Танец почкой и память эмбриона: как научиться слышать свое тело
В нашей культуре плотно закрепился декартовский дуализм сознания и материи. Мы отделяем себя от своей физической оболочки: есть «я», а есть «мое тело». Мы привыкли выстраивать с ним иерархические отношения, где наш ум — начальник, а тело — подчиненный. Следуя этой парадигме, мы ругаем свое тело, если оно не достигает поставленных целей, или ругаем себя за недостаточно эффективное управление им. Соматические практики предлагают иной взгляд на тело: как на равноправный и тесно связанный с психикой объект. С помощью телесной осознанности они помогают не только улучшить физическую форму, но и решить психологические проблемы.
На рубеже XIX и XX веков произошел «квантовый скачок» в нашем отношении к телу — об этом пишет Марта Эдди в статье «Краткая история соматических практик и танца». Исследуя связь телесности с сознанием, танцовщики ориентировались на работы Фрейда, Юнга и Райха — из чего выросло множество ответвлений соматических практик, направленных на восстановление связи между телом и сознанием или на их полную интеграцию.
Первым термин «соматика» стал использовать Томас Ханна в 1976 году. Ханна был профессором философии и теоретиком движения — он же разработал собственный метод соматического обучения и основал журнал Somatics Magazine. За основу термина Ханна взял греческое слово «сома» в значении «живое тело в его целостности».
Он писал, что слово «тело» предполагает «нечто статичное и монолитное», в то время как «сома» отражает переменчивость и гибкость, постоянное приспособление к окружающей среде. В отличие от статичного объекта (тело), сома является системой, которая движется во времени, процессом.
Современных соматических практик и направлений очень много. ISMETA (Международная профессиональная соматическая организация) описывает несколько общих характеристик всех соматических методов. Среди них — развитие двигательной координации, помощь в распознавании привычных способов восприятия и телесного взаимодействия с окружающим миром, обучение навыку фокусировки на теле как на физическом и сознательном процессе. Каждая практика в том или ином виде включает в себя оценку осанки и движения, изучение паттернов движения и эмпирическую (опытную) анатомию. Если представить многообразие современных соматических практик в виде спектра, то на одном его конце лежат строго физические дисциплины, а на другом — околоэзотерические учения. Где-то посередине на этом спектре будут еще две отметки — экспрессивные танцы и психотерапия.
Преподавательница соматических практик и автор паблика «тело как процесс» Анна Бегунская рассказывает, что в России именно «физиологические» практики подразумевают чаще всего, когда говорят о соматике. «Это, например, методы Ханны или Фельденкрайза, которые работают с телесными запросами: поправить осанку, достичь безусильного движения».
Метод Фельденкрайза — это двигательная практика, целью которой является осознавание изменений, происходящих в процессе работы над движением. Практикующие данный метод считают, что он может помочь восстановить нарушенные связи между моторной корой головного мозга и телом, улучшая качество и эргономичность движения. Визуально занятия по методу Фельденкрайза выглядят как последовательность очень медленных базовых движений: вставание, повороты головы, потягивания. Предполагается, что в ходе многочисленных повторов и «перезаписывания» привычных, зачастую дисфункциональных паттернов движения, можно добиться расширения образа себя и восстановить «естественную грацию» движений. На русскоязычном сайте о методе Фельденкрайза говорится, что обычному человеку в обычной жизни такие занятия помогут стоять и сидеть не уставая, ходить легко, лучше высыпаться и сохранять гибкость до старости.
Томас Ханна, основывая свой метод на учении Фельденкрайза, также утверждал, что соматические практики могут позволить человеку до конца жизни избегать хронических болей, усталости, проблем со спиной и даже с кровяным давлением. Ханна считал, что стресс или травмирующие события могут нарушать «петлю обратной связи» между головным мозгом и телом, приводя к ограничению подвижности. Такое явление он назвал сенсомоторной амнезией — и противопоставлял ей сенсомоторную осознанность, которая восстанавливается в ходе практики. Важно отметить, что доказательная медицина не находит подтверждений оздоравливающим свойствам практик Ханна и Фельденкрайза (особенно заявлениям о профилактике гипертонии). Но исследования говорят о том, что подобные занятия улучшают мобильность и чувство баланса (например, у пожилых людей), а медики могут рекомендовать метод Фельденкрайза людям, заинтересованным в улучшении физической формы.
