Вялотекущая шизофрения. История главного диагноза советской карательной психиатрии

Шизофрения, привет!

На рубеже XIX–XX веков, благодаря расцвету естественно-научного знания и интересу к психике человека, а также появлению инструментов для исследования в физиологии и генетике, психиатр Эмиль Крепелин фактически предугадал симптомы заболевания, которое назовут шизофренией. Тогда она получила имя dementia praecox (с лат. «раннее слабоумие»). Инновационным в идее Крепелина было описание «деменции прекокс» как биологического процесса, в результате которого всегда возникает грубое снижение интеллекта, независимо от того, какими симптомами оно проявляется: психомоторными нарушениями — кататонией, гебефренией — или параноидными идеями.

Гебефрения — синдром, описанный в 1871 году немецким психиатром Эвальдом Геккером, проявляется дурашливостью, инфантильностью, бесцельной нелепостью поведения и сопровождается неуклонным падением интеллекта.

Новомодный диагноз подхватили многие ученые, среди них Эйген Блейлер — психиатр родом из кантона Цюриха, который и придумал термин «шизофрения». Он выделил целую группу шизофрений (Dementia praecox oder Gruppe der Schizophrenien, 1908), то есть заболеваний, или процессов, объединенных схожим течением и механизмом. «Схизис» (с древнегреч. «расщепление»), составляющий первую часть термина «шизофрения» (схизофрения, если читать на латыни), как указывает Блейлер, является основой всего процесса и характеризует разъединение, распад целостности психики. Опровергая концепцию раннего слабоумия, он заявляет, что не всегда шизофрения приводит к деменции, но всегда к «схизису» личности.

Концепция Блейлера стояла на четырех китах психических симптомов, важнейших для шизофрении:

аутизм;
изменение аффекта;
амбивалентность;
нарушение ассоциативного процесса.

Рассмотрим каждый в отдельности в рамках дискурса Блейлера. Аутизм — это отрыв личности от окружающей действительности с погружением во внутренний мир фантазий. Аутистическое мышление стремится вызвать представления, соответствующие лишь внутренней тенденции, не считаясь с тем, что происходит вокруг, потому что окружающая реальность не важна для «аутиста» и не вызывает у него душевного резонанса. Отождествлять данный термин с современным представлением о расстройствах аутистического спектра нельзя, хотя звучит он точно так же.

Изменение аффекта, или эмоциональной сферы, Блейлер называет «аффективным отупением» — это формирующееся в результате болезни эмоциональное равнодушие к ранее привычным интересам, увлечениям и даже к близким.

Признаком шизофрении Блейлер считал аффективную неподвижность — неизменность настроения, безразличие к собеседнику, не исчезающее даже со сменой темы разговора.

Эмоции могут иметь и парадоксальный характер (Блейлер использовал термин «паратимия»): когда то, что должно вызывать гнев, у пациента с шизофренией вызывает радость, и наоборот. Самой главной составляющей, согласно швейцарскому психиатру, является амбивалентность, распространяющаяся как на эмоции, так и на мышление и даже волю. Любовь и ненависть к одному и тому же лицу могут сосуществовать и не противоречить друг другу в сознании человека, заболевшего шизофренией. Его побуждения нередко прямо противоположны; так, Блейлер приводит пример с одновременным желанием и нежеланием принимать пищу. Мышление теряет присущий ему порядок, ассоциативный ряд приобретает характер кривой логики — от едва уловимых, неявных деталей, которые лишь придают такому складу ума чудаковатость, до тяжелых проявлений — состояния шизофазии, или совершенно бессвязного мышления и речи, в дальнейшем названного «словесной окрошкой». Свои взгляды на важнейшие симптомы шизофрении Блейлер изложил в труде Dementia praecox oder Gruppe der Schizophrenien.

Остальные симптомы, которые до того времени считались важными для диагноза раннего слабоумия, например бред преследования (параноид) или галлюцинации, стали добавочными и ушли на второй план, оставив на первом нарушения со стороны мышления, личности и внутреннего мира, который отражается в поведении, семейных отношениях, карьере и социальной жизни.

