Не поминай «Всуе»: интервью с писателем, музыкальным критиком и книгоиздателем Феликсом Сандаловым

— Смотри, ты давно связан с музыкой. Однако твой дебютный альбом выходит только сейчас. Почему? И вообще, что есть «Всуе»?

— Был немного занят. Да и куда спешить? С первого дубля и до выпуска прошло пять лет, из которых полтора года альбом лежал на полке, но такова судьба большинства релизов времен цифрового изобилия. Тем более в руках вдохновленных дилетантов. Когда у тебя неограниченный доступ к профессиональной студии, упакованной в компьютер, ты можешь вообще из нее так и не вылезти. Это, кстати, не про меня. Автор музыки на «Входе», сыгравший на гитаре, ритм-секции, клавишах и прочем — Саша П. (он же Скрипаль и Камчатка). Очень талантливый, но, скажем так, дотошный, увлекающийся и ищущий совершенства человек. Я часто вспоминаю его слова: «Может мне вступить в секту какую-нибудь? Ведь уже и так живу как ******* (сумасшедший)».

«Всуе» — это мы двое плюс Сашин верный товарищ Ableton. Все писалось и сводилось возле Финского залива, где Саша, не выходя из квартиры, построил широко известную в узких кругах студию «Реванш». Основная деятельность «Реванша» была для меня загадкой.

То, что я слышал, было посвящено неочевидным вопросам: например, как записать Пророка Санбоя на таком гитарном подрыве, которому позавидуют The Smashing Pumpkins и Tiamat разом? Этот проект, правда, застрял на нескольких песнях из-за разницы характеров с Санбоем. Частая история. Но с «Реванша» например, вышли самые пробивные хиты «Кисмэна», в которых они звучат как полнокровная стадионная группа.

Меня привлекают одержимые люди, те, кто из жизни кроит судьбу, а «Реванш» — это ровно оно и есть, попытка поставить себя на кон, отыграться и раздать одному только тебе понятные долги. В юности Саша играл в разных малоизвестных группах Петропавловска-Камчатского, преимущественно панк-рок волны «Оргазма Нострадамуса», затем ушел в бизнес и быстро достиг того, что принято считать красивой жизнью — отдых на Ибице, несколько квартир, дорогая машина. Насколько я понимаю, кризис среднего возраста он словил аккурат под сорок, и весьма основательно: бросил все, распродал имущество и уехал в Петербург, по собственным словам, грехи замаливать, а именно отдать себя музыке без остатка. С этой целью он строил студию, чтобы записывать в ней людей, скажем так, случайных — от друзей знакомых до пьянчуг из местных кабаков. Большинство из них быстро отваливались, а мне же всегда нравилась история Брайана Уорнера, сменившего амплуа музкритика на шок-рокера. Поэтому я остался. Мы лепили проект из подручных материалов, и никто из нас ожидал, что это выльется в такую долгую историю. Но один из уроков «Реванша» — в том, что сроки, обстоятельства, нехватка музыкальных знаний (в общем, все мешающее почувствовать себя в шторме, где викинг и меч) — несущественно, если ты движешься к цели.

В остальном же про свои деяния Саша лучше расскажет сам. Для меня это была встреча, как в романе Чарли Кауфмана «Муравечество». Там кинокритик знакомится с неизвестным доселе новатором-режиссером, чьих гениальных фильмов никто не видел, и показывает он их только сам, подчеркивая, что это все еще work in progress. Такой подход сопряжен с тем, что либо выпуск перестает быть какой-либо реалистично обсуждаемой целью, либо надо резко оборвать обсуждения размеров пространства, степени сатурации и выпуклости транзиентов. Писателю легко понять, в какую бездну может провалиться человек, у которого есть Ableton, аудио-интерфейс, пара микрофонов, породистые инструменты и вагон плагинов — это абсолютная свобода и она искушает так же абсолютно. Хотя писателям повезло: в их сообществе не распространены идеи, что ты не напишешь хорошую книгу без механической клавиатуры с литыми клавишами, которой пятьдесят лет. Парадокс домашних студий: у хай-энда нет конца, а лоуфаю мало кто верен.

— И как же ты выбрался из этой ямы?

