Мудрость — женского рода: легко ли стать женщиной-философом в России?

Для Анны Винкельман философский факультет ВШЭ был запасным вариантом, если она не поступит на режиссуру игрового кино во ВГИК. Так и случилось. Тогда ей казалось, что это конец. На вводных лекциях факультета философии рассказывали что-то про академическую карьеру, Аня слушала и недоумевала: «Что за ерунда? Кому это интересно? Кто вообще будет заниматься такой чепухой?» Через два года оказалось, что «заниматься чепухой» предстояло именно ей. Сейчас Анна — преподаватель, аспирант, заместитель руководителя Школы философии в ВШЭ, лектор на образовательных платформах, защитила магистерскую диссертацию в Германии. Такую карьеру она называет «милостью судьбы». И уж тем более о чём-то подобном не могли мечтать женщины, которых угораздило родиться веками раньше и увлечься философией.

На протяжении всей истории, натыкаясь на стереотипы и встречая сопротивление со стороны влиятельных ученых-мужчин, женщины-мыслители испытывали трудности. Профессор философии Высшей школы экономики Диана Гаспарян рассказывает, что в России ситуация стала меняться лишь в начале 1970-х годов:

«На снимках аудиторий советской эпохи мы видим в основном юношей — студенток на фотографиях приходится выискивать. Но по мере того как образование становилось открытым, женщины начали занимать свои места».

Действительно, если заглянуть в лекционные залы сегодня, может показаться, что никакой проблемы гендерного неравенства нет. Статистика это подтверждает: в 2018 году в бакалавриат факультета философии МГУ поступило 63% девушек и 37% юношей. Похожая ситуация и Высшей школе экономике — по словам Дианы Гаспарян, на стартовых позициях парней всего 30%.

Ира Павлова, которая окончила бакалавриат в ВШЭ и продолжила изучать философию в магистратуре МГУ, тоже считает, что эта проблема давно решена:

«Я не вижу никакой разницы. После выпуска из школы мы идем в университет изучать философию по тем же причинам, что и мужчины. Да, женщины начали в полной мере участвовать в производстве мысли только в ХХ веке, но сейчас поступить на философский факультет ни для кого не проблема, и это радует.

Я от многих в университете слышала, что мужчины в нашей науке составляют подавляющее большинство, но забавно, что потом те же люди упоминают этическую проблему вагонетки, сформулированную женщиной — Филиппой Фут».

Ира шла изучать философию с желанием разобраться в себе и лучше понять многогранный мир, найти ответы на интересующие ее вопросы:

«Я не чувствую, что моя миссия — что-то объяснять и доказывать кому-то, поэтому строить академическую карьеру пока не планирую. К тому же у меня сложилось определенное профессиональное представление о науке, которое вряд ли позволит мне оставаться объективной. Философия — фундаментальная мировоззренческая дисциплина, но ею нельзя ограничиваться».

Сейчас Ира взяла паузу и возвращаться в эту сферу пока не собирается. Именно на такие случаи и указывает Диана Гаспарян, рассказывая о гендерном соотношении на факультете:

«В бакалавриате девушки превалируют, но затем, по мере сужения пресловутой воронки, начинается сегрегация: к магистратуре их доля сокращается и составляет уже 30 %, а не 70».

Дискриминация явная и не очень

Проблема гендерного неравенства в академической сфере существует не только в России. В британских университетах, например, только 25% постов на философских направлениях занимают женщины. Упомянутая воронка, через которую в академические круги попадают вчерашние бакалавры, в этом случае совсем узкая. Опрос ВШЭ 2016 года показал, что женщины в науке вдвое чаще мужчин чувствуют себя социально незащищенными, а свое положение считают шатким и нестабильным. О причинах рассуждает Диана Гаспарян, которая сама построила академическую карьеру в философии:

«Гендерная дискриминация в науке проявляется своеобразно. В начале карьерного пути она не ощущается остро, и даже кажется, что у женщин при прочих равных больше преференций и поддержки. Но к сожалению, часто это следствие сексизма, потому что продвигают их именно мужчины. Они рассуждают: „А почему бы не помочь молодой студентке или аспирантке — она ведь не конкурент и пообщаться приятно!“ Но по мере карьерного роста сопротивление возрастает, и если женщина попытается достичь серьезных высот в своей области, то ощутит его в полной мере».

