Знакомьтесь, Шиван Мяу: трансгендер, художница и спасительница кошек с Манхэттена

Даже если бы Шиван осталась Биллом, она все равно стоила бы того, чтобы о ней узнали. С 1980-х и до сих пор она остается одним из знаковых арт-персонажей богемного нью-йоркского района Ист-Виллидж. Она организовывала культовый местный сквот Umbrella House, снималась в короткометражках, создала транссексуальный панк-бэнд PeP GirlZ, рисовала комиксы и картины, которые продавались за тысячи долларов. В некоторых из них в качестве рабочих материалов использовалась кошачья шерсть и экскременты — факт, вызвавший восторг у журналистов The New York Times и Huffington Post.

И не берите грех на душу думать, что это — какая-нибудь плохонькая творческая провокация. Это акт большой любви, ведь так, как любит котов Шиван, их не любит никто.

Уже много лет в своей квартире в Umbrella House она содержит Furry Love Kitten Kat Farm — одновременно приют, больницу и хоспис, где больным и обездоленным котам Шиван оказывает вполне конкретную медицинскую помощь. Она не просто сожительствует с котами и ухаживает за ними; все вместе они — семья. Человеческая семья у Шиван тоже есть. Еще будучи Биллом, она стала отцом двух девочек; говорит, что почти случайно. Но и с детьми, и с внуками Шиван поддерживает теплые отношения.

— Шиван, расскажи, как тебя изменила операция?

— У меня было тяжелое детство, и, думаю, из-за этого у меня случилось диссоциативное расстройство идентичности. Иными словами, раздвоение личности. Если ребенка растят в любви и заботе, то лимбическая система мозга развивается правильно. А если с раннего возраста разрушать «я» человека, то эта система травмируется так сильно, что уже не поправишь. Чтобы справится с «поломкой», ребенок взращивает в себе дополнительные личности.

В моем случае дошло до того, что я поняла: если не поменяю пол, то умру.

Знаешь, я всю жизнь была асексуалкой. В подростковом возрасте у меня даже поллюций не было. Но они начались «за 50» — после операции. Мой первый «мокрый сон» был странным, совсем не порнографическим. Он произошел со мной и одним из моих котов на каком-то телепатическом уровне. Мы с Киви, как всегда, спали в гамаке. И прямо во сне на меня нахлынул оргазм. Самый настоящий, сильнейший оргазм. В этом сне мы с Киви начали сливаться в одного двуполого коточеловека… Мы ощущали друг друга на этом невероятном физиологическом и одновременно мысленном уровне. Чуть позже это повторилось. Я до сих пор вспоминаю тот случай и пытаюсь понять, что произошло. Киви тогда лечили от рака, и он прошел лучевую терапию — может, гамма-лучи как-то расширили ему сознание…

— Шиван, перед тем, как мы окончательно углубимся в тему спасения котов — расскажи об истории Umbrella House, сквота, в котором мы сейчас находимся.

— Мы оккупировали это здание в 1988 году, оно было заброшенным и формально принадлежало городским властям. В Нью-Йорке если ты доказываешь, что живешь в здании больше месяца, то выселить тебя могут только через суд. Нас взялись выселять лишь через четыре года. Мы забаррикадировались внутри, прямо как сквоттеры в Германии или Амстердаме, а копы заблокировали всю авеню Си. На третий день противостояния они просто махнули рукой, рассмеялись и уехали. А мы начали чинить наш дом.

В городе тогда было много строек, и мы носили оттуда песок, цемент. Однажды я нашла в мусорнике длинную балку и тащила ее на плече по всему Бродвею. Пол и крыша были в дырах, поэтому каждый раз, когда начинался дождь или снег, мы собирались на первом этаже, будто пещерные люди. В этом была какая-то красота и гармония, по которым я скучаю. Это сложно описать — надо прочувствовать. Как видишь, в этой квартире я сохранила много элементов того старого, загнивающего здания.

— Ты застала «тот самый» Нью-Йорк, каким он был до зачистки мэром Руди Джулиани — декадентский, дикий. Каким ты видишь этот город сегодня?

— Если посмотреть на район Алфабет-сити с крыши моего дома — то сразу становится ясно, что Нью-Йорк стал очень коррумпированным.

Все эти небоскребы — жизнь в них стоит огромных бабок, но инфраструктуру вокруг них никто не налаживает. Город сознательно перенаселяют, это очень раздражает.

А ведь еще 30 лет назад можно было ходить по тротуарам, не врезаясь в прохожих.

— Что скажешь насчет современного искусства здесь?

