Земля-призрак. Как ученые и мечтатели в течение полутора веков искали Землю Санникова

Рождение легенды

Эта история началась в 1808 году в Иркутске, когда там появился молодой человек по имени Матвей (Маттиас) Геденштром. Будучи по рождению рижанином со шведскими корнями, он работал на таможне в Ревеле (Таллин), оказался уличен в содействии контрабандистам, попал под суд и был наказан ссылкой в Сибирь. Тамошнее начальство решило использовать недоучившегося студента Геденштрома (слушал лекции в Юрьевском университете) для исследования северных берегов Восточной Сибири. В частности, ему поручили изучить Новосибирские острова — внушительные обледеневшие куски земли, отделенные от материка проливом Дмитрия Лаптева. Эти острова на тот момент были исследованы слабо — большинство сведений о них исходило от работников купца Ивана Ляхова, в свое время получившего от Екатерины II право на монопольный сбор там ценнейшей мамонтовой кости и заготовку песцового меха.

Подбирая себе спутников для экспедиции на острова, Геденштром вышел на человека по имени Яков Санников. 59-летний Санников был опытным добытчиком (как говорили в Сибири — «промышленником») кости и мехов — и раньше уже посещал Новосибирский архипелаг. Ухватившись за столь ценного человека, Геденштром уговорил его присоединиться к экспедиции, в состав которой вошли еще двое — профессиональный землемер и геодезист. Поскольку им предстоял большой объем работы, члены экспедиции, добравшись до островов, периодически разлучались, пытаясь обследовать как можно больше территорий. Нас интересует именно Санников. Зимой 1808/09 года он посетил остров Котельный (где нашел следы пребывания каких-то старинных мореходов), затем — Новую Сибирь, где провел лето.

Весной 1810 года Санников пересек Новую Сибирь с юга на север. Стоя на берегу этого острова, он увидел на севере какую-то гористую землю. По словам Санникова, он устремился к этой земле по покрывавшему океан льду и прошел около 30 километров. Но дальнейший путь преградила гигантская полынья — и Санникову пришлось повернуть обратно.

В 1811 году он и землемер Петр Пшеницын двинулись вокруг острова Фаддеевский. В итоге они установили, что на самом деле это полуостров, соединяющийся с островом Котельный низменным песчаным перешейком. Санников назвал этот перешеек якутским именем Улахан-Кумах («Страна большого песка») — ныне это земля Бунге. С берега Фаддеевского Санников примерно в 50 километрах к северу снова увидел неизвестную землю. Яков попытался дойти до нее по льду, но снова был остановлен широкой полыньей.

Вернувшись в 1811 году на материк, к устью реки Яны, Санников разжился там ездовыми оленями. Затем он снова перешел на остров Котельный — и с северной его оконечности в третий раз увидел землю, теперь уже на северо-западе! «На северо-запад, в примерном расстоянии 70 верст, видны высокие каменные горы», — записал позднее с его слов Геденштром. В итоге Яков пришел к твердому убеждению, что к северу от Новосибирского архипелага существует обширная земля, на которую еще не ступала нога европейца. Конечно, ему очень захотелось стать первооткрывателем! По окончании экспедиции Санников в январе 1812 года прибыл в Петербург. Там он подал начальству докладную записку с изложением обстоятельств своего путешествия — и пообещал «продолжить открытие новых островов и прежде всего той земли, которую видел он на север от Котельного и Фаддеевского островов».

Для новой экспедиции требовались средства. Запиской Санникова заинтересовался генерал-губернатор Сибири Иван Пестель, но тут началось нашествие Наполеона на Россию, после отражения которого в Европе разгорелась Война шестой коалиции. Начальству стало резко не до неизведанных северных земель. Санников умер в 1825 году в 76-летнем возрасте — и разрешить мучившую его загадку так и не смог.

Однако рассказ Санникова о таинственной земле не затерялся в архивах — он стал достоянием нового поколения исследователей. В 1820 году в те края отправляется новая экспедиция. Ее начальник, лейтенант российского флота Петр Анжу получил приказ описать берег между устьями рек Лена и Индигирка, еще раз обследовать Новосибирские острова и, между прочим, отыскать землю, увиденную Санниковым. Этот пункт инструкции Анжу выполнить не удалось — хотя он всё время помнил о рассказе Санникова и очень хотел найти открытую им землю.

5 апреля 1821 года лейтенант вышел на северное побережье Котельного, но дальше ничего не увидел, хотя горизонт был чистый. Анжу взял пробы донного грунта — это оказался «жидкий ил». Глубина моря в этом месте составляла около 34 метров — и на близость суши ничто не указывало.

В отличие от Санникова у Анжу были хорошие подзорные трубы — в них он тоже ничего не увидел. В итоге Анжу пришел к выводу, что его предшественник видел «туман, похожий на землю».

Впрочем, посетив в 1822 году Фаддеевский, с его северо-западного мыса Анжу усмотрел «на 20° синеву, совершенно подобную видимой отдаленной земле». Он отправился туда, прошел около 20 километров и убедился, что то была не земля, а нагромождение торосов. Тем не менее лейтенант отметил странный факт: находясь на мысе Бережных, являющемся крайней северо-западной оконечностью Фаддеевского, он видел там следы нескольких диких оленей, терявшиеся в направлении виденной им синевы. Анжу удалось проследить их почти на всем своем пути по льду. Но куда могли вести эти следы? Наверное, только туда, где животные могли найти достаточно корма… Впрочем, впоследствии опытные промышленники объяснили Анжу, что в зимнее время дикие олени часто в поисках соленой воды уходят по припайному льду далеко от берегов.

Так или иначе, окончательно вопрос Земли Санникова лейтенант Анжу не закрыл. Спустя шесть десятилетий о ней вновь вспомнили.

Таинственные онкилоны

С загадкой Земли Санникова оказалась тесно связана и другая тайна — народа онкилонов, судя по всему, жившего когда-то на северных берегах Сибири. Кто они, каково их этническое происхождение — до конца непонятно. Относительно онкилонов бесспорно — скорее всего! — известно только то, что этот народ когда-то существовал. Жили они на севере Чукотки. Когда? Видимо, вплоть до начала XVII века. Онкилоны отличались от соседствовавших с ними чукчей телосложением, одеждой и языком.