Диана считает, что дискриминация женщин в науке бывает двух типов: явной и косвенной. И если с первой всё понятно — твоей карьере открыто мешают — то вторая имеет место, когда встает вопрос материнства:

«Женщина, которая решила завести ребенка, не получает должной поддержки. Это можно смело назвать ущемлением. Конкурентные требования в академической среде высоки: необходимость публикаций в ведущих изданиях, регулярное участие в конференциях и исследовательских проектах. Очевидно, что это непосильная задача для женщин, которые находятся в декрете или воспитывают ребенка. В „вышке“ до недавнего времени не было никаких послаблений для таких сотрудниц, и они просто теряли свои позиции. В этом случае усиливается ощущение собственной несостоятельности, женщины понимают, что имеет место какая-то системная ошибка и часто принимают решение вообще отказаться от карьерных амбиций».

Проблемы матерей-академиков

Диана, совмещающая академическую карьеру в философии с семейной жизнью и воспитанием ребенка, прошла через это сама. И всё оказалось гораздо сложнее, чем она себе представляла:

«Я знала, что времени на работу теперь останется меньше, но не думала, что настолько. В моих самых страшных снах всё выглядело куда более радужно. Я действовала по наитию и понимала, что материнство лучше отодвинуть до момента, когда произойдет зрелая профессионализация. Это, можно сказать, важный экзистенциальный момент — мы так устроены. Лет до 30 мы интенсивно „врастаем“ в профессию, которая становится для нас самым главным приоритетом. Если в этот период происходят серьезные потрясения, они забирают часть нашей энергии, и мы работаем не с полной отдачей.

В профессии нужно провести достаточно времени, а потом можно решаться на любые авантюры: семья, бизнес, другое образование и т. д.

Вот и я поняла, что время пришло, когда уже сделала важные шаги в карьере».

Свою диссертацию, посвященную исследованию профессиональных и социальных вызовов, с которыми сталкиваются матери в российской академической среде, Диана Гаспарян защитила в Университете Шеффилда в прошлом году. Родив ребенка в 36 лет, она с удивлением обнаружила, что кое-кто из коллег изменил свое отношение к ее профессиональным достижениям. Диана пообщалась с другими матерями со своего факультета и услышала от них похожие истории. С тех пор эта тема стала ее неофициальным исследовательским проектом и впоследствии выросла в диссертацию. В своей работе Диана изучила связь материнства и гендерной дискриминации в академическом сообществе.

Социальный имидж в этой среде, пишет Гаспарян, во многом «меритократичен»: важнее всего твои результаты и достижения, независимо от того, что у тебя происходит в жизни. Идеального академика, таким образом, отличает абсолютная отдача времени и ресурсов работе. В этом обществе, где едва ли не главными качествами объявляются перфекционизм и трудоголизм, вынуждено жить большинство исследовательниц, решившихся на рождение ребенка. Из-за высоких требований и боязни им не соответствовать они иногда отказываются от декрета или избегают разговоров о семье.

Матери-академики нередко сталкиваются и с так называемыми «благожелательными предубеждениями», основанными на традиционных представлениях о родительском долге. Коллеги могут полагать, что у женщины с ребенком теперь нет времени на участие в конференциях, исследовательских проектах и т. д. Поэтому часто таким сотрудницам предлагают перейти на преподавательскую должность.

В своей диссертации Гаспарян приходит к выводу, что материнство — это переломный момент в академической карьере женщины-философа.

В российском обществе, где сильны традиционные взгляды, семью и дом рассматривают как главным образом женскую сферу, а саму женщину — как воспитывающую мать, из-за чего у исследовательниц часто возникает конфликт двух идентичностей. Гаспарян считает, что для того, чтобы побороть гендерную дискриминацию, следует обеспечить женщинам с детьми адекватную нагрузку и условия для дальнейшей научной работы.

Согласно статистике, приведенной в научном альманахе Венского института демографии, 44% женщин-ученых в возрасте от 40 до 45 лет не имеют детей, и в числе причин наверняка можно назвать общественные предубеждения и вызванные ими страхи. По мнению Гаспарян, многие женщины уверены, что исследовательскую деятельность не удастся совместить с семейной жизнью, и сама эта мысль их страшит:

«Когда мы оканчиваем магистратуру, то еще очень юны. Но женщине часто навязывают модель семейной жизни, которая начинает пугать ее задолго до того, как она вступит в брак или родит ребенка. Существует стереотип: нужно инвестировать свой потенциал в семью! Но как в таком случае быть с карьерой? И женщины очень рано начинают решать эту дилемму, когда ее еще по сути нет».