— Это была честная работа, до поры до времени забавная, но все же ручная и изматывающая. К тому же непонятно, зачем тебе две сотни версий одной песни, если ты все равно вернешься к изначальному звуку, фотовспышкой запечатлевшей ваше состояние и настроение. С несколькими песнями (например, с «Агхори») я умышленно перечеркнул годы поисков. Доводил альбом до финальной кондиции я в одиночку. Но не без помощи Ивана Напреенко из «Оцепеневших», который издал его на NEN Records, Джеймса Плоткина и Арнольда из нежно мной любимых Reutoff, доруливших звук в нужную точку. Плюс еще нескольких товарищей, которые по-доброму отреагировали на мои просьбы записать гитару или разобрать сведенку на стемы.

— По Ване, Арнольду и твоему тезке Миренскому вопросов нет: свои ребята, проверенные, с такими хоть в разведку, хоть в бордель. Поэтому давай по Плоткину — как тебе батя?

— Мегапрофессионал и душка. На таких людях, как он, все и держится в нашем безнадежном деле.

— «Вход» приятно удивляет разнообразием вокальной работы: тут тебе и ор, и шепот, и пение, даже речитатив во «Всполохе». Какие куски дались наибольшей кровью?

— Мне — «Черная кожа», а у Саши, полагаю, на каждую песню есть история про балансирование между суицидом и дурдомом. Кроме «Посредника» и «Детей могил», спетой им костровой баллады в муцураевском духе; обе сделаны в один тейк, на живую нитку. Как перфекционист, Саша, разумеется, несколько раз перепевал и переделывал «Детей могил». Но, чем развесистее становился аранж, тем меньше оставалось в песне «духовистости», так что я сделал выбор в пользу первого подхода.

— Почти все треки с альбома укладываются в радиоформатный метраж (за исключением хитовой «Кожи» и эпика про «Мертвый язык»). Неужели не хотелось пошаманить на одном риффе подольше? Все ж таки дум…

— Для понимания — мониторы для сведения, классические эн-эс десятки, я выцепил по настоятельной просьбе Саши («без них никак») с «Авито» у опухшего мужика, которого я на следующий день не опознал бы на очной ставке. Но это моя ограниченность, а для Саши это легендарная фигура, и мониторы из его рук — просто грааль. Опухшим мужиком был аранжировщик и композитор группы «Ласковый май» (причем состава без Шатунова даже)… С другой стороны, в ответ на поставленный в качестве саунд-референса Dopethrone я услышал: «Извини, но это брак по звуку». Такая разница во взглядах, в общем. Это в порядке вещей: на что-то я открыл глаза, на что-то он, где-то сошлись на чем-то третьем. А на месте потоптаться еще успеется.

— Почему ты выбрал именно традиционный дум, да еще и с готикой?

— Других вариантов не было. Пониженный строй гитар на меня всегда действовал гипнотически. Возможно, это связано с некими электромагнитным колебаниями мозга, но дум работает на меня, как гоа-транс на некоторых — все внутри сжимается. Ну, а готика… Во-первых, это красиво: канделябры, обтягивающая кожа, летучие мыши и вампирские клыки. Да и для такого типа домашних записей дум — это оптимальный жанр; можно маскировать огрехи вокала (а-ля ранний Electric Wizard) овердрайвом с квакушкой, уплотнять звук даблтреками и подпевками на бэках и, конечно же, налить с горочкой ревера. Про темы смерти и секса вообще молчу: база рок-музыки, ее хлеб и соль. Через меланхолию и апокалиптические камлания можно прорваться к оперному накалу эмоций, отвести душу по полной. Внутреннюю херку надо ведь тоже выпускать на волю.

— Что стоит за песнями: это фантазии или все на основе реальных событий? Гонялся ли ты за кикиморой?

— Как Головин, конечно… Все из жизни. «Черная кожа» писалась по следам неудачной интриги, погорел на роковухе; «Мертвый язык» — реакция на прогрев противостояния востока и запада, в котором бомбы падают на головы людей, максимально далеких от центров принятия решений; «Всполох» — воспоминания об одном шрамирующем питерском бэд-трипе; «Дети могил» навеяны пустыми пандемийными улицами, и так далее. Плюс напряжение, так скажем, внутригрупповое. «Вход» — это ведь еще и альбом о треснувшей дружбе. Сейчас тоже нет недостатка в поводах для темных чувств и разочарования в людях. Но, оглянувшись, ты понимаешь, что и пять лет, и двадцать пять лет назад смерть все так же ходила рядом, а зло неизбывно, потому что это мы.

— При этом «Всуе» не чураются мелодайна и драм-машины, едва ли вяжущихся с аналоговым саундом дума 1990-х. Нет ли здесь противоречия?

