СССР глазами джинна. Чего больше в книге о старике Хоттабыче — волшебной сказки или суровой правды жизни?

Зона молчания

В русскоговорящем культурном пространстве старик Хоттабыч — пожалуй, самый известный волшебник (в том смысле, что он тоже способен творить чудеса) после Гарри Поттера. Смешной старомодный джинн из бутылки может вырвать волосок из бороды и сотворить магию, сказав «трах-тибидох» (этого забавного заклинания, кстати, нет ни в одной печатной версии сказки, впервые оно появилось в радиоспектакле Сергея Богомазова, впоследствии изданном на пластинках).

«Тощий и смуглый старик с бородой по пояс, в роскошной чалме», Хоттабыч появляется из глиняного сосуда, выловленного в Москве-реке обычным советским школьником. Его полное имя — Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб, возраст — 3732 года.

Хоттабыча любят и знают представители разных поколений. Но его создатель, автор повести Лазарь Лагин, так и остался автором одного произведения, хотя писал много.

Лазарь Иосифович Гинзбург родился в Витебске 21 ноября 1903 года (4 декабря по новому стилю). Позднее он взял себе псевдоним, под которым стал известен — Лагин, от соединения первых букв имени ЛАзарь и фамилии ГИНзбург. На протяжении жизни Лагин писал и фантастические романы, и памфлеты, и журнальные статьи, и репортажи, и сценарии к мультикам. Был он, вероятно, и поэтом. Показывал свои стихи Владимиру Маяковскому. Позже знаменитый поэт спросил, почему Лагин их больше не приносит, но тот себя не переоценивал:

«Говоря откровенно, у меня имеется немалая заслуга перед отечественной литературой: я вовремя и навеки перестал писать стихи».

Лагин прошел и Гражданскую, и Великую Отечественную войны, участвовал в обороне Севастополя. Он работал заместителем главного редактора в журнале «Крокодил», числился в Союзе писателей, помогал с публикациями братьям Стругацким, делал мультфильмы. И всё же, словно бы вопреки этой блестящей биографии, Лагина не ценили ни в его эпоху, ни после.

«Я с изумлением и восторгом читал и перечитывал поразительную сказку о похождениях пионера Вольки и старого доброго джинна Хоттабыча. Сказку, украшенную непревзойденными иллюстрациями Рогова, печатал из номера в номер превосходный в те времена детский журнал „Пионер“, и с тех пор вот уже половину столетия странствует по всему нашему миру созданный талантом писателя Лазаря Иосифовича Лагина образ современного Дон-Кихота в шляпе-канотье и короткой курточке, с этаким вот носом и многострадальной бородой, странствует, поражая молодое воображение, по страницам бесчисленных наших и зарубежных изданий, по экранам кино и театральным подмосткам и, надо полагать, будет странствовать, пока сохраняется в человеке надежда, вера в добро и чувство юмора».

Аркадий Стругацкий «О Лазаре Лагине»

Наталья Лагина, дочь писателя, вспоминает:

«Вообще, отцу в „регалиях“ страшно не везло, но он как-то очень спокойно к этому относился. Скажем, о „Хоттабыче“ в печати было всего две (!) рецензии: одна в 1940-м году, когда вышло первое издание книги, другая — к 75-летнему юбилею отца, да и то, признаться, я „подсуетилась“ и упросила приятеля, специалиста по фантастике, написать в „Литературку“ юбилейную статью. Отец же сам никогда не организовывал себе рецензий, хотя всячески откликался, когда не очень удачливые талантливые люди просили его помочь».

Казалось бы, сказку любят, автор — певец коммунистических идеалов, герои — юные пионеры, но с триумфом что-то не складывалось.

Журналист Михаил Лезинский, приезжавший к Лагину в гости (визит описан в очерке «В гостях у Хоттабыча»), рассказывал, что между ними произошел такой диалог:

— Уж не собираетесь ли вы стать моим биографом? Предупреждаю: не так-то будет легко опубликовать что-либо обо мне.
— Это почему же?
— Сам не пойму, вокруг меня какой-то заговор молчания. Как вы думаете, сколько рецензий появилось на белый свет после того, как вышел мой «Старик Хоттабыч»?

