Как уберечь себя и близких от суицида? Интервью с клиническим психологом
По данным ВОЗ, каждые 40 секунд кто-то где-то совершает суицид. Согласно статистике за прошлый год, Россия по числу самоубийств занимает третье место в мире. Из-за коронавируса источников стресса стало еще больше, и логика подсказывает, что эти неприятные цифры будут расти. О том, как отличить опасные суицидальные мысли от «простого всплеска эмоций», почему о самоубийствах нельзя молчать, что помогает пережить трагедию и помочь себе и близким в трудной ситуации, рассказала «Ножу» Алла Образцова — клинический психолог и ведущая групп для людей, чьи родственники покончили с собой.
— Как вы считаете, пандемия повлияет на количество самоубийств в стране?
— Из-за коронавируса люди напрямую столкнулись со страхом смерти. Причем в двух аспектах: в физическом — боязнь самого вируса, страх быть зараженным, и в экономическом — вопрос выживаемости.
А суицид — это не желание умереть, это поиск выхода. Когда человеку больно, когда он не может найти никакого решения, сознание становится туннельным и ведет только к одному исходу.
В ситуации с пандемией сама обстановка способствует тому, что люди не выдерживают. Поэтому процент тех, кто не сможет найти иного выхода, думаю, будет расти.
— А как, по вашему мнению, можно уменьшить число суицидов в России?
— Самое важное, что можно сделать для предотвращения самоубийств, — информировать, организовывать психологическое образование. В первую очередь в школах. В России этого не хватает.
Нужно с детства объяснять людям, как работает их психика, откуда и как появляются суицидальные мысли; рассказывать про телефоны доверия, центры бесплатной психологической помощи и про то, что обращаться туда, — нормально и даже правильно.
Периодически нужно всем напоминать, что к психологам ходят не психи, психологи помогают здоровым людям.
— Вы работали на горячей линии экстренной психологической помощи. В каких случаях люди туда обращаются и чем помогают специалисты?
— По телефону психолог выслушивает клиента, общается с ним, снимает эмоциональное напряжение и, если у него случилась трагедия, помогает ее осознать и принять. Обычно этого достаточно.
Мои коллеги из центра экстренной психологической помощи периодически ходили по школам, рассказывали, как к нам обращаться, и оставляли номер. После этого всегда был шквал звонков. Большинство, естественно, с выдуманными историями. Но мы радовались каждому разговору.
После такого звонка, даже если это просто розыгрыш, подросток понимает, что его выслушали, попытались помочь, специалисты восприняли всерьез даже этот вымышленный случай. Значит, в по-настоящему тяжелой ситуации на подкорке у ребенка будет мысль, что где-то его точно постараются понять.
Человек, которому сейчас плохо, имеет гораздо больше шансов на жизнь, если до этого он сталкивался с какой-либо информацией о психологической помощи. Как минимум он будет знать, что есть куда обратиться и что совсем один он точно не останется.
— А как понять, что другу или родственнику «сейчас плохо» вплоть до суицидальных мыслей? Это ведь не всегда видно со стороны.
— Каждый человек имеет свои индивидуальные особенности, привычки, черты характера. Но если в вашем близком что-то резко поменялось, то это уже повод обратить внимание и прояснить причины. Если у человека вдруг сбился режим сна, он стал недоедать или, наоборот, объедаться, замкнулся в себе или перестал следить за внешним видом — скорее всего, за него стоит беспокоиться.
Еще есть более тяжелая история — самоповреждения. Они всегда говорят об аутоагрессии. Суицид — ее последняя стадия.
Зачастую к самоубийству приводит и депрессивное состояние: сниженный фон настроения, отсутствие желаний, вялость, пессимистичные прогнозы на жизнь.
Важно всегда быть внимательными к близким. Посмертные исследования суицидов показывали, что при жизни у людей, покончивших с собой, обязательно были предпосылки для этого. В последние дни человек как-то показывал свои намерения: читал необычные книжки, смотрел фильмы, был в резко приподнятом настроении или покупал инструменты. Просто люди вокруг не замечали, не реагировали.
— Что делать, если у близкого человека появились какие-то из этих признаков?
— Как минимум это повод пойти с ним на контакт. Попробовать самостоятельно прояснить, что происходит: побыть рядом, выслушать, попытаться помочь. Если же поведение близкого резко изменилось, но на контакт он не идет — возможно, есть суицидальный риск и нужно срочно обращаться к психологу.
— Считается, что подростки входят в группу суицидального риска. Как вести себя родителям, чтобы уменьшить вероятность трагедии?
— Подростки импульсивны, они легко «заражаются» идеями и сильно подвержены влиянию со стороны. В таком возрасте между детьми и родителями часто вырастает стена отчуждения. Ребенку некуда пойти, родители становятся для него врагами.
Чтобы снизить суицидальный риск, нельзя допускать, чтобы дети полностью отдалялись. Родители должны слушать ребенка и, главное, принимать его. В таком возрасте дети пробуют, открывают новое, и они имеют на это право.
Например, покрасил подросток волосы в зеленый цвет — не нужно его осуждать, лучше обсудить, попробовать понять, что он хочет этим сказать.
У ребенка всегда должен быть человек, который сможет его поддержать в любой ситуации. Ведь суицид — это про одиночество. Причем одиночество — не фактическое отсутствие людей рядом, а отсутствие понимания.
Если человек остается наедине с кучей нерешаемых, по его мнению, проблем, он просто не видит другого выхода.
— Основываясь на вашем опыте, что чаще всего приводило людей к суицидальным мыслям?