— Дум еще и про жуть, поэтому противоречие снимается эффектом «зловещей долины»; андроиды, слишком похожие на людей, неизменно вызывают страх и беспокойство. Его же, если честно, вызывают и люди, слишком похожие на андроидов. Мне всегда было интересно, что же такое происходило на заре человечества, отчего в наших генах остался этот защитный механизм. Ну, а электронные барабаны… Соседи Скрипаля по дому настолько были недовольны постоянным шумом, что придумали очень петербургскую месть. Они регулярно заказывали большое количество дорогой и ужасно невкусной пиццы на его адрес. Это приводило либо к конфликту с доставкой, либо к затратам на сомнительный корм, по вкусу слабо отличавшийся от коробок, в которых его привозили. Если бы у Саши стояла установка, то соседи заказали бы не пиццу, а сразу киллера.

— Обложку для релиза делал мсье Валнуар. Не было ли трений между ним и Напреенко, который, если не ошибаюсь, все релизы NEN ревностно дизайнит сам?

— У NEN Records в разное время были разные дизайнеры. Ваня разработал общую концепцию и делал из каждой кассеты праздник с разудалым оформлением. Но про это у него лучше спросить! А с Валнуаром мы давно знакомы, я привозил его на презентацию книги про Laibach в Москву, когда это еще было можно, и с удовольствием наблюдал, как он проворачивает фирменный трюк с подписыванием книжек своей кровью в кабинете директора библиотеки. Такое не забудешь.

— Из всей когорты писавших в нулевых ты всегда выделялся причудливостью музыкальных вкусов. Они у тебя по зову крови такие, или не обошлось без игры в «нитакусика»?

— Я искренне люблю андер и чудаков — и это взаимно. В нулевые было здорово потравить через масс-медиа что-то совсем отлетевшее. Например, включить в эфире BBC «Братьев Шимпанзе» или Sunn О))), которых я приносил Леве Ганкину на «Серебряный дождь», а заковыристый нойз — в раздел рецензий аудиофильского журнала. Интервенции такого рода всегда в кассу, словно жгучий перчик в хлебно-картофельной диете. Как ни раздувай, большинство не станет фанатеть от дроун-дума или Сачико М, однако бывает полезно показать, что в мире есть и другие оттенки. Сам тоже, конечно, одними специями питаться не будешь, поэтому я регулярно слушаю что-то совсем не экстремальное или посконно-диайвайное. Так, последний год у меня прошел под знаком старых британских групп вроде Prefab Sprout, China Crisis, The Blue Nile и прочих исполнителей музыки для вальяжных прогулок в белых теннисных туфлях. Мейнстрим нулевых был той еще мертвечиной: с одной стороны, «Наше радио» с полусгнившими зомби-рокерами, а с другой — натужная ретромания с закосами под коммерчески успешный синти-поп, пост-панк и так далее. Симпатий у меня это не вызывало. Да и вообще, коммерческий успех должен немного настораживать слушателя — не хотят ли его ******** (обмануть)?

— По слухам, ты даже «Расчлененной Пугачовой» интересовался, пока не узнал, что авторы проекта убивали бомжей по-настоящему. Было дело?

— До сих пор интересуюсь: несколько лет назад познакомился с одноклассником Никиты Лыткина, собирал материал про его школьные годы. Если бы не самоубийство в тюрьме, обязательно бы сделал с ним интервью по выходе на свободу. Меня занимает история его болезни и сам факт, как никто не замечал того, о чем говорилось прямым текстом в песнях и постах на профильных нойзкор-форумах. Этот сюжет еще дождется своего режиссера. Кто-то выгоняет бесов через багровейшее творчество — знаешь, как у братьев Чепмэн, — а кто-то начинает с признания своих желаний в виде песни, а потом идет их выполнять. «РП» — это редкий случай, тем и интересен. А как музыканты они ничего из себя не представляют, такого гриндульного хрючева как говна за баней.

— Козявочный андер: как ты попал в его сети?

— Прозрение пришло вместе с пониманием, что нойз можно не только слушать, но и играть — и что как перформанс это куда веселее, чем гонять сидиарку в плеере. Понял я это в «Рускомплекте», где не боялись сжигать шумом динамики и уши. Пятнадцать лет назад было не так много мест с нойзом или совсем оголтелой панкухой, так что приходилось ездить в Питер. Жене Познякову респект, «РК» был уникальным по духу местом. Про него тебе в деталях рассказал недавно Стас-Никталопс, могу многое подтвердить. Вот только упомянутый им «австралийский бомж», резавший рот стеклом — это интеллигентнейший художник Лукас Абела, и с жильем у него нет проблем. Но если тебя не принимали за бродягу, ты не можешь сказать, что занимаешься современным искусством.

