Сластолюбцы, сосущие кровь: вампиры в советских фильмах
Представители «черной аристократии», которые перемещаются по миру в гробах, питаются кровью невинных и не выносят дневного света, свободно разгуливали по буржуазным кинолентам, но в советских фильмах вынуждены были маскироваться под недобитых пособников нацизма и рецидивистов или иным образом скрывать свою безжалостную смертоносную сущность. Но нас не проведешь: специально для читателей «Ножа» Граф Хортица, он же Георгий Осипов, вычислил самых коварных кровопийц в кинематографе Советского Союза и составил краткий, но насыщенный путеводитель по ним.
«Скоро настанет время, когда дворяне, сии гнусные сластолюбцы, сосущие кровь, будут истреблены самым жестоким образом», — обещал текст анонимной прокламации николаевской эпохи.
Время наступило не скоро, но сластолюбцы, сосущие кровь, не исчезли вместе с классом эксплуататоров.
Вампиры, ведьмы и оборотни переместились на экран, где, скрывая свое мистическое прошлое, продолжали заниматься тем же, чем всегда: привнесением негативного разнообразия в будничную жизнь теперь уже советского человека.
В кинематографе западных стран представители «черной аристократии» не скрывают благородного происхождения. Дракула остается графом и в Лондоне, балдеющем от марихуаны и рок-музыки. В Союзе ролевые игры в «господ офицеров» не заходили далее белогвардейских романсов.
Организм ложно умершего требует пропитания.
В этом деле полагаются помощники, поставляющие «шефу» новые жертвы в обмен на долю его могущества и обещанное бессмертие.
Место чернокнижников, вольнодумцев и пресыщенных развратников заняли морально неустойчивые, либо наивные граждане, не представляющие, сколь устойчивы пережитки даже в социалистическом обществе.
Роль индивидуальных «князей тьмы», обломков империи неистребимого зла, теперь играли рецидивисты, чье прошлое «на шесть вышек тянет», антисоветчики и ушедшие от возмездия пособники нацистов.
В картине Игоря Гостева «Меченый атом» действует целая сеть упырей, вампиризованных гитлеровцами на Ростовщине. Дремлющее зло реанимирует некто «гусейнов» — пришедший с Запада эмиссар. Включая воскресшего из утопленников проводника Шкаликова и заслуженного врача, который скармливал ракам детей и женщин под Тихорецком.
«Меченый атом»
Но и простые, я бы сказал, простейшие люди могут быть едины в двух и более лицах, подчас не ведая, что творят.
Красота — страшная сила, губительная тем, что лица, плененные ею, забывают про страх.
Из богатейшей фильмографии Александра Абдулова мало кто помнит короткометражку студии «Новосибирсктелефильм» с безобидным названием «Вера и Федор». Это одна из первых киноролей прославленного актера, за угасанием которого будет следить вся страна.
«Вера и Федор»
Поэтичная история любви солдата-отпускника с прекрасной незнакомкой полна намеков и недомолвок. Хроника этого приключения организована таким образом, что важнейшая метаморфоза — превращение натурального в сверхъестественное — остается за кадром. И в подсознании зрителя, имеющего аналогичный опыт, но лишенного четких представлений о его последствиях.
Мы специально не пересказываем внешнюю фабулу этого фильма. Снятая словно бы скрытой камерой, история показана весьма целомудренно. Ограниченный коллектив персонажей четко подразделен на сомнамбул и автоматов.
Большую роль в создании двойственной атмосферы играет музыка композитора Гоберника.
Помимо «Феди и Веры» режиссеру Гоннову принадлежит, пожалуй, самая оригинальная экранизация Анатолия Иванова. К сожалению, эту работу быстро заслонили «Тени» и «Вечный зов».
Дело в том, что «Алкина песня» продолжает линию советских мини-опер на современные темы.
«Алкина песня»
Их было немного, но все они представляют интерес, являясь неотъемлемой частью экспериментальной эклектики шестидесятых.
Любителям необычного стоит посмотреть «Черемушки» с молодым Геннадием Бортниковым и «Двое в декабре» по рассказу Юрия Казакова с начинающим Львом Лещенко в главной роли.