— Причин суицидального настроения очень много, но основной считается депрессия. Также мысль покончить с собой часто появляется в период кризиса — какого-либо изменения, когда старые способы справляться с трудностями перестали работать, а новые не успели появиться. Например, смена работы, женитьба, развод, переезд или рождение ребенка. Это связано с адаптацией: одни люди привыкают быстрее, другим адаптироваться очень сложно.
— Что делать человеку, если у него появились суицидальные мысли?
— Если у человека возникают опасения за собственную жизнь, нужно обращаться к психологу. Хороший специалист или поможет сам, или при необходимости направит к психиатру за медикаментозной поддержкой.
Но сначала нужно понять, по-настоящему ли опасны ваши мысли или это просто всплеск эмоций.
Если в голове крутится что-то вроде «как же меня всё это достало, застрелиться бы», то, вероятнее всего, ничего страшного нет и человек способен справиться сам. Но если самоубийство воспринимается как реальный выход и при мысли о нем человеку становится действительно легче, это опасно — и в таком случае необходим срочный визит к специалисту.
— В каких еще случаях стоит обратиться к психологу?
— У человека в норме должно быть постоянное ощущение (фоновое переживание), которое можно описать примерно так: «я справляюсь со своей жизнью, я счастлив, меня ничего особо не беспокоит». Когда такое чувство пропадает, стоит обратить на себя внимание. И если самому не получается разобраться, сходить к специалисту.
Посещение психолога сравнимо с визитом к стоматологу. Кто-то регулярно ходит к зубному врачу, а кто-то бежит, только когда пошло воспаление на всю щеку. С психологами та же история: одни люди постоянно поддерживают психологическое здоровье, другие оказываются в кабинете специалиста, когда всё уже совсем плохо. И этой крайности допускать нельзя.
— Что вы подразумеваете под «справиться самому»?
— Есть несколько способов самостоятельного снятия эмоционального напряжения.
Во-первых, слезы. Я считаю их прекрасным природным механизмом для облегчения психологического состояния.
Во-вторых, физическая нагрузка.
Любые упражнения помогают снизить эмоциональное напряжение и, главное, возвращают нас к телу. А ощущение тела терять нельзя.
Также я рекомендую периодически делать упражнения по «заземлению»: выделять две минуты, закрывать глаза и просто думать — пытаться понимать, как вы себя чувствуете в данный момент, не хотите ли поесть или поспать. Этого достаточно, чтобы вернуться к оптимальному состоянию.
— А что делать в случае стресса после трагедии?
— В таких случаях, конечно, каждый справляется по-своему, исходя из собственных ресурсов. Но для всех — главное принять трагедию: понять, что это уже случилось. Жизнь изменилась, и она не станет прежней. Не значит, что хуже или лучше, это неизвестно. Но она станет другой.
Если же человек чувствует, что нуждается в какой-либо помощи, ее нужно обязательно искать, пока не станет легче. Кому-то достаточно позвонить по телефону доверия, кому-то — поговорить с родственниками или друзьями, а некоторым лучше сразу обратиться к психологу.
— Я думаю, многие боятся психологов из-за неизвестности: не знают, чего ожидать от посещения. Расскажите, пожалуйста, как у вас проходит прием.
— Да, это правда. Но на самом деле всё довольно прозаично. Человек приходит в кабинет — там два кресла, столик, вода или чай и пачка салфеток. Мы знакомимся, клиент рассказывает обо всём, что его беспокоит. Стандартный прием у психолога — 50 минут, раз в неделю.
— А сколько сеансов обычно бывает?
— Сколько времени займет весь процесс, я никогда сразу не знаю. Например, кто-то после трагедии может отойти через три месяца, а кто-то и спустя полгода продолжит горевать.
Я использую три основных формата работы: разовый, краткосрочный и длительный. Допустим, приходит ко мне молодая мама и рассказывает, что ее трехлетний ребенок сошел с ума. Я за один прием успокаиваю ее, объясняю, что такое кризис трех лет. В этом случае одного сеанса достаточно.
Краткосрочный формат — от двух до шести месяцев — подразумевает решение конкретной проблемы. Например, боязни выступления перед публикой. При длительной терапии (может быть на протяжении нескольких лет) происходит глубинная проработка личности, ее изменение.
— Какие методы вы используете?
— Кроме привычной разговорной терапии, я использую юнгианскую песочную.
Человек на специальном подносе с песком и фигурками рисует картины. Такие, какие ему захочется. Я рассматриваю получившиеся рисунки в символическом плане — как отражение того, что внутри.
Для меня человек, сидящий напротив, — отдельный мир, который живет по своим, отличным от моих законам. И он лучше меня знает, как ему быть. Песочная терапия — очень бережный и глубокий метод. Он позволяет клиенту поделиться со мной тем, что сложно произнести вслух.
Я всегда придерживаюсь такой терапевтической позиции: одной ногой на стороне клиента, разделяю его чувства, но не забываю, что я всё-таки терапевт и это не мои эмоции. Я могу и должна их выдержать. Иногда, конечно, бывает тяжело. Когда я вела группы суицидентов, после сеансов всегда нужно было какое-то время, чтобы восстановиться.
Вообще, каждый уважающий себя психолог имеет супервизорскую группу (профессиональное объединение для обмена опытом, идеями), в которой обсуждает собственную работу. После каждого клиента я стараюсь анализировать, как поработала, насколько хорошо справилась с проблемой. Это помогает разгружаться, избегать выгорания.