«Говорят, что язык сего народа был непонятен кочующим оленным чукчам и много сходствовал с наречием оседлых чукчей на берегах Берингова пролива, доселе живущих в землянках, устроенных на китовых ребрах с одним только входом сверху. Впрочем, достаточно доказано, что оседлые чукчи составляют с алеутами и гренландцами одно поколение, распространенное таким образом по берегам Ледовитого моря, от восточных краев Америки до Шелагского мыса», — передавал российский путешественник Фердинанд Врангель, в 1824 году путешествовавший по Чукотке и собиравший местные предания.

В свою очередь, англичанин на российской службе Джозеф Биллингс, посетивший эти места за 33 года до Врангеля, писал, что язык онкилонов имел много общего с наречием алеутов, обитавших на острове Кадьяк у берегов Аляски.

Чукчи рассказывали Врангелю, что их предки яростно воевали с онкилонами. Чукчи были свирепыми и умелыми воинами, сумевшими в свое время нанести поражение и остановить даже русских завоевателей. В случае же с онкилонами силы оказались неравны. И в какой-то момент онкилоны под напором теснивших их беспощадных врагов оставили материк и отправились на лежащие к северу от него острова. Если верить легендам, последними на Чукотке держалась группа под началом онкилонского вождя Крехая. Врангель, путешествуя в поисках острова, названного впоследствии его именем, записал о Крехае, что вождь онкилонов «долгое время скитался и наконец скрылся на м. Ир-Кайпи, где доселе видна природная стена, за которой он поселился». Но молодой чукча Еррим, «жаждая мщения за смерть отца своего, нашел средство ворваться туда…». Еррим убил сына Крехая, а тот ночью бежал в море на лодке. Сначала Крехай остановился на маленьком острове Шалаурова (Врангель открыл этот островок в 1823 году, назвав его в честь путешественника Никиты Шалаурова), где собрал всех рассеянных чукчами онкилонов. Потом они на пятнадцати байдарах уплыли на остров, который люди видели с чукотского мыса Якан. Позже на тот остров самостоятельно переселилась еще группа онкилонов с Чукотки.

Заинтересовавшись легендой, Фердинанд Петрович попытался сам добраться до земли, на которую ушли онкилоны, — но безуспешно. В 1867 году этот остров обнаружил американский китобой Томас Лонг, назвавший его в честь своего предшественника Врангеля…

Некоторые материальные доказательства существования онкилонов собрал шведский путешественник Нильс Адольф Эрик Норденшельд, в 1878–1879 годах впервые прошедший на своем суденышке «Вега» Северным морским путем — от Гетеборга до Берингова пролива. Летом 1879 года Норденшельд достиг Чукотки и посетил, в частности, упомянутый Врангелем мыс Рыркайпий (Ир-Кайпи, Иркайпий), где обнаружил любопытнейшие артефакты.

«На косе, связывающей Иркайпий с материком, находилось при нашем посещении стойбище, состоявшее из 16 яранг. Мы увидели тут даже руины, т. е. остатки множества древних жилищ, принадлежавших народу, называвшемуся онкилоны и жившему в старину в этих местах. По преданию, чукчи несколько сот лет тому назад изгнали отсюда онкилонов на острова, лежащие далеко в Ледовитом океане. Д-р Альмквист и поручик Нордквист занялись раскопками в этих древних жилищах с целью собрать материал для этнографии этого легендарного народа. Жилища были отчасти построены из китовых костей и наполовину помещались под землей. В кучах с отбросами вблизи развалин находились кости различных родов китообразных, в том числе белух, а также тюленей, моржей, оленей, медведей, собак, песцов и различных видов птиц», — пишет Норденшельд.

По его словам, кроме этих остатков охотничьего промысла, попадались предметы из камня и кости: в частности, каменные топоры, пролежавшие, по оценке Норденшельда, под землей два с половиной века, но всё еще крепко сидевшие на деревянной или костяной рукоятке.

«Самые ремни, которыми топор был привязан к топорищу, также прекрасно сохранились. Моржовые клыки являлись для прежних жителей, как и для современных чукчей, материалом, успешно заменявшим кремень. Из этих клыков изготовлялись наконечники для рогатин, стрелы для охоты на птиц, крючки для рыбной ловли, топоры для разрубания льда и т. д. Поэтому при раскопках нашли в большом количестве более или менее обработанные моржовые клыки. Китовая кость также имела широкое применение, но крупных кусков мамонтовых бивней мы здесь не нашли; это доказывает, что народ этот не находился в оживленных сношениях с жителями областей, лежавших к западу и богатых мамонтовой костью. Во многих местах древние жилища онкилонов были превращены чукчами в ледники для хранения ворвани, а в других местах в кучах с отбросами производились, по-видимому, раскопки для добычи моржовой кости», — отмечает норвежский исследователь, добавляя, что чукчи неодобрительно отнеслись к этим раскопкам.

Кстати, на остатки быта онкилонов набредали и позднейшие исследователи. Писатель Виталий Шенталинский приводит свой разговор с геологом Леонидом Громовым, в свое время проводившим изыскания на острове Врангеля.

«В тридцать седьмом году, — вспоминал он, — добрался я до Блоссома (мыс на острове Врангеля. — Авт.). Там в это время охотился эскимос Айнафак. Он говорит: „Начальник, я землянку нашел“. — „Какую землянку?“ — „Старую, — говорит, — наверно, эскимосскую“. Чудит, думаю, человек. Ну, какая старая землянка на Врангеле? Здесь и люди-то поселились лет десять с небольшим. Утром повез он меня на мыс Фомы. Там свернули в тундру и действительно наткнулись на остатки какого-то полуподземного жилья. Ровная площадка, из мха куски бревен торчат — полусгнившие, трухлявые. Копнули мы их. Вещи стали попадаться: наконечник копья из моржового клыка, лопатка весла, кости животных, костяной гарпун. Одним словом, правду Айнафак сказал: землянка древняя, по типу эскимосских нынлю. И еще одна загадка. Нашел я там бусинку. Голубого цвета… А ведь бусы — привозной для Чукотки предмет, туда бусы попали, по всей вероятности, только с приходом русских. Так кто же обитал в этой землянке? Может быть, онкилоны?» — предположил Громов.

