Любовь и «Дрянь». Как sexy priest стал главным романтическим героем эпохи #MeToo

Зал кинотеатра «Октябрь» переполнен. Трансляция спектакля с Эндрю Скоттом начнется через пять минут. Слева от меня девушка в колготках телесного цвета, дама справа обсуждает кейтеринг. Позади женщина говорит кому-то: «Он настолько меня поразил, даже приснился! А остальное не понравилось».

Всё это об Эндрю Скотте. Ради него семьсот женщин пришли на российскую кинопремьеру лондонской антрепризы «Настоящая комедия». Мориарти из «Шерлока» недавно сыграл сексуального священника в сериале «Дрянь» и стал героем влажных женских фантазий по всему миру.

Скотт, конечно, роскошен в этом образе, но еще более лестных слов заслуживает сценарий, который во многом и обеспечил фильму такой успех. Его автор Фиби Уоллер-Бридж получила три премии «Эмми» за сериал «Дрянь». История, сочиненная ею для второго сезона, затмила первый: хотя и он получился прорывным, там вообще не было романтической линии. Если раньше главная героиня страдала из-за потери подруги, то теперь переживает из-за того, что не может вступить в любовный союз со священником. Удалять амурную историю из женского нарратива стало трендом в сериалах последних лет, снятых на волне феминистского движения. Фиби Уоллер-Бридж прошла по острию: она и включила романтическую линию в повествование, и убрала ее. Любовный конфликт возвращается в феминистский фикшен — но на новых условиях. Именно поэтому обычный британский сериал о женщине, написанный женщиной, стал сенсацией, а мужской персонаж в нем — секс-символом.

Героиня по прозвищу Флибэг (Дрянь) влюбляется в священника-матерщинника. Он должен обвенчать ее крестную и отца — просматривается параллель с «Гамлетом», но феминистически-инверсивная, «отзеркаленная»: теперь главный герой женщина. Вожделеть священника недопустимо. Этот сюжет обыгрывался еще в «Сексе в большом городе», где Саманта, которую сегодня назвали бы секс-позитивной феминисткой, увлеклась настоятелем церкви. Природа ее страсти проста: недоступность усиливает желание.

В своей «Истории сексуальности» Мишель Фуко писал, что либидо западного человека строится на запретах и стремлении ускользнуть от власти; эта особенность появилась в Средние века, когда исповедь стала включать в себя обязательный отчет об интимной жизни.

Исследователи утверждают, что так возникают и сексуальные фетиши: если в детстве тебя пристыдили за неуместный взгляд или действие, то ты будешь повторять их всю жизнь, каждый раз возбуждаясь при этом.

Идеи Фуко об исповеди в «Дряни» воплощаются почти дословно — в кабине конфессионала. По эротическому накалу сцена, несмотря на то что в ней никто из героев не обнажается, граничит с порно, причем феминистским — потому что объективируется здесь мужчина. Священник тоже влюблен — и потому слаб и уязвим. Даже физически он ниже Дряни — за минуту до исповеди та помогает достать ему что-то со шкафа. Инверсия, прямое отзеркаливание отношений мужчины и женщины происходит и в других сценах, в том числе и с участием священника: он облачается в разные сутаны в примерочной кабинке, как Красотка из одноименного кинофильма, пока Флибэг любуется.

Персонаж, сыгранный Скоттом, — идеальный герой-любовник эпохи #MeToo. Не властный, мягкий, если и проявляет гнев, то не страшный, а скорее милый, как у девочки. Аббат эмпатичен: только он слышит внутренний голос Флибэг, ломающий четвертую стену. Священник не ревнив и спокойно воспринимает известие, что у нее есть кто-то еще. Наконец, он соблюдает целибат! По всем критериям возлюбленный Дряни — противоположность сексуального хищника. Он не совсем ангел или Кен: отдельные детали в фильме намекают на то, что раньше у него было много романов, но теперь в его жизни только любовь к Богу, причем совершенно искренняя — иначе зачем человеку, который не может обойтись без слова fuck, быть католическим священником в 2019 году?

Герой Эндрю Скотта нашел свое призвание, а мы знаем, как это ценно. Отказываться от него ради партнера — прямая дорога к абьюзивным отношениям. Незаметно для себя мы начинаем сочувствовать герою-мужчине так, как если бы он был женщиной, и это залог успеха нового секс-символа. А еще ему позволено быть идеальным, потому что проблема не в нем и не в ней, а во внешних обстоятельствах. Почти «Ромео и Джульетта». Сериал «Дрянь» по спирали вернулся к тому, с чего начиналась английская романтика, и даже к более раннему этапу — чуть ли не к античной трагедии: боги мешают людям быть счастливыми, вертикаль рассекает горизонталь.

Жанр любовного романа развивался на протяжении нескольких веков, и британцам, которые и стали его родоначальниками, в создании амурных сюжетов нет равных.

