Мафия в Азербайджане, воры в законе и дебют Тарковского: 7 советских нуаров
Для людей, которые представляют себе советское кино в виде хитов наподобие «Иронии судьбы», знакомство с темной стороной отечественного экрана может оказаться шокирующим. Ну как же, у нас же всё было такое светлое! Далеко не всё: несмотря на господство румяного соцреализма, советские режиссеры снимали немало криминальных фильмов с элементами нуара и успешно переводили заграничную депрессивность на родной язык. В нашей подборке — дебютная работа Андрея Тарковского, психологические детективы последнего классика азербайджанского кино Расима Оджагова и первый советский фильм о криминальных авторитетах.
В доме преуспевающего бизнесмена, владеющего издательским домом (Юрий Яковлев), собирается теплая компания. Господа целуют ручки дамам и пьют дорогой алкоголь (в начале фильма нам показывают этикетки на бутылках напитков, которые в то время не были доступны советским зрителям). Вскоре мы узнаем о брате хозяина дома, который умер год назад. Этот не появляющийся на экране загадочный персонаж связывал между собой всех собравшихся. Внимательно прислушиваясь к намекам, мы понимаем, что он был наркоманом, который спал не только с женой своего брата, но и с мужем своей свояченицы, а еще — что никто на самом деле не знает, как он умер.
Пьеса Джона Пристли до сих пор появляется на подмостках, но экранизация Владимира Басова не кажется устаревшим курьезом, в котором посреди брежневского застоя, пусть даже в декорациях загнивающего Запада, вдруг появляется негетеронормативный мужчина. Это мучительная драма, в которой все любят не тех, при этом никого, пожалуй, не жалко. Даже веселенькие закадровые песнопения на титрах не отменяют созданного режиссером настроения обреченности. Особого внимания заслуживает местная роковая девица (Елена Валаева), которая притворяется анекдотической блондинкой, чтобы вертеть мужчин на известном органе. Один из самых неприятных женских образов в кино.
«Допрос» (1979)
Честный следователь Ганиев (Александр Калягин) допрашивает симпатичного мужчину (любимец режиссера Расима Оджагова Гасан Мамедов), который заведовал галантерейным цехом и наворовал столько денег, что их практически не может потратить гражданин в СССР. О чем этого товарища ни спроси — он со всем согласен. И он утверждает, что всегда действовал один, даже когда следователь сообщает, что ему грозит 15 лет только за галантерейный цех, а за изнасилование и убийство школьницы — и вовсе исключительная мера. Тем временем следователю звонят неизвестные, намекающие на детей и жену, которая его всё время пилит, а начальство курит сигареты «Мальборо», к которым у советских людей не было доступа.
Пока Оджагов всё это снимал, выпарив яркость красок солнечного Азербайджана до монохромности итальянского неореализма, в другом месте под солнцем рисковые кинематографисты разоблачали коза ностра. Очевидно, что следователь Калягина в своей принципиальности дойдет до того же, что и главный герой «Спрута». Перед нами история мафии, которая действовала на правительственном уровне в Азербайджанской Республике. Дело в том, что пришедший на тот момент к власти Гейдар Алиев развернул кампанию по борьбе с коррупцией, из-за которой произошла отставка его предшественника Вели Ахундова. Но даже с учетом политической подоплеки трудно представить, что задолго до перестройки появился фильм, предъявляющий обвинение самым верхам. В масштабах Союза картину можно отнести к локальному кинематографу, но любой чуткий зритель после просмотра не мог не задаться вопросом: если это происходит в Азербайджане, где еще это может произойти?
«Воры в законе» (1988)
В горной деревушке живет красавица Рита (Анна Самохина), которую консервативные дед и бабушка пытаются отвратить от общения с мужчинами. После ее первого неудавшегося секса бабушку обнаруживают мертвой с кровавым пятном на лбу. Дальше мы встречаем девушку в курортном городке, где она живет с криминальным авторитетом Артуром (Валентин Гафт, которого после этой роли бандиты уважительно приглашали на сходки), за которым пристально наблюдает милиция.
Рита Хейворт, Лорен Бэколл, Марлен Дитрих… Величайшие фам фаталь нуара не узнали имени Анны Самохиной, которая в конце XX века воскресила типаж «куклы Сатаны» — убийственной женщины, которой не нужно махать острыми предметами, как Шерон Стоун в «Основном инстинкте», чтобы вокруг нее брызгала кровь. Самохина настолько прекрасна, что по мотивам рассказа Фазиля Искандера «Чегемская Кармен» режиссер Юрий Кара мог бы снять более эстетское кино о том, как Рита просто гуляет под солнцем и пьет вино, невзначай разбивая жизни. Но эпоха требовала другого сценария, в котором бы пули свистели над головой, а нервная Самохина в черном контрастировала с невозмутимым Гафтом в белом (можно считать, что артист сыграл Воланда раньше, чем Кара снял «Мастера и Маргариту»). В мужской истории о королях преступного мира актриса не потерялась и до сих пор пленяет с экрана.
«Убийцы» (1956)
В захолустный городок приезжают двое киллеров по душу бывшего боксера (первая роль в кино Василия Шукшина). Сначала два красавчика в шляпах терроризируют бармена (сорежиссер картины Александр Гордон) и еще нескольких обывателей в лучших традициях банды Алекса Де Ларджа и молодчиков из «Забавных игр». Не дождавшись своей жертвы, они уходят, а тот просто лежит в своей комнате в покорном ожидании. Почему его ищут? Почему он не бежит? Мы не узнаем, что произошло.
