Перед вами одна из клякс знаменитого теста Роршаха. Вглядитесь в нее и ответьте, что вы видите.
Сложное задание, не правда ли? Начнем с того, что возникает вопрос о том, что, собственно, означают слова «что вы видите?». На что смотреть?
Что считать фигурой, а что — фоном? Что считать значимыми деталями, а что — незначимыми? Если я отвечу, что вижу лишь кляксу, будет ли ответ засчитан? А если скажу, что ничего не вижу?
Но допустим, мы сняли все эти неоднозначности и отвечаем, что увидели, например, двух человек (двух краснокожих, которые, встав на одно колено, «дают» друг другу «пять»), или четвероногое животное, или слона (двух слонов, соприкасающихся хоботами), или собаку, или медведя, что будет означать наш ответ? Как можно его интерпретировать?
Да как угодно. Тут имеется полный произвол интерпретатора: придерживается он фрейдизма — значит, везде будет видеть намек на сексуальную неудовлетворенность и влечение к родителю противоположного пола, придерживается юнгианства — везде будет видеть архетипы.
Но можно ли с помощью этих интерпретаций ответов человека, судить о психических особенностях этого человека?
Судить-то можно. Вот только эти суждения будут не лучше, чем выводы ясновидящего, смотрящего в хрустальных шар, или гадателя, всматривающегося в расклад карт Таро. Забегая вперед, скажу, что этот вывод подтвержден экспериментально: тест Роршаха не обладает ни надежностью, ни валидностью, которые необходимы, чтобы признать тест эффективным методом психодиагностики.
И вот все эти неоднозначности, условности, произвол интерпретаторов и опора на авторитет (Фрейда, Юнга или кого-то еще), все эти граничащие с ясновидением и салонной магией «методы» — это и есть психология? Если да, то совсем не удивительно то пренебрежительное отношение к психологии, которое подчас демонстрируют ученые-естественники.
Но давайте выполним еще одно задание.
Сосчитайте в уме следующее произведение:
1*2*3*4*5*6*7*8
Не можете? Это не удивительно. Большинство людей не может. И это психологический факт.
Ок, вы не можете сосчитать. Тогда попробуйте хотя бы угадать. Напишите, сколько, на ваш взгляд, примерно получится.
Близок ли ваш ответ к числу 500? Если близок, то вы не отличаетесь от большинства испытуемых, которые участвовали в этом эксперименте. И это тоже психологический факт: большинство людей при попытке угадать произведение чисел от 1 до 8 называют число, близкое к 500.
Но вот, что удивительно, если людей попросить угадать, каково значение произведения
8*7*6*5*4*3*2*1,
то люди называют число, близкое к 2000.
Удивительно, не правда ли?
А ведь здесь мы снова имеем дело с твердо установленным научно-психологическим фактом.
Действительно, если мы копнем еще чуть глубже, то увидим, что для нашего разума, по-видимому, не существует одного из простейших арифметических правил — от перемены мест множителей произведение не меняется.
И это тоже твердо установленный научный психологический факт: если мы начинаем перемножать с больших множителей, то нам будет казаться, что в итоге должно получиться большее число, чем если бы мы начинали с меньших множителей.
Но давайте сделаем еще один шаг в сторону подлинно научной психологии.
А сколько получится на самом деле? Насколько мы ошиблись в наших интуитивных оценках?
На самом деле получится 40 320!
Насколько же именно мы ошиблись в наших оценках? На этот вопрос ответ может дать даже школьник. В первом случае мы назвали число, меньшее истинного примерно в 80 раз. Во втором — меньшее истинного примерно в 20 раз. Существенная ошибка, не так ли?
И это тоже психологический факт: люди пасуют перед большими числами, склонны недооценивать их величину, да и вообще часто не понимают их масштаба.
