Музыка рядом. Краткая история звукозаписи

Вообще-то воспроизведение звука даже в самой примитивной форме до сих пор восхищает — зависнуть у музыкальной шкатулки нормально и для современного человека. Можете себе представить, какой эффект мелодия, издаваемая механическим устройством, производила во времена, когда даже добыча огня была делом довольно трудозатратным, а гончарный круг был самым крутым механизмом? Словом, когда братья Бану Муса (дети Мусы, трое ученых из багдадского Дома мудрости) продемонстрировали своего механического «Флейтиста» — фигурку человека, «игравшего» на флейте, — то это произвело настолько сильное впечатление, что об этом написали все видевшие чудо, способные писать, да еще и сами братья подробно рассказали в своей «Книге хитроумных устройств», как напор воды поворачивает сменные цилиндры.

«Флейтиста» (некоторые считают его первым прообразом компьютера) принято считать самым ранним из звуковоспроизводящих механизмов — во всяком случае сегодня он точно самый ранний из всех, нам известных.

Книга братьев Бану Муса, кстати, оказалась популярной и добралась до Европы вовремя — спрос на механику в Средние века был велик, тонкое искусство людей, выдумывающих хитроумные запорные механизмы, а позже и часы, ценилось очень высоко. В XIII веке был изобретен карильон — механическое устройство, которое в определенном порядке приводит в действие языки неподвижно закрепленных колоколов. Около двух столетий изумленные европейцы наблюдали это бельгийское чудо, но со временем смекнули, что его можно завести и у себя, и с того момента иметь карильон было делом чести и показателем — нет, не богатства, демонстрация богатства к христианским ценностям не относилась, но — благостности, причем каждого монастыря. К льежским мастерам выстроилась очередь чуть ли не из всех католических храмов, работы было хоть отбавляй.

В XVII веке (то ли неизвестными мастерами из Франции, то ли итальянским механиком Джованни Барбьери) была изобретена шарманка — по замыслу создателей, механизм был нужен для обучения певчих птиц, но изобретение сработало иначе: вскоре европейские города были заполнены шарманщиками, которые радовали зевак извлечением мелодий из нарядно расписанных коробов.

А позже появились музыкальные часы, музыкальные шкатулки и ящики — словом, к первой половине XIX века уже мало кого можно было удивить звучащими устройствами, они пришли даже в семьи низших сословий, но спрос на них не становился меньше. Более того, выпуск, например, механического пианино (пианолы) прекратился только во второй половине ХХ века — до этого оно находило покупателей.

Правда, люди всё время желают большего и лучшего, и в 1857 году французский издатель Эдуар Леон Скотт де Мартенвиль придумал устройство для записи голоса. Это было невероятно здорово, но у гаджета имелся один очень существенный недостаток — записанное невозможно было воспроизвести. Это получится сделать только в 2022 году с помощью компьютера — выяснится, что француз вовсе не обманывал своих поклонников: его устройство реально записывало звуки.

Казалось, что практического значения изобретение де Мартенвиля не имеет (хотя копиисты его воспроизводили и пробовали использовать — например, в 1863-м записали голос Авраама Линкольна), но сама идея, что называется, расшевелила умы: в 1876 году поэт, шансонье и легкомысленный гуляка, ведущий богемный образ жизни, Шарль Кро подал заявку на получение патента на палеофон (с греческого — «звуки прошлого»), и вот это устройство могло уже не только записывать звук, но и воспроизводить его.

Заметим, что Кро, при всей своей репутации человека разгульного и небрежного, изобретателем был отличным — на его счету, например, прекрасный вариант телеграфного устройства, — вот только сражаться за свой палеофон с бюрократами из бюро патентов было выше его сил, изобретение так и осталось в виде единственного прототипа, веселящего подвыпивших друзей Кро.

Годом позже в далекой Америке Томас Алва Эдисон придумал устройство, которое назвал фонографом. Идея пришла к нему случайно, во время экспериментов с иглой, которая могла бы мгновенно отражать на фольге знаки азбуки Морзе. Однажды Эдисон запустил полученное устройство с большой скоростью и обнаружил, что царапание иглы по фольге создает непрерывное звучание. Что бы ни говорили об Эдисоне его недоброжелатели, а ум у него был заточен на поиск нового — в самом деле, мало ли что и при каких обстоятельствах издает звук, палкой по забору, например, проводили миллионы людей, но никому, кроме Эдисона, не пришло в голову, что на основании этого можно создать устройство, которое может записать звук и воспроизвести его.

