Свингующий орнамент Бухары. История советского этно-джаза

В 1922 году поэт Серебряного века Валентин Парнах привез в Страну Советов диковинную музыку. Сочные, экзотические и волнующие ритмы джаза запали в души советских людей. А в 1939 году оркестр Виктора Кнушевицкого выпустил на пластинке «Караван» — восточный шлягер Хуана Тизола и Дюка Эллингтона 1936 года. Трек стал одним из пионеров этно-джаза: скользящая музыка создала восточный колорит, зыбкий ритм идеально передал живое ощущение пустыни, духовые согревали барабанные перепонки, словно солнце, а ударные имитировали шествие верблюдов.

Тогда же на пластинках появились сначала томная скрипичная, а потом взрывающаяся отвязным народным танцем «Еврейская рапсодия» и основанная на мелодиях Ближнего Востока пьеса «Укротитель змей». Не забыл Кнушевицкий и о родных славянских мотивах в обработке «Русской плясовой».

В августе 1946 года вступили в силу директивы Андрея Жданова. Он настаивал на уничтожении всего буржуазного и продвижении соцреализма в искусстве. Запретили творчество Зинаиды Гиппиус, лирику Анны Ахматовой и сатиру Михаила Зощенко. Осудили и джаз — не разрешалось употреблять даже само слово. Оркестры сделали эстрадными, сократили в них количество саксофонов и придумали лозунг «Сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст». Леонид Утёсов называл ждановские реформы «разгибанием саксофонов».

Джаз реабилитировали в 1957 году, во время VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов. Но СССР был за железным занавесом, и советский джаз отставал от мирового на 10–20 лет. Поэтому сделался самобытным — музыканты опирались на свое чувство ритма и вплетали в музыкальное полотно народные мотивы. За это советский джаз ценили в США, и солидные заморские лейблы выпускали записи наших джазменов.

Расцвет советского этно-джаза в 1960–1970-е годы

Известный саксофонист Анатолий Вапиров считает, что джаз сохранился благодаря питательным корням этники, потому что народная музыка — это богатство мира. В доказательство своих слов он выпустил в 1976 году альбом «Болгарское рондо» — переклички гитары, скрипки и уход в атмосферу танца в родопской горной деревушке.

Но вернемся на десятилетие раньше, когда фирма «Мелодия» впервые стала выпускать записи джазовых фестивалей. В те времена квинтет «Кресчендо» одним из первых затронул фольклор. Квинтет появился в конце 1965 года и обратился к азербайджанской народной музыке мугам и древнерусским напевам.

Когда тенор-саксофонист Алексей Зубов исследовал фолк-музыку, он часто слушал пластинку Джона Колтрейна Love Supreme и ловил сходство гармоний с мелодикой Русского Севера.

Поэтому в пьесах ансамбля с пластинок «Джаз-67» и «Джаз-68» есть отблески манеры джазового гиганта.

При этом музыканты не забывали, что национальные традиции первичны. Знойный тенор-сакс, что открывал мугам «Чаргях» с пластинки «Джаз-67», создавал образ солнца над Баку. А замедленный и гипнотический басовый ритм походил на неспешную утреннюю прогулку по заковыристым улицам старого района Ичери Шехер — среди минаретов и лавок с пахлавой. Композиция оказалась настолько удачной, что в 2012 году англичане включили ее в третью пластинку из серии Spiritual Jazz.

На «Джаз-68» «Кресчендо» сыграли отрывок из «Сюиты на русские темы». Построили пьесу на контрастах — саксофон пел и нежную колыбельную, и срывался в крик, а потом разгоряченные творцы ушли в сумасшедший фри-джазовый отрыв!

Вместе с «Кресчендо» яркие фолковые моменты подарили и другие ансамбли. На пластинку «Джаз-67» попала бибоповая пьеса «На завалинке» квартета Геннадия Гольштейна и Константина Носова. Год спустя на виниловых дорожках появилась психоделическая, со свирелью и колокольчиками, тема «На посиделках» от квартета Владимира Кулля. Их музыка говорила о том, что мировые джазовые тренды хоть и с опозданием, но доходили до советской аудитории.

Бухарские орнаменты и волжские напевы

В семидесятые годы к фольклору обращались и далекие от него биг-бенды, и ансамбли, играющие академический джаз. Среди них — ансамбль «Аллегро» и оркестр Олега Лундстрема.