Кажется, именно неизвестность в рассказе Эрнеста Хемингуэя заставила американского режиссера Роберта Сиодмака в 1946 году расширить историю, придумав предыдущие события, благодаря чему появился один из самых захватывающих нуаров. За двадцать минут короткометражки, которую Андрей Тарковский поставил с несколькими однокурсниками еще во время учебы во ВГИКе, тоже можно основательно известись. Хотя работа Тарковского, безусловно, еще ученическая, а самый творческий здесь — оператор, экспериментирующий с углами съемки, у советских ребят получилось еще фатальнее. Вот он лежит, курит в потолок, делать что-либо поздно. И почему у людей такая судьба, а не другая, — кто же знает?
«Случай из следственной практики» (1968)
Уже почти отсидевший за воровство, драку и побег зэк (Алексей Ковалев) вдруг заявляет следовательнице (Любовь Земляникина), что десять лет назад участвовал в убийстве одного из членов своей дворовой гопкомпании. Следовательница, которая выглядит как наивная девочка-ромашка, звонким голоском требует:
Трупа вроде бы нет, но зэк утверждает, что был. Среди его приятелей, которые давно завязали, — летчик, который летает за границу, ученый из «почтового ящика» и медсестра, которая каждый день спасает жизни (Нина Русланова). Советская Фемида с бабеттой на голове начинает ворошить их темное прошлое.
В фильмографии Леонида Аграновича четыре черно-белые остросоциальные картины, которые называли антидетективами еще в 1974 году в сборнике «Вопросы киноискусства». Или, как писал Виктор Демин в 1964-м в первом номере журнала «Искусство кино» о фильме Аграновича «Человек, который сомневается»:
Это очень шестидесятнический фильм, призывающий критически мыслить и оспаривать авторитеты прошлого (о работе сталинских правоохранителей прямым текстом не сказано, но их рецепты подразумеваются, начиная с «Человека», где из подозреваемого выбиты признательные показания). Вот только советское общество у Аграновича показано без оттепельного оптимизма, особенно в процедурале по реальным событиям «Обвиняются в убийстве», где вожаки комсомола (один из них — Игорь Старыгин, будущий наш Арамис, которому Агранович дал путевку в жизнь) напились и напали на молодую пару, забив парня насмерть. Соавтором сценария в «Случае» стал следователь московской прокуратуры Александр Шпеер, которому, по словам режиссера, надоело героизированное изображение работников органов, которые всюду скользят зорким глазом, не зная сомнений. За стильным оттепельным фасадом таится много насилия, саундтрек не по эпохе нервный, а один из обвиняемых, назвав девочку-ромашку садисткой, кончает жизнь самоубийством.
«Катала» (1989)
Бывший карточный шулер по кличке Грек (Валерий Гаркалин) живет у синего моря, работает на катере картежника Шоты (Сергей Газаров) и любит его манящую женщину Анну (Елена Сафонова). Шота сильно проигрывает в Москве мифическому Директору (как обычно, блистательно инфернальный Нодар Мгалоблишвили), подмявшему под себя весь игорный бизнес, поэтому долго не живет, а деньги, которые он был должен, таинственно исчезают. Люди Директора трясут Анну, но у нее ничего нет. Чтобы спасти любимую, Грек готов вернуться в дело и сыграть по-крупному.
Может показаться, что Сергей Бодров снял типовую перестроечную чернуху с показательно грязными убийствами, шагающими туда-сюда без какой-либо необходимости секс-работницами и практически обязательным любовником главаря мафии (перестроечный кинематограф в этом плане копировал классический Голливуд, в котором гомосексуальность была признаком злодейства). Но под родной культурной оболочкой и популярными в стране разговорчиками о том, что «надо ехать», скрывается абсолютно нуарный сюжет об обреченном герое, которого судьба с первого кадра несет не туда. Его уговаривают эмигрировать к родственникам в Грецию, где, как известно, всё есть, но рай ему заказан. Нуарный герой с самого начала опален адским костром, Бодров даже дотошно воспроизводит это ближе к финалу.
«Семь дней после убийства» (1991)
В доме известного генерала (Юрий Яковлев) любят говорить о дружбе народов. Старшую дочь (Татьяна Лютаева) он выдал за карьериста смешанных кровей, младшую — за прибалтийского спортсмена, а возит генерала немногословный азербайджанец Рауф (Фахраддин Манафов), сидящий с семейством за одним столом.
Когда младшую дочь, наркоманку, которая спала с шофером, находят мертвой недалеко от дачи, тянет сказать, что убийца — великорусский шовинизм, которому тут многое посвящено. Но все-таки это не политическое заявление, а еще один «черный» фильм Расима Оджагова, испещренный приметами времени: избыточная женская нагота, кооперативы и отчетливое ощущение близкого распада СССР.
Кино о гнилом, как у Висконти, номенклатурном семействе, за грехи которого, естественно, расплатится невиновный, украшает образцовая фам фаталь в исполнении Лютаевой — не столько соблазнительная, сколько свирепая. Хороших тут нет, поэтому отчасти даже радуешься, что никто ее не остановит, сколько бы мужчины бессильно ни вопили свое любимое оскорбление: «Шлюха!»