Шенталинский закономерно у него поинтересовался: а где теперь эти находки? Громов развел руками:

«Не знаю. Тогда же сдал их на полярную станцию. Вскоре я уехал в Москву и по свежим следам напечатал статью об этом в „Проблемах Арктики“. Потом война, после войны — новые дела. Я часто вспоминал о голубой бусинке, да руки все не доходили. Не знаю, куда она теперь закатилась…» Этот рассказ взволновал Шенталинского. Он размышлял: «Почему землянка находилась в таком удалении от берега? Может, с той поры, когда здесь жил человек, море отступило? Значит, это было очень давно, несколько столетий назад. Голубая бусинка, скорее всего, попала на Чукотку не раньше XVII века. А онкилоны, по легенде, оставили материк в первой половине XVII века… Выходит, могли быть и они».

Впрочем, сам Шенталинский, несколько раз побывавший на острове Врангеля в 1960–1970-х годах, никаких следов онкилонов там уже не нашел…

Писатель Александр Кондратов в 1983 году опубликовал книгу «Была земля Арктида», в которой доказывал, что онкилоны, скорее всего, являются эскимосами. С его точки зрения, остатки онкилонских жилищ, как их описывали позднейшие исследователи, очень схожи с эскимосскими.

Впрочем, Кондратов признает, что есть еще одна народность, которая может считаться претендентом на родство с онкилонами, — юкагиры. Есть мнение, что это самый древний народ из живущих ныне на территории России. По данным последних переписей, их осталось полторы тысячи человек — но прежде юкагиров было гораздо больше. И занимали они обширную территорию от реки Лены на западе до реки Анадырь на востоке, от отрогов Верхоянского хребта на юге до побережья Северного Ледовитого океана на севере. Еще стоит добавить, что, по некоторым сведениям, онкилоны на острове Врангеля не задержались — и ушли оттуда на лежащие к западу Новосибирские острова. Что неудивительно — суровейший климат острова Врангеля не способствовал проживанию на нем. Массовых захоронений людей на острове Врангеля не обнаружено — значит, гипотеза о том, что они все умерли там от холода и голода, не подтверждается. Впрочем, на Новосибирских островах кости онкилонов тоже не нашли.

Логично, что у исследователей XIX века возникло предположение: а не перебрались ли онкилоны на землю, которую видел Яков Санников? В научно-популярном виде эту гипотезу изложил на страницах своего знаменитого романа академик Владимир Обручев. По его мнению, онкилоны увидели, что Новосибирские острова — тоже место, плохое для жизни: мало зверя, а птицы год от году будет меньше в результате охоты на нее.

«Перспектива голода должна была гнать их дальше, а птицы, пролетавшие большими стаями на север, показывали им, что там должна быть земля, гораздо более богатая дичью. Предположим, что как раз в это время был холодный период, выпало несколько особенно суровых зим и море замерзло. Ранней весной, когда дни уже длиннее, онкилоны благополучно перебрались на Землю Санникова», — излагает Обручев.

Полярная одержимость

Повод вновь вспомнить про Землю Санникова появился в 1882 году, когда на берега Сибири высадились уцелевшие участники экспедиции, организованной американским мореплавателем Джорджем Вашингтоном Де-Лонгом. Де-Лонг, девятью годами ранее участвовавший в экспедиции в море Баффина по поиску пропавшего полярного путешественника Чарльза Френсиса Холла, вывез из нее мечту о достижении Северного полюса. А как раз в ту пору бытовала гипотеза, что в районе полюса находится чистое ото льдов море — надо лишь суметь пробиться к нему через ледяной барьер. Де-Лонг сумел убедить спонсоров в осуществимости этого плана и снарядил судно «Жанетта», на котором отплыл в Арктику. Кроме того, Де-Лонг намеревался найти Норденшельда и «Вегу», считавшихся на тот момент пропавшими.

Экспедиция Норденшельда завершилась благополучно, а вот Де-Лонга постигла трагедия — к северу от Чукотки «Жанетта» вмерзла во льды. Дрейфующее судно, на борту которого было тридцать два человека, несло вместе со льдами на северо-запад. Дрейф, начавшийся 5 сентября 1879 года, продолжался до 12 июня 1881 года. Но менее чем за месяц до катастрофы, 17 мая, вахтенные заметили на горизонте неизвестный доселе остров, а 25 мая — еще один. Это был архипелаг, находящийся к северо-востоку от Новосибирских островов и получивший имя Де-Лонга. Американцы даже сумели высадиться на один из островов открытого ими архипелага — и объявили его владением США.

После гибели судна американцам пришлось перенести кошмарные испытания. Сначала они нашли временное убежище на бесплодном острове Беннетта, входящем в архипелаг Де-Лонга, потом двинулись в сторону Новосибирских островов, откуда рассчитывали добраться до материка. Американцы разделились на три партии: они шли то пешком, волоча шлюпки со скарбом, то пересаживались и плыли в них, когда в пути попадались разводья.

В итоге выбраться к людям и спастись сумели лишь тринадцать человек — остальные, включая самого Де-Лонга, погибли от холода и голода или пропали без вести.

Отдавая должное героическим американским полярникам, ученые особое внимание обратили на открытие Де-Лонга. Императорское Русское географическое общество выпустило альманах, содержавший статью за авторством секретаря ИРГО Александра Григорьева. Он предположил, что обнаруженные Де-Лонгом острова и были загадочной Землей Санникова — именно Григорьев первым ввел этот термин в употребление. А через несколько лет в Арктику попал барон Эдуард Васильевич фон Толль. Имя это отныне и до скончания веков будет неотделимо от Земли Санникова. Толль, по происхождению остзейский немец, закончил естественно-научный и исторический факультеты Университета в Дерпте (ныне Таллин), после чего отправился в Алжир, где изучал тамошнюю геологию, флору и фауну. Труды Толля привлекли внимание Александра Бунге, вставшего во главе экспедиции, отправленной Императорской Академией наук для изучения Новосибирских островов. Бунге предложил многообещающему молодому таланту войти в состав этой экспедиции, на что тот с радостью согласился.

Бунге и его люди очень плодотворно поработали на Новосибирских островах, собрав там богатейшие геологические, зоологические и ботанические коллекции. А 13 августа 1886 года в жизни Толля произошло событие, определившее всю его дальнейшую судьбу. Стоя на северном берегу острова Котельного, в устье ручья Могур, он своими глазами увидел по азимуту 14–18 градусов некую неизвестную землю.

«Горизонт совершенно ясный. В направлении на северо-восток ясно увидели контуры четырех столовых гор, которые на востоке соединялись с низменной землей. Таким образом, сообщение Санникова подтвердилось полностью. Мы вправе, следовательно, нанести в соответствующем месте на карту пунктирную линию и написать на ней: „Земля Санникова“», — отметил Толль в дневнике.

