Ктулху и Дагон как симпл и димпл космического ужаса: 10 причин прочитать Лавкрафта прямо сейчас
У Говарда Филлипса Лавкрафта немало поклонников, которые не читают, как правило, ничего, кроме его произведений, — прочие же читатели, напротив, сторонятся творчества мрачного американского визионера, считая его неполноценным и поверхностным писателем, чуждым какой бы то ни было актуальности. Чтобы исправить эту вопиющую несправедливость, темный литературовед Лорд Тритогенон составил список из десяти основных причин, по которым книги Лавкрафта совершенно необходимо читать прямо сейчас: среди них и деколониальная экологичность, и мотивационная эмансипаторность, и любовь писателя к кошкам и главному русскому космисту Николаю Федорову.
Мишель Уэльбек в эссе «Г. Ф. Лавкрафт: Против человечества, против прогресса» заметил: «Во всем его творчестве мы не найдем ни малейшего намека на два факта, значимость которых, как правило, все согласны признать: это секс и деньги. Действительно, ни малейшего. Он пишет ровно так, как если бы этих вещей не существовало».
И правда, во всем необъятном наследии Лавкрафта мы ни разу не встретим описания товарно-денежных отношений, а единственная форма потребления, известная его героям — это потребление знаний об окружающем мире. При этом любая попытка вмешаться в естественный ход вещей во вселенной Лавкрафта неминуемо оборачивается катастрофой — буквальной или метафизической.
Так, в рассказе «Шепчущий во мраке» (The Whisperer in Darkness) герои в своей гордыне пытаются остановить экспансию крылатых чудищ с планеты Юггот. Вызов, который они бросили природе, заканчивается для них закономерно: их мозги закатывают в банки и ставят на полку. А повесть «Хребты безумия» (At the Mountains of Madness) и вовсе представляет собой экофашистский манифест, требующий немедленно прекратить исследование антарктических льдов и пророчески предсказывающий последствия этой деятельности в виде глобальных климатических изменений, пробудивших то, что лучше бы спало.
Неудивительно, что эта сторона лавкрафтовского творчества в наши дни привлекла самых экологичных и осознанных публичных интеллектуалов — с одной стороны, это Ник Ланд, выстроивший свой художественно-философский мир по ктулхуистским лекалам, а с другой — темный пессимист Юджин Такер, посвятивший ГФЛ труд «Щупальца длиннее ночи», и Грэм Харман, написавший книгу с говорящим названием «Weird-реализм. Лавкрафт и философия».
2. Лучший фильм 2020 года не понять без Лавкрафта
В прошлом году на широкие экраны вышла долгожданная картина Чеда Феррина The Deep Ones (в русском прокате — «Глубоководные»). В основу ленты легли «приморские» произведения из лавкрафтовского цикла о культе Ктулху — «Дагон», «Зов Ктулху», «Тень над Иннсмутом».
В центре повествования — супружеская пара, которая решила отметить годовщину совместной жизни, сняв дом в деревне на берегу моря. Вскоре они обнаруживают, что за ними постоянно наблюдают, а мужа еще и одурманивают наркотиками, дабы подчинить некой зловещей воле. Обитатели городка оказываются культистами, они практикуют богохульные секс-ритуалы и вынашивают в своих чревах антропоморфных кальмаров — следующих владык нашего бренного мира.
Главной героине, роль которой исполняет фантастическая Джина Ла Пйана («Гениальные младенцы 4: Гениальные младенцы и сокровища Египта», «Гениальные младенцы 5: Космические младенцы»), предстоит под наблюдением трансгендерного врача с жабрами стать нечестивой любовницей самого Дагона.
Зритель, незнакомый с наследием Лавкрафта, может не понять всех смыслов и тонких аллюзий, наполняющих каждый кадр этой картины. На первый взгляд она кажется типичным хоррором о благостных соседях-сатанистах в духе «Ребенка Розмари». Но на самом деле «Глубоководные» — сложнейшее произведение, по интеллектуальной насыщенности близкое к ключевым работам Бергмана, который тоже любил виртуозно выстраивать в кадре требовательные к зрителю головоломки. Однако оценить замысел Чеда Феррина можно только после внимательнейшего знакомства с лавкрафтовскими первоисточниками.
К слову, на сегодня в лавкрафтовской фильмографии насчитывается 194 ленты одна изысканнее другой. Посмотрите каждую из них.
3. Лавкрафт мотивирует
Помните эксцентрическую комедию оскароносного Питера Фаррелли Dumb & Dumber («Тупой и еще тупее»)? Ее действие начинается в городке Провиденс, штат Род-Айленд. Эта локация была выбрана не случайно: именно здесь родился, жил и умер Говард Филлипс Лавкрафт. Таким образом жизнеутверждающая лента Фаррелли становится не только оммажем великому сновидцу, но и своеобразным комментарием к его произведениям. Подобно тому, как персонажи Джима Керри и Джеффа Дэниэлса постепенно обретают веру в себя и превращаются из никчемных лузеров в хозяев жизни, так и Лавкрафт разбудил целую плеяду выдающихся писателей, художников, музыкантов и режиссеров, успешно добавивших что-то свое к созданным им мирам.
