БДСМ с прекрасной дамой: что куртуазные песни рассказывают о сексуальных практиках Средневековья

Концепция средневековой куртуазной любви и связанной с ней куртуазной поэзии обычно считается чем-то невероятно чистым и возвышенным: обычно герой таких песен воспевает недоступную ему женщину и переживает боль невзаимной любви. На самом же деле это далеко не единственное, о чем пели труверы: наряду с утонченными произведениями в средневековые сборники песен помещались стихи о сексуальных практиках, включая, например, копрофилию. Подобные тексты просто исключались редакторами при переиздании сборников в XIX–XX веках. Историк Элизабет Ева Лич рассматривает куртуазные песни как своего рода хранилище сексуальных сценариев, которые помогали слушателям и слушательницам сформировать общие ожидания не только от любви, но и от секса во всем его многообразии.

«Я давно привык любить того, кто не любит меня в ответ, я пою как возлюбленный и не смею жаловаться, хотя испытываю много печали от моего счастья. Я не должен сдаваться, пока несу это сладкое бремя. О Господь! Не позволяй мне перестать любить так преданно изо дня в день!»

Доктрина любви в средневековых литературных текстах, таких как эта песня французского трувера Блонделя де Неля, обычно называется «куртуазной любовью». Это перевод термина французских медиевистов (amour courtois), который использовался для обозначения нового вида эротических отношений в легендах о короле Артуре с XII века. Это любовь утонченная, часто безответная, наполненная религиозными переживаниями. Влюбленный мужчина восхваляет или даже боготворит свою возлюбленную, которая стереотипно красива и хороша, но не замечает или презирает своего поклонника. Влюбленный мазохистски наслаждается болью, причиняемой ему безответной любовью, потому что это единственное, что он может получить от предмета своего обожания, и именно эта боль заставляет его петь.

В Средние века было написано множество серенад. Сохранились сотни песен поэтов-композиторов, так называемых трубадуров, написанных между концом XI века и началом XIV века. Поскольку до нас дошло и некоторое количество мелодий, мы можем петь эти песни сегодня, даже если точно не знаем, как они звучали в средневековом исполнении.

Несмотря на довольно стереотипное содержание, куртуазные серенады долго оставались центральными в музыкальной практике при дворе. Это означает, что они были востребованы своей аудиторией.

Но какую задачу выполняли эти песни? Могут ли они поведать нам что-либо об эмоциональной, интимной и сексуальной жизни их слушателей, о которой мы не можем узнать из других источников?

В недавнем исследовании я описала эти песни как своего рода описания сексуальных стратегий, с помощью которых слушатели понимали социальные ожидания относительно эротической близости. Аудитории также предлагался определенный спектр фантазий, с помощью которых они могли исследовать свои собственные желания, как в одиночку, так и со своими супругами. Я говорю «супруг», потому что слушателями этих песен были в основном придворные, то есть дворяне, находившиеся при аристократических дворах по всей Западной Европе. Как доказывают судебные дела, внебрачный секс, конечно, существовал, особенно в среде некоторых классов — например, несмотря на запрет браков для священнослужителей, у них были так называемые наложницы. Но для дворян, особенно для женщин, законное выражение сексуальности лежало исключительно в рамках договорного династического брака.

Иногда женщинам приходилось переезжать на другой конец Европы, чтобы выйти замуж за незнакомого человека и вступить с ним в супружеские сексуальные отношения. Куртуазные песни, содержащие в себе как бы общеизвестный набор эротических фантазий, смягчали ситуацию: они создавали культурный контекст, в котором зачатие потомства представлялось процессом, сулящим удовольствие для обоих супругов.

Понятийный набор, созданный песнями, был подкреплен двумя факторами. Во-первых, их тексты были на французском языке, который в Западной Европе был языком международного общения или по крайней мере языком международного аристократического искусства. Во-вторых, куртуазные песни содержали обширный, но общий для большинства произведений набор идей о том, как развиваются романтические отношения — так они сформировали «сценарий», который давал слушателям знать, чего ожидать от таких отношений. Что, в свою очередь, помогало супругам в получении удовольствия от секса.

Если присмотреться к песням внимательнее, то некоторые детали в них могут показаться неожиданными. Например, один трубадур благодарит бога за «очаровательный подарок» в виде дамы с одним-единственным зубом, другой наслаждается тем, что дама пугает его, бросая свою прялку и приказывая ему поднять ее. Третий в восторге от морщин, «потрескавшегося рта» и ​​»мутного запаха» под ее рубашкой. А как вам леди, которая «часто дарит мне такой вздох, что стоил бы отрыгивания»? Есть и «дама», описанная так, что становится ясно, что она на самом деле корова, которую желает любовник. Как нам следует интерпретировать песню о романтике, который хочет, чтобы его дама «высосала его ягодицы», или о влюбленном, который расчесывает себя до крови, думая о плохой стрижке своей дамы, и предлагает ей попробовать большой кончик своего «веретена», потому что она любит прясть целыми днями. Очевидно, что пары, ставшие героями этих произведений, получают удовольствие от чего-то совсем иного, чем возвышенная платоническая любовь.