Далее случилось то, что случалось со многими изобретениями, прошедшими через руки Эдисона: получив патент на фонограф, он забрасывает работу над ним, сосредоточившись на электрической лампе накаливания. К фонографу он вернется только в 1887 году и, вернувшись, обнаружит, что годом ранее усилиями Александра Белла и Самнера Тейнтера создан графофон, превосходящий фонограф буквально по всем параметрам. Правда, Тейнтеру (по сути, автору устройства) и Беллу так и не удалось разогнать продажи (Белл вообще не был идеальным продавцом, внедрение и реклама всегда были его ахиллесовой пятой), и Эдисон этим отлично пользуется: он использует находки Тейнтера в своем механизме (важнейшей был восковой валик для записи) и — открывает собственное производство предшественников магнитофона.

Да, конечно, Тейнтер подает в суд, но суд заканчивается именно так, как и рассчитывал Эдисон, — мировым соглашением: выбирая, получить приоритет или заработать деньги, зарабатывать которые и раньше-то, без Эдисона, не получалось, Тейнтер выбрал деньги в виде единовременной выплаты и процентов с продаж.

Деньги, заметим, Эдисон отлично умел зарабатывать. Словом, все вроде бы остались в плюсе, хотя в конце ХIХ века Эдисон заменяет валики дисками, и отныне Тейнтеру уже никаких роялти не полагается.

Впрочем, изобретателей в мире много, идей огромное количество, и пока Эдисон воевал с Тейнтером и Беллом, Эмиль Берлинер, эмигрант из Ганновера, сбежавший в Америку от мобилизации во время Франко-прусской войны (он был вольноопределяющимся, что сулило ему, еврею, офицерский чин и завидный статус, но он предпочел не убивать и не быть убитым в чужих пустых разборках), занимался своим устройством, о котором мудро помалкивал, наблюдая за битвами титанов, что называется, из первого ряда: он к тому времени работал в компании Белла, которой принес немало славы и денег как изобретатель микрофона. Белл, кстати, особенно хвалил то, как была составлена Берлинером патентная заявка: обойти заложенные в ней описания устройства оказалось невозможно, и компания почти двадцать лет была монополистом в этой области.

Словом, Белл, Тейнтер, Эдисон, суды, газеты, реклама и продажи — всё это, конечно, занимало досуг Берлинера и здорово его развлекало, но в 1887 году, в разгар этого веселья, он подает заявку на свое изобретение, которое называет граммофоном. Берлинер, как мы уже знаем, был очень аккуратен по части патентных заявок, даже ушлый в судебных тяжбах Эдисон не сумел ему ничего предъявить, хотя и очень старался. На активные продажи и массовое внедрение от лица компании Bell Берлинер не надеется — выполнив свои обязательства перед работодателем по части внедрения изобретенного им микрофона, он открывает собственную компанию Berliner Gramophone, а затем регистрирует компании по всему миру: Gramophone Company в Великобритании (сейчас это фирма EMI — одна из самых известных звукозаписывающих студий в мире), в Германии, Франции и даже в России, где основанная им фирма называется более чем романтично — «Пишущий амур». Восковые валики конструкцией не предусмотрены — их заменяют пластинки, с материалом для изготовления которых Берлинер довольно долго экспериментирует, начиная с недавно вошедшего в обиход целлулоида. В начале прошлого века появляется идея делать пластинки двухсторонними, не останавливаются работы со скоростью воспроизведения (кроме основной, 78 оборотов в минуту, будет еще масса промежуточных).

Граммофоны завоевали мир довольно быстро (став для своего времени не просто звуковоспроизводящим устройством, но и знаком состоятельности, предметом весьма статусным, говорящим не только о достатке дома, но и о тонких музыкальных вкусах и прогрессизме его хозяев), появилась масса заводов, выпускающих пластинки, — от больших, официальных дилеров Берлинера, до совсем мелких, полуподпольных и, скажем так, весьма сомнительных.

Сам Эмиль Берлинер наладил бизнес всесторонне: с одной стороны, он выпускал устройства, с другой — бесперебойно поставлял на рынок музыкальные новинки.

Граммофоны звучали уже не только в странах первого мира — они отлично продавались в Каире и Кейптауне, Сан-Паулу и Шанхае. Можно сказать, что именно Берлинер и его граммофон создали новую моду на «музыку в доме» и новую индустрию — звукозаписи.