В 1971 году Олег Леонидович Лундстрем познакомился с молодым джазистом Тимуром Кансировым. Когда он узнал, что его поклонник приехал из Бухары, то признался, что давно мечтал создать произведения, основанные на мелодиях Востока. И попросил прислать несколько лучших пластинок узбекского и таджикского фольклора. После их прослушивания родилась известная джазовая пьеса «Бухарский орнамент».

Она — гимн древнему узбекскому городу. Безмятежное интро на английском рожке, похожем по тембру на азиатский инструмент сурнай, творит образ путников, пришедших к бухарским крепостным воротам. Дальнейшая основная тема и последующая импровизация со вскриками духовых плетут узоры, в которых сошлись витиеватые улочки, пестрые базары, обрывки речи торговцев и запах дынь. И над городской суетой возвышаются украшенные майоликой дворцы и строгий минарет.

Кроме «Бухарского орнамента» на пластинке 1973 года стоит обратить внимание на трек «В горах Грузии». Он завораживает глубокой повторяющейся басовой партией, а надрывно-грустный саксофон заходит прямиком в душу. Под такую музыку хорошо созерцать снежные вершины.

Удивительно, но под руководством Олега Лундстрема оркестр сделал невозможное! У музыкантов не было национальных инструментов — играли на традиционных и смогли передать колорит этно-музыки.

Творческий путь пианиста Николая Яковлевича Левиновского почти схож с «Кресчендо». Его первый ансамбль появился в конце шестидесятых в Саратове — песенной колыбели волжской России. Лидер ансамбля обожал Джона Колтрейна, старорусские частушки и напевы. И стал соединять колтрейновский джаз и традиции песнопений своей родины. Десять лет спустя возник «Аллегро».

В 1978 году на джазовых фестивалях в Москве и Тбилиси «Аллегро» сорвал аншлаг обработкой русской народной песни «Отдавали молоду». Музыканты сыграли ее в синтезе ладового джаза и народных мелодий. В ней гармонично всё: и авангардное начало, где тенор-сакс и сопрано-сакс перекликаются как две скрипки, и основная драматическая тема на сопрано, что передает плач девушки, которую выдали замуж за нелюбимого. Дальше композиция развивалась в академическом русле с обязательным клавишным и басовым соло.

Ансамбль продолжил этно-изыскания на «Контрастах» — дебютном полноформатнике 1980 года. Старорусская основа на пластинке хоть и осталась — Владимир Коновальцев играл на сопрано-саксе как на жалейке, — но от Колтрейна «Аллегро» отошли и погрузились во фьюжен типа Weather Report.

Интересно, как возникли треки пластинки. Пьеса «В народном духе» развилась из простой песни про березку. «Волжские напевы» хоть и были основаны на саратовских напевах-страданиях, но звучали вполне в озорном настроении. К тому же добавляла латинской перчинки игра Юрия Генбачёва на конгах.

Эстрадный ансамбль, который удивил джазовую тусовку

Бенд-лидер Георгий Гаранян крепко связан с советским джазом. Хотя многие относятся к нему несерьезно — он писал музыку для фильмов, работал с Анной Герман и Владимиром Высоцким, а творения его ансамбля «Мелодия» напоминают легкую музыку пятидесятых. При этом знающие люди относят некоторые пьесы Гараняна к продвинутому джазу.

В 1964 году квартет Георгия Гараняна тоже обратился к старорусской этнике: они выпустили маленькую пластинку «Терем-теремок», где смешали задорные мелодии из советских мультиков и саксофон.

Три года спустя пьеса «Ночь на Плещеевом озере» вошла в число лучших записей на пластинке «Джаз-67». Вместе с гитаристом Николаем Громиным, басистом Андреем Егоровым и ударником Александром Гареткиным Георгий Абрамович гармонично синтезировал утонченный блюз, импровизацию и русские народные мотивы в девяти минутах трека.

Наконец, этнические эксперименты ярко проявились с ансамблем «Мелодия» в «Ленкорани» — трек вошел в пластинку 1974 года «Лабиринт». Это был микс интонаций азербайджанского и армянского фольклора, модального джаза и причудливых авангардных звуков синтезатора, подключенного к альт-саксофону. Его звучание было похоже на клавишные эксперименты Manfred Mann’s Earthband.