Для творческого человека лавкрафтовские сеттинги и правда обладают почти магическими свойствами: войти в них проще простого, но гораздо сложнее выйти. Более того, когда все книги ГФЛ прочитаны, мучительно хочется продолжения. Но это не повод для отчаяния, ведь все в ваших руках, волшебных, как прическа Джима Керри.
Всегда мечтали написать книгу? Так почему бы не написать роман про Ньярлатотепа? Хотите сочинять музыку? Запишите графоманский амбиент и дайте получившейся записи ктулхуоидное название. Мечтаете о карьере режиссера? Экранизируйте любой рассказ Лавкрафта, как это сделали, скажем, создатели пронзительной картины «Показания Рендольфа Картера»:
4. Попыт
Какая связь может быть между популярной антистресс-игрушкой и произведениями в жанре, созданном для того, чтобы вызывать стресс? Ответ на этот вопрос одновременно очевиден и неочевиден.
Каноничный попыт представляет собой квадрат, расчерченный шестью разноцветными полосами: красной, оранжевой, желтой, зеленой, голубой и фиолетовой. Из-за радужного дизайна обеспокоенная общественность уже обвинила создателей попыта в ЛГБТ-пропаганде среди несовершеннолетних граждан России. (Так называемые активисты, представляющие всевозможные родительские комитеты, вообще склонны выстраивать сложнейшие и отдающие шизоидностью псевдологические конструкции, лишь бы не признавать, что на самом деле их просто раздражает все на свете.)
Тревожась о том, что дети из-за попытов не учат уроки, их домашние тираны сами забывают основы физики, которые все русские люди усваивают еще в подготовительном классе. Дело в том, что на попыте, как и на ЛГБТ-флаге в его самом распространенной версии, представлена вовсе не радуга, поскольку в их дизайне отсутствует синяя часть спектра. Не будет преувеличением сказать, что мы скорее наблюдаем попытку художественно изобразить свет, опыта чувственного наблюдения которого нет ни у одного из людей. Свет, падающий на цвет из иных миров, как в одноименном рассказе Лавкрафта The Colour Out of Space:
И там же:
«Только один из них, получив полтора года спустя от полиции для анализа две наполненные пеплом склянки, припомнил, что непередаваемый оттенок листьев скунсовой капусты, с одной стороны, очень напоминал одну из цветовых полос необычного спектра, снятого университетским спектроскопом с образца метеорита, а с другой — был сродни окраске хрупкой глобулы, обнаруженной в теле пришельца из космической бездны».
5. Лавкрафт — гуру йоги сновидений
Имя ламы Тендзина Вангьяла Ринпоче хорошо известно отечественному читателю — в 1999 году на русском языке впервые вышел его бестселлер «Тибетская йога сна и сновидений». В этой книге он доступно объяснил, почему даже во сне нельзя предаваться забвению, если мы хотим выйти из круга перерождений. Ищущий мудрости даже уснув продолжает практиковаться, совершенствуя свой разум и дух, дабы сокрушить иллюзорный мир страданий. Все сны Тендзина Вангьяла Ринпоче разделяет на три вида: сансарные сновидения, сны ясности и сны Ясного Света. Первые снятся затравленным массам, вторые — тем, кто решил наконец выползти из сансары, а последние — подлинным сомнамбулическим йогам.
Можно лишь гадать, знал ли Говард Филлипс Лавкрафт о тибетских практиках осознанных сновидений. Однако не может не удивлять то, как много общего у идей, изложенных Тендзином Вангьялом Ринпоче, с мотивами из «Цикла сновидений» — одного из самых впечатляющих лавкрафтовских циклов.
Главный герой этого цикла — опытный сновидец, ученый, писатель, ветеран Первой мировой войны и оккультист Рэндольф Картер. Он появляется, в частности, в таких произведениях, как «Показания Рэндольфа Картера» (The Statement of Randolph Carter), «Неименуемое» (The Unnamable), «Серебряный ключ» (The Silver Key), «Сомнамбулический поиск неведомого Кадата» (The Dream-Quest of Unknown Kadath) и «Врата серебряного ключа» (Through the Gates of the Silver Key), которые вместе образуют единую (и в высшей степени печальную) историю.
В юности Картер понял, что мир снов более реален, чем вульгарный мир, который мы принимаем за действительность, и отправился на поиски неведомого Кадата, где пробыл больше тысячи лет (в основном падая в сиятельную бездну после встречи с безграничным султаном демонов Азатотом). Личное странствие Картера закончилось (по крайней мере на бумаге) тем, что в ходе своих экспериментов он стал единым целым с антропоморфным колдуном-кальмаром из иных миров. Прочитать «Цикл сновидений» стоит хотя бы для того, чтобы не повторить его неизъяснимую ошибку.
