«Чтобы воссоздать… нужно быть таким же мастером» Интервью со скульпторами, восстанавливающими исторический облик зданий
У стены в небольшой студии стоят две высокие скульптуры, одна закрыта тентом, чтобы глина не сохла, другая — рабочая. Три мастера вылепляют детали: мех на шапке, носы ботинок, складки одежды, четвертый варит дверную ручку, выбирая для нее нужный оттенок. В студии тихо. Еще несколько недель неторопливой вдумчивой работы — и скульптуры можно будет увидеть на павильоне «Казахстан» на ВДНХ.
«Нож» поговорил с Ангелиной Горпиненко, Станиславой Смольяниновой, Русланом Коровковым и Андреем Смольяниновым о том, как восстановить полностью утраченную скульптуру, чем опасна эта работа и в чем особенность русской реставрационной школы.
Руслан Коровков в 90-х учился в Ростовском художественном училище имени Грекова, затем переехал в Болгарию, где продолжил свое обучение в Национальной художественной академии в Софии. Станислава и Андрей Смольяниновы 6 лет провели в стенах академии им. Сурикова, Ангелина Горпиненко — в училище им. Грекова и Суриковской академии. Ребята — члены международного союза художников YourArt, французского союза скульптуры и пластического искусства, международной организации KineticArtOrganization. Их выставки проходили в Японии, Бельгии, Болгарии и России.
— Над чем вы сейчас работаете?
Руслан: Воссоздаем две фигуры на павильоне «Казахстан»: поэта Джамбула Джабаева и Героя Социалистического Труда Шыганака Берсиева.
— В чем их историческая ценность?
Руслан: Это известные казахские исторические деятели. В советское время этих людей выбрали как символов эпохи. Скульптуры нужно восстанавливать, потому что памятники ведь ставят надолго, а не для того, чтобы их каждый год сносить. Люди, которые будут здесь ходить, смогут больше узнать о том времени, понять, какие тогда были идеалы, смогут увидеть советскую эпоху. На мой взгляд, это правильно. Были и стахановцы, были и работники тыла — об этом стоит помнить.
— Как происходит работа, какие техники вы используете?
Ангелина: Сначала знакомимся с материалом, с теми личностями, которых мы собираемся лепить. Находим информацию в интернете и пользуемся фотографиями, которые нам предоставляют из архивов.
Руслан: Эти скульптуры были полностью утрачены, поэтому их приходится восстанавливать с нуля.
Сначала мы делаем небольшую рабочую модель, потом ее масштабируем и приступаем к полноценной работе. Первое — варим 3-метровый каркас — это основа для будущей скульптуры. На него будет налепливаться глина, на каждую из этих скульптур ушло около тонны.
— Значит, каркас, потом здоровенный кусок глины сверху?
Руслан: Перед этим мы каркас пеним, и только после этого начинаем работать по пене глиной.
Ангелина: Раньше, в советское время, когда не было пены, каркас набивали деревяшками, потом все перевязывали проволокой. На проволоке было много-много крестов, они были нужны, чтобы глина не обвалилась большим куском. Сейчас с технологической точки зрения стало удобнее работать.
Руслан: Глину мы тоже готовим специальным образом, она должна быть очень мягкой и пластичной.
— О, эта платформа, на которой стоит скульптура, крутится!
Руслан: Да, это поворотный круг, потому что скульптура гигантская, со всех сторон к ней не подойти. Этот круг мы тоже специально варили для этой работы.
— Сколько вы работали над этими скульптурами и когда финальный этап?
Руслан: Над скульптурами работаем несколько месяцев.
— Какими инструментами вы прорабатываете лицо, мех на шапке, складки?
Руслан: У нас есть стейки и петли — так называются деревянные палочки со специальными металлическими наконечниками. И вот еще незаменимый инструмент (Руслан достает деревянный брусок. — Прим. авт.) — он нужен, чтобы натягивать форму. Берете поверхность скульптуры и ведете по ней бруском. Так она разглаживается и приобретает те очертания, которые вам нужны.
— То есть все это волшебство с помощью двух инструментов и бруска?
Андрей: И с помощью рук и пальцев — это самый уникальный инструмент.
— С чего начинается ваш рабочий день?
Ангелина: Залезаем на леса, открываем скульптуру, поливаем водой. У нас есть специальное приспособление для полива работы. Это же глина, она сохнет. Весна — самый благоприятный период для работы. Летом — жара, а зимой — отопление.
Руслан: Сейчас основная масса фигур уже набрана, мы проводим финальную сверку с фотографиями, где-то чуть-чуть корректируем, где-то чуть-чуть добавляем, убираем.
Ангелина: Ты целый день лепишь, а утром приходишь и свежим взглядом оцениваешь то, что сделал вчера.
— Расстраиваетесь или радуетесь?
Ангелина: По-разному! Тут важно давать глазам отдохнуть. Если круглосуточно работать, то ты уже не будешь понимать — правильно ты делаешь или нет.