Этническая волна из Средней Азии

Советский Туркестан меньше всего ассоциируется с джазом. Но в краю дынь, самсы и минаретов джаз был. Он развивался по самобытным законам, поэтому пластинки среднеазиатских ансамблей — лакомый кусочек для фанатов уникальной музыки. Они ищут записи Олега Гоцкозика, «Фирюзы», «Бумеранга» и «Гунеша».

Виниловая эра джаза из Средней Азии началась в 1979 году, когда ташкентский филиал «Мелодии» выпустил «Восточную сюиту» Олега Гоцкозика и ансамбль «Фирюза».

«Восточная сюита» — дебют пианиста Олега Гоцкозика. Он записал альбом с узбекскими музыкантами. На виниловых дорожках не найти зажигательных мотивов а-ля Таркан, но есть философская мелодика древнего Узбекистана. Из-за этого преобладало настроение, достойное постапокалиптики Андрея Тарковского и Станислава Лема. Особенно ярко это проявилось в пьесах «Прелюдия», «Легенда» и «Марсия».

Копий альбома выпустили мало. Редкие счастливчики впервые услышали трубача Юрия Парфёнова. Сейчас он ассоциируется с серьезным восточным джазом. В начале восьмидесятых годов прославился на двух пластинках «Бумеранга», в 1987-м отметился на альбоме квинтета Николая Панова жалящим инструменталом «Гюрза», а в 2011-м присоединился к эксцентричным рокерам «АукцЫон». На «Восточной сюите» Парфёнов особенно раскрывается как музыкант в треке «Медитация I»: его терпкую и маслянистую трубу можно слушать бесконечно.

«Фирюза» — таинственный фьюжен-ансамбль из Туркмении. Никто не знает, как он образовался, — известно, что в нем играл саксофонист «Гунеша» Сабир Ризаев. Сбивает с толку и музыка — смелая для исламской Туркмении и уникальная для Запада. Семеро джигитов в шерстяных шапках-тельпеках создали уникальный сплав арт-рока, спейс-рока, эмбиента и этно-джаза. Их даже сравнивали с французским стилем цойль.

Первую сторону пластинки сыграли в ленивом настроении. Треки «Ашхабад» и «В родном краю» связывали всплески воды и крики чаек. Всё началось с печально-изящной мелодии скрипки, похожей на цыганский романс. Но были в пьесах и авангардные моменты — вязкие гитарные куски, как у Pink Floyd, острые диалоги скрипки и тенор-сакса, агрессивная тема клавиш а-ля Gentle Giant и драйв фри-джаза.

При этом слушателю нужно быть готовым, что в «Чапыксуаре» релакс окончен. Трек пронизан настойчивостью, которая превратилась в агрессивный туркменский прог-рок. В восьми минутах уместились и наглая скрипка, и смесь регтайма с манерой Чарли Паркера, и даже перкуссионная партия, словно ее взяли у пёпловской Space Truckin. А «Диалог в ауле» изначально похож по настроению на «Ашхабад», но звучит более драматично, и под конец музыканты вовсе улетают в запредельные высоты. Неудивительно, что сегодня оригинальный релиз ташкентской «Мелодии» стоит от пятисот евро.

«Бумеранг» — визитная карточка казахского ориентал-джаза

Алматинский ансамбль «Бумеранг» создали в 1973 году братья Тахир и Фархат Ибрагимовы. С детства ребята ловили джаз на радио «Голос Америки», а юность прошла под ритмы рок-н-ролла. В 1969 году вместе с пианистом Георгием Метаксой собрали джазовое трио, и Тахир Ибрагимов понял, что барабаны — вся его жизнь. Фархат стал басистом группы.

В 1979–1982 годах под названием ВИА «Арай» ансамбль аккомпанировал казахстанской диве Розе Рымбаевой, а в свободное время братья перевоплощались в «Бумеранг», чтобы играть восточный джаз. Вместе с ними в группу вошли трубач Валерий Баннов, саксофонист Виктор Николаев, пианист Владимир Назаров и перкуссионист Михаил Джураев.

Вот что рассказывал о выступлении «Бумеранга» на I Ферганском джаз-фестивале джазовый ударник и журналист Сергей Гилёв:

«Ансамбль ориентальной джазовой музыки „Бумеранг“ стал открытием фестиваля. Коллектив одним из первых в Казахстане обратился к музыкальному фольклору Индии и Востока. В их музыке слышны уйгурские, казахские, киргизские, индийские мотивы, сыгранные в джаз-роковом ключе. Сразу же после фестиваля о „Бумеранге“ заговорили в превосходных степенях».