Можно представить, какое поле для размышлений представляла новая группа расстройств в начале XX века, особенно с учетом того, что к вышеописанным формам dementia praecox Крепелина Блейлер добавляет еще и простую (dementia simplex), где практически нет проявлений самой болезни — кататонии или бреда, но быстро наступает глубокий интеллектуальный дефект и аутизм. Также он выделяет латентную (скрытую) форму шизофрении, из которой в потугах советских реалий вскоре родится вялотекущая шизофрения.

Скрытая шизофрения

К латентной шизофрении в учебнике Блейлера относятся случаи проявления безволия: например, молодой и трудоспособный гражданин отказывается работать, указывая на то, что у него нет сил и внутреннего побуждения, а затем и вовсе решает изменить свой жизненный путь. Блейлер описывает такого человека с точки зрения диагностики, полагая, что у него развивается шизофрения скрытой формы.

Другим примером латентной, легкой болезни могло быть неконвенциональное поведение. Если девушка не желала больше находиться в браке и ухаживать за детьми и, будучи в подавленном состоянии, неоднократно оказывалась в психиатрической больнице, то она тоже вписывалась в новые критерии шизофрении.

Диагноз «латентная шизофрения» уже в начале ХХ века приоткрывал завесу гипердиагностики: симптомы были настолько на грани, что подходили буквально каждому второму.

Излом «типичных» жизненных линий, авантюрные поступки и т.п. — всё это могло попасть под концепцию латентной шизофрении Блейлера. Говоря об этиологии группы заболеваний, объединенных в спектр «шизо», он прямолинейно заявляет о наследственном характере как об основном, а также о существовании, вероятно, некоторых личностных предрасполагающих особенностей. К сожалению, именно такой поспешный взгляд на наследование психического расстройства как нельзя лучше совпал с теорией вырождения. Ее история началась в 1857 году, когда французский психиатр Бенедикт Морель опубликовал свой «Трактат о вырождении» (Traité des dégénérescences physiques, intellectuelles et morales de l’espèce humaine).

Суть этой теории заключалась в том, что некоторые люди сильно отличаются от большинства, Морель называл их «дегенератами». По его теории, дегенераты имеют физические особенности, «стигматы» — например, неправильную форму лица, асимметрию, разные деформации зубов и черепа. Но не только внешние черты казались Морелю признаками вырождения, он полагал, что и особенности характера и поведения, такие как раздражительность, нервозность, снижение интеллекта, являются признаками дегенерации. По его мнению, на основании наследственности, а также под влиянием плохих условий жизни, нищеты, голода возрастала склонность к разнообразным психическим расстройствам от истерии до слабоумия.

Теорию вырождения подхватил известный психиатр-криминалист Чезаре Ломброзо, который вывел из нее образ «идеального преступника» (Homo delinquent / «Трактат о прирожденном убийце», 1876).

Ломброзо считал, что преступная деятельность, например склонность к убийству, является следствием некой предрасположенности, как внешней (стигматы Мореля), так и внутренней, — и выделял такие качества, как раздражительность, хвастовство, мстительность.

Итак, теория о дегенератах и врожденных убийцах дозревает к первой трети ХХ века и соединяется с представлением о наследственном характере заболевания с неуклонным процессуальным течением — шизофрении. Иными словами, на пути в сторону злоупотреблений евгеники, науки о борьбе с вырождением, и нацистского режима «шизофреники» Блейлера и «выродки» Мореля представляются тупиковым вариантом развития человеческого вида, ненужным и даже мешающим становлению общества, которое пропагандировалось в тот момент. Массы людей подвергались принудительной стерилизации и казни в результате полученного диагноза и крайне жестокого представления о методах эпидемиологического контроля.

СССР

Институт психиатрии Академии медицинских наук СССР, который был основан в суровом 1944 году и служил местом паломничества всех советских психиатров и деятелей науки, по воле судьбы стал местом появления на свет вялотекущей шизофрении. С 1960-х годов был накоплен пул исследований, как советских, так и зарубежных (среди них труды Блейлера и американской психиатрии), на тему шизофрении и ее видов. Настоящим адептом шизофренической теории в СССР стал профессор Андрей Снежневский, который был директором института именно в тот период. Ему принадлежит популярная классификация шизофрений с типами течения болезни:

Латентная шизофрения, сменив ряд названий — «легкая», «мягкая» и «непрогредиентная», получает имя вяло текущей (в терминологии Снежневского термин еще писался в два слова, в дальнейшем трансформировался в одно).