Отныне и до конца жизни он страстно «заболел» этой землей, не отпускавшей его ни на мгновение. Он решил попасть туда любой ценой, чего бы ему это ни стоило.

В 1893 году Толль возглавил новую экспедицию Академии наук на берега Восточно-Сибирского моря. В ходе нее он изучал местную географию, искал останки мамонтов, пытаясь объяснить их вымирание с научной точки зрения, устраивал продовольственные склады, которые могли бы пригодиться его хорошему приятелю Фритьофу Нансену, задумавшему добраться до Северного полюса на своем судне «Фрам». Одновременно Толль прикидывал: как бы ему в будущем достичь Земли Санникова?

Кстати, Нансен тоже внес свою лепту в поиски этой земли. 20 сентября 1894 года знаменитый норвежец («Фрам» тогда находился на 77°44’ северной широты) записал в дневнике:

«Придерживаясь кромки льда, продвинулись вперед в северо-западном направлении; хотелось знать — нет ли впереди какой-нибудь земли? Что-то удивительно много стало попадаться разных птиц. Встретилась стайка куликов, она сопровождала нас некоторое время и потом повернула к югу. Вероятно, они летели с какой-нибудь земли, лежавшей севернее. Однако из-за тумана, который постоянно держится надо льдом, ничего нельзя разглядеть. Позже пролетела еще стая маленьких куличков, что также, по-видимому, указывало на близость земли. На следующий день прояснилось, но земли не было видно. Мы находились значительно севернее того места, где, по мнению Толля, должен был лежать южный берег Земли Санникова, но примерно на той же долготе. По всей вероятности, эта земля — лишь небольшой остров, и во всяком случае она не может заходить далеко к северу».

1899-й — судьбоносный год в жизни Толля. Он сопровождал адмирала Степана Макарова на борту первого в мире ледокола океанского класса «Ермак» в путешествии к Шпицбергену. Это путешествие обогатило Эдуарда Васильевича полезным опытом относительно плавания на судне средь арктических льдов. И в том же году Толль после долгих уговоров добился от российской Академии наук выделения денег на новую экспедицию на Новосибирские острова. Для того чтобы достичь этого результата, он развернул активную кампанию в печати, выступал в научных сообществах, рьяно убеждая их в необходимости «организовать экспедицию для открытия архипелага, лежащего на север от наших Новосибирских островов, и исполнить ее так, чтобы результаты были и счастливы, и плодотворны». Толль убеждал в полной возможности достичь Земли Санникова по морю — в период, когда оно освобождается ото льда.

Последней каплей стали сообщения о том, что экспедицию к Земле Санникова собираются организовать канадцы. По мнению же Толля, захвата не дававшей ему покоя земли каким-нибудь из иностранных государств нельзя было допустить ни в коем случае! Ведь это, как считал Эдуард Васильевич, не просто какой-нибудь бесплодный и бесполезный кусок земли.

В свое время люди Де-Лонга обнаружили на острове Беннетта залежи бурого угля — и Толль был уверен, что Земля Санникова тоже изобилует этим стратегическим ресурсом.

Поскольку в России уже тогда задумывались об освоении Северного морского пути — особенно горячим приверженцем этой идеи являлся тот же адмирал Макаров, — то наличие запасов судового топлива, которым могли бы снабжаться идущие по СМП суда, было весьма кстати.

Помимо сугубо практических, Толль руководствовался и научными соображениями.

«Что влекло Эдуарда Толля на Север? Он искал разгадку тайн недавнего геологического прошлого Арктики: существовал ли материк в районе современных Новосибирских островов? Когда и почему он распался? Почему вымер „мамонтовый комплекс“ млекопитающих? Толль стремился добраться до первопричины явлений, а это счастье и мука подлинного исследователя», — размышлял много десятилетий спустя геолог Владимир Иванов, работавший начальником экспедиции Научно-исследовательского института геологии Арктики на Новосибирских островах.

Так или иначе, на сторону Толля стали многие выдающиеся ученые того времени, в том числе Дмитрий Менделеев, Петр Семенов-Тян-Шанский, — и он получил финансирование, необходимое для поисков Земли Санникова.

На сей раз Толль отплыл в Арктику на борту парусно-паровой шхуны «Заря», специально переоборудованной для ведения научно-исследовательских работ в условиях Арктики. Его сопровождали девятнадцать человек — шесть членов научной группы и тринадцать членов экипажа. В составе научной группы числился никому тогда не известный лейтенант флота Александр Васильевич Колчак, исполнявший обязанности гидрографа, гидролога, магнитолога, гидрохимика и картографа. Капитаном «Зари» стала тоже примечательная личность — лейтенант Николай Коломейцев, впоследствии герой Русско-японской войны (в разгар Цусимского сражения спас с погибающего броненосца «Князь Суворов» русского флагмана Рожественского), будущий адмирал и будущий эмигрант.

8 июня 1900 года «Заря» покинула Санкт-Петербург и отправилась в плавание, вернуться из которого суждено было не всем его участникам. Уже после отплытия Толль размышлял: где та точка, положившая начало его неудержимому стремлению на Север?

«Когда же именно было положено начало? Было ли это в 1886 г., когда я видел Землю Санникова, было ли это в 1893 г., когда, находясь на Новосибирских островах, я мысленно представил себе возможность достигнуть с острова Котельного Земли Санникова быстрым переходом на собачьих нартах? Было ли это после опубликования моего плана в 1896 г. или же начало было положено, когда я прошлой весной передал президенту Академии наук свой отчет о плавании на „Ермаке“?» — записывал путешественник в дневнике.

