Одержимые ангелами: как живут и страдают католические стигматики
Не только демоны, но и добрые духи могут вселяться в человека — так, например, считают католики. Католическая церковь признает особый дар стигматизма, а он иногда сопровождается одержимостью. Всё началось со святого Франциска, обретшего раны Христа на своем теле, и продолжается по сей день. О том, как это происходит и почему с началом XX века польские стигматики обратили свои взоры к востоку, рассказывает Августин Хвыля.
Стигматами называют болезненные, как правило, кровоточащие раны, которые открываются на теле христианских мистиков и соответствуют ранам Христа — отверстиям в руках и ногах, ране в подреберье от копья римского сотника, рубцам от бичевания на теле и следам тернового венца на голове. Стигматы делятся на незримые — те, которые видят и чувствуют только сами их носители, — и зримые, то есть видимые, доступные окружающим. Также они могут быть постоянными или периодическими, то есть возникающими и исчезающими в связи с какими-либо периодами, чаще всего — церковными днями, посвященными страданиям и казни Иисуса.
У ранних христиан стигматизации не было. Во всяком случае, источников об этом не сохранилось. Правда, в Послании к галатам есть упоминание «язв Господа Иисуса», которые апостол Павел носит «на теле моем», но, скорее всего, это метафора. Первым же достоверным стигматиком принято считать Франциска Ассизского — знаменитого средневекового аскета и католического святого, сильно повлиявшего на западноевропейскую историю и культуру.
Стигматики старины: лепра, психоз или чудеса?
Стигматы открылись у святого Франциска в 1224 году, в день Воздвижения Святого Креста, во время молитвы на горе Верне, где он пребывал в сорокадневном посту и медитациях. Сохранилось описание сподвижника Франциска по имени Лев, которое вошло в полные чудес церковные биографии святого. Брат Лев пишет, что видел шестикрылого серафима, сошедшего к Франциску из ослепительного, полного звезд и цветов света, и это было ответом на молитву, в которой экстатик просил познания страданий и любви Христа. Ангел с лицом Иисуса, прижатый к огненному кресту, имел раны на руках и ногах, а из его груди струились лучи огня и крови. Эти лучи пронзили сердце, руки и ноги Франциска, и у того «вырвался крик, полный счастья и боли». Тогда, как живописует брат Лев, огненное существо вошло в тело Франциска и «со всей своей страстью, любовью, скорбью и красотой скрылось внутри», после чего Франциск потерял сознание.
В этом описании заметен сюжет вселения, или инкорпорации, духа в тело человека. При этом тело одержимого приобретает черты вселившегося в него существа — в данном случае стигматы. Исследователи обнаруживают в экстазе святого Франциска и мотивы трансперсонализации: существо, сочетающее в себе образы бога и ангела, выступает как бы высшим «я» мистика, а воссоединение с ним дает начало новому духовному этапу. Святой Франциск получил кровоточащие стигматы, а вместе с ними чудесные дары. Как явствует из легенд, он понимал язык животных и был ясновидцем.
Уже в XX веке медицинские специалисты пытались осмыслить стигматизацию святого Франциска, используя дошедшие до наших времен описания его симптомов.
Эдвард Фредерик Хартунг в 1935 году выдвинул предположение, что Франциск болел малярией с периодической четырехдневной (квартановой) лихорадкой и пурпурой, то есть осложнениями в виде кровоизлияний в кожные покровы. Некоторые пятна, вероятно, повреждались и могли выглядеть как открытые раны. В 1987 году специалисты предположили, что Франциск болел не малярией, а лепрой, которая привела к повреждению тканей.
Так или иначе, после святого Франциска в католическом мире стали появляться люди, заявляющие о стигматизации. Большую часть таких случаев церковь не признала подлинными, но несколько сотен всё же были задокументированы в качестве чудесных явлений. Знаменитой стигматичкой стала монахиня доминиканского ордена Екатерина Сиенская, обретшая незримые стигматы в 1375 году.