— Весь арт в нью-йоркских галереях — полное дерьмо, для меня это очевидно. В 70-х в Америке был такой сумасшедший религиозный лидер, Джим Джонс, он отравил своих последователей напитком с цианидом. Отсюда появилось выражение, “don’t drink the Kool-Aid”. Не пей сладкую водичку, не верь лжи. Не следуй разрушительным идеям. Это то, что я посоветовала бы каждому посетителю галерей в Челси. Я хожу туда каждую неделю и все надеюсь, что меня что-то впечатлит, но вижу один мусор. В советских художественных школах всех учили прежде всего классическим основам искусства — этого сегодня не хватает всем художникам. Я работала на художника Марка Коцаби, для него картины рисовали русские и венгры, потому что они это умели. Теперь хорошее искусство можно увидеть только в Метрополитен-музее, в зале античного искусства.

— Я на днях была там, в античном зале воняло едой из кафетерия.

— Видишь — все для туристов! Образцовый капитализм. А расцветает он на почве перенаселения и климатических проблем. Скоро люди начнут воевать за воду и еду. Мне больше по душе социализм, в нем есть хоть что-то человеческое, мораль. Но я не говорю, что надо здесь и сейчас устанавливать социалистический порядок.

Как шутил один корейский комик из 70-х, «капитализм — это когда люди используют людей. А коммунизм — это наоборот: когда люди используют людей».

Мне нравится сама социалистическая идея — поддерживать слабых. Человечество теряет это свойство.

— Кстати, о доброте. Расскажи, как началась твоя жизнь с котиками?

— Сложно вспомнить — просто в какой-то момент смотрю, а у меня сотня котов и кошек… Я обожаю их с самого детства. Мои родители жестоко обращались с животными и не позволяли завести своего кота. Как-то друг отдал мне красавца-сиамца, и я присматривала за ним, пока он не умер. Усыновить нового сиамца мне помог другой человек, по роду деятельности его можно считать профессиональным спасателем котов. Кот был весь избитый, с мордочкой, облитой щелочью… Потом этот спасатель позвонил мне и попросил срочно приютить еще одного. Так, с 1994-го года этот снежный кошачий ком начал расти.

В доме не было системы отопления, а я обнаружила, что зимой коты хорошо согревают — и начала брать себе всех, кого только могла прокормить. Потом начала рисовать маслом портреты котов на продажу. Так и живу.

Сегодня в Furry Love Kitten Kat Farm всего 20 кошечек — не знаю, как я раньше управлялась с сотней. Но я уже немолода, и у меня проблемы со спиной. Когда нагибаюсь, хребет щелкает, как трещотка. К счастью, с кормом для котов мне помогают. Но лечить их, конечно, нелегко. Как и у людей, к старости у них часто развивается рак. Однажды больница выделила Киви $7000 на операцию, еще три тысячи я взяла из личных сбережений.

— Ого, не всех больных людей так спонсируют.

— Коты заслуживают этого больше, чем многие люди. О, а вот и Киви идет — наш выживший и король оргазма. Смотри, он меня ревнует! А этого парня зовут Золотая Лапка, это он на моем аватаре в фейсбуке. Вот Пупочек, у нас с ним тоже особенные отношения.

— А у тебя есть любимый человек?

— Все коты — одновременно мои любимые, дети и лучшие друзья. Один художник нарисовал меня с одним из рыжих мальчиков, будто бы я кормлю его грудью. Прекрасная картина. Я обращаюсь с котами, как с людьми — наверное, потому они у меня такие дружелюбные. Я считаю, что коты лучше людей. Они — одно целое со Вселенной.

— Ой, у тебя тут висит фото Владимира Путина с котятами.

— Похоже, он действительно любит кошачьих, за это ему простится часть грехов. Я видела, что он и с сибирскими тиграми возился, спасал их от вымирания. Моя мечта — купить ранчо в Канаде и разводить там тигров, львов, леопардов, а потом отпускать их на свободу. Но, к сожалению, у меня на это нет средств, да и власти Канады вряд ли разрешат.

— Зачем ты держишь скульптурки котов в холодильнике?

— Если я оставлю эти фигурки снаружи, коты их просто сжуют. Они любят чистить зубы обо что-то. Я мечтаю делать статуэтки котов из золота и драгоценных камней, но, опять же, не могу себе это позволить. Это кошка породы сиамская красная, она сделана из бронзы; глазки — из лунного камня, усы — гитарные струны. А этот кот — керамический. Керамика позволяет ощутить кота таким, какой он есть. Еще для меня очень важно, чтобы произведение хорошо смотрелось с любого ракурса — я видела столько дрянных скульптур…

А вот моя любимая картина. Над ней мы работали с моим любимцем, Юпитером. Он уже умер, я так скучаю… Это он пристрастился гадить на холст, а я сделала из этого художественную фишку, о которой в газетах писали. А вот мои работы, выполненные в более реалистичной технике. Тут я использовала кошачью шерсть и усы. Картина также светится в темноте, если выключить свет. Вот пара из серии «Кот-цветочная голова»… Абстрактные котики…

— Мне нравится эта уютная картина, на которой кто-то ведет машину по ночной трассе, а в салоне — коты.

