Сатурналии, лучший праздник года: как древние греки и римляне проводили зимние каникулы

Анакреонт о зимнем месяце посидеоне:

Глянул Посидеон на двор,
В грозных тучах таится дождь,
И гудит зимней бури вой
Тяжко-громным раскатом.

(Пер. Г. Церетели)

Греки берегли силы для четырех разных чествований бога вина Диониса, проходивших между январем и началом апреля. Но на месяц посидеон (декабрь—январь) приходились Алои (Ἁλῶα) — праздник молотьбы, в глубокой древности переехавший с осени на зиму поближе к солнцевороту и соединившийся с торжеством, приуроченным к еще одному важному событию в жизни древнего грека — обрезке виноградной лозы. Во время Алой, посвященных покровительнице земледелия Деметре и Дионису, полагалось есть выпечку и пить вино, избегая красных продуктов: мяса, гранатов, барабульки (у этой рыбки чешуя неподобающего цвета). В застольях принимали участие только женщины, которым разрешалось ни в чем себе не отказывать — ни в выпивке, ни в сквернословии.

Банкетный зал украшали глиняными гениталиями, а на стол подавали хлебы и пироги в виде репродуктивных органов.

На праздник приходили и почтенные домохозяйки, и гетеры, и уличные девицы, которые в обычной жизни практически не встречались друг с другом. И в отличие от серьезных Элевсинских мистерий, важнейшего афинского торжества, тоже связанного с культом Деметры, во время Алой участницы искренне веселились и в кои-то веки наслаждались застольем, а не готовкой.

Надо признать, есть в Алоях что-то от восьмимартовских посиделок в женском коллективе. То ли дело древнеримские сатурналии — «лучший праздник года», по словам поэта Катулла, причем для всех, где и подарки, и обжорство, и пьянство. В строгие времена Республики его отмечали один день, в конце республиканского периода римской истории — два, при императоре Августе — три, при Калигуле — пять, а после дело дошло до семи: с 17 по 23 декабря. На это время закрывались школы и начинали работать специальные рынки с подарками — свечками и глиняными фигурками.

Одна из самых важных примет сатурналий — возможность играть в азартные игры, которые были категорически запрещены в остальное время. Зато в праздничные дни в кости, бабки и т. д. резались все от мала до велика. Детям денег, конечно, не давали, и они играли на орехи. О многих деталях сатурналий мы знаем благодаря поэту Марциалу. В «Эпиграммах» он нарисовал картину праздников:

Что же, однако, Сатурн, мне в дни эти делать хмельные,
В дни, что за небо тебе собственный сын уступил?
Иль мне о Фивах писать, о Трое, о мрачных Микенах?
«Ты на орехи играй», — скажешь. Орехов мне жаль.

(XIV, 1. Пер. Ф.А. Петровского)

Или:

Уже мальчик орехи бросил с грустью:
Вновь учиться зовет крикун наставник;
И, в обманные кости проигравшись,
Извлеченный из тайного притона,
Охмелевший игрок эдила* молит.

(V, 84. Пер. Ф.А. Петровского)

* эдилы допускали азартные игры в общественных местах только в праздник Сатурналий.

Удивительно, но еще в XVI веке оксфордским студентам дозволялось играть на деньги только трижды в год: в День Всех Святых, в Рождество (как раз неделя сатурналий) и на Сретение. Почтенная традиция! Впрочем, с 2004 года Рождество в Англии — единственный день, когда букмекеры не принимают ставки.

А что же подарки? Все тот же Марциал в «Эпиграммах» отвел всю четырнадцатую книгу под короткие описания даров, вручаемых на сатурналии. Чего там только нет: книги и погремушки, собаки и сено, зубочистки и шляпы, игральные кости и пеналы, золотые шпильки и кровяная колбаса, фонари и чесалки для спины. Всего Марциал перечисляет 223 предмета, среди которых есть и дорогие, привезенные из самой Индии вещи (элитные подарки), и самые простые, доступные даже рабу.

На сатурналии одаривали только мужчин, а женщин — в дни мартовского фестиваля матроналий. Исследователи Марциала подозревают, что первые четыре книги «Эпиграмм» сами запросто могли служить подарками на сатурналии — их тексты адресованы мужчинам и полны шутками вроде этой:

Невии я написал. Нет ответа. Не даст она, значит.
Но ведь наверно прочла, что я писал. Значит, даст.