В XV веке появилась другая святая — Рита Кашийская, лоб которой на Страстную Пятницу пронзили шипы тернового венца. В следующем, XVI веке святая Екатерина де Риччи обрела не только кровоточащие стигматы, но и красный след от невидимого обручального кольца, дарованного ей Иисусом. В житии этой святой говорится, что она могла видеть за сотню миль от места, где пребывала. Стоит вспомнить также святую XVI века — монахиню Терезу Авильскую, которая хотя и не имела стигматов, но получила и подробно описала опыт, когда ангел пронзил ее сердце огненным копьем:
К нашему времени накопилось несколько научных гипотез о природе стигматизации. Кратко их перечисляют итальянские исследователи в статье «Стигматы в истории: между верой, мистикой и наукой», опубликованной в академическом журнале по биологии. На вершину пирамиды из таких объяснений они помещают кровоизлияния в виде пурпуры, характерные для целого ряда болезней. Медики выделяют и психогенную пурпуру, редкое явление, происхождение которого неясно либо теоретизируется как аллергия к собственным красным кровяным клеткам (эритроцитам) — в этом случае употребляется термин «аутоэритроцитарная сенсибилизация».
Ниже пурпуры в пирамиде причин стигматизации следуют органические расстройства, вызванные болезнями, повреждениями или дисфункцией головного мозга, диссоциативное расстройство идентичности, при котором внутри человека как бы существуют разные личности, и синдром Мюнхгаузена, то есть симуляция, искусственно вызывающая симптомы болезни, чтобы подвергнуться медицинскому обследованию и получить внимание окружающих. Также среди возможных причин стигматизации упоминаются геморрагический синдром, кровотечения, имеющие невротическую природу, вызванные произвольными или случайными повреждениями, редкая и непонятная по происхождению пароксизмальная гематома кистей, иначе именуемая синдромом Ахенбаха, а также истерия, фобии и различные психосоматические расстройства, представляющие собой физиологические патологии, которые развились под влиянием психики.
Кроме того, некоторые исследователи уловили связь между голоданием (религиозным постом), нервной анорексией, диссоциативными психическими состояниями и членовредительством. При этом продырявивший себе руки или ноги человек, по мнению медиков, может не осознавать сделанного и быть убежденным в том, что получил раны свыше. Зафиксировано также членовредительство, подобное стигматам, как часть ритуального обсессивно-компульсивного расстройства, однако в большинстве описанных случаев оно не имеет религиозной составляющей.
Психолог Леонард Зусне в книге «Аномалистическая психология: исследование магического мышления» (1989) пишет:
В конце 1990-х появилась книга «Стигматы: средневековый феномен в современную эпоху», автор которой — Тед Харрисон — дал обзор наиболее известным случаям стигматизации, снабдив каждый из них несколькими объяснениями — от богословского до медицинского. Хотя книга Харрисона не является научной монографией в полном смысле, она строится на интердисциплинарном подходе, в целом соответствует духу медицинской антропологии и получила положительные академические отзывы.
Главное открытие автора состоит в том, что единого механизма образования стигматов нет. Исследуя современные случаи стигматизации, он не нашел доказательств того, что раны имели сверхъестественное происхождение, но при этом пришел к выводу, что они не обязательно должны быть подделкой. Напротив, стигматы могут быть свидетельством подлинного религиозного опыта. Исторический материал показал Харрисону, что стигматизация была преимущественно женским опытом, а тех немногих мужчин-стигматиков, которые появились после святого Франциска, церковь не рукополагала во священство. И только в XX веке появился падре Пио: его стигматы вызывали много споров, однако в 2002 году Ватикан признал итальянского священника святым.