Ну и вопрос: откуда я могу знать?.. На такую книгу, наверное, было не меньше ста рецензий. Мне приходилось читать повести самого среднего уровня и рецензии на них, во много раз превышающие объем книги.

— Несколько сот! — ответил я наугад. — А может — и несколько тысяч!
— Ни одной, — в тон мне сказал Лагин.

Как создавался дед

Свою самую известную сказку Лагин написал в 1938 году. Первую часть «Старика Хоттабыча» напечатали в октябрьском номере журнала «Пионер». Вначале повесть была короче: состояла из двадцати глав и вся поместилась в три последних номера (октябрь, ноябрь, декабрь). В 1940 году «Старик Хоттабыч» вышел отдельным изданием, количество глав выросло до пятидесяти семи, фабула усложнилась, герои «повзрослели». А в 1950-х появилась новая версия, еще более расширенная и переделанная.

«Старик Хоттабыч» основан на других текстах — на «Сказке о рыбаке» из «Тысячи и одной ночи» (об этом упоминает сам автор в предисловии) и на романе Ф. Энсти «Медный кувшин» 1900 года. В последнем главный герой тоже выпускает из кувшина своенравного джинна. Литературовед Бен Хеллман писал об этом сходстве почти как о плагиате: «Лагин заимствовал у Энсти не только основную идею, но и целые сцены, хотя, конечно, изменил место и время действия — теперь это Советский Союз тридцатых годов». Старик Хоттабыч попадает в Советский Союз из условного сказочного прошлого — времени классового неравенства, рабства, отсутствия парикмахерских и телефонных аппаратов. Его удивляет многое, но больше всего — само устройство общества. Лагин рисует не приключения джинна и мальчика, а мир вокруг.

В некоторых источниках упоминается, будто «Старика Хоттабыча» Лагин написал во время поездки на остров Шпицберген, куда его отправил вместе с художником Борисом Ефимовым Александр Фадеев, генеральный секретарь Союза писателей.

В декабре 1938 года арестовали Михаила Кольцова, главного редактора «Крокодила». Стремясь уберечь его коллег от такой же участи, Фадеев отправил их в творческую командировку — писать про быт в Арктике.

Но временные рамки немного разнятся: «Старик Хоттабыч» к этому времени уже допечатывается в «Пионере». Так или иначе поездка позже нашла художественное выражение в следующих редакциях «Хоттабыча»: Лагин под впечатлением от Арктики написал новые главы — часть о путешествии героев на ледоколе «Ладога».

Дела у врагов народа

Повесть «Старик Хоттабыч» шла в ногу со временем. По этой детской сказке, выдумке о приключениях джинна, можно анализировать отдельные периоды советской эпохи. Конечно, глиняных бутылок с магическими существами из рек в СССР не вылавливали, но контекст, в котором создавалась сказка, влиял на произведение. И вот каким он был.

Только что закончился Третий московский процесс. В журнале «Пионер» за 1938 год печатали статьи, в которых обличали зверства право-троцкистского блока. Обвиняемых называли (со страниц детско-юношеского журнала!) «кучкой самых отъявленных негодяев из всех существовавших на свете», «гнусными тварями, которых стыдно назвать людьми», рассказывали, как они «подбрасывали в масло битое стекло и ржавые гвозди, чтобы рвать внутренности советским людям». Вероятно, по детскому обыкновению читатели могли пролистывать некоторые политические части «Пионера», но общая атмосфера должна была ощущаться. В марте 1938 года на скамье подсудимых оказался нарком внутренних дел Генрих Ягода. Его преемник, Николай Ежов, продержится меньше года — в ноябре его «снимут» (формально он оставил пост по собственному желанию). На место Ежова придет Лаврентий Берия и начнет облавы на организаторов московских процессов. В стране происходят фантасмагорические превращения: вчерашних героев судят как преступников. В сказках иногда злодеи оказываются добрыми и пересматривают свою систему ценностей. Советской действительности это было не свойственно.