В 1983 году на «Мелодии» вышла первая пластинка группы, которая привела ее в когорту избранных. К тому времени состав изменился — за пианино сел Лев Липлавк, трубу взял в руки известный мастер восточной импровизации Юрий Парфёнов и украсил музыку гитарными аккордами Константин Ли.

Пластинка получилась близкой к традициям Востока, потому что колорит экзотической музыки был для музыкантов родным. В первой пьесе «Семиречье» уши заядлых меломанов встретились с протяжным трубным звуком, который передавал бесконечность казахской степи. Потом мелодия ушла в легкую медитацию — текучую, журчащую и освежающую.

В «Мадрасе» гипнотические звуки таблы способствовали глубокому погружению в древнюю культуру Индии. Эта музыка предлагала уйти от суетного индийского города с его базарами и шумом машин и под шлепающие звуки сосредоточиться на внутренней стороне себя.

В «Пагоде Пайя» и «Дервише» банда ушла в полный сюр, где проходы трубы навевали то ли тревогу, то ли отрешенность, что сопровождают картину одинокой деревни, чьи глиняные домики давно иссушены зноем пустыни. Среди них бродит одинокая фигура седого старика с палочкой и в рубище. И больше ни души.

«Хайтарма» выбивалась из восточной канвы альбома и напоминала Валенсию в ее слиянии прошлого и будущего. Хаотичный мотив трубы рисовал средневековую Испанию, а отрывистые аккорды клавиш будто пришли из футуристичного Города науки и искусств.

Индийские и турецкие орнаменты

Первый трек пластинки «Орнамент» 1984 года посвятили Майлзу Дэвису — ансамбль вдохновлялся его творчеством. В «Бумеранге» — так называлась пьеса — совсем не было Востока, зато отчетливо слышались изломанная линия трубы и отзвуки Milestones, выпущенной маэстро 52-й улицы в 1958 году.Медитативная заглавная пьеса снова наводила на мысли об Индии. Обволакивающая басовая линия Фархата, искристые клавиши Льва и перкуссия заставили вспомнить о резных арках и разноцветных дворцах раджей. Тему экзотики продолжил в своем «Минарете» Юрий Парфёнов. Под эту музыку хорошо разглядывать работы марокканского фотографа Бруно Барби, где в мареве знойного дня, среди дворцов, мечетей и базаров неспешно идут люди в белых одеяниях.

«Турецкие зарисовки» — это про дерзкую трубу, мелодии османской страны и турок в расписных одеждах. Впрочем, так и должна заканчиваться достойная пластинка.

Интересно и то, что на втором альбоме Тахир Ибрагимов ушел в тень, в отличие от первого, где хоть творчески выразились и все музыканты, но было ясно, что он — лидер. В «Орнаменте» Фархат и Лев Липлавк стали более заметными.

Ребята оправдали надежды. Хотя бы тем, что в центр музыкальной жизни восьмидесятых вышли синти-поп и новая волна, а они продолжали исполнять сложную и созерцательную музыку, в которую могли «въехать» преданные джазовые поклонники. Здесь же сыграл свою роль и феномен железного занавеса: не вся новая музыка попадала в советские республики, поэтому местные музыканты смогли сохранить традиции.

Думается, поэтому американский лейбл для аудиофилов Mobile Fidelity Sound Lab выпустил в 1988 году компакт-диск с двумя первыми альбомами «Бумеранга».

Как обморок помог малышу стать рок-барабанщиком

Ришад Шафи — медийная личность в советском этно-джазовом пространстве. Яркий барабанщик, который в 1976 году вывел никому не известный туркменский ансамбль «Гунеш» в лигу элитарной музыки.

В детстве с ним случилась комичная история. Маленький Ришад жил в солнечном Ашхабаде пятидесятых годов. Однажды он посетил с родителями первомайскую демонстрацию и впервые услышал там игру на барабанах. И прямо на улице упал в обморок — то ли от жары, то ли от восторга. Во всяком случае, после происшествия он попросил купить ему барабан.

Народная молва гласит, что в начале семидесятых его кумиром был ударник Cream Джинджер Бейкер. В дальнейшем Ришад исследовал все возможности ударных инструментов и вплетал в музыку свои находки.

Он принес в «Гунеш» бунтарский саунд рока. Им пропитана первая пластинка 1980 года. Благодаря наэлектризованной драйвом «Реке Туни» Ришада Шафи признали лучшим ударником на рок-фестивале «Весенние ритмы — 80».