Отдал жизнь ради мечты

Когда «Заря» огибала Скандинавский полуостров, судно на некоторое время бросило якорь в Христиании (Осло), где Толль встречался и советовался с Нансеном. В ходе дальнейшего плавания выяснилось, что Толль не сошелся характерами с Коломейцевым. Они ссорились буквально из-за всего: из-за разграничения полномочий и обязанностей, из-за того, как поддерживать дисциплину в экипаже (Толль, как человек мягкого характера, решительно возражал против жестких методов Коломейцева). Эти ссоры омрачили всю первую половину экспедиции. В сентябре 1900 года экспедиция добралась до берегов Таймыра, где осталась на зимовку — чистая вода исчезла, а нагромождение льдов сделало дальнейшее плавание невозможным. Участники занимались активными научными исследованиями, изучая здешние малоизученные места, разъезжали по окрестностям на собачьих упряжках. К тому моменту конфликт Толля и Коломейцева достиг апогея — и Толль воспользовался своими полномочиями начальника экспедиции, чтобы отделаться от ненавистного офицера. Он отправил Коломейцева и матроса Степана Расторгуева доставить почту с «Зари» — и те, пройдя по тундре 839 километров, добрались-таки до ближайшего сельца Гольчиха. Но вернуться на свое судно Коломейцев уже не смог…

«Заря» освободилась из ледового плена лишь в августе 1901-го и возобновила движение на восток. Близ острова Котельный путь к предполагаемой Земле Санникова преградили льды. Тогда Толль распорядился двигаться к острову Беннетта, чтобы встать там на зимовку. Но добраться туда помешал пояс льда шириной до двенадцати миль, окружавший остров. Пришлось возвращаться на Котельный и вставать на зимовку там. В ходе второй своей зимовки путешественники объездили Котельный и близлежащие острова, а в апреле 1902 года Толль отправил на север на поиски Земли Санникова гидрографа Федора Матисена. Но тот вскоре наткнулся на обширную полынью и повернул назад.

В конце концов Толль решил возглавить следующую санно-байдарочную экспедицию, в которую он взял с собой астронома Фридриха Зееберга и двоих местных жителей — эвена Николая Протодьяконова и якута Василия Горохова.

Толль намеревался сначала добраться до острова Беннетта, а оттуда уже следовать в квадрат, где, по его мнению, находилась земля, к которой он так стремился. Барон был настроен во что бы то ни стало вырвать у природы тайну Земли Санникова. Некоторые его спутники считали, что Тролль ввязывается в почти самоубийственное предприятие.

«Действительно, предприятие его было чрезвычайно рискованное, шансов было очень мало, но барон Толль был человек, который верил в свою звезду и в то, что ему все сойдет, и пошел на это предприятие», — вспоминал впоследствии Колчак.

С другой стороны, Толль, судя по всему, чувствовал, что ему нужно добиться какого-то внятного результата своей экспедиции, деньги на которую он выбивал с таким усердием под обещания громких открытий. Поэтому он и пошел на риск…

Эдуард Васильевич вел подробный путевой дневник, который впоследствии был передан вдове исследователя. Предпоследняя запись в дневнике Толля, в которой он обращается к супруге, гласит:

«Понедельник 2 июня. Все еще здесь. Бесконечно много дела перед отъездом. Вчера Матисен снова застрелил трех оленей, в субботу Клух (Иван Клуг, кочегар „Зари“. — Авт.) одного и боцман одного. Охота начинает становиться для меня нетерпимой, так как убивают почти одних только самок с телятами. Сегодня день рождения Матисена. Передам ему инструкцию, копия которой остается на хранении вместе с документами. Заносить ее сюда, в дневник, нет времени. Завтра он получит в запечатанном конверте назначение стать моим преемником, в случае если „Заря“ не сможет снять меня с острова Беннета. Только что закончил последние письма к тебе. Спокойной ночи!»

А вот и последняя запись:

«3 июня. Передаю Матисену запечатанное письмо с надписью: „Вскрыть, если экспедиция лишится своего корабля и без меня начнет обратный путь на материк, или в случае моей смерти“». Письмо, оставленное Толлем Матисену, гласило: «Поручаю Вам весь личный состав Русской Полярной экспедиции, ученый персонал и судовую команду доставить на яхте „Заря“ или другим, указанным мною в инструкции от 19 мая путем до сибирского берега и дальше на родину и передаю Вам на тот случай, если Вам не удастся снять меня с острова Беннета, или в случае моей смерти, все права начальника экспедиции».

Вечером 23 марта Толль и его спутники покинули место зимовки «Зари» и растворились в ледяном безмолвии. В июле-августе «Заря» под началом Матисена несколько раз пыталась пробиться к острову Беннетта, но путь раз за разом преграждали льды. Запас угля на борту иссякал, и Матисен велел плыть к материку — 25 августа искалеченное льдами судно еле-еле доползло до устья Лены… В начале декабря 1902 года Колчак добрался до Санкт-Петербурга, где занялся подготовкой новой миссии — по спасению группы Толля. Перед отъездом из Иркутска Александр Васильевич успел побывать в местном филиале Русского географического общества, где выступил с лекцией о путешествии «Зари», в завершение которой сказал, что Толль «вскоре сам посетит этот зал и сделает здесь более обстоятельное и более интересное сообщение».

3 мая Колчак во главе партии из семнадцати человек выступил с материка, посетил острова Котельный, Новая Сибирь, а потом добрался до острова Беннетта, которого достиг на шлюпке, идя то на веслах, то под парусами. Поиски оказались не совсем безуспешными: удалось обнаружить несколько писем, которые Толль и его спутник Зееберг оставляли в консервных банках, прикрепленных к верхушкам установленных ими деревянных столбов. Первое из таких писем помощник Колчака Михаил Бруснев (из политических ссыльных) нашел на мысе Высоком острова Новая Сибирь. Оно гласило:

«Склад (депо) находится в 30 верстах к юго-западу отсюда, около 4 верст дальше — амбар. В последнем уложены коллекции (четыре ящика), ящик с фотографическими пластинками, один ящик с барографом и тренога. Кроме того, две медвежьи шкуры. Коллекции мокры, если они здесь останутся, они потеряны. Мы пришли сюда 4 июля вечером. Отправляемся дальше 12 июля днем. Все благополучно. Толль. 11 июля 1902 г.».

Следующее послание поджидало поисковиков уже на острове Беннетта.

«21 июля благополучно доплыли на байдарках. Отправимся сегодня по восточному берегу к северу. Одна партия из нас постарается к 7 августа быть на этом месте. 25 июля 1902 г., остров Беннета, мыс Эммы. Толль», — сообщала одна записка.

К ней прилагалось еще два листка. Один из них, озаглавленный «Для ищущих нас», содержал план острова с указанием места, где Толль и его спутники намеревались оборудовать себе временное жилище. Наконец, третья записка сообщала:

«23 октября 1902 г., четверг. Нам показалось более удобным выстроить дом на месте, указанном здесь на этом листке. Там находятся документы. Зееберг».