Хорошей иллюстрацией тут является легенда об изобретателе шахмат. Помните? Радже так понравилась новая игра, что он предложил изобретшему ее мудрецу выбрать себе достойную награду. И мудрец вроде бы попросил сущую мелочь. Он попросил положить на первую клетку шахматной доски одно зерно риса, на вторую — два, на третью — четыре и т.д. Раджа удивился бескорыстию мудреца и повелел своим счетоводам подсчитать, сколько риса он должен отдать мудрецу. Счетоводы, понятное дело, считали три дня, но сосчитать не смогли. Даже сегодня далеко не каждый калькулятор справится с этим вычислением (разрядов не хватит), ведь получается 18 446 744 073 709 551 615. Я даже не знаю, как называется это число и есть ли во всем мире столько зерен риса даже в наши дни…
Но что толку от подобных психологических фактов? — спросит кто-то.
Ну, например, можно управлять поведением покупателей. Скажем, если вы хотите увеличить продажи минеральной воды, вы можете провести такую акцию:
«Минеральная вода по сверхнизкой цене! Но не больше пяти бутылок в одни руки»
И вот это число — пять бутылок — будет оказывать влияние на покупателей. Конечно, не каждый из них возьмет ровно пять бутылок, но в целом количество купленных бутылок значимо возрастет.
Вилка цен, которую часто используют опытные продавцы, тоже работает примерно по тому же психологическому механизму: «Обычно мы продаем эти шахматы ручной работы за десять тысяч рублей, но сегодня я готов уступить их вам всего за шесть!» Возможно, вы никогда не купили бы шахматы дороже, чем за пять тысяч, но под влиянием названной продавцом цифры 10 все-таки совершите покупку.
На языке научной психологии вот это влияние большего числа носит название «эвристика якорения и подгонки».
Опираясь на твердо установленные психологические факты, можно делать и социально полезные вещи. Например, подталкивать людей донорству органов.
Известно, что если согласие на донорство устанавливается по умолчанию (чтобы выразить несогласие на донорство после смерти, человек должен поставить галочку в его страховых документах), то показатели донорства в стране оказываются значимо более высокими. Здесь срабатывает такое свойство нашего разума, как искажение статус-кво.
Почувствовали разницу?
С одной стороны, мы имеем расплывчатые формулировки, неоднозначность и произвол интерпретаторов. С другой — твердо установленные эмпирические факты, которые еще и оказываются полезными в целом ряде сфер деятельности. В этом и заключается главный секрет современной психологии и ее главная проблема — в ней до сих пор сохраняются всякие сомнительные с научной точки зрения и, по сути, донаучные элементы, а вот подлинной науки за всем этим зачастую не видно. Особенно обывателю. Но и специалисты зачастую никак не могут отделить зерна от плевел.
Ситуация настолько же странная, как если бы на физических факультетах астрологию изучали наравне с астрономией, а учения древнегреческих философов о первоначале — наравне с квантовой механикой.
Как если бы в химических вузах алхимию изучали бы наравне с химией, в биологических — теорию самозарождения наравне с молекулярной биологией, в медицинских — теорию миазмов наравне с эпидемиологией, не объясняя студентам, в чем принципиальное различие между ними и не отделяя донаучное от подлинно научного.
Учения древнегреческих философов о первоначале весьма интересны, пока мы не подаем их как научные истины, а остаемся в рамках философии. Книги Фрейда и Юнга также можно с большим интересом читать, но вот выдавать их за подлинно научные психологические труды не стоит.
Важно, чтобы и психологи, и обыватели, интересующиеся психологией, понимали разницу между чисто умозрительными построениями и результатами эмпирических исследований.
Впрочем, и наличие эмпирики — это еще не все. У Фрейда и Юнга, например, эмпирика была. Они работали с клиентами, анализировали их воспоминания и сновидения и даже получали подтверждения своим построениям. Огромное количество эмпирики было и у алхимиков — они помногу часов и помногу лет что-то сжигали, сплавляли, смешивали, растворяли и тоже в процессе всех этих опытов находили подтверждения своим построениям, например, многократно убеждались, что все вещества являются просто разными сочетаниями всего трех составляющих: серы, ртути и соли. Да и сторонники теории самозарождения жизни легко получали подтверждения своей теории, обнаруживая, что даже после долгого кипения в супе все равно рано или поздно «зарождается жизнь». И так было до тех пор, пока исследователи не догадались не только прокипятить бульон, но и запаять колбу с этим бульоном.