На волне рускомплектовских знакомств я стал организовывать концерты в Москве, завел блог по теме, прицепив к самодеятельной музыке словечко «найскор» (в шутку про нойзкор-методы, примененные в других обстоятельствах). И завертелось: квартирники, фестивали, «Усадьба-краст»… Последние годы я редко занимаюсь подпольно-промоутерскими делами, но и нойз уже занял свое место в лайнапах крупных мероприятий. Да и вообще, пресловутая самодельная музыка покорила мир. Возьми тот же нью-скул хип-хоп: почти весь делается на коленке, а слушают его миллионы. И не только в России или в Штатах такое. Взять популярных фанк-артистов из Бразилии, например, Mc Pe de Pano — это же взрыв мозга. Мы заросли жирком и плохо представляем, что такое подлинный DIY и как минимальными средствами достигается максимальный эффект. Мне интересно, что будет с музыкой с ростом доступности дешевых AI-мощностей, поскольку сам по себе аудиопромптинг дает среднюю температуру по больнице, что скучно. А вот глитч, хакинг и «неправильное» использование генеративных алгоритмов породят новые музыкальные жанры, я в этом уверен.

— Больше половины артистов, с которыми ты имел дело, не умели играть в общепринятом смысле. А как у тебя с профскиллами? И какой инструмент ты считаешь «своим»?

— Концерты покойных Папы Срапы и Владимира Козырева (он так меня поразил, что я спродюсировал документальный фильм о нем и организовал небольшой тур) в общепринятом смысле не были похожи на музыку, но это одни из самых сильных впечатлений в моей жизни — на том же уровне, что и сейшены виртуозов The Necks, отправляющие тебя в глубокий космос. От общепринятых смыслов вообще хочется отойти как можно дальше. Десятки тысяч людей передирают Эдди Ван Халена и не могут придумать ничего своего, а тычущий три ноты кривенькой лапкой Дэниел Джонстон удостаивается любви Курта Кобейна, байопика и статуса гения. Что такое «играть», каждый определяет для себя сам. Во «Всуе» я на вокале и пишу тексты, но все же мой основной инструмент — придумывать, организовывать, строить мосты и доводить до конца. Хотя сейчас я активно тыкаю кривой лапкой в трекеры и вырисовывается, что наш следующий альбом будет ближе к опытам Бродрика/Харриса по соединению металла с джанглом и дабом, чем к классическому думу.

— Бликса Баргельд однажды классно сказал, что играет с гитарой, а не на ней. Твоя история?

— Не оставляю надежды когда-нибудь сыграть на Бликсе.

— В то время, как старошкольный метал живет, панк с крастом давно выглядят смешно и наигранно. Как так вышло?

— Панкам положено умирать молодыми, а богам металла — прорастать седыми бородами в землю, подпитываясь силой предков. Да, классический панк-рок а-ля 1977 сегодня больше походит на косплей, но при этом в мире полно отличных панк-групп — просто часто звучат они совсем не так, как по нашей привычке должен звучать панк. Например, Raja Kirik из Индонезии — это панк-2024. Хотя я и против косплея ничего не имею: лишь бы не вешались.

— А вообще, в чем для тебя идея панка-2024? Не в борьбе же за права черных режиссерок лесбийского профиля.

— Корневые идеи панка не поменялись — DIY и взаимопомощь все так же актуальны. Но DIY не только про архитектурные решения из двух материалов (см. говно, палки), но про опору на собственные силы, про радикальную независимость. А взаимопомощь — это еще и упрощение отношений между людьми. «Безумный Макс» и «Юбилей» Джармена вышли почти одновременно, да и рассказывают примерно об одном и том же: тебе принадлежит только то, за что ты готов биться. В этом плане борьба за любые права хороша, и надо почаще напоминать, как это делается.

— Помнится, был у тебя замечательный тейп-лейбл Secretly Chuvashian — да сплыл. Для кого и почему так недолго танцевал фраер? И вообще, о названии значка: неужто «Букетом Чувашии» навеяло?