Нашему представлению, будто большинство куртуазных песен описывают «ванильную любовь», мы обязаны чопорным редакторам XIX и XX веков. Именно более поздние ученые, а не средневековые люди, были идеалистами в любви и брезгливцами в сексе.

На самом деле песни о прекрасных дамах встречались в тех же книгах, что и песни, заканчивающиеся сексом или изнасилованием, песни, в которых авторы задавались вопросом, хотели бы они застать свою даму с любовником, песни, восхваляющие испражнения, неприятный запах изо рта и морщины возлюбленной.

Эти сочинения выходят далеко за рамки того, что обычно определяется как «куртуазная поэзия» в смысле приличия и благопристойности («куртуазный» в «куртуазных любовных песнях» относится к самому двору, а не к морали). При переиздании сборников песен шокированные ученые Нового времени тщательно отделяли непристойности от более утонченных проявлений куртуазной любви, представляя их как комедию. Но нам придется признать, что средневековая аристократия на самом деле потребляла все это вместе, поэтому стоит посмотреть на эти песни как на «сексуальные сценарии» и глубже понять средневековую сексуальную жизнь.

Идея сексуального сценария хорошо подходит для исторического исследования. Эта концепция рассматривает сексуальность и ее выражения как социальные конструкты, поэтому не предполагает некой универсальной и транскультурной сексуальности. Сексуальный сценарий — это социологическая теория, которая чаще всего применяется в исследованиях современного общества с начала 1970-х годов. Она была разработана в противовес прежней, нормативной науки о сексе, которая предполагала, что секс — это мощная естественная сила или, другими словами, влечение. Теория сексуальных сценариев предпочитает рассматривать секс как исключительно социально сконструированный феномен, не используя в своих основаниях биологию и психологию.

Сексуальный сценарий предполагает три пересекающихся, взаимодействующих и иногда конфликтующих уровня: интрапсихический, межличностный и культурный. Интрапсихический — это область индивидуальной фантазии; межличностный — то, что разыгрывается между индивидами; а культурный — это более общий уровень, социальный набор ожиданий и норм.

Средневековые любовные песни являются репрезентативными для широко распространенных и долгоживущих культурных сценариев сексуальности, которые имели значение на межличностных и интрапсихических уровнях. В них содержатся ценности, суждения и фантазии, которые могли быть связаны с сексуальным поведением.

Почему именно песни были таким удачным методом распространения сексуальных сценариев? Мелодии помогают нам запоминать тексты, а самые яркие части песен, как правило, содержат в себе слова и сопутствующие эмоции. Самой запоминающейся частью многих средневековых песенных форм был так называемый рефрен. В Средние века рефрен существовал в двух разных вариантах.

Первая форма нам знакома, в ней текст и музыка повторяются, как в припеве поп-песни. Вторая форма более специфична и представляет собой очень короткую запоминающуюся мелодию. Текст обычно был от первого лица и часто представлял собой короткое и очень эмоциональное восклицание, которое легко понять вне контекста. Например: «О! О! О! Я чувствую боль любви в своем сердце!» — или: «Я иду развлекаться в зеленый лес, моя любовь там, и я разбужу ее!» Такую форму легко могли использовать как неподготовленные певцы (просто повторяя этот рефрен), так и придворные музыканты (интегрируя его в более длинные песни).

Обычно рефрены заучивались целыми компаниями придворных, но они были уместны и для использования в более приватных ситуациях. Рефрен мог служить отправной точкой для припоминания более длинных текстов, которые предлагают более сложные сексуальные сценарии. Общие культурные социальные сценарии могли содействовать гармоничному взаимодействию двух людей в личных покоях.

В ситуации, когда использование общих культурных сценариев не удавалось, например, когда партнер отказывался играть в предлагаемую ему сексуальную или культурную игру, куртуазная песня все же продолжала приносить определенную пользу. Ментальная репетиция, важная для выбора варианта поведения, формирует интрапсихический уровень сексуального сценария, который является внутренним индивидуальным опытом. Способность музыки сохраняться в нашей памяти, вероятно, позволила аристократам использовать песни на уровне личных фантазий, воспроизводя подходящие образы. Таким образом, куртуазные любовные песни открывали символическое пространство для игривой фантазии в обществе, в котором внебрачный секс имел бы серьезные последствия.

Эта идея возвращает нас к более резким песням, которые в средневековых источниках помещались рядом с более утонченными. Если мы понимаем средневековые песни как потенциальные сексуальные сценарии, то в них представлены и ряд парафилий: копрофилия (фекалии), трихофилия (волосы), мизофилия (грязь), ольфактофилия (запахи) и игры на грани изнасилования. Такие сцены и практики знакомы нам по современной БДСМ-субкультуре, но, похоже, нет никаких оснований полагать, что они не присутствовали в прошлом. Возможно, в Средневековье большинство слушателей смеялись над такими песнями или находили их неприятными, в то время как у других разгоралось воображение.