— Как-то на сеансе арт-терапии меня попросили нарисовать ситуацию, в которой я чувствую себя в безопасности. И я нарисовала себя с ребятами в дороге. Я долго жила в Пенсильвании и работала там водителем. Честно говоря, скучаю по временам, когда можно было сесть за руль и отправиться куда глаза глядят. А теперь у меня даже машины нет. Да и на кого я оставлю своих деток?

— А что-нибудь новое в творческом плане намечается?

— Я пока вынашиваю идеи для новых проектов.

Последнее время я часто думаю о токсоплазмозе, о том, что, возможно, это продукт эволюционного развития котов, с помощью которого они могут нас порабощать. Может, именно потому существуют одержимые кошатницы.

Я пишу научно-фантастический рассказ о котах, которые ищут людей, восприимчивых к токсоплазмозу, захватывают их мозг и подчиняют их. Возьми хотя бы моих ребят — они не дураки, нашли себе мастерицу на все руки, и она им служит!

— Я почти не видела бродячих котов здесь, в Нижнем Ист-Сайде. Похоже, что ты с другими зоозащитниками отлично поработала. В чем заключается ваша деятельность?

— Тут было полно котов! Но мы всех стерилизовали. А в Чайна-тауне и Бруклине их до сих пор много. Видишь, это зависит от того, насколько эффективно работают группы спасателей. Мы работаем по традиционной схеме: «поймать — кастрировать — отпустить». Некоторые дикие коты в жизни к тебе не подойдут, они не любят людей. Таких мы ловим в самую гуманную из ловушек, везем к врачу, кастрируем, цепляем чип на ушко и возвращаем обратно. Дружелюбным стараемся найти дом — мы очень избирательны в плане того, кому доверять котов. Больных лечим, вот, например, у Нины была проблема с пуповиной — она обвязалась вокруг лапки еще в животе у матери, остановила циркуляцию крови, и лапка отвалилась.

— О боже. Я видела Нину, думала, она на улице пострадала.

— Всякое бывает. Зимой маленькие коты часто забираются под капоты машин, чтобы согреться. И когда водитель его заводит двигатель, вентилятор просто рубит лапу или хвост. Чего только с ними не случается на улице, жуть.

— Хочется после такого послушать какую-нибудь более веселую историю.

— Был у меня котик породы мэнкс, Стимпи. Большой, рыжий, бесхвостый. И вот самая жаркая ночь лета. Спать невозможно, подушка мокрая от пота. Наконец-то мне удается заснуть, и тут вдруг чувствую, что у меня все лицо реально мокрое. Думаю — господи, неужели я так зверски потею? Вода даже во рту… Открываю глаза — а это Стимпи писает мне в рот. Наверное, решил сделать доброе дело и меня остудить. Я была в таком шоке, что даже не смогла разозлиться. Промывала лицо и рот и просто умирала от смеха.

— Я думаю, это был жест большой любви.

— Да, или так он показал, что я ему принадлежу. Коты так делают.

— Как они относятся к тому факту, что ты одна, а их много?

— Они ужасно ревнуют. Поэтому в моей спальне всегда живет не более двух котов. Но в те зимы без отопления, когда коты мне были вместо грелки, они не конкурировали, просто занимали каждый свое место на моем теле. Прильнут ко мне — и греемся все вместе.

— Что ты поняла о котах, живя с ними вместо общения с людьми?

— Принцип, которым коты руководствуются в жизни: «Кто успел, тот и съел». И еще: «Живи и давай жить другим». Коты не убивают друг друга и не загрязняют окружающую среду. А люди это делают — и, думаю, потому, что потеряли вибриссы, седьмой орган чувств.

Еще коты — анархисты. «Легавыми» могут быть только псы. Я люблю собак, но все же мне кажется, что у котов более высокий интеллект. И они никому не лижут задницу, они сами по себе. Это мне и нравится в котах: они настолько умны и независимы, что если им не нравится их хозяин, они без проблем на него нападут, не дадут себя мучить.

Ты знаешь, что обычный небольшой котик может сбить с ног человека весом под центнер? Я видела это своими глазами. Он просто залез по ноге, вцепился мужику в ширинку и повалил его.