Важно отходить от работы, анализировать, что сделано, сравнивать с фотографиями. Иногда мы подходим к работе и сразу же лепим, а иногда просто стоим и смотрим издалека.
Руслан: Когда мы закончим корректировать, окончательно долепим скульптуры, следующий этап — работа форматоров. Они снимают с фигуры гипсовые слепки, делают форму модели, потом будут заливать в нее бетон. Бетонный отливок мы будем еще дорабатывать, а потом уже скульптуру поставят у павильона.
— Что для вас самое сложное в восстановлении?
Руслан: Для меня — это каркас, потому что здесь нужно все досконально высчитывать, его нужно очень точно подогнать под скульптуру. Я предпочитаю работать сразу в материале.
Ангелина: Для меня — завершающий этап, когда долепливаешь в конце. Но самый, наверное, сложный — это когда скульптуру поставят на улице. Это очень волнительно оценка окружающими твоей работы.
— А это медитативная работа или работа, требующая колоссального напряжения, после которой ты вообще не понимаешь, что происходит вокруг?
Ангелина: Здесь присутствует три вида труда одновременно: физический, потому что надо по много раз в день забраться на леса, замесить глину; интеллектуальный, потому что нужно делать математические расчеты, точные сверки, вкладывать все свои знания для воссоздания художественного произведения, и, конечно, эмоциональный, так как ты расходуешь свой энергетический ресурс. Это совсем не легко.
— Андрей, вот вы сейчас работаете над ногами Чиганака Берсиева. И как оно?
Андрей: Вот сегодня все корректировал. По сверке они должны быть крупнее…
— А почему вы лепите такими маленькими кусочками, а не плашмя?
Андрей: Каждый лепит, как ему удобнее, я выбрал «ляпушки» — мне нравится постепенно набирать объем.
— Есть какая-то русская школа реставрации, может, «ляпушки» — это не просто так, а закономерно?
Руслан: Конечно. Существует известный Всероссийский художественный научно-реставрационный центр (ВХНРЦ) имени академика И. Э. Грабаря — флагман государственной политики в области реставрации движимых памятников истории и искусств, а также реставрационные училища, кафедры реставрации в художественных высших учебных заведениях. Специалисты, которые оттуда выпускаются, отличаются от других высоким уровнем подготовки. В чем особенность школы? Методики преподавания и работы накапливаются годами. Эти знания передаются новому поколению.
Историческое воссоздание, как мы уже говорили, начинается со сбора материала, фотографий.
На старых фото иногда сложно понять, что именно изображено, например, в это место упала тень. Когда увеличиваешь фотографию, все расплывается. Единая школа помогает нам понять, как мог мыслить автор, что именно он мог здесь создать.
Это преемственность мастерства, без которого мы не могли бы работать, не могли бы восстановить скульптуру в том же стиле.
— Сколько вы учились, чтобы достичь такого мастерства?
Ангелина: Долго, бесконечно долго. Мы постоянно учимся. Постоянно что-то лепим дома и в студии. Чтобы восстановить скульптуру на том уровне, на котором она была сделана, ты должен быть таким же мастером, как создатель этой скульптуры. Поэтому скульптору нужно постоянно совершенствоваться и вспоминать пройденное, как пианисту нужно время от времени, между разучиванием сложных произведений, проигрывать гаммы.
Реставрация во Франции, США и Италии
Реконструкция Лувра еще в конце 1980-х стоила ни много ни мало — 500 млн долларов. Привести в надлежащий вид остров Эллис, где располагается статуя Свободы и 30 исторических зданий, стоит 32 млн долларов. И это учитывая, что в 1990 году комплекс уже реставрировался, стоило это 162 млн долларов — история США больше не знает таких гигантских трат на подобные проекты.
Работа над Колизеем, на стенах которого повисла копоть выхлопных газов и кладку которого расшатали корни каперсов, оценивается в 30 млн долларов. Однако государственные средства ограничены, и вся надежда на спонсоров. К счастью, счет на масштабную реконструкцию Колизея оплатил итальянский бренд элитной обуви Tod’s. Это не первый случай, когда индустрия моды спасла памятники Италии. В 2013 году Fendi внесла почти 3 млн долларов на очистку фонтана Треви, а Bulgari в 2016 году подарила римлянам 1,8 млн долларов на восстановление испанских лестниц.
В улучшении внешнего вида Италии поучаствовал и «Макдоналдс». В небольшой деревне Фраттокке, примерно в 20 километров к югу от Колизея, когда копали фундамент для нового ресторана, обнаружили древний участок дороги. Считается, что это одна из стратегически важных магистралей Древнего Рима, которая была построена во II веке до н. э. «Макдоналдс» выделил 368 тысяч долларов на трехлетний проект реставрации, а потом создал мини-музей о дороге, об императорах, поэтах и философах, которые могли здесь путешествовать, и скелетах трех мужчин, которые были обнаружены неподалеку.