К более психотерапевтическим ответвлениям соматических практик относят Розен-метод и непосредственно телесно-ориентированную психотерапию. Хотя о принадлежности последней к миру соматики можно поспорить: сама по себе телесно-ориентированная психотерапия проповедует несколько другой подход к телу, чем интегративные соматические практики. В терапии тело всё еще воспринимается как отдельный объект, но признается его связь с нашим «я», с сознанием. Считается, что начало современной телесно-ориентированную терапии положил ученик Фрейда — Вильгельм Райх. Александра Вильвовская, специалист по эмбодименту, пишет, что Райх активно критиковал Фрейда за игнорирование телесности.
В представлении Райха тело — место жизни и воплощение психической энергии, а любые «мышечные зажимы» (кстати, именно Райх ввел этот термин) препятствуют ее свободному течению, вызывая душевные недуги.
Такое представление о взаимосвязи тела и сознания лежит в основе огромного количества практик: от разнообразных техник мануальной терапии до «энергетического целительства» рейки, где мастер «насыщает энергией Ки» проблемные зоны человека. Розен-метод похож на менее эзотерическую версию рейки: здесь тоже ключевую роль играют прикосновения, но вместо «исцеляющей энергии Ки» специалист использует мягкие прямые прикосновения, чтобы направить внимание человека на зоны хронического напряжения. В основе Розен-метода лежит предположение, что тело защищает себя от прошлых травмирующих событий путем отделения от «настоящего себя» (true self), то есть включая механизм диссоциации. А такие телесные симптомы, как одышка и хроническое мышечное напряжение, являются манифестацией этой «защиты».
Некоторые способы высвободить психическую энергию через движение находятся больше в плоскости свободных танцев. Есть, например, контактная импровизация — танец, который выстраивается вокруг точки соприкосновения с партнером. А самая зрелищная форма свободного танца, пожалуй, японский танец буто (названный The Japan Times «танцем болезни и смерти»).
Читайте также
Танцор буто стремится избавиться от социальной стороны своей личности и не двигать тело, а позволять ему быть движимым. Похожая идея лежит и в основе метода аутентичного движения, который существует на стыке танца и соматических практик. «Аутентичное движение — это практика присутствия, — объясняет Бегунская. — Основательница метода Мэри Уайтхаус называла это движением из глубины: человек закрывает глаза и движется в присутствии того, кто его видит». Наличие наблюдателя (того, кто свидетельствует) — обязательное условие практики аутентичного движения. Наблюдатель держит своим вниманием пространство, позволяет всем телесным процессам происходить: в этом есть что-то, рифмующееся с квантовой физикой, где наблюдатель лишь актом наблюдения меняет состояния квантовой системы. На основе учения Уайтхаус двигательный терапевт и доктор философии Джанет Адлер разработала целую дисциплину аутентичного движения, обозначив более равные отношения между движущимся и наблюдателем, — здесь одинаково важным становится опыт обоих участников процесса.
Сама Адлер вынесла свою практику далеко за пределы танцевальных залов. В тексте «Свидетельство осознанной смерти» она описывает свой опыт наблюдения за смертью ее матери Пози. Пози в глубокой старости приняла решение не дожидаться беспомощности и страданий, а добровольно уйти из жизни, отказавшись от еды и питья. Адлер документирует этапы подготовки ее матери к уходу и стадии отказа от пищи: как менялось тело Пози, как трансформировались их отношения, как ощущалось присутствие умирающего человека в доме. Для многих такое холистическое отношение к телу, жизни и смерти и является целью практик, то есть мотивация редко ограничивается желанием укрепить позвоночник или вылечить защемленный нерв.
«Ко мне вообще редко обращаются с запросами расслабить напряжение или исправить осанку, — рассказывает Бегунская. — Чаще приходят с вопросами психологического характера: где найти ресурс, как построить границы».