Болезнь слабо прогрессирует, практически не имеет продуктивных симптомов (бреда и галлюцинаций), а личностные изменения незначительны. С 1960-х годов одна из форм шизофрении в СССР характеризуется как легкое невротическое расстройство.

Основной упор в диагностических критериях вялотекущей шизофрении Снежневского делался на симптомы, описанные 50 лет назад Эйгеном Блейлером: аутизм, нарушение ассоциаций и аффекта, а также амбивалентность, которые через несколько лет получат название «негативных», или «минус-симптомов», указывая на «отнятие» здоровых качеств у личности болезнью и их непоправимо дефицитарный характер по отношению к психике. Притом что бред, галлюцинации, психомоторные нарушения, то есть «позитивные», или «плюс-симптомы», при шизофрении не обязательны.

Невроз против психоза

В 1920 году, за 40 лет до разговора о вялотекущей шизофрении, Эмиль Крепелин ввел понятие о регистрах — психотическом и невротическом, противопоставив их друг другу. Психоз, часто с бредом и галлюцинациями, характеризуется выраженным нарушением поведения, радикальным искажением реальности и снижением/отсутствием критики по отношению к своему состоянию. Наоборот, невроз или невротическое расстройство, как правило, выражающееся тревогой, навязчивыми мыслями, хронической усталостью и т.п., предполагает адаптивное поведение, стремление к лечению и реалистичное отображение действительности в сознании.

Снежневский выделил для вялотекущей шизофрении два типа — неврозоподобный и психопатоподобный. Первый из них названием отсылает к регистру невротических расстройств и проявляется, например, стойкими навязчивыми страхами, на фоне которых проступают «негативные» симптомы.

Советский психиатр ловко сшивает оба регистра, которые выделил Крепелин, — невроз и психоз (шизофрения, разумеется, находилась в психотической категории, что релевантно и сейчас), запутывая классификацию и давая повод для поиска симптомов болезни там, где их нет.

Психопатоподобная шизофрения, при которой на первый план выходили проявления «нажитой психопатии» (автор термина Анатолий Смулевич, ученик Снежневского), требует пояснений.

О гармонии личности

В основу учения о психопатии, которая является визитной карточкой известного психиатра Петра Ганнушкина, легла, во-первых, французская школа с Морелем и теорией вырождения, постулировавшая существование «дегенератов», которые чаще заболевают тяжелыми ментальными расстройствами, и плеяда немецких ученых, среди них Г. Шуэле (1886), который писал о существовании «дефектной конституции» как о почве для развития психопатологии; а во-вторых, учебник и научное наследие великого психиатра Сергея Корсакова. Он ввел понятие «психопатическая конституция», делая упор на том, что это неоднородное расстройство, и выделяя ее виды в зависимости от выраженности тех или иных черт.

«Многие „врожденные психопаты“ не имеют чувства меры в своих отношениях к другим людям, вследствие чего вызываются неприятные столкновения; многие не приспосабливаются к требованиям окружающего их общества, вследствие чего считаются нахалами, невежами; другие не приспосабливаются к требованиям закона и являются преступниками»

Сергей Корсаков

В 1933 году Петр Ганнушкин представил классификацию психопатических личностей, которая до сих пор популярна в литературе, хоть и расходится с современным представлением о расстройстве личности. Из нее мы узнали о шизоидах, истериках и эпилептоидах. Ганнушкин назвал психопатию устойчивой дисгармонией всей личности. Важными факторами является ее стабильность, тотальность, выраженность психопатических черт до степени дезадаптации, их врожденность или ранняя приобретенность. Таким образом, он придал упорядоченный канцелярский вид витиеватым и элегантным описаниям классиков психиатрии XIX века.

Психопат представлялся человеком, который ввиду набора наследственных качеств, например чрезмерной вспыльчивости или трудности с самоконтролем, не может привести самостоятельно свои реакции и поведение в согласие с общепринятыми нормами, что свойственно гармоничной личности. Надо заметить, что среди психопатий Ганнушкин выделил латентные виды на основании того, что еще в конце XIX века описал Владимир Бехтерев, упоминая о переходном состоянии между нарушением психики и нормой, а также о вариантах расстройства, которые скрыты и не проявляются при обычных условиях. В целом дань моде Петр Борисович отдавал: существовала латентная шизофрения, появилась и латентная психопатия.

Становится ясно, что психопатоподобный вариант вялотекущей шизофрении, введенный Снежневским, не появился внезапно, наоборот, именно такая формулировка, как бы компиляция из психопатии и «неявной» формы шизофрении, наиболее логично отражает идеи, которые Андрей Владимирович вложил в свой новый диагноз. Симптомы психического дефицита, аутизм, нарушения мышления, приправленные заострением личностных черт до степени аномалии со стертыми границами, делали это блюдо наиболее лакомым, и не только для психиатров.

«Щелкунчик, дружок, дурак…» Шизофреник, философ, чудак?

Нарушения мышления с уходом в сторону паралогики, чудачеств, отстраненности от реальности в сочетании с эмоциональной холодностью вплоть до полной «аффективной тупости» по отношению ко всему привычному, традиционному и общепринятому соприкасаются с термином, введенным Карлом Бирнбаумом в XIX веке, — фершробен (от нем. Verschrobene — «чудак», дословно «вывернутый»). Немецкие психиатры до XX века фершробенами называли эксцентричных, одиозных чудаков, внешний вид и поведение которых не вписываются в конвенционально и культурально принятые нормы.

Здесь возникает феномен «дерево — стекло»: человек с шизофренией одновременно «тупой» как дерево и хрупкий как стекло.

Снежневский использует фершробинизм применительно к психопатоподобной шизофрении, полагая, что вычурность, бессмысленная манерность, чудаковатость и при этом парадоксальность эмоций — всё это проявление шизофренического слома личности, неизгладимое и болезненное.

Примером образа чудака и человека, у которого в жизни всё по-другому, в раннее советское время стал Даниил Хармс, известный как манерой одеваться — один рукав пиджака был длиннее другого, а гольфы разных цветов, так и поведением — он устраивал перформансы на Невском проспекте — и творчеством, которое могло показаться в советских реалиях странным благодаря неологизмам, тематике абсурда и особому литературному приему — зауми.

Среди прочего Даниил Хармс в гетрах и бархатный куртке выгуливал таксу по имени Чти Память Дня Сражения при Фермопилах.

Разумеется, ни о какой заочной постановке диагноза известному поэту не может быть и речи, и в пользу этого говорит не только тот факт, что такие виды диагностики/патографии не являются компетентными, но также и то, что его тексты, как и стиль жизни, отражали футуристический взгляд, набиравший популярность в то время. Доподлинно известно, что Хармс даже искал встреч с людьми с шизофренией, чтобы черпать вдохновение, а в конце своей короткой жизни пытался симулировать тяжелое психическое расстройство, чтобы избежать ареста, — это известно из его дневников.

Тем не менее образ фершробена, белой вороны психиатры СССР уже в 1930–1940-х годах отождествляли с шизофренией, а Снежневский официально включил его в ряд «дефицитарных» симптомов.

Хармс всё-таки получил психиатрический диагноз (это как раз была шизофрения, но оснований утверждать его достоверность, опираясь на современные представления, нет) в 1941 году в психиатрической больнице блокадного Ленинграда, за 20 с лишним лет до воцарения Снежневского и его «шизофренической» школы. Поведение и образ чудака в советское время постепенно закрепляются за стереотипом психического расстройства.

Токсичная философия

В 1924 году психиатр, а также философ Теодор Циен употребил понятие «метафизическая интоксикация» применительно к психиатрии, обозначая случаи нарушения мышления с преобладанием бесплодного мудрствования, интеллектуальной деятельности в отрыве от реальности. Он увлекался идеями Юма, а метафизическая интоксикация появилась из его «философской интоксикации», предостерегающей философов еще в XVIII веке от безумия на почве абстрактных размышлений.

Метафизическая интоксикация, как симптом нарушения мышления сродни сверхценной идее, удачно дополнила пазл советской психиатрической школы — из не соответствующего нормам общества человека, который оперирует философскими понятиями, не вписывающимися по содержанию в принципы советских идеалов, легко можно было сделать «шизофреника».

Александр Есенин-Вольпин, сын известного поэта, математик, философ и правозащитник, в 1965 году выступает на «митинге гласности» на Пушкинской площади за то, чтобы суд над писателями Синявским и Даниэлем не оставался в тени. Они «провинились» тем, что опубликовали на Западе свои произведения. Писателей арестовали, над ними планировалось провести судебный процесс в закрытом порядке. Как раз против этого выступал в числе прочих единомышленников Есенин-Вольпин.

Будучи диссидентом со стажем (до этого он неоднократно попадал в поле зрения КГБ), подвергался арестам, а также был госпитализирован в психиатрические больницы, Александр Есенин-Вольпин стал одним из организаторов демонстрации. Он раздавал «Гражданское обращение», приглашающее на митинг, — и всё это не напрасно, туда пришли многие представители московской интеллигенции. Однако в попытку восстановить правосудие быстро вмешались представители власти, некоторые участники были арестованы с последующим публичным выговором на работе или отчислением из вузов, но меньше всех повезло сыну известного поэта: он был в недобровольном порядке госпитализирован в Институт психиатрии.

«Я следую в своих этико-философских высказываниях девизу: „Долой инстинкт самосохранения и чувство меры!“» — цитата из текста Есенина-Вольпина «О моих взглядах на философию…», который был написан в Институте психиатрии и приложен к диагнозу вялотекущей шизофрении.

Против такого вопиющего нарушения прав многие советские математики подписали петицию с требованием прекратить его пребывание в психиатрической больнице, но это не сработало, сын поэта был осмотрен лично Снежневским и профессором Лунцем, получил свою вялотекущую шизофрению и лечение антипсихотическими препаратами.

Другой лидер диссидентского движения и представитель литературного объединения СМОГ, Владимир Буковский, был госпитализирован еще до начала митинга и помещен в Институт им. Сербского, а его освобождение из оков карательной психиатрии случилось лишь благодаря тому, что вмешалась организация «Международная амнистия». Это была не последняя госпитализация правозащитника, в одном из мест заключения Буковский составляет «Пособие по психиатрии для инакомыслящих».

«Пособие по психиатрии для инакомыслящих» представляет своеобразный гайд о том, как не стать жертвой эскульпации — признания невменяемым в СССР.

В «Пособии» речь идет о юридическом понятии невменяемости — термин, используемый в ходе судебной психиатрической экспертизы и доказывающий, что лицо не может осознавать характер совершаемых им действий, их опасность и руководить ими вследствие психического заболевания, то есть ему нельзя вменить содеянное преступление. Один из разделов книги посвящен диагнозу вялотекущей шизофрении, который благодаря размытости клинических симптомов часто использовался в качестве базы для признания арестованного невменяемым и отправки его на принудительное психиатрическое лечение.

Вялотекущая шизофрения — мост через бездну

Как раз деятельность Владимира Буковского, а также его товарищей, которые в начале 1970-х годов направили статьи о злоупотреблениях психиатрией в СССР на Запад, где впервые узнали о фальсифицированных диагнозах советских диссидентов, послужила опорой для моста, который будет перекинут на помощь всем, столкнувшимся с карательной психиатрией. Создается комитет по расследованию случаев ее злоупотребления с подключением Всемирной психиатрической ассоциации (WPA). Многие диагнозы были рассмотрены и признаны недействительными, в частности вялотекущая шизофрения, которая в СССР выставлялась значительно чаще, чем в других странах.

Буквально через несколько лет в США была принята международная классификация болезней DSM-III, где раз и навсегда вялотекущая шизофрения перестала существовать для американского психиатрического сообщества и превратилась в шизотипическое расстройство личности, которое имеется и в современной классификации, отражая суть этого заболевания. Скрытые, неявные квазипсихотические проявления, необычность мышления, эксцентричное поведение, странные мысли и другие симптомы вялотекущей шизофрении теперь означают лишь расстройство личностного спектра и не несут на себе груз диагноза и возможностей для злоупотреблений, как это было прежде. Однако, к сожалению, в советской школе так и не отказались от любимого диагноза, многие ученые продолжали дело Снежневского. Так, Анатолий Смулевич в 1978 году опубликовал монографию «Малопрогредиентная шизофрения», продолжая отстаивать ее право оставаться в психиатрии и выделяя различные варианты и подтипы.

