Водочная казна. Как и зачем при Александре II власти боролись с трезвостью, а крестьяне в ответ на это громили кабаки

Россия, самодержавная власть и алкоголь: сложная история

Руси есть веселье пити, не можем без того быти.

Князь Владимир. Повесть временных лет

Начну, пожалуй, с факта в лоб: представление о том, что Россия всегда была самой пьющей страной, — миф.

В Древней Руси были распространены слабоалкогольные напитки: брага, мед (не путать с медовухой), пиво, квас. Крепость их не превышала шести градусов, и сильного опьянения они вызвать не могли. Вино, привозимое из Византии, было известно уже с X века. Но так как доставлять его было далеко и непросто, стоило оно дорого, и позволить его себе могли только знатные и богатые люди. Впрочем, даже они вряд ли упивались вусмерть: привозили на Русь в основном сухое вино крепостью 9–14 градусов. А пили его согласно греческой традиции — разбавленным водой (в соотношении один к трем или два к пяти). То есть реальное количество алкоголя даже в вине не превышало пяти-шести процентов. Получаемый же в процессе перегонки крепкий алкоголь на Руси начинает распространяться не раньше XV века.

Готовили алкоголь, как правило, только для собственного употребления. Некоторые держали такие частные «бары» — корчмы, где можно было свободно торговать спиртным. Выпивали в основном только по большим праздникам.

«Именитые либо богатые мужи чтут праздничные дни тем, что по окончании богослужения устрояют пиршества и пьянства и облекаются в более нарядное одеяние, а простой народ, слуги и рабы по большей части работают, говоря, что праздничать и воздерживаться от работы — дело господское. Граждане и ремесленники присутствуют на богослужении, по окончании которого возвращаются к работе, считая, что заняться работой более богоугодно, чем растрачивать достаток и время на питье, игру и тому подобные дела. Человеку простого звания воспрещены напитки: пиво и мед, но всё же им позволено пить в некоторые особо торжественные дни, как, например, Рождество Господне, Масленица, праздник Пасхи, Пятидесятница и некоторые другие, в которые они воздерживаются от работы…».

Из «Записок о Московии» Сигизмунда фон Герберштейна, побывавшего в Москве в 1517 и 1526 годах

Конечно, это не значит, что проблем с пьянством не возникало вовсе. Так, дед и отец Ивана Грозного цари Иван III и Василий III серьезно боролись за ограничение употребления спиртного. А немецкий путешественник Олеарий, побывавший в Русском царстве в середине XVI века, писал:

«Порок пьянства одинаково распространен в русском народе во всех сословиях, между мужчинами и женщинами, старыми и малыми, духовными и светскими, высшими и низшими, до такой степени, что вид валяющегося в грязи пьяного человека — здесь явление самое обыкновенное».

Но напиваться всё равно в целом было не принято: за это могли, например, лишить права посещать и церковь, и мирские застолья.

Ситуация стала меняться примерно во второй половине XVI века. В 1552 году, возвратившись из Казани, Иван IV Грозный повелел открыть государев кабак в Москве. Заведение так понравилось московским царям, что они стали учреждать такие же в других местах, а корчмы — закрывать. Одновременно вводились запреты на домашнее изготовление хмельных «питей» для посадских людей (горожан) и крестьян. Вскоре кабаки распространились уже по всей стране.

Кабак кардинально отличался от корчмы. В корчме можно было и пить, и есть, это было скорее место общения и досуга (попоек с песнями и музыкой). В кабаке же только наливали, не подавая закусок.

Также важной составляющей кабаков была система окладов. Согласно ей, заведение должно было набирать определенную выручку и обязательно «с прибылью против прежних лет». Как и в любой палочной системе, никакие недоборы и оправдания не допускались. За них на кабацких голов и целовальников, а когда с тех было нечего взять — на выбравших их посадских и крестьян накладывался правёж. Это такой вид выбивания денег, при котором должников ежедневно избивали батогами, плетьми или тростью, пока те не дособерут недоимки. Фактически покупка алкоголя превратилась в еще один налог или повинность.

Государева монополия на вредную привычку и вездесущая коррупция

Християне ся, господине, пропивают, а души гибнут.

Послание преподобного Кирилла Белозерского к князю Андрею Можайскому

Система окладов, активно продвигаемая московскими царями (тот же кабацкий правёж сохранялся вплоть до XVIII века), подталкивала людей пить. Ведь кабацкие деньги всё равно приходилось отдавать в любом случае. А раз платить придется всё равно, лучше уж хотя бы что-то за это получить.