О неразрывности тела и психики говорят и практики BMC (Body-Mind Centering) и идеокинезиса. Практику BMC разработала Бонни Бейнбридж Коэн в 70-х годах прошлого века и описала ее как «непрекращающееся путешествие на территории живого и постоянно изменяющегося человеческого тела». В этой практике много внимания уделяется изучению анатомии, а основана она на простом постулате: «онтогенез повторяет филогенез» (то есть развитие индивида повторяет развитие вида). В BMC принято считать, что любые нарушения или искажения какой-либо стадии развития приводят к нарушению движения, равновесия или восприятия в будущем. На занятиях BMC часто говорят об эмбриологии, изучают внутриутробные стадии развития и паттерны движения эмбриона. А все паттерны движения в целом делят на допозвоночные (например, клеточное дыхание, оральный паттерн) и позвоночные (движения позвоночника, различные виды движений конечностей). Каждый тип движения в BMC инициируется перенесением внимания в определенную зону — нервную систему, почку, кость. Считается, что, касаясь вниманием определенной части тела, мы меняем качество движения тела, а вместе с тем и качество движения ума, помещаем сознание в разные состояния. «Всё начинается с теории, — объясняет Бегунская, — мы смотрим картинки, как и где что-то в теле расположено. Нащупываем, определяем это месте на себе, на другом; представляем, какое оно. И начинаем как-то двигаться: например, вокруг почки или из почки».
Следующий этап — соматизация, то есть изучение и присваивание ощущений, которые возникают при движении вокруг или «из» того или иного органа. «Сначала кажется, что я вообще ничего не понимаю и это какая-то фигня, — говорит Бегунская, — или у меня просто очень много фантазий о том, какая у меня почка, и они не имеют отношения к реальности. Но со временем развивается этот тонкий навык чувствования». Причем чувствовать и воплощать предлагается не только имеющиеся органы. Например, на своих занятиях Бонни показывает, как вернуть подвижность, если человек испытывает проблемы с наклонами головы и верхней части туловища назад. Она предлагает вспомнить и воплотить ощущение амниотического мешка, который поддерживал нас на эмбриональном этапе развития, — и демонстрирует качественную разницу в амплитуде и легкости движения.
Движение «от органов» и эмбриологию исследует и идеокинезис. Само слово образовано от греческого ideo («мысль») и kinesis («движение»). В основе данного подхода — управляемое воображение. Учитель или ведущий практики помогает участникам генерировать ментальные образы, симулирующие или воссоздающие чувственное восприятие, ощущения движения. Практикующие идеокинезис утверждают, что даже в отсутствии движения как такового этот метод ментальных упражнений помогает «перезаписывать» нейромышечные паттерны, выстраивать положение скелета. Такие «ментальные репетиции» движения могут помогать танцорам и спортсменам, получившим травму и лишившимся (временно или перманентно) возможности двигаться определенным образом. Но применение практики вышло далеко за рамки реабилитации танцоров.
В идеокинезисе огромную роль играет внимание и способность сосредоточивать сознание в разных точках тела, а потому неизбежно возникают вопросы о природе внимания и сознания. В России из классов идеокинезиса Ильи Беленкова выросли лаборатории касания и присутствия — значительно более абстрактные практики, всё еще работающие с телом и движением, но уже полностью оторванные от целей оздоровления или повышения эффективности моторики.
Уранэта Кэрэн занимается идеокинезисом уже пять лет и рассказывает, что во время этой практики — в отличие от других направлений соматики — сознание человека становится движением, исчезает «я», которое наблюдает за телом.
«Наша привычная форма ума фрагментарна, то есть внимание всегда перескакивает с ощущения на мысль, с мысли — на другую мысль, а в тот момент, когда выполняются упражнения идеокинезиса, этого всего не существует», — рассказывает Кэрэн.