В каком-то смысле эти постановки можно считать аналогом «Шербурских зонтиков» и «Девушек из Рошфора» — двух знаменитых мюзиклов Жака Деми.
«Черемушки»
В отличие от «Алкиной песни» и не менее жутковатых «Озорных частушек» (1970), в «Черемушках» и «Двоих в декабре» совсем не показан «быт полузоологических крестьянских масс», языческий по своей сути. Но и в городских интерьерах поведение поющих героев не лишено психоделической экстравагантности.
«Нормальный человек должен разговаривать, а не петь», — как заметил один из персонажей Александра Галича.
Это не случайное отступление. По неписаным законам жанра зло, как правило, действует бесшумно. Лишь объекты его посягательств поют или напевают, не чуя беды.
Мы приближаемся к основной теме, отклоняясь от нее, — в современном мире так происходит на каждом шагу.
«Озорные частушки»
Каждому конкретному образу в кинематографе соответствует актер, наиболее подходящий для его воплощения. Кто-то играет ученых и генералов, кто-то маньяков и монстров. На Западе в этом амплуа прославились Бела Лугоши — первый звуковой Дракула, и Борис Карлофф — чудовище Франкенштейна, ставшее одной из икон двадцатого века.
Кстати, фрагменты американского фильма с участием двух великих актеров мелькают в советской секс-комедии «Три плюс два»:
Горбатый пастух Игорь (Бела Лугоши) с азартом следит за тем, как Монстр (Карлофф) гоняет Бургомистра (Лайонелл Атвилл) вырванным с корнем протезом той самой руки, которую он оторвал ему в детстве.
Отсюда ощущение «дежа вю» при знакомстве с классикой старого Голливуда.
Белу и Бориса видели миллионы, понятия не имея, что перед ними иностранцы, а не наши каскадеры.
«Три плюс два» картина цветная, а «Сын Франкенштейна», откуда заимствованы жуткие кинокадры, фильм черно-белый. Кристофер Ли и Питер Кушинг продолжали дело Карлоффа и Лугоши в сочном послевоенном цвете.
Единственной звездой отечественного хоррора в полном смысле слова был, пожалуй, только Георгий Милляр. Остальных мастеров этого жанра приходилось вычислять интуитивно.
Трудно разглядеть ложно умершего под маской парторга или командира. И все-таки в стереотипном поведении наших граждан время от времени проглядывали атавизмы иного бытия.
Мы упоминали фильм «Расследование» в предыдущем очерке в связи с персонажем Натальи Фатеевой.
«Расследование»
Семен Яковлевич Воробьев — рецидивист по кличке «Кудрявый», бежит из колонии в шкафу, собранном руками зэков. В точности, как Дракула и Носферату в своих гробах, столь жизненно важных для тех, чья жизнь продолжается вопреки законам природы.
Согласно одной из легенд ГУЛАга, отправляя в Англию русский лес, заключенные сталинских лагерей клали меж досок ампутированные руки — вроде той, которой размахивает Борис Карлофф, изображая разъяренного монстра. Именно эта сценка попала в курортную идиллию «Три плюс два».
Мало исследованное, но броское сходство вампира с диверсантом неоспоримо. Таким же путем — в деревянном ящике — проникает в народную Румынию вредитель в интересном триллере «Морской кот».
Владимир Самойлов, исполнитель ролей «Кудрявого» и Гусейнова в «Меченом атоме», создал множество двойственных образов. О них — в следующих эпизодах нашего цикла.
«Выпьем, Шкаликов. Разговор у нас будет долгим», — говорит Гусейнов настигнутой жертве, прекрасно зная, что судьба ее решена.
Медленно гаснет свет, и на экране возникают положения и лица, немыслимые в будничной жизни зрителя. Так же спускаются сумерки, приближая час пробуждения живых мертвецов.
Герои двухсерийной кинодрамы «Перед самим собой» общаются в основном по ночам.