Детям в 1938 году очень хочется прочесть добрую историю про старого джинна, способного творить чудеса, смешную, искреннюю, беззаботную — такую, в которой сложности решались бы одним заклинанием. И у них появляется «Старик Хоттабыч».

Повесть обычно трактуют как воспитательную — джинн советизируется, увлекается радио, хочет устроиться на достойную работу. Но по мнению исследователя Марка Липовецкого, проделки Хоттабыча вовсе не противоположны советскому отношению к действительности — наоборот, они его гипертрофируют. На экзамене по географии Волька повторяет слова Хоттабыча, не в силах говорить за себя. Футбольные ворота подыгрывают нужной команде. Парикмахер и клиенты превращаются в стадо баранов. Во всех этих образах угадываются методы, которые применялись в обличении врагов народа.

Враг говорит чужим голосом, враг подыгрывает противнику, враг третирует народ. Что-то в самой атмосфере «Старика Хоттабыча» вновь и вновь возвращает к рассуждениям о скрытых политических аллюзиях и исторических параллелях.

«Я далек от мысли искать в „Старике Хоттабыче“ тайную антисоветчину. Напротив, Лазарь Лагин, известный своей ортодоксальной репутацией, по-видимому, вполне искренне делился с Хоттабычем устойчивыми в советской культуре представлениями о том, как следует обращаться с врагами. Другое дело — что автор не всегда может контролировать своего персонажа, особенно если этот персонаж — трикстер. Попадая в руки Хоттабыча, советские формулы буквализируются и потому становятся пародийными».

Марк Липовецкий

Исторические параллели

В январском номере «Пионера» за 1938 год Самуил Маршак публикует стихотворение «Дворец»: «Фонтанка плещется, как встарь. / Над ней стоит дворец. / Но в дом, где жил когда-то царь, / Пришел другой жилец». Дворцы появляются и в «Старике Хоттабыче»: «Первый дворец был из драгоценного розового мрамора. Его восемь тяжелых резных дверей, изготовленные из сандалового дерева, были украшены серебряными гвоздями и усыпаны серебряными звездами и ярко-алыми рубинами. Посреди третьего дворца был просторный бассейн, а в нем плескались золотые рыбы, каждая величиной с доброго осетра». У Маршака и Лагина совпадают образы и детали. Фонтанка плещется, и рыбы тоже.

В майском номере «Пионера» — рассказ о том, как передвигали дома, чтобы расширить улицу Горького. Пионеры сами написали письмо в журнал:

«Чтобы сделать улицу широкой, решили снести все дома с правой стороны улицы Горького. Должны были сломать и наш дом. Но он такой большой и красивый, что ломать его было жалко, решили его просто отодвинуть назад. <…> Дом двигался со скоростью восемь метров в час, поэтому никто не замечал, что он движется. Наш дом переезжал три с половиной дня».

Сцена об этом же в «Старике Хоттабыче»:

— А знаете, товарищи, наш дом скоро будут сносить.
— Прошу прощения, превосходнейший отрок, не скажешь ли ты мне, что значит «сносить дом»? — осведомился Хоттабыч.
— Ну, сломают.
— А зачем, прости мне мою назойливость, будут ломать твой дом?
— То есть как зачем? Чтобы построить на его месте новый дом, дом-дворец. Это не только наш дом ломать будут, — добавил он с гордостью, — в нашем переулке сразу четырнадцать домов ахнут. Заодно уж и переулок расширят. Давно пора.

В июльском номере — статья «История футбола»:

«Сейчас в разгаре летний спортивный сезон, и после долгого зимнего перерыва футбол опять вступил в свои права. В дни матчей стадионы, как магнит, притягивают тысячи и тысячи зрителей, и трибуны заполнены шумной человеческой толпой».