(II, 9. Пер. Ф.А. Петровского)

А вот пятая книга предназначена другим читателям, не таким испорченным:

Вам, матронам, и юношам, и девам,
Мы страницы вот эти посвящаем.
Ты же, тянет кого к бесстыдным шуткам
И кому по душе их непристойность,
Ты игривых прочти четыре книжки.

(V, 2. Пер. Ф.А. Петровского)

Один из самых популярных видов сувениров в дни сатурналий назывался sigilla — это были простенькие глиняные фигурки птиц, животных, людей. Из письма философа-стоика Луция Аннея Сенеки мы знаем, что ребенок хозяев мог дарить такие игрушки детям домашних рабов. В этом письме автор иронизирует по поводу собственного возраста и рассказывает следующий эпизод: «Поворачиваюсь к дверям. „А это кто, — спрашиваю, — такой дряхлый? Правильно сделали, что поместили его в сенях: ведь он уже смотрит за двери. Откуда ты его взял? Какая тебе радость выносить чужого мертвеца?“ А тот в ответ: „Ты что, не узнал меня? Ведь я — Фелицион, это мне ты всегда дарил кукол на сатурналии; я сын управляющего Филосита, твой любимец“. — „Ясное дело, — говорю я, — он бредит! Это он-то еще малышом стал моим любимцем? Впрочем, очень может быть: ведь у него как раз выпадают зубы“» («Нравственные письма к Луцилию», XII, 3. Пер. С.А. Ошерова).

Сатурналии были временем обильной еды и не менее обильной выпивки. У Цицерона находим сообщение о том, как Цезарь ужинал во время зимних праздников:

«Он применил рвотное: поэтому он ел и пил безбоязненно и с удовольствием, очень богато и великолепно».

(Att., XIII, 52. Пер. В.О. Горенштейна)

Римляне вообще считали рвоту зимой здоровым и полезным занятием, так что в сатурналии напиваться до полусмерти было, можно сказать, обязательным требованием. Энциклопедист Плиний Старший писал, что в первой половине I века в Риме распространилась мода пить на пустой желудок (Naturalis Historia, XIV, 143–144). По его словам, корни этой традиции следует искать на Востоке — в Парфии. Некоторые современные исследователи считают, что варварский обычай пришелся ко двору как раз в сатурналии, когда дозволялось вести себя диким образом и даже, о ужас, не носить тогу (вместо нее надевали более удобную одежду под названием synthesis).

Кроме азартных игр и безудержного пьянства, у декабрьской недели без правил была еще одна особенность: гуляли в этот период не только господа, но и рабы. Сенека пишет, что в один из дней «хозяева садились за стол с рабами… непременно и еще оказывали им в доме всякие почести, позволяли судить да рядить, объявляя дом маленькой республикой» («Нравственные письма к Луцилию», XLVII, 14. Пер. С.А. Ошерова). И свободные мужчины, и невольники надевали на головы войлочные шапки-пилеумы, которые носили вольноотпущенники: это был еще один важный уравнительный элемент праздника.

В лучшие дни года мир выворачивался наизнанку дважды: рабы и хозяева не только вместе садились за стол — у них появлялся еще и шутовской повелитель — Saturnalicius princeps, предводитель застолья и веселья. Словом, это был настоящий карнавал.

Оказавшиеся на чужбине римляне старались отмечать сатурналии: нам известны как свидетельства аристократов из высококультурных Афин, так и записка раба из дикарской Британии. Вот этот удивительный документ, найденный в пограничной крепости Виндоланда:

Один раб просит другого купить редиски для праздника (этот овощ, помимо того что был сравнительно дешевым и широко доступным, еще и считался неплохим рвотным).

Сенека, человек умеренный, не любил декабрьские излишества:

«Больше стойкости в том, чтобы оставаться трезвым, когда весь народ перепился до рвоты, больше умеренности в том, чтобы, не смешиваясь со всеми, не выделяться и не составлять исключения и делать то же самое, что все, но иначе.

Ведь праздничный день можно провести, и не предаваясь роскоши» («Нравственные письма к Луцилию», XVIII, 4. Пер. С.А. Ошерова). Примерно об этом две тысячи лет спустя и нам в канун Нового года толкуют благонамеренные. Кому-то будет по душе такой совет, а кому-то все равно нужно напиться и выкричаться: “Io Saturnalia!”