В итоге модель питья стала кардинально меняться. В ней стали преобладать крепкие напитки, преимущественно водка (ее тогда называли «хлебным вином», или «полугаром»). Постепенно она стала постоянным атрибутом жизни: ее пили на свадьбах и похоронах, при заключении сделок и после завершения большого дела, когда нездоровилось и когда хотелось согреться (на самом деле алкоголь не согревает).

Фактически спиртное стало чуть ли не единственным доступным простому человеку угощением.

Появились и «питухи» — по-современному алкоголики.

Короче говоря, водка постепенно превратилась чуть ли не в объект ажиотажа и «престижного употребления». Как подтверждение тому — многочисленные пословицы и поговорки: «не пить — на свете не жить», «пить — горе, не пить — вдвое», «сегодня пьян — не велик изъян», «пьян да умен, два угодья в нем», «пить помрешь — и не пить помрешь», «вино на радость нам дано», «человека хлеб живит, а вино крепит». Хотя не стоит думать, что вред алкоголя в народе не осознавали: «кто вино любит, тот сам себя губит», «пить до дна — не ведать добра», «работа денежку копит, хмель денежку топит».

Зачем это было нужно власти? Ответ прост — деньги. Еще в древнерусские времена князья вводили пошлины на алкоголь — медовые дани, подати с хмеля и солода. Но именно при Иване Грозном российское государство вступило на путь строительства империи, а в империи человек — заложник имперских интересов: мощной армии, масштабного строительства, завоевания и удержания территорий. В этом смысле государственная и при этом насильственная монополия позволяла получать властям огромные дополнительные доходы в казну.

Одним из инструментов такого заработка стала откупная система. Казна продавала право торговать алкоголем в определенной местности (откуп) ограниченному числу откупщиков. Особенно широко эта система стала распространяться при Петре I, который начал торговать откупами, чтобы изыскать деньги на ведение тяжелой Северной войны. На постоянной же основе откупная система была учреждена Екатериной II в 1765 году; и с некоторыми перерывами она действовала почти 100 лет.

Всё это, впрочем, не значит, что народ прекратил варить алкогольные напитки самостоятельно, что стали называть «корчемством». Многие занимались этим вплоть до XIX века, несмотря на запрет и перспективу быть сосланным в Сибирь. Иногда и вовсе разворачивались истории в духе фильмов про американскую мафию. Так, в Смоленской губернии «в 277 деревнях… почти все жители без исключения участвовали в корчемстве, провозили вино, большею частию многочисленными партиями, вооруженные кольями и ружьями, в сопровождении беглых и бродяг, и не только силою сопротивлялись действиям корчемной стражи и военной команды, но и нередко входили с ними в перестрелку, и сами на них нападали».

В середине XIX века за корчемство ссылали от 4 до 6,7 тысячи человек ежегодно.

Торги по откупам проводились каждые четыре года. Откупщики считались государевыми служащими, а на кабаках (в разное время это название, приобретшее негативный смысл, меняли, но суть оставалась прежней) висел государственный герб. Спиртное на вынос продавали не меньше чем ведрами (в бутылках привозили только зарубежный алкоголь), а наименьшей порцией, которую можно было выпить в заведении, была чарка (0,123 литра, то есть примерно полстакана).

Власть очень пеклась об интересах откупщиков. Например, за перевоз даже небольшого количества спиртного из одного откупного района в другой следовало наказание. Даже за малейшее выступление против спаивания населения можно было поплатиться. Так, в 1765 году епископ Воронежский Тихон стал поучать народ отказаться от пьянства. Священнослужитель пользовался среди паствы уважением, и его проповеди возымели действие. Однако откупщики донесли на него: мол, епископ смущает народ, учит его не пить водки и тем подрывает казенный интерес. В результате Синод снял Тихона (которого позднее церковь канонизировала) с должности и отправил в монастырь.

Сама система откупов была лакомым куском, окруженным коррупцией и махинациями. Так, для тех, кто желал получить откуп, хорошим тоном было «задобрить» губернатора. Например, пожертвовать солидную сумму на «благотворительное предприятие», возглавляемой женой чиновника, продать ему что-то за полцены или купить у него втридорога. Откупные взятки в обществе, по сути, даже не считались взятками.

Заполучив откуп, хозяин начинал его активно осваивать. Утаивая реальные доходы, откупщики зарабатывали в обход казны десятки, а то и сотни миллионов рублей — благо непрозрачная система учета проданных питей тому способствовала.