В «Хоттабыче»:

«В дни футбольных матчей всё население Москвы разбивается на два не понимающих друг друга лагеря. В одном из лагерей — энтузиасты футбола. В другом — загадочные люди, абсолютно равнодушные к этому увлекательному виду спорта».

Эти совпадения не означают, что Лагин сознательно повторял темы за журналом, в котором печатал свою сказку. Речь скорее об особой чуткости в отношении настроений.

Футболом тогда были увлечены все, не только авторы и читатели «Пионера». И проблематику опустошенных дворцов тоже пытались осмыслить многие. И о поднятии домов говорили везде. Писатель в каком-то смысле просто изображал реальность, в которой жил.

Приключения Хоттабыча и Вольки напоминают отношения с действительностью, которые сложились у детей и взрослых в стране Советов. И когда старику-джинну не нравятся парикмахеры, он говорит про них: «Разве достойны вы носить имя людей?» — реплика до странности похожа на те обвинения, которыми обычно клеймили со страниц печати врагов народа.

И физкультурник, и ученый, и чемпион комнатного бильярда

Хоттабыч пытается наказать (испепелить, превратить в жаб, продать в рабство, отослать) всех, кто недостаточно почтителен по отношению к его господину. При этом Волька в этих «зверствах» как бы невиновен. Исследователь А. Куляпин считает, что здесь тоже отразились реалии советской действительности: в 1937–1938 советская интеллигенция почти искренне верила, что Сталин не причастен к массовым репрессиям. Волька почти так же не имеет отношения к «злодеяниям» Хоттабыча, чаще всего он просто недостаточно точно выражается.

Непомерное восхищение Хоттабыча Волькой — тоже аллюзия на советского вождя. Хоттабыч украшает золотые доски над входами в подаренные дворцы надписью: «Дворцы эти принадлежат благороднейшему и славнейшему из отроков этого города, красавцу из красавцев, умнейшему из умных, преисполненному неисчислимых достоинств и совершенств, необоримому и непревзойденному знатоку географии и прочих других наук, первейшему из ныряльщиков, искуснейшему из пловцов и волейболистов, непобедимому чемпиону комнатного бильярда всех систем — царственному юному пионеру Вольке ибн Алёше, да славится во веки веков имя его и имя его достойных родителей». Вольку от таких похвал бросает то в жар, то в холод. Сравните «титулы» Сталина, которыми его награждали в прессе: «Корифей всех наук. Величайший гений всех времен и народов. Лучший друг физкультурников».

Сталин собственных восхвалений якобы (а может, и совсем не якобы) не одобрял, пытался запретить книги о себе и даже рекомендовал сжечь их. Правда, в отличие от всех остальных приказов вождя, эти почему-то старательно игнорировались. О Сталине писали много: в основном, о его детстве и юности, о его благородстве. Тот же журнал «Пионер» в том же 1938 году опубликовал очерк Беньямина Ивантера «На родине Сталина», прочитав который, читателю должно было стать «ясно, что Сталин был избран судьбой с самых ранних лет».

«Это книжка про халяву. Очень русская книжка. Как в детстве я восхищался ею по этой причине, так и во вполне зрелом состоянии. <…> Человек идет-идет и в какой-то момент ему нужно, чтобы появилась скатерть-самобранка, потому что иначе умрет с голоду. В нашей традиции скатерть-самобранка просто не должна сворачиваться. Поэтому пока есть волоски в бороде у Старика Хоттабыча, жизнь будет продолжаться. Хотя сам писатель вроде бы пытался нас предупредить, что это не очень хорошо. Помните эпизод на футбольном поле, когда на каждого игрока сваливается по одному мячу. Сам Лагин не понимал, что это и есть наш идеал. Мы бы хотели, чтобы на игровом поле было 22 мяча».

Александр Архангельский

Разные редакции

Наталья Лагина, дочь писателя, утверждала, что отца заставляли политизировать повесть. Сам Лагин говорил примерно в таком же ключе:

«Я писал памфлет на книжки подобного рода, а Хоттабыча изувечили, выбросили из книги несколько глав и так отредактировали, что памфлет превратился в волшебную сказку».