Наиболее часто упоминаемый персонаж лавкрафтовской вселенной — безумный араб Абдул Альхазред, автор нечестивой книги «Некрономикон». Культурная принадлежность этого связующего звена основных историй Лавкрафта сразу вписывает предлагаемую автором оптику в деколониальный дискурс, смещая акценты в сторону ориенталистской традиции, не имеющей, впрочем, ничего общего с ориентализмом, допустим, викторианской эпохи. Если для предшественников Лавкрафта Восток был таинственным миром сладострастия, то для ГФЛ он оказывается пространством, абсолютно закрытым для посторонних элементов, которые пытаются проникнуть в него.
В рассказе «Безымянный город» (The Nameless City), действие которого разворачивается в Аравийской пустыне, Лавкрафт следующим образом описывает Ближний Восток и его автохтонов:
Эмансипаторный потенциал лавкрафтовских текстов трудно переоценить, равно как и недооценить. Во многом Лавкрафта можно назвать провозвестником национально-освободительных движений, политических и идеологических, которые в наши дни вступили в последний решающий бой с западными моделями культурных репрессий.
7. ГФЛ боролся против борьбы против молодости
Ни для кого не секрет, что главной борьбой, которая сейчас ведется машинами государств по обе стороны Атлантики и Тихого океана, является борьба против молодости. Геронтократические осьминоги обволокли липкими щупальцами властные дискурсы и сопротивляются процессам интерсекциональной деколонизации. И их надо срочно остановить!
Войне геронтократии с молодостью посвящен один из самых востребованных в наши дни рассказов Лавкрафта «Ужас Данвича» (The Dunwich Horror), в котором семья сатанистов решила бросить вызов естественному ходу вещей, подразумевающий, что мир должен постоянно обновляться за счет юности. Безобразная альбиноска Лавиния Уэйтли зачала ребенка от дьявольских сущностей. Едва родившись, младенец превращается в зрелого и невероятно уродливого мужчину, который проявляет невиданные способности к оккультным наукам. «Ужас Данвича» служит явственным предупреждением: если геронтократические жвалы не будут отрезаны, Россия неизбежно превратится в обитель Йог-Сотота.
Кроме того, проводником геронтокластических идей Лавкрафта служит в его книгах уже упомянутый выше Рэндольф Картер. Собственно, зловещие странствия опытного сновидца начались в тот момент, когда он осознал, что хотя бы через сны можно вернуться на территорию детства, лишенную вульгарности мира, в котором в бой идут одни старики. Также важно отметить, что во вселенной Лавкрафта самые зловещие сущности вроде безграничного султана демонов Азатота, несущего погибель Йог-Сотота или дремлющего во Р’льехе Ктулху неспроста именуются Древними (Old Ones).
8. Лавкрафт — русский космист
Достоверно известно, что Лавкрафт читал все книги, которые были доступны в США вплоть до момента его смерти. Среди них, несомненно, были и труды русского мыслителя Николая Федорова, прежде всего — «Философия общего дела», в английском издании получившая название Philosophy of Physical Resurrection, «Философия физического воскрешения».
Отголоски федоровского учения без труда можно найти в рассказе «Герберт Уэст — реаниматор» (Herbert West — Reanimator). Новелла была впервые опубликована в 1922 году, что делает Лавкрафта одним из первых посредников между русским космизмом и его западными аналогами. Впоследствии идеи Федорова были развиты ГФЛ в романе «Случай Чарльза Декстера Варда» (The Case of Charles Dexter Ward):
9. Лавкрафт — золотой баритон хонтологии
Самый спиритический из русских мистиков Евгений Головин так определял аудиторию Лавкрафта:
В свете актуальных открытий в области гуманитарного знания нас в определении Головина прежде всего интересует аспект патриотизма, направленного на гипотетическое прошлое, говоря проще — хонтология, мимоходом придуманная алжирским маньяком Жаком Деррида и доведенная до стройной концепции философом-самоубийцей Марком Фишером.
Действительно, то, что затравленные массы принимают у Лавкрафта за воинствующее ретроградство, на деле оказывается стремлением воссоздать прошлое в его улучшенном виде. Консерватизм ГФЛ не имеет ничего общего с политическим консерватизмом Республиканской партии США или журнала «Наш современник».
Консерватизм Лавкрафта лучше именовать хорошим вкусом к консервам и консервации. Идеальное мироздание в его глазах — циклопический ящик качественной тушенки в безразмерном холодильнике космоса. Все, что дремлет в замороженном виде, должно в таком виде и оставаться. И даже люди в космогонии Лавкрафта сотворены как консервы для шогготов — низшей касты демонической слизи, прислуживающей богам. Иными словами, человек — это банка бобов в руках черного раба с табачной плантации.
10. Лавкрафт внюхивался в кошек
И посвятил им немало произведений, в том числе трогательную новеллу «Кошки Ултара» (The Cats of Ulthar), в которой нежнейшие питомцы по велению стихий загрызли супружескую пару полубезумных стариков, оставив от них только тщательно обглоданные кости. Также Лавкрафту принадлежит фелинологическое исследование «Кошки и собаки» (Cats and Dogs), в котором убедительно обосновываются преимущества первых. И именно кошки вдохновили Лавкрафта на следующие строки: