Не смешивайте странное с таинственным: зловещие близнецы в мировом кинематографе

Слово «джунгли» означает не только тропический лес, но и городское средоточие неуправляемых существ, функционирующих по своим законам. В послевоенном кинематографе США данный феномен отображен минимум дважды. «Джунгли грифельных досок» живописуют криминальный нигилизм тинейджеров, а «Текстильные джунгли» — подпольное производство модной одежды, увековеченное Жванецким в одной из лучших его миниатюр.

На самом деле ассортимент «джунглей» значительно шире, равно как свойства аборигенов. Однако между ними всегда есть что-то общее. «Чувство семьи единой», которое сформулировал в хрестоматийном стихотворении Павло Тычина — поэт не такой простой, как его пересмешники.

Дело в том, что численность близнецов, двойников, дубликатов и дублей, копий и реплик в современном мире катастрофически превышает сумму оригиналов, также, впрочем, созданных по образу и подобию кого-то или чего-то. Ведь любое изображение можно размножить в неограниченном количестве экземпляров. Причем это можно проделать как с реальным, так и с вымышленным персонажем. Не

«Все равно мертвых больше, чем живых».

Этот некогда эффектный трюизм явно меркнет перед еще более банальным замечанием, суть которого в том, что «людей на картинках больше, чем и тех, и других, их больше, чем было, есть и будет на этой планете». И, если честно, нам не дано знать, на что они способны.

У каждого свои джунгли, где ему кажется, что он один, либо, напротив, где мерещится чье-то присутствие — обычно за спиной. Как персонажу песни Джона Фогерти Run Through The Jungle.

Примерно то же самое чувствует Стентон Карлайль во время регулярных пробежек по «Аллее кошмаров». Близость кого-то, кто знаком тебе настолько, что можно и не оглядываться…

Магнитофон и кинематограф подсказывали, в кого бы переродиться, оставаясь прежним человеком по паспорту и по месту жительства. Оформление маскарада довершали одежда, обувь и прическа. В кафе и общественном транспорте можно было встретить «леннона», «высоцкого», «харрисона», «дилана» и «джаггера», подчас сразу в нескольких экземплярах. Под каждым гастрономом дежурил свой сыщик «томин» в усах и кепке.

Закуривая и пуская дым, мужчины копировали Бельмондо и Челентано с ловкостью профессиональных пародистов.

Но ни одна встреча с близнецом знаменитости не шокировала так сильно, как копия того, с кем вы были знакомы лично.

Нырнув в пустой троллейбус на Калининском, я с ужасом опознал в одном из пассажиров приятеля, с которым пять минут назад болтал в «Доме книги». В отделе научной фантастики на иностранных языках. Где, кстати, свободно продавались Nova Express Берроуза, Джей Джи Бэллард и сборники с рассказами Дерлета, Эштона-Смита и Блэквуда.

Он смотрел сквозь меня с сиденья, обращенного внутрь салона. Стрижка, бородка, джинсовая куртка «Ливайз» (предмет его особой гордости). Мне бы следовало сойти у Триумфальной арки, где троллейбус сворачивал направо и вниз. Но я, как очарованный незнакомкою школьник, доехал до конечной. Мы вышли вместе, и он растворился в сумерках, успевших сгуститься за время поездки. Оригинал жил не там, и я так и не осмелился спросить о наличии у него родственника-одногодки на другом конце Москвы.

Переключимся с людей, достойных песен, на песни, написанные и пропетые людьми.

«Войдемте в мир музыки», как писали на доске объявлений у входа во дворец культуры.

Готическую драму «Другая женщина» (1950) от других картин такого рода отличает не джазовый, а симфонический саундтрек. Героя этой истории, похожей на, но не копирующей «Ребекку» и «Газовый свет», безжалостно сводят с ума под «Франческу да Римини» Чайковского, чья музыка также была задействована в подпольной записи поэмы Баркова про Луку, которую по уикендам ставил в эфир один из местных радиохулиганов. Когда меня застали за прослушиванием этой озорной постановки, звучала как раз ее бессловесная, инструментальная часть, и вместо подзатыльника я удостоился похвалы за интерес к серьезной музыке.

Фрагмент «Пятой симфонии» Петра Ильича, переименованный заокеанскими мастерами в «Лунную любовь», можно оценить в концептуальном «лунном» альбоме Фрэнка Синатры, объединившем лучшие достижения американцев в деле освоения этого небесного тела.

Появлению Дракулы в картине Тода Браунинга так же предшествуют грациозные звуки «Лебединого озера», сопровождающие расправу над «вампиром» Сааховым в финале «Кавказской пленницы».

В антологиях ненаучной фантастики на первом этаже «Дома книги» попадались рассказы Роберта Блоха, правда не те, на основе которых снят фарс-гиньоль «Пыточный садик».

Аттракционом в этой картине заведует аферист доктор Диаболо в исполнении Берджеса Мередита, едва ли не главного дубля Владимира Высоцкого в зарубежном кинематографе. Сходство двух больших актеров особенно заметно в одном из лучших эпизодов «Сумеречной зоны», где Мередит появляется уже как реальный Князь мира сего, а не его балаганный имперсонатор. Своим поведением он нелинейно напоминает Юрия Соломина, чей влиятельный персонаж растлевает журналиста с прогрессивным прошлым в драме «Четвертый».

Среди немногих режиссерских работ Мередита особняком возвышается «Человек на Эйфелевой башне», одна из любопытнейших экранизаций довоенной вещи Жоржа Сименона. Картину снимали в Париже, но все главные роли исполняют в ней англоязычные актеры, и какие! Комиссара Мегре играет гениальный Чарльз Лоутон, а горе-ницшеанца Радека — стареющий, но как всегда великолепный Фрэнчо Тоун, которому одинаково удавались образы психопатов и денди, порой совмещенные, как в шедевре «Леди-призрак».

Фильм цветной, и выкрашенный брюнетом Радек временами практически не отличим от Юрия Каморного в других картинах, где тот играет бесстрашных циников, продолжающих «жить, рискуя», несмотря на усталость и от жизни, и от самих себя.

Подобно своему ленинградскому однофамильцу, одессит Николас Бродский также был «заражен нормальным классицизмом».

Прозвищем «Слизень» (Slug) этот композитор обязан своему умению слизывать у коллег. Самым известным его сочинением считается Be My Love. Чрезвычайно популярная в СССР в исполнении Марио Ланца, эта мелодия косвенно причастна к появлению двух песен, отмеченных у нас — в одном случае камерно, в другом всенародно. Ударной у Бродского безусловно является первая фраза. Это ее эхом гипнотизирует миллионы «Вальс-бостон» Розенбаума и совращает каждого в отдельности «Говори со мной» Артемьева из культовой мистери-мелодрамы «Каждый вечер в одиннадцать», в прологе которой мелькает Изольда Извицкая.

Это последнее бессловесное камео обреченной актрисы. За стеклом телефонной будки она маячит подобно ночным обитателям города зомби в фильме «Мессия зла» с Майклом Гриром в кремовой тройке а ля Александр Абдулов.

Песня Be My Love берет слушателя за горло без предисловия. Аналогичный прием успешно использовали «Битлз», ведь одной из безотказных фишек в All My Loving, She Loves You и Can’t Buy Me Love является именно внезапность — благодаря отказу от вступления.

Кстати, одного из кабацких лабухов в «Каждом вечере» играет Александр Каневский — будущий следователь Шурик, один из массовых типажей, упомянутых нами выше в ассортименте здешних полуденных зомби-семидесятников.

Возможно, излишняя, но необходимая ремарка: в наших рассуждениях нами движет не злостное «кто у кого», а вполне естественное желание напомнить, что чему предшествовало, нимало не претендуя на истину в последней инстанции.

Леонид Куравлев сыграл множество эксцентричных персонажей. Это и Робинзон Крузо, и одноглазый эсэсовец Айзманн, и пришелец из космоса на «этой веселой планете», и до ужаса убедительный коррумпированный сотрудник МИДа в «Кодексе бесчестия».

Человек, которого он играет в мелодраме «Неподсуден», более чем нормален во всем. Кроме одной детали…

Всего на мгновение демонстрирует Куравлев кинозрителю клешню мутанта.

Однако обращать внимание на такие вещи принято в картинах с заранее обозначенной тематикой.

​​https://www.youtube.com/watch?v=uMWb57a56c8

Аналогичную операцию проделывает над спящим священником загадочный Спаситель — сын Сатаны в одноименном и единственном фильме некого Константина Гочиса.

Неужели советского летчика и американского падре посетил один и тот молчаливый подросток, «маленький принц» зла, прежде чем снова погрузиться в озеро, откуда он выныривает под грандиозную какофонию Клема Викари-младшего?

Если бы под саундтреком такой хаотической силы стояло более известное имя, о нем бы наверняка из года в год трубили специализированные издания.

Сопутствуя жестоким играм «убийц медового месяца», музыка Малера как бы заранее иллюстрирует «Смерть в Венеции», еще не снятую к тому времени Висконти.

Как известно, Ленард Касл, постановщик Honeymoon Killers, был по специальности дирижером оркестра и в кино оказался случайно.

У замыслов, реализованных один лишь раз, со временем также появляются незваные дети и близнецы, как правило, довольно безобразные и бестолковые. В особенности если они зачаты умышленно, с претензией на долю наследства.

Но когда это происходит случайно, бывают и счастливые совпадения. В августе этого года исполнилось шестьдесят лет «Заколдованному замку» — самой удачной и доселе непревзойденной экранизации Лавкрафта, предпринятой Роджером Корманом по сценарию Чарльза Бомонта, чьей сверхчеловеческой плодовитости стоило бы позавидовать, если бы мы не знали обстоятельств загадочной гибели этого американца.

Актерский ансамбль картины объединяет элиту голливудского хоррора и нуара: Винсент Прайс, Лон Чейни-младший, также младший Элиша Кук и Милтон Парсонс, первый среди равных в галерее живых трупов. Не забыт и уникальный Бруно Весота — инициатор «Помешательства», одной из самых загадочных и жутких кино-галлюцинаций. Завершив такой проект, его участники расходятся, каждый своим путем и, как правило, не оглядываясь. Итак, неповторимый и неподражаемый Бруно Весота… Неповторимый ли?

Достойным двойником этой колоритной личности без возраста, на мой взгляд, является советский актер Адольф Алексеевич Ильин.

Мой любимый персонаж «Вида на жительство» — редактор антисоветской газеты с явным кулацко-власовским прошлым: спортом подзаймешься, здоровьишко поправишь…

«Слушай, Савельев, ты мне не фордыбачь! Эта рука тебя кормит, её кусать нельзя, слышишь?..»

Единственная работа — единственная дверь в потустороннее.

Таковы «Экспериментатор» и «Диван-людоед». На создание «Экспериментатора» незаметно для окружающих ушло чуть ли не десять лет. Зато мы имеем возможность заглянуть в преисподнюю и в самих себя, оставаясь на поверхности привычного мира. Не нами подмечено: в телевизоре кино — хоть смотри, хоть пей вино, можешь даже покурить и щей покушать.

Отдельную нишу в пентаграмме одноразовых шедевров 1970-х занимает Silent Scream Дэнни Харриса, объединивший Барбару Стил и Камерона Митчелла — англоязычных звезд евро-хоррора с большой буквы.

В ноябре прошлого года, по слухам, скончался Джордж Барри, аскет-скиталец, гений одной картины, конструктор «дивана-людоеда», которым «за стеной сна» управляет замурованный инкуб Обри Бердслея.

Наверное, каждый помнит свой первый испуг при виде неодушевленного предмета.

Обычно ему предшествует тревожное ожидание, навеянное сказкой, где оживают и разговаривают статуи. С возрастом человек создает «ремейки» таких воспоминаний, усиливая их эффект с помощью приемов, заимствованных в цифровых новинках. Но в глубине взрослой души прочно сидит оригинальная версия, которой она была травмирована в детстве.

Меня напугала пепельница-мефистофель, оживающая в телетриллере «Неизвестная» (1966), где эсэсовца-алкоголика играет Леонид Броневой — будущий шеф гестапо Мюллер, а связного-провокатора — пан Юзеф, флегматичный буфетчик в кабачке «13 стульев».

Потеряв «Неизвестную» из виду на долгие годы, я смирился с мыслью, будто превращение пепельницы в марширующего монстра — не более чем вираж детской фантазии, однако оно сохранилось на киноленте во всей своей ужасающей красоте.

С того момента я и начал медитировать над игрушками и сувенирами, надеясь обнаружить в них признаки тайной жизни.

К счастью, мне быстро наскучило это занятие, несмотря на трофейную пепельницу с готической вязью, которую бабка с дедом заполняли окурками «Беломора».

«Катя сказала, что ей приснился зайчонок — такой серенький, хорошенький, которого она ловила, ловила и, наконец, поймала и сунула под кофту, чтобы он не убежал. Рассказывая, она смотрела на меня как-то странно».

В такой манере сообщает о своей беременности у Юрия Трифонова некая «Катя». Главному герою «Утоления жажды» рассказ про зайчонка не особенно понравился. «Не потому, что я чего-то испугался», — незамедлительно уточняет он, словно ему в самом деле было страшно…

Все так говорят. Ведь ребенок — это копия родителей. Ходячий манекен, растущий до размеров оригинала.

Со времен Шекспира встречи с отцами-призраками — необходимый элемент саспенса, как на экране, так и на сцене.

В пьесе Александра Галича этот мистический опыт занимает едва ли не центральное место:

«Дрожащее и зыбкое пятно света — не то из окна, не то откуда-то сверху — падает на табурет, стоящий возле койки Давида.

Давид. Кто это?.. Кто?.. Это ты, Людмила?
Голос. Нет, это я, Додик.
Давид. Папа?!

В зыбком пятне света возникает Абрам Ильич Шварц. Он сидит на табурете, наклонившись к Давиду, все в том же, лучшем своем черном костюме, в котором он когда-то приезжал в Москву».

Действие спектакля истекает в мае 1955-го, но даже в мирное «булганинское» время еврейский «гамлет» Додик продолжает общение с теми, кого видит только он один:

«Снизу, со двора, раздается чей-то истошный крик:

— Дави-и-ид!

Давид подбегает к окну, перевешивается через подоконник.

— Чего-о-о?

Несколько секунд продолжается таинственный, главным образом при помощи жестов, разговор между Давидом и невидимым собеседником во дворе…»

Герой последней картины Лучо Фульчи «Врата безмолвия» Мелвин Деверо, бизнесмен из Луизианы, пересекается с отцовским фантомом, еще не подозревая, что и сам без пяти минут покойник. По-моему, это лучшая роль Джона Сэвиджа, одного из самых выдающихся актеров поколения Картера-Рейгана.

В скандальном гей-гиньоле Cruising (1980) маньяк-музыковед Стюарт Ричардс получает инструкции от отца с того света.

Формальным исполнителем роли Стюарта указан Ричард (Zombie High) Кокс, но, по словам режиссера картины, в эпизодах с убийствами задействованы разные люди. Даже если это шутка Уильяма Фридкина, прием идеально иллюстрирует неуловимую многоликость иррационального зла.

Впрочем, и черного кота в одноименном хорроре Фульчи тоже играют сразу несколько котов. Причем в Лондоне — одни, а в Риме — другие.

Стоит отметить сходство Деверо-старшего с Константином Николаевичем Беляевым, у которого вообще подозрительно много кинодвойников и в криминальном, и в макаберном жанре. Например, пастор-гермафродит из «Дома со смеющимися окнами» Пупи Авати.

It’s a mistake to confound strangeness with mystery.

Нельзя смешивать странное с таинственным, внушает Ватсону Холмс в первые дни совместной жизни на Бейкер-стрит.

Простая почтовая марка тоже может быть «черной меткой» замедленного действия для ее обладателя.

Обреченный коллекционер скандалит со своим сыном Лукой в детективе «Смерть филателиста». Грузинская картина представляет собой весьма компетентный ответ на «Фальшивую Изабеллу» венгерских кинематографистов.

Ссору сопровождает песня Girl c пластинки Битлз «Резиновый соул», куда более подходящая для интимных встреч под магнитофон.

Но главная диковинка в этой истории — бильярдный слоняла Самсон, абсолютный двойник Чарльза Мэнсона, никому не известного за пределами Калифорнии в период съемок картины, чья премьера тем не менее совпала с ажиотажем вокруг пресловутых убийств. И это единственная кинороль актера Теймураза Чихладзе, принявшего монашество, так же как поэт-песенник Онегин Гаджикасимов, автор русского текста битловской Girl.

Мэнсон вошел в мою жизнь всерьез и надолго, но, благодаря прилежному изучению «странного с таинственным», ответ на вопрос «где я мог его видеть раньше» для меня очевиден.