«Перед самим собой»
Режиссеру Вадиму Зобину удалось весьма деликатно обозначить эту особенность их поведения, не делая из нее сенсации. Даже функционируя при свете дня, они сохраняют частицу ночного сумрака, как некий солнцезащитный скафандр.
Следует отметить, что многие фильмы, снятые на заре перестройки, отображают темные стороны бытия, оставаясь пригодным для всеобщего просмотра. Время для наглядного показа патологий еще не наступило, но нравственно-психологические ужасы волнуют глубже, чем элементы порнографии в искусстве.
Такая сдержанность плюс умелое нагнетание тревожной атмосферы без разного рода «клубнички» и «расчлененки» сближает лучшие фильмы данного периода с творчеством Хичкока и Бунюэля.
«Перед самим собой» представляет собой экранизацию повести Петра Лукича Проскурина «Черные птицы», крепкого прозаика почвеннической ориентации.
От этой истории веет нордическим холодом «Дочерей тьмы» Гарри Кюмеля и «Ночного портье» Лилианы Кавани. А полное отсутствие сцен секса и насилия намекает на более серьезные увлечения отдельных проскуринских персонажей. Слишком экстравагантные, чтобы заинтересовать органы или сплетников.
— Ой, как ты меня напугал!
— Прости.
Если найдена нужная интонация, для создания долгоиграющего саспенса достаточно простейших слов.
Среди других режиссерских работ Олега Зобина стоит упомянуть сериал «Дни хирурга Мишкина» и раритетную комедию «Нервы… нервы…» со множеством антисоветских гэгов в манере братьев Маркс. Если не ошибаюсь, «Нервы» были показаны по ТВ всего один раз и пропали бесследно, став вожделенной редкостью. К счастью, теперь это «крейзи муви» доступно для ознакомления.
«Нервы… нервы…»
В греховном мире день начинается с вечера — сумерки пародируют рассвет. У Джона Донна об этом сказано так:
«Этот мир изначально прогнил настолько, что в нем стало темнеть прямо с утра».
So did the world from the first hour decay
That evening was beginning of the day.
Для кого-то утро начинается с чашки кофе. Но обескровленный организм ищет иных путей утоления жажды. Такова цена извращенного бессмертия — осквернив жертву, вампир передает ей свои потребности и способности.
В столице полночь. Возникнув ниоткуда, к молодому таксисту приближается статный, пожилой джентльмен в капитанской фуражке.
Так начинается не совсем платонический роман «черта» с «младенцем» в последней картине Владимира Фетина «Пропавшие среди живых»:
Джентльмена зовут Федор Борисович Кашлев, среди его прозвищ, известных угрозыску, — «Нырок» и «Строгий».
Любовно сыгранный Павлом Кадочниковым старый гангстер сочетает в себе свойства и оборотня, и вампира, и денди старой школы.
Перед нами классический злодей «довоенного качества», ведущий многолетнюю дуэль со временем и обществом. Столь длительное противостояние нуждается в дозаправке, то есть требует жертв оккультного толка.
Начав знакомство с простецкой реплики «лайба свободна», Кадочников ведет юношу в подобие «танго смерти» к трагическому концу, делая нас соглядатаями декадентского, но упоительного зрелища.
«Расцеловал бы я тебя — да ты в мыле», — задумчиво произносит бессмертный Кадочников, прежде чем прикончить парня любимым видом оружия, в излюбленной позе Графа Дракулы, и покинуть место преступления походкой, говорящей «до новых встреч».
Пристегнутая к финалу сцена погони и гибели — дань законам жанра, согласно которым порок должен быть наказан.
Не о таких ли экстраординарных личностях сказано, что «И ваша память от потомков, / Как труп в земле, схоронена»?
В той самой земле, над которой темнеет на рассвете.
«Донская повесть»
А ведь помимо жестокой «Донской повести» и похождений гражданина Кашлева, Владимир Фетин является создателем «Полосатого рейса» — одной из самых веселых комедий на тему жизни и смерти.
Кстати, о комедиях. При всем изобилии ярких мест, моей любимой сценой в «Кавказской пленнице» остается момент, когда товарищ Джабраил чокается стаканом вина со своим отражением в зеркале. Если только это вино…