Между разными версиями текста есть значительные расхождения.

Лагин убирает целые эпизоды и вставляет новые. В редакции 1950-х появляются телевизоры, а шестидневка сменяется неделей.

Но больше всего заметно смягчение нравов. В первой редакции Волька, например, слышит «раздраженный голос матери», во второй слова «раздраженный» уже нет. 1938 год: «Наконец-то! — накинулась на него мать». В 1955 году она уже не накидывается.

Интонация подчас тоже сильно отличается: в первой версии Хоттабыч «заорал на всю площадь», во второй — «вскричал». Меняется и сам характер Вольки. Сравните капризную требовательность первого («Я желаю немедленно очутиться на полу») с вежливостью второго («если это вас не затруднит… будьте добры… конечно, если вас это не очень затруднит… Одним словом, мне бы очень хотелось очутиться на полу»). Волька-1: «Разве это я говорю? Это вон он, этот старый болван говорит!» Волька-2: «Это вон он, этот старик, заставляет меня так говорить…»

В первой редакции в сцене с верблюдом прохожие реагируют на него довольно агрессивно и тут же предлагают: «В отделение — и весь разговор». К счастью, у них есть вторая попытка — Большой террор прекратился, поэтому они просто любопытствуют и сетуют: «Подумать только — чуть-чуть несчастье не приключилось!..»

Еще в самом первом, журнальном варианте Хоттабыч отправляет Женю в Индию, но приключения там случаются как бы постфактум и читателю ничего о них не сообщается. В версии 1951 года Женя поражен царящем в Индии классовым неравенством, а устройство страны описывается подробно, со шпилькой в адрес Британии: «В чем дело? — воскликнул он. — Я свободный советский человек. / — Тут тебе, болван, не Советский Союз, — ответил один из них, — а британское содружество наций, и ты не свободный человек, а мой раб». В редакции 1955 года опять крутой поворот. Женя сообщает, что он русский, и его встречают с радостью и энтузиазмом: «Что тут с погонщиком сделалось! Лицо его расплылось в широчайшей улыбке, и он закивал головой с такой силой, что тюрбан только чудом не слетел наземь. Затем он заставил своего слона стать на передние колени, взял Женю к себе, и вся кавалькада, торжественно покачиваясь, продолжала свой путь к деревне».

В варианте 1940 года Хоттабыч ловит по радио «Владивосток и Анкару, Тбилиси и Лондон, Киев и Париж». В 1951 году все иностранные столицы заменены городами СССР — Ленинградом, Минском и Ташкентом. Изменение политической обстановки сказывается не только на этом. Так, сначала персонажи упрекают фашисткую Италию: «Крупная [рыба] пойдет утром на продажу, чтобы нам было чем уплатить налоги синьору Муссолини. Вы, наверное, знаете этого синьора: он всё время заботится, чтобы у нас в кошельках не валялись лишние денежки». Потом, в новых редакциях, когда Муссолини уже умер, упреки получает далекая Америка: «У синьора военного министра не будет на что покупать американское оружие».

Обстоятельства в «Старике Хоттабыче» меняются, словно в интерактивном сериале. Лазарь Лагин зорко следил за временем, в которое выходили его книги.

Подобных трансформаций не претерпевала, пожалуй, никакая другая книга. «Хоттабыч» менялся вместе с эпохой.

«1938-й — год расцвета сталинизма и тоталитаризма, завершающий этап массовых „чисток“. В 1955-м из лагерей возвращаются люди, арестованные во время тех самых „чисток“; официальное разоблачение Сталина еще не произошло, но атмосфера в обществе уже начала радикально меняться. Начинается „оттепель“. Между этими точками — война и десять лет послевоенной разрухи».