Вообще позиции граммофона казались настолько прочными, само изделие — настолько совершенным, а бизнес — настолько стабильным, что это даже вызывало оторопь в изобретательских кругах: известно, что некоторые талантливые люди прекратили свои эксперименты после того, как продукт Берлинера уверенно захватил рынок (пожалуй, точнее сказать — создал новый, не существовавший до этого рынок). Правда, ум изобретателей — штука настолько капризная, что поди угадай, в какую сторону мысль повернется.

Вот французский служащий фирмы Pathé, одной из первых кинокомпаний в мире, по имени Гильон Кеммлер, например, был граммофоном вполне доволен, он всего-то хотел избавиться от громоздкой трубы, штуки довольно неудобной при перемещении. Шесть лет у него ушло на поиск решения (отвлекали дела на кинофабрике), но наконец он умудрился спрятать звуковоспроизводящее устройство внутрь корпуса прибора, а сам прибор сделать раскладным, как чемоданчик, снабдив ручкой для переноски, — так появился патефон, устройство компактное и простое. Вскоре появились электрические патефоны, и, казалось, это было вершиной прогресса — но прогресс, как известно, не остановим и не удержим.

В 1898 году молодой датский инженер Вальдемар Поульсен, который совсем недавно ушел с хорошей должности в телефонной компании, чтобы работать независимым изобретателем, демонстрирует свою разработку — магнитную запись на ленте. Это фактически уже магнитофон: головка записи, головка считывания, собственно лента. Поульсен (да и все без исключения) полагает, что это устройство будет широко использоваться в телеграфе для записи и передачи сообщений, но отчего-то именно там оно и не используется, хотя ажиотаж вызывает знатный.

Сам император Франц-Иосиф, посетивший Всемирную выставку в Париже, не смог пройти мимо, не сказав в раструб несколько слов — запись его голоса дошла до наших дней и считается старейшей из сохранившихся магнитофонных записей.

Поульсена не интересовало продвижение своей придумки — идей у него было очень много, некогда было заниматься такими глупостями, как извлечение прибыли из всего на свете, поэтому именно эта работа так и осталась не востребованной массово, зато американец Франклин Гудейл в 1909 году выпускает сильно улучшенную версию изобретения Поульсена. Гудейл жаждет всемирной славы, выраженной в сумасшедших цифрах продаж (смести с прилавков граммофоны и занять их место), но, увы, ничего подобного не происходит (и, заметим, еще много десятилетий магнитофоны не смогут заменить пластинки из-за кардинальной разницы в качестве звучания), слава всё не идет и не идет. Гудейл и его жена рассказывают инвесторам сказки, выдавая свои мечты за реальность, — в итоге изобретатель попадает в тюрьму по обвинению в мошенничестве с акциями. Это не означает, что Гудейл сходит с дистанции — его изобретение и в самом деле сильно лучше прочих, и он постоянно улучшает уже сделанное, вот только денег на реализацию своей идеи он больше не получит — репутация, как ни крути, важна для инвесторов.

Магнитофоны будут еще совершенствоваться — в 1924 году немец Курт Штилле придумал диктофон. Год спустя другой немец, Луи Блаттер, изобрел отличную машину, названную им «блаттерфон». Устройством начинает пользоваться BBC (записывает речь Георга V — кажется, это первый опыт использования магнитофона для радио), а затем блаттерфон выкупает компания Маркони и старается улучшить качество звучания. Но всё это еще очень далеко от идеала — стальная лента, которую использовал Блаттер, опасна для окружающих и действует как подвижное заточенное лезвие. Впрочем, это внутренние проблемы — а внешние выражаются в том, что никак не удается добиться ровного движения ленты: скорость скачет, и сразу понятно, что это запись, а не живая речь.

Но примерно в то же время, в 1930 году, в Германии силами концерна AEG и изобретателя Фрица Пфлеймера создан уже Magnetophon K1 — прибор, качество которого так никто и не превзойдет до окончания войны. Более того, именно этот прибор после войны потрясет воображение одного из офицеров трофейной команды американской армии, майора Маллена, да так, что он захочет воссоздать подобное на родине. Маллен разбирает Magnetophon, складывает его в 18 посылок и вывозит в США, где несколько лет безуспешно ищет инвестора. Ему в итоге повезет — он встретит Александра Матвеевича Понятова, который на своей фирме AMPEX начнет выпускать не только отличные магнитофоны, но и видеомагнитофоны и прекрасную ленту. Но всё это случится позже, а пока силами инженеров IG Farben / BASF создается отличная лента для записи, и Вальтер Вебер открывает технику смещения переменного тока, после чего качество звука улучшается радикально — во всяком случае, во время войны разведки, слушающие немецкое радио, не в состоянии понять, ведется передача в прямом эфире или транслируется запись.