Слово “romance” возникло благодаря песням трубадуров и рыцарским романам. Дамы, которых восхваляли галантные воины, облаченные в доспехи, были недоступны. Они принадлежали мужьям, а их вассалы могли испытывать к ним исключительно платонические чувства и объявляли себя слугами не только своих господ, но и их жен. В рыцарских романах заключена субверсивная мечта: не дама в подчинении у мужчины, а наоборот — вот почему такая литература была популярна прежде всего у женщин и детей. Налицо wishful thinking — стремление выдать желаемое за возможное, свойственное всем произведениям этого жанра. Впрочем, первый в полном смысле слова любовный роман (с акцентом на изображение чувств, а не на приключения) — Sicilian Romance, опубликованный в конце XVIII века, — принадлежит перу английской писательницы Анны Радклиф. Она была очень популярна и оказала влияние на маркиза де Сада, Эдгара По и Достоевского. После нее эту жанровую нишу займут Джейн Остин и Шарлотта Бронте. Они (и сестра Шарлотты Эмилия) создали золотой фонд британской романтики. Книги «Гордость и предубеждение» Остин и «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте считаются и первыми образцами феминистской литературы. Героини в них бунтуют против гендерной системы (Джейн Эйр — еще и против классовой), при которой женщины не получают должного уважения и не могут распоряжаться собственной судьбой. При этом влюблены они в героев байронических, то есть, как сказали бы сейчас, носителей токсичной маскулинности.

Надменность, жестокость, недоступность, неумение выражать собственные чувства — черты, характеризующие мистера Дарси и мистера Рочестера. Однако через них, как сквозь тучи, просвечивают доброта и ранимость.

Актер Колин Ферт, снявшийся почти во всех британских ромкомах последних тридцати лет, добавил к образу мистера Дарси еще и растерянность, как бы объяснив тем самым эмоциональную недоступность персонажа. Роль в сериале 1995 года получилась настолько удачной, что режиссер Ричард Кертис начал снимать его в этом амплуа постоянно — в трилогии о Бриджит Джонс и «Реальной любви» он всё такой же нелепый и растерянный. В моменты социальной коммуникации во взгляде героя отчетливо читается: «Я не знаю, как здесь оказался, забери меня отсюда, можно мне к тебе домой?»

Сценарист и режиссер Ричард Кертис, крестный отец британских ромкомов, постоянно использует этот образ мягкого добряка. Он породил Хью Гранта: слава актера началась с комедии «Четыре свадьбы и одни похороны». За нее Кертис чуть не получил «Оскар» — помешал маскулинный Тарантино с «Криминальным чтивом». В «Четырех свадьбах» тоже есть место инверсии — только что отгремели феминистские 1980-е, и образы сильных дам в power-пиджаках были моде. Но это скорее воплощение мужской мечты об эмансипированной женщине: нерешительный парень с небольшим сексуальным опытом (Хью Грант) знакомится с раскрепощенной сердцеедкой (Энди Макдауэлл) и наслаждается всеми прелестями любовных отношений без брака — пара решает никогда не жениться.

После этого карьера белого цисгендерного мужчины, талантливо снимающего кино для мечтательных женщин, пошла в гору: в его послужном списке «Ноттинг Хилл», «Реальная любовь», «Бойфренд из будущего», сценарии к фильмам о Бриджит Джонс. Перечисленные киноработы благоухают, как розы, забрасываемые трубадурами на балкон прекрасной дамы. В них процветает wishful thinking — потому что тех идеальных мужчин и отношений, которые рисует режиссер, просто не существует, и он об этом знает.

Цинизм заключается в том, что одна из любимых максим Кертиса — «довольствуйтесь малым». Но «малым» при этом называется жизнь в большом красивом доме на побережье в окружении опрятных детей, которые даже утром выходят к спящим родителям с идеальным бантиком на платье (кто его завязал?!).

Как и другие романтические комедии, фильмы Кертиса похожи на порнографию для души: они обеспечивают бесперебойный окситоциновый приход, но изображают совсем не то, что бывает в жизни. Известно, что наш мозг не всегда видит разницу между реальностью и воображением, — независимо от того, выдумали мы что-то или пережили в действительности, в нем активируются одни и те же зоны. Люди, смотрящие романтические комедии, подобны кошкам, которые ловят на экране уплывающую рыбу. Мурлыку в этот момент немножко жалко. Как и женщину, одиноко бредущую на фильм с Эндрю Скоттом.

С инверсией или нет, с печальным финалом или счастливым, романтические истории всё равно остаются мечтой, разыгранной привилегированными людьми в красивых интерьерах. Кстати, Фиби Уоллер-Бридж не раз обвиняли в том, что ее сериал слишком уж posh — то есть про состоятельных британцев. Та парировала: не важно — чувства у всех одинаковые. Но (если вы дочитали до этого момента и не хотите спойлеров, остановитесь) героиня Уоллер-Бридж в сериале «Дрянь» в конце остается одна. И ей если не ок, то по меньшей мере all right, как поется в песне на титрах. Мы понимаем, что взаимная, но недопустимая, «порочная» страсть в каком-то смысле излечила ее. Всё правильно — и в этом утешение. В романтическом жанре произошла революция: оказывается, настоящая любовь может оставаться неосуществленной, непрожитой и непойманной. Как уплывающая от живой кошки цифровая рыба.