Ирина Глущенко

Советизация джинна

Герои путешествуют на ковре-самолете, на паруснике, на ледоколе. Хоттабыч узнает разные детали советского быта и со временем сам становится достойным представителем коммунистического общества. Он страстно увлекается радио. Заканчивается повесть почти трагически:

«Если кто-нибудь из читателей этой глубоко правдивой повести, проходя в Москве по улице Разина, заглянет в приемную Главсевморпути, то среди многих десятков граждан, мечтающих о работе в Арктике, он увидит старичка в твердой соломенной шляпе канотье и вышитых золотом и серебром туфлях. Это старик Хоттабыч, который, несмотря на все свои старания, никак не может устроиться радистом на какую-нибудь полярную станцию.

Особенно безнадежным становится его положение, когда он начинает заполнять анкету. На вопрос о своем занятии до 1917 года он правдиво пишет: „Джинн-профессионал“. На вопрос о возрасте — „3732 года и 5 месяцев“. На вопрос о семье Хоттабыч простодушно отвечает: „Круглый сирота. Холост. Имею брата по имени Омар Юсуф, который до прошлого месяца проживал на дне Северного Ледовитого океана в медном сосуде. Сейчас работает в качестве спутника Земли“. И так далее и тому подобное».

«Гамлет» на фоне личной трагедии Хоттабыча кажется детской байкой. Всесильный джинн фактически становится «маленьким человеком», неспособным преодолеть сопротивление бюрократической машины. Но и из этого Лагин умудряется вывести показательную мораль: по логике его повествования обычность Хоттабыча вовсе не плоха, наоборот, она лишь подчеркивает, что в Советском Союзе хорошо живется всем.

«Вообще, литературному произведению невозможно задать вопрос, почему оно появилось. Но иногда очень хочется. Вот и тут напрашивается. Лагин задумал книгу в 1937–1938 годах. Почему такая идея — погрузить в реальность всемогущее существо? Я думаю, что если не в эту минуту, то в следующую, вам придет в голову параллель, которая мне пришла в голову, когда я стала на днях <…> перечитывать книгу спустя много лет. Это просто литературная аналогия. В одно и то же время задумано два совершенно разных произведения с близкими героями, с близкой ситуацией: „Мастер и Маргарита“ и „Старик Хоттабыч“. В данном случае, просто невозможно не видеть, что структура та же: Воланд и реальность, Старик Хоттабыч и реальность. Он так же превращает людей (в первом издании, потом это исчезло): там была сцена, где тех, кто себя грубо ведут, Хоттабыч превращает в баранов. Подобно тому, как Николай Иванович превратился в борова. Масса одинакового».

Мариэтта Чудакова

Страсть советского государства к нравоучениям подчеркивал еще писатель Андрей Синявский:

«Эта власть всё время читает нотации и своим гражданам, и всему миру… Советская цивилизация принимает нравоучительно-дидактический образ. Государственная власть воспитывает, прорабатывает, наставляет и поучает людей. Это — соединение тюрьмы со школой, причем со школой для трудновоспитуемых или дефективных детей».

Детская литература, несущая, помимо прочего, воспитательные функции, тут разворачивается в полную мощь. Волька учит старика Хоттабыча, эта повесть — роман воспитания наоборот: ребенок, юный пионер, воспитывает джинна возрастом в пару тысяч. Потому что в советской утопии даже самые маленькие осознают свое место в обществе и могут успешно интегрировать в него других.

Александр Фадеев утешал Лагина, к которому так и не пришел успех, такими словами:

«Лазарь, тебя здорово будут издавать в XXI веке».

Тем не менее почти все произведения автора забыты. Вечен только Хоттабыч — всесильный джинн, попаданец из прошлого, мечтатель. Видимо, секрет успеха «Старика Хоттабыча» не только в том, что наивность джинна близка читателю, не только в забавных и ироничных моментах, высмеивающих эпоху, но и в обещании утопии, где хотелось бы жить каждому, — с честными пионерами, которым не нужны дворцы, с радио и ледоколами, И Хоттабыч растворяется в этой утопии, потому что в ней не нужна магия, поскольку всего может достичь наукой и трудом.