В МКБ-10, классификации болезней, которой пользуются российские врачи до сих пор (МКБ-11 вышла в 2022 году и еще не вошла в широкое употребление) шизотипическое расстройство и вялотекущая шизофрения слиты воедино, но озаглавлены угрожающим кодом F21 (рубрика шизофрений), что перетягивает их в эпоху Снежневского, фершробенов и философской интоксикации.

Более современная классификация МКБ-11 также сохраняет шизотипическое расстройство в группе шизофрении и других бредовых расстройств, хоть по описанию больше соответствует личностным проявлениям: наличие устойчивого паттерна в эксцентричном поведении и речи с когнитивными искажениями, отрывочными психотическими симптомами, не доходящими до уровня шизофрении или бредового расстройства. Для российских психиатров это означает, что шизотипическое расстройство может рассматриваться двойственно, что и происходит на деле: одна психиатрическая школа использует F21 как один из диагнозов шизофрении, а другая, опираясь на мнение американских коллег, — как диагноз личностного расстройства.

Сексуальность во власти психиатрии

Отдельного разговора требует диагностика половой идентификации и вялотекущей шизофрении в СССР. В 1960-х годах в основе концепции, на которую опирались советские психиатры в теме сексуальных предпочтений, лежало учение Крафт-Эбинга («Половая психопатия», 1886). Помимо того, что из названия ясно, что автор полагал болезненность любого отклонения от гетеросексуальных отношений, в книге указывается, что восприятие собственного гендера, говоря современным языком, является извращением и требует коррекции. В руководстве по психиатрии Снежневский пишет о том, что чаще всего такие «сексуальные извращения» наблюдаются у лиц с психическими аномалиями: психопатией, деменцией и шизофренией, особенно уже получившей должную популярность вялотекущей с психопатоподобными изменениями.

Таким образом, помимо чудаков-философов, диссидентов и правозащитников, под нож карательной психиатрии попадали небинарные личности, а также люди с любой отличной от гетеросексуальной ориентацией. Они могли получить диагноз вялотекущей шизофрении либо психопатии. Особенно часто это могло происходить в случае гендерной дисфории, чувства неудовлетворенности биологическим полом (как расстройство оно впервые появилось в 1980 году в американской классификации болезней DSM-III; в современной классификации МКБ-11 оно представлено как «гендерное несоответствие» и находится вне рубрики заболеваний); во времена школы Снежневского оно подводилось под симптомы бреда, психопатоподобного склада личности с соответствующим диагнозом и лечением нейролептиками. Такое представление о гендерном несоответствии, его отождествление с симптомами шизофрении (вместо исключения) не было общепринятым в СССР. Так, психиатр Александр Бухановский в 1980-х годах иначе подходил к вопросу половой идентификации, изучая ее отдельно от других психических расстройств. Он также исследовал эффект от проводимой гормональный терапии в ходе трансгендерного перехода, образ жизни и поведение трансгендерных людей.

Психиатр Александр Бухановский в СССР определял транссексуализм как состояние внутренней убежденности в принадлежности иному полу при отсутствии психотической симптоматики.

Современная психиатрия, в том числе в России, с большим энтузиазмом смотрит в сторону избавления от стереотипа страшного карающего психиатра из 1960-х годов, который может распоряжаться судьбой человека, будто приравненный к высшим силам.

В ХХI веке психиатры прилагают усилия не только в плане соответствия научным стандартам в диагностике и лечении, но и в популяризации такой прозрачной области медицины, которая позволит развеять мифы вокруг каких-то скрытых и непонятных симптомов, присущих вялотекущей шизофрении и позволяющих интерпретировать личностные особенности, оригинальный взгляд или нестандартное поведение человека как болезнь, заставляя его испытывать страх, стыд или вину за собственную индивидуальность.