Так что же должно быть в психологии, чтобы она являлась подлинной наукой?
Во-первых, надо выйти из чистого умозрения в реальность — собирать эмпирические данные.
Во-вторых, надо защититься от того, чтобы собранные данные были иллюзорными, являлись артефактами. Тут психологам помогают такие штуки, как, например, двойной слепой метод (ни экспериментатор, ни испытуемый не должны знать о сути опыта), который защищает от того, что, с одной стороны, экспериментатор вольно или невольно подтолкнет испытуемого к реакции, которая подтвердит концепцию экспериментатора, и, с другой стороны, испытуемый вольно или невольно подыграет экспериментатору или как-то иначе исказит свои реакции.
Нетрудно заметить, кстати, что ни на кушетке психоаналитика, ни вообще в кабинете психотерапевта соблюсти стандарт «двойной слепоты» невозможно: психотерапевт знает, что он применяет и какие должны быть результаты, а клиент знает, что пришел на психотерапию, которая должна ему помочь.
Еще одно важное подспорье дает в руки психологам теория вероятностей и неразрывно с ней связанная математическая статистика.
Без поправки на данные этих наук эмпирика может легко ввести экспериментатора в заблуждение. Так, например, эмпирика, полученная Фрейдом и Юнгом, была получена на нерепрезентативной выборке — у них было слишком мало клиентов, чтобы распространять полученные при взаимодействии с ними выводы на всех людей (Фрейд, например, создал свой психоанализ, поработав со всего примерно десятью клиентами).
В-третьих, нужно понимать, что есть теории, которые будут подтверждены в любом случае, поскольку их в принципе нельзя эмпирически опровергнуть. Речь тут идет о принципе фальсифицируемости, который был введен крупным философом науки Карлом Поппером. Психоанализ, кстати, является отличным примером нефальсифицируемой теории. Собственно, именно размышляя над психоаналитическими концепциями, Поппер и сформулировал свой знаменитый принцип.
Другим примером нефальсифицируемой концепции является, к сожалению, довольно популярная сегодня эволюционная психология.
Действительно, в рамках этой парадигмы невозможно доказать не эволюционное (социальное, культурное) происхождение психических свойств человека. Так, если психологическое свойство полезно, то оно возникло эволюционно вследствие естественного отбора. Если же свойство бесполезно или даже вредно, но можно придумать, чем это свойство было полезно в первобытную эру, то оно все равно возникло вследствие естественного отбора, просто мир, в котором живет человек, изменился слишком быстро. Если же психологическое свойство бесполезно или вредно, но придумать, чем оно могло быть полезно в доисторическую эпоху, нельзя, оно все равно возникло эволюционно, но закреплялось не естественным, а половым отбором.
Итак, современная психология — это подлинная экспериментальная наука с развитым математическим аппаратом и жесткими стандартами исследований. Наиболее существенными достижениями психологии лично я считаю выявление таких свойств человеческого разума, как эвристики и когнитивные искажения, а также открытие особенностей социальной перцепции, таких как фундаментальная ошибка атрибуции. Впрочем, это уже совсем другая история.
Кроме того, нельзя не упомянуть о том, что подлинно научные методы академической психологии далеко не всегда доходят до практики: между психологической наукой и психологической практикой существует зазор (science-practice gap), поэтому какой прорыв бы ни совершили ученые в этом году или даже десятилетии, еще тысячи практикующих психологов будут продолжать опираться на умозаключения Фрейда и брать за это деньги.
Когда этот текст наберет 1000 шеров, мы опубликуем статью о проблемах психологической практики, которая поможет понять, будет ли толк от вашего психолога.