Даже самые богатые откупщики всегда имели недоимки по питейным платежам. Причина тому была не в бедности крестьян или низком спросе на водку (ее откупщики вопреки закону продавали и в кредит, и в залог вещей, загоняя людей в долговую кабалу), а в системе выплаты недоимок. Их государство разрешало погасить в беспроцентную рассрочку, причем за досрочное погашение сумма долга уменьшалась. В итоге откупщик сообщал о недоимке, брал рассрочку на 20 лет и погашал ее в первый же год, уплатив меньше половины суммы и оставшуюся часть таким нехитрым образом положив себе в карман.

О злоупотреблениях и бардаке в этой системе можно говорить много, вот еще лишь пара примеров. Вятский откупщик Евреинов задолжал казне четыре миллиона рублей, а когда их решили с него взыскать, оказалось, что его имущество и капиталы куда-то «исчезли». А санкт-петербургский откупщик М. И. Гарфункель и вовсе накопил 12,5-миллионную задолженность и бежал в Париж, где, «банкирствуя, доживал свой век». За всё это безобразие занимавшийся этими вопросами Департамент податей и сборов в народе прозвали «департаментом подлостей и споров».

К середине XIX века откупа приносили российской казне (при всех недоимках) около 70 миллионов рублей. Это огромная сумма, которая составляла до трети бюджета.

Дорогое спиртное и беспощадный русский бунт

Случилось у нас событие, совершенно неожиданное.
Жители низших сословий, которые, как прежде казалось,
не могут существовать без вина, начали добровольно
воздерживаться от употребления крепких напитков.

Из отчета III отделения Александру II о борьбе крестьян с винными откупами

К началу 1860-х годов система достигла своего апогея: 216 откупщиков управляли более чем 77 тысячами питейных заведений общей стоимостью 917 миллионов рублей.

На очередных торгах откупами на ближайшее четырехлетье в 1858 году они пообещали перечислить в казну небывалую сумму в 127 миллионов рублей, что соответствовало 46% бюджета империи. Возможно, они надеялись, что после отмены крепостного права, которого все вот-вот ждали, «запьет на радостях этот люд». Возможно, просто торжествовали, что откупа не отменили (разговоры об этом ходили вовсю). А возможно, надеялись, что безнаказанность позволит им и дальше крутить махинации и не упускать свою выгоду.

Тут нужно оговориться, что государство тогда, сильно истощенное проигранной Крымской войной, увеличило цены, по которым отпускало вино откупщикам. Из-за этого выходило, что те со всеми расходами должны были торговать спиртным себе в убыток.

Но откупщики, конечно, этого делать не стали, а прибегли к давно известным трюкам: заломили огромные цены за водку низкого качества (в народе ее называли сивухой за мутность), обмеряли и обманывали покупателей. Например, предлагали покупать элитный алкоголь (который на поверку ничем не отличался от обычного, зато цену на него откупщик мог поставить какую ему угодно) и в большой таре, заявляя, что другой закончился. В итоге дошло до того, что ром стал дешевле водки.

Первые протесты против откупщиков прокатились по Архангельской и Пензенской губерниям еще в 1840-х годах, а чуть позже и в других, но злоупотребления 1850-х сделали волнения по-настоящему широкими.

В июне 1858 года Синод выпустил указ, который поддержал создание трезвеннических обществ. Что интересно, того же мнения была католическая церковь, покровительствовавшая таким организациям в балтийских губерниях Российской империи.

В 1858–1859 годах, следуя проповедям священников и сочтя, что государство отдает на откуп право безнаказанного грабежа, люди стали договариваться не покупать дорогой казенный алкоголь, «порченую водку». Стали появляться как формальные, так и неформальные общества трезвости (условия вступления, ограничение на употребление спиртного, его длительность могли быть разными). Нередко зарок совершался как торжественный ритуал — с иконами и хоругвями.

Это движение, получившее название «трезвенного», охватило значительную часть империи.

Первым стало общество «Воздержанность» в Ковенской губернии (территория нынешней Литвы и Латвии с центром в Ковно — современном Каунасе), открытое в августе 1858 года. Члены общества договорились пить водку и арак (крепкий напиток, ароматизированный анисом) только в случае болезни. Вино, мед и пиво разрешалось употреблять в умеренных количествах. С нарушителями общество порывало все связи (вплоть до того, что с ними не разрешалось разговаривать). Трезвенники не только воздерживались сами, но и убеждали последовать их примеру родственников, друзей и знакомых.

Осенью 1858 года подобные общества появились в Саратовской и Тульской губерниях, к декабрю — в Виленской (от Вильно — Вильнюс) и Гродненской. В 1859-м движение перекинулось на Калужскую, Тамбовскую, Рязанскую, Московскую, Орловскую, Костромскую, Новгородскую, Витебскую, Смоленскую, Курскую, Харьковскую, Екатеринославскую (от Екатеринослава — ныне Днепр, Украина), Тверскую, Петербургскую, Самарскую, Нижегородскую, Казанскую, Пермскую, Киевскую, Вятскую, Оренбургскую, Сибирскую и другие (всего 32) губернии.

В некоторых местах члены обществ не просто переставали посещать кабаки, но и выставляли у входа в них «караул», который должен был удерживать тех, кто всё же не мог устоять перед соблазном зеленого змия. Нарушителей зарока могли штрафовать или подвергать телесному наказанию. Была и такая мера — повесть на спину табличку «пьяница» и с барабанным боем водить по селу.

Откупщики пытались «вразумить» народ угрозами: пугали взысканием правительства за уменьшение питейных доходов. Еще — снижали цены на продукцию, иногда даже предлагая вино бесплатно, устраивали возле кабаков концерты и представления, подкупали сельских начальников, жаловались местному и столичному начальству.

Доходило до того, что исправник (глава уездной полиции) ездил допытываться у крестьян, почему те не пьют водку. Однако «вразумляться» крестьяне упорно не хотели, требуя дальнейшего понижения цены.

Такое положение дел грозило недоимками питейных денег в бюджет. Уже в феврале 1859 года министры финансов, внутренних дел и государственных имуществ выпустили совместное распоряжение. В нем они приказывали уничтожить общества трезвости, не допускать городских собраний и сельских сходов, где принимались бы зароки, запретить печатать всё, что касается питейного дела. Ранее секретным циркуляром было запрещено препятствовать откупщикам в продаже водки «по вольным ценам». Синод под давлением министерства финансов вынужден был отозвать свой указ в поддержку движения с припиской: «Прежние приговоры городских и сельских обществ о воздержании от вина уничтожить, и впредь городских собраний и сельских сходов для сей цели нигде не допускать» (но однако всё же благословил приходских священников на антиалкогольное «попечение»).

Справедливости ради надо сказать, что правительство обратило внимание и на откупщиков, повелев им отпускать алкоголь по установленным ценам. Впрочем, такие напутствия власти выпускали и раньше, немало не заботясь о том, будут ли их действительно исполнять.

А трезвенное движение не только не останавливалось, но и стало менять характер: в 12 губерниях (поволжских и центральных) оскорбленный люд стал громить кабаки. Народу казалось, что антитрезвенные решения правительства «куплены откупщиками». Крестьяне, городская беднота, отставные солдаты (а в некоторых случаях женщины с детьми), вооруженные камнями, кольями, топорами, с криками «Подай вина по законным ценам» громили кабаки и водочные магазины, разбивали или уносили с собой бутылки и бочки со спиртным, крали вырученные деньги, избивали служащих по откупам. В Саратове толпа разрушила и ограбила все ярмарочные выставки, городовые питейные заведения, конторы и подвалы. Нечто подобное случилось и в Тамбове. В Пензенской губернии за три недели было разбито и разграблено 50 кабаков.

Впрочем, иногда погромы учинялись совсем не из трезвеннических целей, а ради грабежа. Так, в Вятской губернии после разгрома питейного дома в селе Петровском до смерти «опились» восемь человек.

Всего из 938 случаев беспорядков в 1859 году 636 (68%) оказались связаны с откупами. Для сравнения: годом раньше их было всего 13. Бунтовщики разгромили 220 заведений, еще в 26 случаях погромы удалось пресечь (такими мерами, как выявление и публичная порка зачинщиков).

В объятые погромами губернии были отправлены войска и жандармы. Под суд пошли более 780 человек, которых признали зачинщиками. Их высекли и сослали в Сибирь. К 1860 году протесты были подавлены.

От борьбы с трезвостью до сухого закона и обратно

А живя в довольстве и с хорошими людьми, в совершенно нормальных,
братских отношениях к ним, человек, разумеется, не подумает пьянствовать!

Николай Добролюбов, литературный критик, поэт и публицист 1850–1860-х годов

Несмотря на жесткие меры против участников трезвенных бунтов, правительство не могло не реагировать на случившиеся события. Да и смотреть дальше сквозь пальцы на то, как откупщики утаивают значительную часть прибыли, причитающейся государству, корона была не намерена. Поэтому в 1861 году архаичная система откупов была отменена, и с 1863-го (после окончания действия текущих) правительство ввело акцизы. Теперь алкоголь можно было производить и продавать свободно, выплачивая налог с торговли государству.