С медицинской точки зрения я много чего узнала о людях благодаря котам — ведь у них те же болячки, только в кошачьей версии. А еще их отношение к жизни намного более здоровое, чем у нас. И умирают они, как герои. Они даже не покажут, что заболели, пока не ступят на порог смерти.

— Наверное, наблюдать за смертью любимцев для тебя — настоящая мука.

— Боже, это кошмар. Когда умирает человек, я не чувствую ничего подобного, как когда умирает котик. Сердце просто разрывается. И с годами я к этому не привыкла, только хуже стало. Коты — это моя религия. Видишь, на мне кепка с надписью MEOW и брошками в виде кошек — я всегда ношу какой-то «кошачий» головной убор, это часть моего богослужебного одеяния.

— Как и где ты хоронишь котов? Везешь в Хартсдейл, на кладбище домашних животных?

— Раньше я устраивала пышные похороны. В начале XX века на первом этаже этого здания была пекарня, и в подвале сохранилась крупная печь. Когда мой первый кот в этом сквоте, Бьюик, состарился, он пошел в эту печь умирать, и я устроила там что-то вроде мавзолея. Из маленьких коробок я делала гробики. Клала в них наполнитель для лотков или зерна кукурузы (чтобы впитывалась влага), кошачью мяту и цветы. Украшала и самих котов: в ушки — мои серьги, на шею — ожерелье с подвеской в виде кошачьей мордочки.

Потом плотно обивала гробик красивой тканью, и относила его в мавзолей. Сейчас он не функционирует, его замуровали во время реконструкции дома.

— Как же ты теперь организовываешь похороны?

— Я храню мертвецов в морозилке, и затем провожу массовое захоронение на заднем дворе. Рыть яму нелегко, поэтому я жду, пока наберется достаточно тел.

Котов, которые у меня есть сейчас, в будущем я хочу кремировать. Всех вместе, и контролируя процесс кремации — а то откуда мне знать, что мне потом вернут, останки моих котов или пыль какую-то.

Когда я умру, хочу, чтобы меня тоже кремировали, смешали мой прах с прахом котов и сделали из этого алмаз — существует специальная техника.

Или даже два алмаза — это будут глаза для подвески в виде кошачьей мордочки, дизайн которой я разработаю. Подвеска должна быть сделана таким образом, чтобы ее можно было повесить на окно, и сквозь глаза проходили лучи солнца. Это главная деталь всей концепции: лучи солнца, проходящие сквозь алмаз, сделанный из праха меня и моих котов. Этот алмаз будет отличным «материальным» раем. Вселенной, в которой я и коты будем вместе навсегда.

— То есть в «нематериальный» рай и жизнь после смерти ты не веришь?

— Раньше верила, но больше не могу. Потому что все это недоказуемо. Даже если существует реинкарнация, ты никогда не узнаешь, кем была раньше, это та же «полная» смерть. Ты никогда больше не будешь этим человеком, не увидишь своих друзей, потому что твоя энергия после смерти перетекла во что-то иное. У тебя не будет того же сознания. Вообще, я считаю, что сознание создает некая химическая реакция в мозгу.

— При этом, насколько я поняла, ты веришь в существование души.

— Да, я верю, что у всех живых существ есть душа. Потому что то, что мы называем душой, — это, по сути, жизненная сила. Звезды, планеты, другие неодушевленные объекты — все они несут в себе энергию их создания. Но есть разные виды душ. Так, у всех млекопитающих — примерно одинаковый вид души. Поэтому я не выношу, когда люди относятся к нашим братьям меньшим, как к существам, меньшим по значимости. Мы с ними как минимум равны.

Но душа, сознание… Мне не кажется, что они могут «пережить» чье-то существование. Хотя, конечно, хотелось бы — и мне кажется, скоро это будет возможно с помощью компьютеров. Но это очень опасно. Поместят душу человека в робота, киборга — но кто-то же будет все это контролировать. Это будет рабство невиданного уровня.

Хорошо, что, когда это произойдет, меня уже не будет в живых. У меня и раньше было предчувствие, что так случится — еще до того, как я узнала о существовании компьютеров. Мне снились кошмары о злой силе вне наших тел. Большинство людей чего боятся: мяса, там, крови, что ногу топором отрубят. Но есть штука похуже: это уничтожение души. И я уверена, что в космосе есть существа, которым это под силу. Слава богу, что мы еще не повстречались с каким-нибудь «внеземным разумом». Если они более развиты — нам конец.

Мне хотелось бы, чтобы все в мире было таким же чистым и невинным, как мои коты. Как я представляю настоящий рай: никакого насилия, войн, кровопролития — на Земле только я и коты.