Типичное упражнение лаборатории касания выглядит так:
«„Озеро и рыбка“. Один касается, касаемый лежит на боку. Касаемый показывает, где он есть. Касающийся видит, где он есть (где озеро). Касающийся занимает это же место (= попадает туда же, и тут можно уточнить у касаемого — „как тебе кажется, мы сейчас в одном месте?“, это надо в том числе и потому, чтобы не заблудиться среди своих собственных рыбок, приняв их за общее озеро), и дальше он создает рыбку, а касаемому надо занять место этой рыбки — и это будет то самое ощущение, где они соединятся (пока не соединятся — будет натяжение).
И снова: касаемый показывает озеро, оба в этом озере, касающийся показывает рыбку (не толкает, не привлекает, а создает такую точку внимания, куда стягивается озеро), и касаемый начинает двигаться туда, ему нужно оказаться там. Рыбка — это место в пространстве (это место, где касаемому, если он туда попадет, будет суперудобно и физически, и психологически, и духовно). У нас скорее физкультура, чем психологическая драма. Рыбка — это не направление, а конкретное место, т. е. касаемому мало пойти в нужном направлении, нужно дойти туда».
«Как касаться»
Если вы ничего не поняли, это нормально. В практике идеокинезиса (как и в ряде других соматических практик) акцент ставится на опытные переживания, эмпирическое познание ранее неизвестных состояний и территорий. Язык, используемый для описания процессов, часто бывает причудливым и перегруженным очень специфической терминологией. Кажется, в каком-то смысле разговоры о соматике — это те самые «танцы об архитектуре».
Зачем это всё?
В соматические практики люди приходят по разным причинам, но остаются, кажется, по очень похожим. Анна Бегунская признается, что до соматических практик не занималась даже йогой.
Она записалась на классы соматики, предполагая, что это будет что-то похожее на контактную импровизацию, которой она давно хотела научиться. Но попала на курс по ранним паттернам развития — от зачатия до прямохождения — и, по ее словам, влюбилась.
У Кэрэн был другой путь: она жила «богатой соматической жизнью» с раннего детства, когда отец приобщил ее к йоге. Но разные события в жизни, включая опыт абьюзивных отношений, «отняли» у нее связь с телом, и Кэрэн обратилась к соматическим практикам, чтобы ее восстановить. «Для меня соматические практики — это про место, которое точно существует, где тело и психика — это одно», — рассказывает девушка.
Кэрэн много думает о том, как глубоко отделение себя от тела вплетено в нашу культуру и политику — и как решение восстановить их единство может трансформировать не только частную жизнь, но и устройство культуры и государства. «Ведь если мы идем в телесность, мы идем в дикость, — говорит Кэрэн, — и этим уже невозможно управлять».
Андрей Кузнецов познакомился с соматическими практиками на фестивале, когда ему было 36. Он переживал сложный период и много размышлял о том, как жить дальше. Свой путь он начал с контактной импровизации, а затем попал на занятия по аутентичному движению.
«Я первые два месяца думал, что это такой фитнес прикольный. После занятия футболку хоть отжимай», — делится Кузнецов. Но постепенно он начал понимать, что у практики есть своя философия — и что она может стать способом «изучить самого себя, свои ресурсы, стиль жизни».
«Через два-три года занятий я понял для себя, что такое человек, — рассказывает Кузнецов. — Человек — это сумма сознания, подсознания, животного тела и отношения с другими». Андрей говорит, что в результате практик научился выражать свои эмоции, плакать при других или громко смеяться, ощущать близкий и трепетный контакт с другим человеком. Он вспоминает случай на одном из занятий, когда ему пришлось станцевать с «единороссом и бывшим силовиком». «В обычной жизни мы бы разосрались через пять минут, а так — нашлось что-то общее». После небольшой паузы он добавляет: «Написал и подумал: для моего поколения фраза „потанцевал с мужиком и мне понравилось“ — зашквар. А в практиках не обращаешь на это внимание, есть вещи гораздо важнее».
Анна Бегунская лежит на траве на фоне неба в окошке Zoom’а, который периодически прерывает ее голос. Она думает над вопросом, зачем нам вообще нужны телесные практики. «Мы же телесные существа, — наконец говорит она, — а как будто бы занимаем очень малую часть своего тела. Мне это кажется неоправданной расточительностью».