратившие было Россию в свой Ханаан, чувствуют дело проигранным и собираются уходить. Когда, кто, как совершил это чудо?»
Ядром справедливого общества в романе становится организация православных приходов с выборными священниками. Они служат одновременно сберегательными кассами и основой для местного самоуправления.
Огромный бюрократический аппарат демонтирован. Немногочисленным сохранившимся органам государственной власти присвоены русские названия: Министерство финансов превратилось в Державную казну, а полиция — в Управление государственной безопасности. Монархия сохранена, но приобретает черты допетровского времени. Это не мешает России разбить Германию и ликвидировать Австрию, затем включить всех западных и южных славян в свой состав на правах автономий, а принадлежащей Турции Стамбул сделать вольным городом Константинополем.
А вот прогресс в XX веке стараются остановить. Автомобили и велосипеды запрещены, скорость электропоездов ограничена до 120 верст в час, ликвидированы институты и школы — все образование дается на дому, а дипломы заменены экзаменами от заслуженных представителей той или иной профессии.
Коммунисты до Революции к утопиям испытывали стойкую неприязнь. Сложилась она из-за неприятия марксистами прежних левых идей, получивших название «утопического социализма» в противовес «социализму научному». Однако среди русских марксистов, помимо большевиков, было немало оригинальных течений, одно из которых — богостроительство — пыталось соединить левые идеи и религию.
Целью богостроителей было создание новой религии, где вместо Бога поклонялись бы великой цели или коллективу. Из-под пера одного из них, Александра Богданова, и вышла первая «марксистская» утопия и одна из последних утопий дореволюционных — «Красная звезда».
Название многозначное. С одной стороны, это намек на «красную революцию». С другой, отсылка на место действия — Марс, «красную планету», куда главного героя романа, молодого революционера, забирают наблюдающие за землянами пришельцы.
Марсиане ничем не отличаются от людей. Их история прошла те же стадии, что и земная, закончившись коммунизмом. Под темно-зеленоватым небом существуют армии труда, у «солдат» которой работа является естественной потребностью. Впрочем, рабочий день длится не более трех часов, а изобилие товаров перегоняет любое общество потребления. Для рабочих считается нормальным постоянно менять место работы и пробовать себя в самых разных областях. Плановая экономика управляется через «центральный статистический механизм», напоминающий компьютерную сеть.
Список технических предсказаний «Красной звезды» впечатляет: атомная энергетика, синтетическая одежда, 3D-фильмы и синтез белков. В повести описывается и теория омоложения организма путем переливания крови молодых людей в тела стариков. После революции Богданов попытался применить ее на практике и умер во время неудачного эксперимента.
На Марсе ликвидировано гендерное неравенство: женщины и мужчины внешне практически не отличаются друг от друга. Институт брака сохранился, но привычной семьи уже нет: дети воспитываются отдельно от родителей в специальных школах. Среди стариков нормальным считается уйти из жизни через эвтаназию — деталь, которую старались не выпячивать советские историки фантастики. Уход из жизни осуществляется в комнатах, украшенных статуями и картинами, с красивыми видами из окон.
При этом культура марсиан не идеальна — Богданов подчеркивает ее предельный рационализм. Марсиан же удивляет чудовищная кровожадность землян: «В вечной борьбе между племенами Земли у них сложилась психологическая особенность, называемая патриотизмом. Это неопределенное, но сильное и глубокое чувство заключает в себе и злобное недоверие ко всем чуждым народам и расам, и стихийную привычку к своей общей жизненной обстановке, особенно к территории, с которой земные племена срастаются, как черепаха со своей оболочкой, и какое-то коллективное самомнение, и, часто кажется, простую жажду истребления, насилия, захватов».
Похищенный землянин узнает, что Марсу грозит перенаселение, и некоторые ученые всерьез предлагают уничтожить человечество для колонизации Земли. Главный герой убивает марсианина, предлагавшего геноцид землян, но вместо наказания его отправляют на Землю. Финал остается открытым: к революционеру после боя приходит девушка-марсианка и забирает его обратно на Марс, даря надежду, что Первой межпланетной все-таки не будет.
В 1910 году в России выходит роман «Праздник весны», написанный бывшим революционером Николаем Олигером. В противовес прежним утопиям, описывающим идеальное общество в основном через попавших туда посторонних людей, «Праздник весны» рисует облик будущего времени исключительно через переживания и размышления живущим в нем людей.
В мире Николая Олигера нет ни государств, ни рас, ни классов. В книге рассказывается и о личных летательных аппаратах, и об управлении климатом, и о гигантских заводах, но весь труд считается творчеством.
Техника развита настолько, что даже строительство крупного здания можно реализовать в одиночку: «Вот эти колонны — от начала до конца моя работа. Я видела их еще в глубине ущелья, когда они были простыми глыбами камня, огромной скалой, выросшей из самых недр Земли. <…> Я победила эту скалу. Она бросила в меня целыми снопами искр, она грохотала, как гром, потом жалобно стонала и просила пощады, но я победила ее». Для людей будущего является нормальной свободная любовь, а культ Высшего Существа напоминает о древнегреческих мистериях.
Еще одной утопией, исключающей политические размышления, стала повесть «Рай земной» Константина Мережковского, брата знаменитого писателя. Наверное, это самое удивительное из всех подобных произведений.
Путешествие в будущее происходит во сне. Но об этом будет сказано лишь в самом конце, а начинается повесть с того, что главный герой оказывается на необитаемом острове в тропиках. Вскоре он обнаруживает небольшую группу подростков и старика, которого те зовут покровителем.
Покровитель и открывает герою тайну: для достижения утопии человечеству надо никогда не взрослеть. Ведь дети — это единственные счастливые люди на Земле.
Путь к утопии в «Рае земном» занял не одно столетие. Мережковскому, конечно, тогда не была известна генная инженерия, но он был биологом, и в романе для изменения человечества используется евгеника. Долгие годы отбора привели к тому, что на Земле стали жить три подвида человека. Большую часть составляют вечные подростки, которые даже в сорок лет выглядят не старше шестнадцати. Их жизнь похожа на жизнь элоев из «Машины времени».
Чтобы новые люди ни в чем не нуждались, были выведены и аналоги морлоков. Но в отличие от романа Герберта Уэллса, они абсолютно безобидны, а тяжелая физическая работа приносит им радость. Наконец, для того, чтобы следить за утопией, часть человечества обратилась в покровителей — мудрецов, живущих более ста лет. Впрочем, родители, так же как и дети, не приемлют технический прогресс и живут на тропических островах. Города покинуты, наука считается ненужной, так как не приносит счастья. На двухмиллионное население земли хватает восьми заводов и одной верфи.
Из всех достижений прогресса сохранились лишь противозачаточные средства для женщин и устройства, с помощью которых слушают музыку. Немногочисленных подростков и покровителей, жаждущих знания, отправляют на остров, где те пытаются заниматься наукой. Предварительно их стерилизуют.
Позже выясняется, что по дороге к «идеальному обществу» пришлось на некоторое время установить тоталитарный строй, а перед этим через стерилизацию уничтожить почти все человечество: всех негров и азиатов, всех семитов, а потом всех несогласных. Но это не отвращает главного героя от картины будущего, и даже проснувшись, он повторяет: «О люди, люди! О безумные, о несчастные люди, неужели вы никогда не осуществите мой сон!?»
Вторую часть спецпроекта — про отечественные утопии советского периода — мы опубликуем до конца сентября.