Помимо хита на альбоме были и другие классные треки. Открывашка «Жиги-жиги» — этакий приджазованный рок-н-ролл с кислотными клавишами, туркменскими напевами и острой перкуссией.

«Кечпелек» — интеллектуальный напев, где спокойная медитация в духе ранних Pink Floyd обратилась в кричащий джаз. А психоделическая баллада «Коне Гузер» достойна быть в одном ряду с «Девушкой с жемчужными волосами» от Omega или Today от солнечных хиппи Jefferson Airplane.

Впрочем, на пластинке нет проходных песен, и на сегодняшний день она — мегараритет фирмы «Мелодия» и стоит пятьдесят тысяч рублей и выше. В 2018 году пластинку переиздали в Германии на лейбле Everland Jazz.

В «оруэлловском» 1984 году «Гунеш» подарили фанатам новый альбом «Вижу Землю». Истинный джаз-рок в духе первого альбома звучал только в открывашке «Байконур», которая достойна стать советской классикой стиля. Ударные Ришада Шафи сотрясают грудную клетку. Ураганные духовые ревут из колонок, как взлетающая с Байконура ракета «Восток». Сам трек передает весь накал эмоций, что сопровождал подготовку старта космического корабля.

Остальной материал был полностью экспериментальным — смешение арт-рока, спейс-рока и world music. Например, знакомые автора, семья путешественников и фанатов Азии, услышали в треке «Ветер с берегов Ганга» не только индийскую классическую музыку, но и элементы «гоа-транса».

Семь минут трека «Бу Дерды» обрадуют любителей Pulsar, Magma и Pink Floyd. Он получился в спейс-роковом ключе с батареей клавиш, баса и ударных и мелодией, которая накатывает ласковыми волнами. Но самый очаровательный момент настает, когда солист Хаджириза Эзизов поет под космическую музыку стихи туркменского поэта XVIII века Махтумкули.

«Ритмы Кавказа» станут открытием для тех, кто исследует британский андеграунд конца шестидесятых. Помимо горячего джигитского темперамента, которым трек дышит, в нем можно уловить сходство с East of Eden — рок-жемчужиной из Бристоля. Здесь звучат гитарно-скрипичные баталии, словно команда послушала перед записью Snafu — альбом 1970 года, где британцы тоже экспериментировали с восточным фольклором.

Неугомонный барабанщик выпускал альбомы и играл на концертах и в девяностые, и в сытые нулевые. К сожалению, историю «Гунеша» оборвала смерть Ришада летом 2009 года от сердечного приступа.

Как спокойные латыши играли темпераментную музыку

Латышский саксофонист Раймонд Раубишко известен с 1960-х годов — в тот период он играл в Рижском эстрадном оркестре. Уже тогда в его игре соединились напористая манера Бена Уэбстера, академический мелодизм Майлза Дэвиса и раскованность фри-джаза.

В 1984 году Раймонд сформировал трио, где его игра раскрылась вместе с тандемом молодых музыкантов. На контрабасе играл Иварс Галиеникс — человек, влюбленный в свой инструмент. Что интересно, ударник Марис Бриежкалнс не был искушен в джазе. Но это не помешало Раймонду уловить нужный ему ритм и пригласить барабанщика в трио. Он не прогадал. Басист и ударник отлично сработались. Ребята создали мощную ритм-секцию, и она не только сопровождала саксофон, но и придавала роковый драйв.

Музыканты записали пластинку «Картины Древнего Египта» на Рижской студии звукозаписи. Звукорежиссером выступил Александр Грива, который работал с Zodiac. Он передал философское настроение Египта и ламповую атмосферу академического джаза пятидесятых.

Альбом отыграли в бибоповом ключе. Мелодическая линия держалась на синергии ударных и контрабаса, а хаотичные мазки тенор-саксофона добавили полотну целостности и завершенности. Несмотря на то, что в аннотации пластинки указано, что не нужно ждать полного погружения в мелодику Египта, восточное настроение здесь присутствует. Оно гармонично вплетено в джазовую ткань.

«Пирамида Хеопса» больше похожа на работы Майлза Дэвиса середины пятидесятых. Здесь музыка не навевает образ загадочной пирамиды. Она скорее уносит в атмосферу ночных клубов 52-й улицы Нью-Йорка. Композиция стартует с сочного проигрыша ударных и развивается в закругленной манере с элементами мелодики народов Северной Африки. В завершении темы — гармоничная джазовая баталия между ударными и контрабасом.