— Лейбл мы придумали вместе с Артуром Кузьминым из Чебоксар, отсюда и название. Затем Артур ушел заниматься своими проектами — например, прекрасной интернет-станцией New World Radio. На Secretly Chuvashian мы выпускали в основном сплиты и неожиданные коллабы: Picismo и Filthy Turd, Аврорин и Зубов, Oneirine, Александр Маточкин и так далее. На сборник перепевок формейшена участниками инди-сцены 2010-х (со многими из них я и сегодня дружу) до сих пор приходят отклики. Но тогда я не имел практически никакого представления о мастеринге, подготовке файлов и прочих без шуток важных вещах. Поэтому, если и перезапускать лейбл, то не на голом энтузиазме. Надо будет делать по уму, а это, как я уже говорил, хлопотное занятие. Когда ты лоуфайщик, жить проще и веселее. Но стоит и о других подумать.

— Ты успел поиграть на всяких локальных междусобойчиках. Что это были за действа?

— В «Ленина Пакет» я поигрывал на ритмических яйцах. Самый памятный концерт был на дне рождения одной малозначительной для истории женщины, на которую у левого движения были большие надежды, а она вышла замуж за миллиардера и теперь отдыхает в Швейцарии (нет, речь не о Толоконниковой). Но про «ЛП» надо отдельно рассказывать, с ними всегда было весело. Еще я олицетворял в «Новаторах Авангарда» — перформил как «Твоя мама» (тоже по готике, кстати, в коже, с черепом и крагой). И если зовут диджеить, то не отказываюсь. Может и «Всуе» донесу, не расплескаю; сейчас непросто все с логистикой, по понятным причинам. Последние три года я живу в Берлине и в Москве бываю крайне редко.

— Почему в Individuum ты нечасто обращался к теме музыки, которая наверняка не оставляла тебя, как любого фэна?

— Было несколько околомузыкальных книг, закрывающих основные интересы: «Значит, ураган» Семеляка про Летова, «Дни освобождения» о Laibach в Северной Корее, «Эзотерическое подполье Британии» про Coil, NWW и C93, «Три короля» про олдскульный рэп и труд Мишеля Фейбера про психологию музыки. Какие-то задуманные вещи (например, биографию моих любимых Electric Wizard), к сожалению, не получилось перевести — нелепо помешали санкции. В процентном соотношении от каталога Individuum это не очень много, но когда ты делаешь издательство для широкого круга читателей, надо аккуратно дозировать свои фетиши.

— К слову, о фетишах: какая музыка сейчас на репите у Феликса Сандалова?

— Слушаю я постоянно что-то разное, мешаю попс и хардкор только так. Из тяжеляка на репите прямо сейчас Selbst, Kaatayra и Sigh. А вообще из главных открытий этого года — немецкий фемпанк Remote Bondage. Было такое guilty pleasure нулевых, мое в том числе — трио пинап-вокалисток The Pipettes. Так вот Remote Bondage музыкально немного их напоминают, только вместо книксена все время норовят зарядить слушателю по яйцам. Обстоятельно в немецкой музыке я начал разбираться только после переезда, а вообще тут есть чем поживиться. В юности я, как и многие, любил козырять способностью без запинки произнести название Einstürzende Neubauten, а теперь могу выпалить как на духу FO32 Hart Arbeitendes Rastermaterial Für Kontakt. Прогресс очевиден! ГДРовскую странную волну я высоко ценю и изучаю. Тем более что она в чем-то похожа на наши позднесоветские тюменско-новосибирские дела.

— А чем именно? Неужто ты и на Неметчине нового Ромыча откопал?

— Ромыч уникум, наше все, я бы не стал его с кем-то равнять. Но обе волны объединяет любовь заложить за воротник, увиливание от местных гэбэшников, высокий уровень шума в записях, замена музыкальных навыков на (п)русскую смекалку, самодельные «инструменты» и то, что в итоге это все ухнуло Атлантидой под воду и даже в просвещенном Берлине никто не помнит этих имен. В восьмидесятые в кругах ост-рокеров ходила шутка, что правильное название их страны будет не DDR, а Da-Da-R — чем не игра в самолетики под кроватью? Многие музыканты еще живы, как гениальные братья Липпоки, например. Вот так они предвосхитили продукцию Posh Isolation тридцать пять лет назад:

— Спасибо за интересную беседу. Последний вопрос — личный. Ты, говорят, какую-то книжечку интересную в десятых выпускал о роке. Увы, я ее так и не прочел. Не расскажешь в двух словах, про что там?

— Тебе спасибо. А книга тоже про Атлантиду, только про ту, что была в Москве. Затонула она в дешевом алкоголе, оставив после себя пачку великих альбомов. Вот хоть ты тресни, но перекрыть гениальность «Первой любви-2» во всем, начиная от названия и заканчивая шорохами в микрофоне, просто невозможно.