Кстати, интересные идеи в области записи на магнитные носители были в СССР. Можно вспомнить «шоринофон», прибор для записи и воспроизведения звука с помощью кинопленки, и довольно остроумное в техническом плане решение инженера Бориса Скворцова с «говорящей бумагой» — непрозрачной бумажной лентой, звук с которой воспроизводился с помощью отраженного света. Но, как и множество других интересных решений, не имеющих военного значения, в СССР эти идеи оказались не реализованными.

Впрочем, во всём мире магнитофонные записи довольно долго оставались предметом интереса исключительно узкого круга профессионалов — в основном в СМИ, но после войны начинается коммерциализация: к создателям этого хитроумного устройства приходят идеи, как сделать, чтобы продажи охватили массмаркет. Дело не обошлось без Бинга Кросби, которым так завладела мысль о возможности продавать собственные записи на магнитной ленте, что он вложил в фирму Понятова довольно большие по тем временам деньги — $50 тысяч.

В итоге в продажу вышли записи шоу Кросби — и это была не просто запись прямых эфиров, а отредактированные по звучанию и содержанию версии — словом, не шоу, а само совершенство. И так как, с одной стороны, публика голосовала за совершенство кошельком, а с другой — не один Кросби мечтал о совершенстве, то наступила эра магнитофонов, и в эти годы в мире (Советский Союз, понятно, из мировой повестки выпадал или как минимум на десятилетия запаздывал) в каждом доме появился магнитофон.

Кстати, в 1951 году Понятов, у которого был невероятный нюх на таланты, принимает на работу в качестве инженера толкового 16-летнего мальчугана, которого зовут Рэй Долби. Он входит в группу инженеров, занимающихся созданием видеомагнитофона, но прославится Долби в итоге не этим, а своей системой шумоподавления, которая окажет влияние на всю индустрию звукозаписи.

У магнитной записи был еще один важный качественный рывок, обойти который вниманием невозможно, — это переход с катушечного на кассетный формат. Идея кассет появилась еще в 1956 году в компании RCA, которая много возилась с аппаратурой для журналистов (вообще роль диктофонов, которые, конечно же, не получили такого развития, как магнитофон, в прогрессе невероятно велика — требования к миниатюризации у этого оборудования были высокие, поэтому и мини-кассеты, и многодорожечная запись, и даже возможность автоматически стирать записанное новой записью поверх старой — всё это появилось благодаря диктофонам).

В 1963 году голландская компания Philips, а двумя годами позже и немецкая компания Grundig выйдут на рынок с новым продуктом — магнитофонной кассетой, которая, разумеется, требует нового носителя. Мир мгновенно реагирует на предложение о компактности, получив вместо большого (а иногда, чего уж там, громоздкого) стационарного устройства переносное. К этому моменту в большой игре за покупателя бьются уже не только американские и европейские компании — на рынок врываются японские производители.

Но, кажется, всех одолевает русский белоэмигрант Понятов — кассетам Ampex равных нет.

Вот в этот момент господство проигрывателей винила всех видов и калибров, которых к тому времени развелось необыкновенно много и которые не выпускал, кажется, только ленивый, пошатнулось, а вскоре и вовсе сошло на нет — компактность побеждала.

Впрочем, новые времена — новые носители: в 1979 году уже упомянутый Philips являет миру компакт-диск, слова «лазерное звучание» радуют слух меломанов (а к тому времени меломанами становятся если не все жители планеты Земля, то большая их часть) больше, чем звуки записанной на диск музыки, — правда здесь в том, что запись и в самом деле выполняется лазерным лучом на оптический диск. Альянс голландцев с Sony в очередной раз переформатировал рынок звукозаписи и заставил фанатов музыки выбросить свои прежние устройства и записи и приобрести новые — неплохой, согласитесь, бизнес!

Будет еще революция CD и революция DVD, но в какой-то момент на свет явится ее величество цифра — и начнется новая эпоха, живыми свидетелями которой мы все сейчас являемся.

Кстати, страсть к музыке и неуемное желание носить при себе устройство, которое бы ее воспроизводило, были присущи некоему Стиву Джобсу — и именно размышления о том, как сделать музыку доступной, удобной и как иметь ее всегда под рукой, стали причиной создания iPhone, но это уже совсем другая история.

Правда, на фоне всемогущей цифры неожиданный ренессанс переживает винил — пластинки и проигрыватели снова в моде, которая, кажется, пришла надолго.