«Большой Сфинкс» — самая египетская тема пластинки. Долгое меланхоличное вступление приносит понимание истоков блюзовой музыки.

По своему стилю «Пирамида Микерина» меньше всего походит на традиционную музыку античного Египта. В ней царит манера Джона Колтрейна. Дерзкая и ломаная партия саксофона скорее заставляет вспомнить сложные композиции с Blue Train. Что не становится помехой для восприятия «Пирамиды Микерина» как темы, тесно связанной с Востоком. Сакс Раймонда отлично создает шум и гам арабского базара. Или напоминает причудливые узоры персидского ковра.

Ближе к концу Раубишко замедлил темп и ушел в неспешную музыкальную медитацию. Шум базара стих, настало время для размышлений с пиалой каркаде. Кульминация — соло на ударных.

Любопытно, что Раймонд Раубишко не планировал записывать концептуальную пластинку. Он репетировал несколько пьес, среди которых были «Пуд соли» и «Пирамида Киопса», названная по фамилии басиста из Рижского эстрадного оркестра. Однако когда Александр Грива услышал музыку трио, то предложил соединить треки идеей древних пирамид. Так появились «Картины Древнего Египта».

Учитель музыки, ставший джазовым философом

Олег Киреев — видная фигура башкирского джазового мейнстрима. Он родился в 1963 году в Уфе. С детства играл на тенор-саксе и фортепиано. В молодости работал педагогом в музыкальной школе. В 1986 году организовал ансамбль «Орлан». Ребята выбрали фьюжен из башкирской этники, модального джаза и электроники.

Джазовая философия Киреева проявилась на первой пластинке — «Башкирские легенды», которая вышла осенью 1990 года. Здесь в музыканте гармонично жили две личности. Консерватор, что ценит традиции Майлза Дэвиса, Коулмена Хокинса и Джона Колтрейна. И смелый исследователь глубокой этно-музыки, покоренный с детства звучанием курая и кубыза — башкирских народных инструментов. Олег Киреев даже добавил башкирское горловое пение узляу.

В первом треке «Абдрахман» ансамбль смешал world music, где тему вел протяжный курай, гипнотические звуки клавиш, похожих на стиль dream house, птичьи трели и балладный закругленный джаз трубы. В «Карабай» Олег Киреев устроил сольную импровизацию, отдав дань уважения Лестеру Янгу и Декстеру Гордону, — его саксофон то нежно пел, то хрипло кричал, а потом тема перешла в космический джаз.

Удивительные сюрпризы ждали и на второй стороне пластинки. Например, в треке «Поющий тростник» Киреев и друзья замутили отрывистый фри-джазовый психодел. При этом весь материал был основан на башкирском мелосе.

Вот что рассказал о своей философии в 2007 году сам Олег Киреев:

«Я — смесь двух народностей, в силу своего рождения на Урале, где проживают башкиры, татары, калмыки. Я естественным образом начал познавать и впитывать совершенно разные культуры, интерес к ним пришел очень рано. Башкирия находится на стыке Азии и Европы, азиатская культура всегда была мне интересна и оказывает на меня влияние по сей день. Я понял, что при глубоком погружении в мелодику и ритмику азиатских народностей можно заметить какие-то общие черты с европейской и американской культурами. Иногда, впрочем, и полную их противоположность. И вот тут-то, при наличии фантазии и настроения, рождаются причудливые узоры, которые возможны только благодаря слиянию твоих знаний джазового музыканта и эмоций исследователя фольклора.

Порой, соединяя африканский ритм и молдавскую мелодию, находишь нечто, что невозможно было бы представить в чистом джазовом или этническом исполнении. Можно долго спорить о правильности такого сочетания, но, как мне кажется, ответом является реакция слушателей».

В девяностые годы Олег Киреев жил в Польше, в 1994-м его признали в США, а два года спустя он получил Grammy за лучшее выступление на фестивале в Монтрё. Сейчас пластинка «Орлан» считается жемчужиной советского этно-джаза и находится в фонотеках продвинутых коллекционеров.

Обзором ансамбля «Орлан» рассказ о советском этно-джазе можно завершить. После 1991 года уже российский джаз пережил еще одно возрождение, многих отечественных музыкантов признали за рубежом, где они выпускали первоклассные альбомы, но это уже совсем другой временной эон.