Это привело к безудержному росту числа питейных заведений (домов, временных выставок, корчем, духанов, портерных, штофных, погребов, трактиров, буфетов, постоялых дворов и т. д.): оно увеличилось в шесть раз. Стоимость алкоголя тоже резко упала. Помещики из сторонников трезвости перешли в ряды распространителей спиртного, отдавая землю под питейные заведения. За неимением развитой сети школ, больниц и других общественных мест кабак стал сельским клубом, банком, судом и биржей.

В итоге употребление спиртного (особенно на фоне трудностей выхода из крепостной зависимости) стало расти. Продолжила формироваться российская модель употребления: не пить всю неделю (или пока не появятся деньги), чтобы принять недельную дозу разом в воскресенье. Такой способ (когда человек выпивает много крепкого алкоголя за раз) называют северной моделью употребления алкоголя.

«Ведь как мы работаем! — Ну, тоже и праздновать хочется. А как нам праздновать? Выпьешь бутылочку, зашумело в голове — вот и весело, вот и всё наше мужицкое веселье», — поясняли тамбовские крестьяне.

Злоупотребления вроде продажи из-под прилавка, контрабанды, разведения водой тоже никуда не делись. Зато казна по-прежнему замечательно пополнялась алкогольными деньгами.

Государство создавало видимость борьбы с нараставшим пьянством, учреждая с завидной периодичностью профильные комиссии. Работа их не была сколько-нибудь серьезной. Например, заседание могло открываться записками, составленными чиновниками питейно-акцизного управления, в которых те оспаривали сам факт распространения алкогольной зависимости. Предпринимаемые меры были не сильно лучше: запрет на торговлю спиртным в мелочных и фруктовых лавках, запрет на крепкие напитки в местах народных гуляний. Самым, пожалуй, серьезным стал запрет посещать кабаки лицам моложе 21 года.

Проблема, естественно, не решалась сама собой: в 1879–1884 годах уже свыше 11 тысяч человек в Европейской России были признаны больными алкоголизмом. Росло число преступлений, совершенных в состоянии опьянения. Только тогда правительство приступило к хоть каким-то решительным действиям. С 1885 года оно упразднило питейные дома, разрешило распивочную торговлю только в трактирах, где к водке полагалась закуска, усилило контроль на местах. К делу борьбы с пьянством подключились земские начальники, стараниями которых сельские сходы стали чаще отказывать в разрешении на торговлю спиртным в их районе. Позднее была повышена стоимость акцизного патента, и число рюмочных сократилось в 2,5 раза. Возросла и цена алкоголя. В итоге к 1890-м годам рост потребления замедлился. А в 1893 году Сергей Витте ввел (а вернее — уже в четвертый раз в истории России возродил) монополию государства на торговлю алкоголем.

Движение за трезвость продолжило существовать. Сотни тысяч крестьян продолжали воздерживаться от спиртного и состоять в обществах. Например, в Витебской губернии в них числилось 70 тысяч человек, а в Орловской — 56 тысяч.

Только за 1875–1893 годы министр внутренних дел утвердил 60 новых обществ. Всего к 1911 году их было уже 719. Многие из них открывали священнослужители. Одни общества боролись лишь с неумеренным пьянством, другие выступали за полный отказ от алкоголя. Их участники организовывали выставки, концерты, устраивали школы, помогали нуждающимся, рассказывали о вреде алкоголя, а с 1895 года получили полномочия следить за качеством спиртного и нарушениями в его продаже. В 1905 году правительство даже выработало обязательную форму уставов таких объединений. Сделано это было не только чтобы облегчить жизнь трезвенников, но и чтобы полиции было удобнее следить за ними, как, впрочем, и за любыми общественниками (а то откроют под прикрытием революционный кружок).

Несмотря на всё это, к 1906–1910 годам потребление алкоголя в России достигло максимума в дореволюционный период — 3,9 литра в год в пересчете на чистый спирт на каждого жителя страны (считая и непьющих). Это современники считали ужасным и нетерпимым (для сравнения: сегодня в России аналогичный показатель — 9–10,4 литра).

Тогда в стране развернулось широкое движение за трезвость с более чем 100 тысячами участников. Его стало поддерживать государство. В 1914 году, с началом Первой мировой войны, в империи был введен запрет на покупку значительной части алкогольных напитков, а этиловый спирт был направлен на технические и медицинские нужды фронта.

Но потом началось строительство новой империи: в 1921 году запрет, введенный еще Николаем II, был отменен, а с 1925-го в стране снова возродилась государственная алкогольная монополия.