Избушку из плавника, выстроенную Толлем и его людьми, Колчак со спутниками обнаружили на восточном берегу острова Беннетта, у устья небольшой речки. Колчак заглянул в окошко и разглядев внутри лежащие ничком фигуры, отпрянул с возгласом: «Они умерли!» В избушку зашел боцман Никифор Бегичев и обнаружил, что эти фигуры — не трупы людей, а кучи заледеневшего снега. Колчак облегченно выдохнул…

Они тщательно обыскали избушку. Там нашлись коробка с нетронутыми фотопластинами и обшитый парусиной ящик, в котором лежала четвертая и последняя записка Толля. В ней содержался краткий рассказ о проделанном от Котельного путешествии и приводились краткие научные сведения, собранные об острове Беннетта. Заканчивалось письмо следующим образом:

«Пролетными птицами явились: орел, летевший с S на N, сокол — с N на S и гуси, пролетевшие стаей с N на S. Вследствие туманов, земли, откуда пролетали эти птицы, также не было видно, как и во время прошлой навигации Земли Санникова. Мы оставили здесь следующие инструменты: круг Пистора с горизонтом, инклинатор Краузе, анемометр и фотогр. аппарат „Нора“ и др. Отправимся сегодня на юг. Провизии имеем на 14–20 дней. Все здоровы. 76°38′ 149°42′, Губа Павла Кеппена о-ва Беннета 26.X/8.XI 1902 г. Э. Толль».

Больше никаких следов Толля обнаружить не удалось — и вскоре Колчак двинулся в обратный путь. В своем отчете он написал, что никакой надежды найти коллегу живым у него не осталось.

«М.И. Брусневу удалось в сентябре месяце обойти кругом весь берег Новой Сибири — работа, повторенная впервые через 80 лет после экспедиции лейтенанта Анжу. Таким образом, все берега Котельного, земли Бунге, Фаддеевского острова и Новой Сибири были обследованы, и был посещен остров Беннетта. Остался необойденным только узкий полуостров, вытягивающийся на северо-запад от Фаддеевского острова и носящий название полуострова, или стрелки, Анжу. Нигде не было найдено никаких следов, указывающих на возвращение кого-либо из партии барона Толля с острова Беннетта на Новосибирские острова. Три года уже прошло с того времени, как барон Толль оставил остров Беннетта, и факт его гибели со всей партией уже не подлежит сомнению, внеся еще одно прибавление к длинной записи смелых людей, положивших свою жизнь в борьбе во имя научных исследований с природой арктической области», — заключает Колчак.

Наиболее правдоподобная версия гибели Толля и его людей заключается в том, что они, отказавшись от поисков Земли Санникова, отправились на юг.

«Куда же девались смелые путешественники? Нет никакого сомнения, что они погибли в пути. В конце октября в этих широтах дня уже нет, только два-три часа около полудня тянутся сумерки. Морозы доходят до сорока градусов; часты свирепые пурги. Но море еще не замерзло и богато полыньями. Путешественники, очевидно, попали во время пурги на полынью, едва затянувшуюся льдом, и провалились. Или погибли, выбившись из сил, от голода и холода в борьбе с торосами, потому что собак у них не было и они сами тащили нарты, нагруженные байдарками и всем имуществом. Или, наконец, пытаясь переплыть на утлых байдарках в полярную ночь через незамерзшее море, они потонули во время бури», — пишет Владимир Обручев.

Но была и еще одна версия, хотя ее придерживались исключительно завзятые романтики: Толль таки добрался до своей Земли Санникова — и по каким-то причинам там и остался. Наверное, жизнь там столь хороша, что, оказавшись на этом острове, возвращаться в большой мир решительно не хочется…

Гипотеза Обручева

Следующий шанс обнаружить Землю Санникова, если бы она существовала, появился десять с лишним лет после гибели Эдуарда Толля. В 1913 году к Новосибирским островам прибыла российская гидрографическая экспедиция Северного Ледовитого океана на ледокольных пароходах «Таймыр» и «Вайгач» под руководством Бориса Вилькицкого. План этой экспедиции разрабатывался при активном участии Матисена и Колчака.

«Таймыр» и «Вайгач» побывали в районе, где должна была находиться Земля Санникова, но ничего не обнаружили. Вряд ли, впрочем, Вилькицкий сильно огорчился этой неудачей, ибо к северу от Таймыра он открыл совершенно другую огромную и доселе совершенно неизвестную землю!

Найденный архипелаг площадью около 37 тысяч квадратных километров получил имя Земли Николая II, ныне он значится на картах как Северная Земля.

«Я уже сделал несколько географических открытий и, если повезет, сделаю еще. Но вот закрыть одну землю, чтобы тут же открыть другую — такое удалось только Борису Вилькицкому. Как же не снять перед ним шляпу?» — восхищался сам Руаль Амундсен.

Кстати, несколькими годами позже руку к «закрытию» Земли Санникова косвенно приложил и сам Амундсен. В 1918–1921 годах он совершил на судне «Мод» путешествие вдоль северного побережья Евразии. Добравшись до Тихого океана, Амундсен покинул судно — он отправился в Европу разрабатывать планы достижения Северного полюса на самолете. «Мод» же вернулась в Чукотское море, где начала ледовый дрейф. 22 июня 1924 года судно чуть не опрокинулось под напором торосов. Когда угроза миновала, геофизик Харальд Свердруп отметил в дневнике, что где-то в этих местах 22 года назад погиб Эдуард Толль. Дальнейший дрейф пролегал по тому самому району, где Толль в 1886-м видел Землю Санникова. Но норвежцы никакой суши там не увидели…

Казалось бы, вопрос решен — никакой земли в этом районе нет и никогда не было, а Санников и Толль обознались. Однако в 1926 году был опубликован научно-фантастический роман «Земля Санникова», имевший большой успех.

Доверия его автору придавал тот факт, что Владимир Обручев был не просто беллетристом, а авторитетным ученым-геологом. Он нарисовал в романе столь захватывающую картинку, что многие головы закружились от волнения! Действие происходит в 1904 году, сразу после возвращения поисковой экспедиции Колчака, удостоверившей гибель Толля. Главный герой романа Матвей Горюнов, политический ссыльный, проживший пять лет на севере Якутии, уверен, что Толль прав — и Земля Санникова существует в самом деле. Ему удается убедить в этом одного из влиятельных ученых в Санкт-Петербурге, и тот дает Горюнову деньги на организацию новой экспедиции. В нее Горюнов берет двух товарищей-ссыльных и двух опытных полярников из числа якутских жителей.