С такими случаями Диана Гаспарян сталкивалась в своей преподавательской практике — ей часто приходилось поддерживать студенток и на своем примере доказывать, что карьера и семья совместимы:

«С девушками всегда больше проблем — они постоянно сомневаются, нуждаются в поддержке. Был случай, когда аспирантка, хорошая исследовательница с богатым потенциалом, приняла тривиальное решение в пользу замужества и ушла. Я запомнила эту историю, потому что это отрицательный пример, но положительных все-таки больше».

Редкое исключение

История 24-летней Анны Винкельман, которая тоже училась у Гаспарян, как раз один из таких «положительных примеров». Еще с первого курса девушка начала общаться с преподавателями, а те быстро приняли ее в свою академическую тусовку, впечатленные усердием студентки, которая демонстрировала живой интерес к предмету:

«На первом курсе я была совершенно очарована стилем мышления одной преподавательницы. Я хотела писать у нее курсовую, а она всё никак не брала меня, — вымолила только на третий раз и получила сложную тему.

Первые пару месяцев я сидела над книжками день и ночь, ничего не могла понять, но чувствовала, что что-то там есть, что надо разобраться, было безумно интересно.

Ну и, конечно, хотелось узнать, чем же занимается эта женщина. Я даже ее книжку прочитала несколько раз с карандашиком. Короче, я начала копаться, меня унесло и с зимы первого курса так и не отпустило».

В своей академической карьере Анна уже испытала то, что Диана Гаспарян назвала «открытой дискриминацией». Иногда на конференциях она встречала скептические взгляды мужчин в строгих костюмах, в которых читала что-то вроде: «Ого, эта девочка умеет разговаривать!» Анна чувствовала, что им становилось неловко, они не знали, как себя вести и общаться на равных с хрупкой молодой девушкой. К этим стереотипам наша героиня научилась относиться снисходительно-иронически и смотреть на ситуацию как бы со стороны:

«Если держать дистанцию и ощущать себя неким персонажем, то становится легче. Классика жанра: я только успела сесть на конференции, как тут же со мной заговорил какой-то мужчина, который, очевидно, никакого веса в науке не имел, но очень кичился связями в сомнительных журналах. Он безобразно флиртовал, хвастаясь своими публикациями. Но я отношусь к таким эпизодам с юмором — это меня спасает и позволяет не отвлекаться. Если взглянуть на проблему с точки зрения онтологии, все рассуждения о харассменте и дискриминации отходят на второй план.

У мужского и женского, темного и светлого, хаоса и порядка очень сложные диалектические отношения.

Когда в них начинаешь разбираться, становится понятно, что нельзя смотреть на вещи упрощенно-схематически, „девочки налево — мальчики направо“. Всё сложно. Но это не моя тема, а я просто занимаюсь своим делом — философией».

Как ни странно, намного чаще с дискриминацией по половому признаку Анна сталкивается вне академии. Особенно если молодые люди узнаю́т, чем она занимается: «О, что за книжка, ты читаешь?» Когда у нашей героини выходит новая статья, некоторые, хваля, интересуются, сама ли она ее написала. Анна говорит, что до сих пор не знает, как на это реагировать:

«Наверное, я еще не научилась правильно воспринимать такие вопросы и замечания. Сейчас они меня бесят, я от этого расстраиваюсь и хотела бы, чтобы было по-другому».

Вопрос, мешает ли материнство академической карьере, ставит Анну в тупик: «Я об этом не задумывалась. Мой интуитивный ответ — да. Когда совмещаешь разные занятия, трудно добиться успеха в каждом из них, и у меня такого опыта нет. Наверное, если относиться к ребенку тоже как к проекту (чего я бы, например, не хотела), то это возможно. Но дать ему в таком случае достаточно сердечной родительской любви очень сложно. Думаю, это будет проблемой, но решаемой».

Анна признаёт, что ее история — редкое исключение. Обычно же молодым студентам, в особенности девушкам, сложно быстро построить академическую карьеру, да еще и снискать поддержку старших коллег. Но и к этому Анна относится философски:

«Может быть, завтра всё развалится, но мне невероятно, невероятно повезло. Истории про дискриминацию я, действительно, слышу часто. Кажется, это и впрямь большая проблема. Но со мной происходили, скорее, курьезные случаи. Я очень благодарна тем людям, кто мне помогал и помогает. Часто это мужчины, почти все — из академии, но я никогда не замечала у них никаких „плохих“ мотивов. Но если я говорю: „Мне повезло“, — значит такая проблема, действительно, существует».