Его расчеты с блеском оправдываются. Покинув материк, путешественники добираются до Котельного, а затем, невзирая на сорокаградусный мороз, устремляются по океанскому льду на север. На пути они встречают обширную полынью, за которой виднеется в тумане что-то темное — это и есть вожделенная Земля Санникова!

«Темные массы то исчезали за туманом полыньи, то появлялись. Тем не менее удалось рассмотреть, что это целая цепь довольно острых темных вершин, на которых белели полосы и целые поля снега, рассекавшие цепь на отдельные части. Эта цепь тянулась на некоторое расстояние, а затем быстро исчезала, понижаясь в обе стороны. До нее по прямой линии было не меньше ста двадцати — ста тридцати километров», — так описывает Обручев волнующий момент открытия.

Путешественники пересекают полынью на дрейфующей льдине и вступают на Землю Санникова. И вскоре оказывается, что настоящие чудеса только начинаются! Выясняется, что этот остров опоясан по побережью горным хребтом, а во внутренней котловине царит теплый, поистине райский климат, резко отличающийся от окружающей адской мерзлоты. А всё потому, что у Земли Санникова есть мощная естественная «грелка» — ведь внутренняя долина не что иное, как кальдера огромного вулкана, подающего признаки жизни! Поэтому здесь всё время поддерживается высокая температура, и Горюнов с товарищами видят перед собой «картину пробудившейся весенней природы». Вскоре путешественники встречают онкилонов — как и предполагалось, они несколько сотен лет назад нашли убежище на Земле Санникова. Но даже не это становится главным чудом. Оказывается, на Земле Санникова сохранилась плейстоценовая фауна — и пораженные европейцы своими глазами созерцают живых мамонтов, шерстистых носорогов и даже обезьянолюдей-питекантропов.

У романа грустная концовка. Происходит землетрясение, повреждающее кальдеру вулкана и «выключающее» естественную «грелку». Чудесная страна начинает стремительно замерзать — и «белым колдунам», которых обвинили в этом бедствии, приходится бежать, спасая свои жизни. Происходит новое землетрясение, потом наводнение — и путешественникам с трудом удается покинуть Землю Санникова. Не всем: один из них, Костяков, во время очередного подземного толчка падает в образовавшуюся пропасть — а вместе с ним нарты со всеми собранными этнографическими, биологическими и геологическими коллекциями. Со скорбью в душе путешественники возвращаются на Котельный, а потом и на материк. Поскольку неопровержимых доказательств сделанных ими открытий у них нет, новая экспедиция на Землю Санникова откладывается на неопределенный срок…

Книга стала бестселлером той эпохи и пережила свое время, она регулярно переиздается и в наши дни.

«Роман назван научно-фантастическим потому, что в нем рассказывается об этой земле так, как автор представлял себе ее природу и население при известных теоретических предположениях», — отмечал автор.

Проблемой Земли Санникова Обручев впервые заинтересовался еще в 1895–1898 годах, когда работал начальником горной партии в Восточной Сибири, обеспечивая строительство Транссибирской железнодорожной магистрали. Неудачи Толля и его последователей Обручева не убедили — Владимир Афанасьевич считал, что те просто не могли осмотреть все возможные места нахождения Земли Санникова.

Главным доводом «за» Обручев полагал факт поведения перелетных птиц — полярных гусей и прочих, весной улетающих с материка на север, а осенью возвращающимися с потомством. Это сейчас данные, накопленные в ходе комплексного изучения Арктики, позволяют заключить, что массовые миграции птиц в глубь арктических территорий не связаны с наличием высокоширотных островов — а в 1930-х этот аргумент казался весьма убедительным. Также Обручев ссылался на наблюдения Петра Анжу, утверждавшего, что на север мигрируют и олени. В свою очередь, Нансен сообщал о большом числе песцов, которых он в первый год дрейфа «Фрама» наблюдал на плавучих льдах. Куда же летят эти птицы и стремится зверье? Обручев полагал, что на Землю Санникова, которая, как он считал, окружена поясом неподвижного и сильно изломанного льда. Более того, Обручев отнюдь не исключал, что Земля Санникова может оказаться уникальным биосферным заповедником арктической фауны. Ну и, конечно, обнаружение Земли Санникова, вполне возможно, позволит найти ответ на вопрос об исчезновении онкилонов. Доказательством же того, что в Северном Ледовитом океане и в XX веке можно было найти неизведанные земли, стал свежий на тот момент факт: в 1935 году ледокольный пароход «Садко» в ходе Первой высокоширотной экспедиции Главсевморпути наткнулся на остров Ушакова, находящийся в северной части Карского моря.

Все эти доводы Обручев собрал уже не в романе, а в статье, опубликованной им в 1935 году в научно-популярном журнале «Природа». Эта статья произвела такой фурор, что цели новой экспедиции, отправлявшейся в северные моря на «Садко», были тут же скорректированы — ей поручили поиск Земли Санникова и открытие на ней полярной станции. Однако «Садко» оказался блокирован мощными льдами в районе Новосибирских островов… В 1937 году в интервью журналу «Пионер» Обручев повторил свои аргументы. Но в 1937–1940 годах состоялся знаменитый дрейф ледокольного парохода «Георгий Седов», зажатого льдами у Новосибирского архипелага. В начале дрейфа «Седов» долгое время провел в районе, который Обручев отводил для Земли Санникова, — и ничего там не нашел. Вообще, в те годы этот район посетили и другие советские ледоколы, а что важнее — самолеты, производившие аэрофотосъемку.

Под грузом полученных доказательств Обручев вынужден был согласиться, что Земли Санникова не существует. Но он не сумел полностью отказаться от излюбленной гипотезы и предложил объяснение — еще совсем недавно Земля Санникова существовала, но исчезла! Свой набор доводов Владимир Афанасьевич привел в новой статье, опубликованной в «Природе» в 1946 году. Академик предположил, что Земля Санникова была образованием, сложенным изо льда с небольшой примесью песчано-глинистых наносов. Другими словами, она растаяла! В интервью «Пионерской правде» в 1954 году Обручев высказал предположение, что горы, увиденные Санниковым и Толлем, — на самом деле огромные айсберги, возможно, застрявшие на мелководье континентального шельфа.

Так она всё-таки существовала

На самом деле, Земля Санникова — лишь наиболее известный пример арктического острова-призрака. Были у нее и многочисленные «сестры» — Земля Андреева, Земля Брэдли, Земля Джиллиса, Земля Крокера и т. д.

«Эти острова получали постоянную, казалось, прописку на всех географических картах мира — вместе со своими заливами, горными хребтами, высотными отметками. Они были такими, как в картографии принято изображать самые нормальные острова. И никого не смущало, что рядом с некоторыми названиями стояли буквы МС. Местоположение сомнительно… Ничего удивительного — Арктика! Пометка предупреждала летчиков и мореходов, что определять координаты по данным ориентирам не следует, а плавание в прилегающих районах чревато серьезными неприятностями. Но в существовании большинства островов никто не сомневался», — отмечает штурман полярной авиации Валентин Аккуратов.

Он вспоминает, как в октябре 1937 года находился с летчиком Ильей Мазуруком в воздухе к северу от Земли Франца-Иосифа. Из-за сложных погодных условий летчики решили лететь на запад архипелага и приземлиться на острове Эдуарда или острове Гармсуорта — судя по картам и лоции, это куполообразные острова-близнецы, сплошь покрытые ледниками. Однако, невзирая на напряженные поиски, ни одного, ни второго острова найти не удалось — но пилоты сумели дотянуть до острова Артура, который, на их счастье, миражом не оказался. «Это географическое открытие. Вернее, закрытие. Закрытие двух островов…» — произнес тогда Мазурук.

Опытнейший океанограф Николай Зубов свидетельствует, что ему также неоднократно приходилось видеть в Арктике подобные «земли-призраки».

Вот что он, например, записал 12 сентября 1930 года во время плавания на экспедиционном судне «Николай Книпович» в районе к западу от Земли Франца-Иосифа:

«…Ясный горизонт. Далеко на востоке полоски льда, за ней чистая вода, а за ней… несомненно земля. Ясные, темные обрывистые очертания земли. Как жаль, что уже темнеет. Но во всяком случае мы ее не упустим. Мы идем прямо к ней…» Позже, впрочем, Зубов добавил следующую запись: «…Очертания земли становятся все яснее. Все наши на палубе. Я в понятном волнении. 22.00. „Земля“ оказалась громадным айсбергом, формы каравая, вмерзшим в край полярного пака. Все мы еще раз попались в оценке видимости и расстояний в полярных условиях…»

В 2006 году Институт истории естествознания и техники имени С. И. Вавилова РАН опубликовал текст доклада своего сотрудника Валерия Глушкова, систематизировавшего всё известное нам о Земле Санникова и предложившего свою собственную гипотезу, призванную объяснить накопленные противоречия. Глушков ссылается на сведения современной науки о том, что Обручев был прав в своих предположениях, что зона, где искали Землю Санникова, является сейсмически активной.

«Поскольку к западу и к северо-западу от острова Котельного имеется сейсмоактивная зона, то вполне вероятно, что виденная в 1810 г. Я. Санниковым гористая земля была не миражом, а реальностью. На ней действительно мог быть более мягкий, чем на других островах Северного Ледовитого океана климат, вполне подходящий для жизни человека и животных. Поэтому онкилоны, если бы добрались до нее, вполне могли там и остановиться. К сожалению, подтверждения этого нам теперь уже не найти, поскольку вследствие землетрясения или извержения вулкана она скорее всего ушла под воду и стала дном моря Лаптевых. Произошло это предположительно в период 1811–1821 гг., поскольку именно в 1821 г. лейтенант П.Ф. Анжу, прибыв со своей экспедицией в район предполагаемого нахождения этой земли, так ее и не нашел», — пишет Глушков.

По его предположению, то, что наблюдал в 1886 году Толль, — это остров из ископаемого льда, который издали можно было принять за «настоящую» землю. Впоследствии этот остров растаял — подобные происшествия в Арктике отнюдь не редки… В доказательство этого предположения Глушков ссылается на результаты наблюдений, проведенных в 1980 году советским гидрографическим судном «Створ», которое нашло в указанном Толлем квадрате следы такого «острова».

Это заблуждение преследовало Эдуарда Толля в течение многих лет и в конечном итоге стоило ему жизни, однако глаза его тогда всё же не обманули — то, что он увидел на горизонте, являлось отнюдь не миражом…

Что касается онкилонов, то их Глушков полагает народом, родственным эскимосам.

«Так куда же ушли онкилоны? Вполне возможно, что на исчезнувшую Землю Санникова, как предполагал академик В.А. Обручев, наличие останков которой под толщей Северного Ледовитого океана вполне вероятно. Однако не исключено, что они вернулись на Евразийский материк, ибо до сих пор на Чукотском полуострове живут эскимосы с фамилией Анкалины (от искаженного чукотского „ангкалын“ — „помор, прибрежный“)», — отмечает ученый.

Таким образом, хотя Земли Санникова не существует — по крайне мере, сейчас не существует! — многие вопросы, связанные с нею, остаются. Не исключено, что ее существование в недалеком прошлом найдет твердое подтверждение. А пока можно констатировать, что Земля Санникова превратилась не только в географический, но и в культурологический феномен. Само ее название стало синонимом далекой, эфемерной, туманной цели, которая тем не менее тянет к себе как магнит, вынуждая идти на край света и подвергать себя нешуточным опасностям.

Такой популярности Земли Санникова способствовала не только книга Обручева, но и незабвенный кинофильм, снятый в 1973 году по ее весьма отдаленным мотивам. С тех пор в России Земля Санникова ассоциируется с обезоруживающей улыбкой Олега Даля, с шаманским танцем в исполнении Махмуда Эсамбаева, с песней «Призрачно всё в этом мире бушующем, есть только миг, за него и держись…».

Не прошли мимо столь «нажористой» темы и доморощенные эзотерики — по их мнению, там располагался портал в подземный мир, который власти, естественно, скрывали и поэтому так и не позволили произвести официальное открытие Земли Санникова. Культурологи и сейчас оживленно обсуждают роман Обручева — с высоты сегодняшнего дня критикуя его за наличие признаков «колониальной прозы». А вот кинематографистам хочется посоветовать сделать современную экранизацию «Земли Санникова» — и населить ее мамонтами, шерстистыми носорогами и питекантропами, коих советские фильмоделы в силу ограниченности технических средств не могли себе позволить…