Тереза Нойман и Ванда Бонишевская: стигматички в аду тоталитаризма
Самой знаменитой стигматичкой XX века стала баварская крестьянка Тереза Нойман (1898–1962), которая не только регулярно истекала кровью, предсказывала и исцеляла, но и, как утверждают ее почитатели, не ела ничего кроме святого причастия — освященных на мессе облаток. В возрасте 12 лет Тереза в результате несчастного случая ослепла и была обездвижена. Она прозрела в 1923 году, а позже смогла встать с кровати.
В 1923 году Тереза заявила, что полностью отказывается от еды и питья и будет насыщать себя только словом Божьим. Через три года на ее голове, груди, руках и ногах появились раны, и в пятницу каждой последующей недели она переживала страсти Христовы, претерпевая в своем теле всю его агонию. Во время транса она говорила на неизвестных ей языках, которые были истолкованы окружающими как древнеарамейский и греческий. Тереза якобы путешествовала по временам и пространствам, выходя из тела под действием божественных сил.
Как среди обследовавших Терезу врачей, так и среди наблюдавших за ней священников были сторонники и противники ее деятельности. Одни оставляли отчеты о «большом сомнении» относительно истинности ее истории, другие писали, что собственными глазами видели возникновение кровотечения. Третьи соглашались с тем, что у Терезы действительно открываются стигматы, без воздействия внешних причин и в соответствии с литургическим временем, но не могли подтвердить ее праноедения. Экстазы Терезы были сфотографированы, а позднее она и ее раны попали на видео.
Церковь в 1927 году отговаривала людей от паломничества в деревню Терезы, а после прихода к власти нацистов за ее почитателями стали следить спецслужбы. В Третьем рейхе не доверяли католической церкви и низовым социальным движениям, тем более что христианская мистика противоречила идеалам национал-социализма. Отношения Терезы с нацизмом стали предметом изучения, и, по мнению ряда исследователей, ее культ можно считать пассивным методом сопротивления тоталитарной идеологии.
Интересно, что Тереза во время войны являлась в видениях украинскому стигматику Степану Навроцкому, о котором будет сказано ниже: она просила его молиться за отпавший от Бога немецкий народ, но Степан эту просьбу отверг, предложив коллеге по спиритуальному цеху «самой молиться за своих немцев, которые мучают и преследуют наших украинцев».
Тереза в целом благополучно пережила Веймарскую республику и гитлеровский Рейх. Она умерла популярной фигурой уже в ФРГ. Иначе сложилась судьба польской стигматички Ванды Бонишевской (1907–2003), претерпевшей гонения от власти СССР. Встав на путь монашества, в 1926 году Ванда получила откровения от Иисуса, который хотел, чтобы она «была распята за тех, кто не хочет знать креста». Это видение воплотилось в появлении ран, надолго приковавших монахиню к постели.
Ванда прожила мученическую жизнь, единственным утешением в которой было ее личное общение с высшими силами. В больнице, где ее обследовали психиатры, Ванда ощущала, что евхаристический Иисус, то есть Бог под видом вина и хлеба, живет в ее сердце, а когда медсестра давала ей лекарство, Ванда видела в нем святое причастие. Впадая в болезненный транс, она общалась с Христом, Богородицей, своим ангелом-хранителем, а также умершими людьми и душами в чистилище. В состоянии экстаза полька предсказывала будущее.
В 1939 году, с началом Второй мировой войны, город Новогрудок, где родилась и жила Ванда, стал частью Белорусской ССР. В 1944 году Ванду поместили в лечебницу, а в 1950-м заключили под стражу по подозрению в антисоветской деятельности и укрывательстве «ватиканского шпиона», которым был ее духовник — ксендз Антоний Зомбек. Суд отправил Ванду в тюрьму в Челябинской области. В своих записях Ванда вспоминает, что пребывание в советских тюрьмах и лечебницах она пыталась использовать для распространения веры и иногда ей это удавалось. Так польская монахиня побывала в чистилище, чем исполнила волю Христа. В августе 1956 года она была освобождена, а в 1958-м репатриирована в Польшу.
Possession angelica completa: стигматизация и ангельская одержимость в Галиции
Не исключено, что фигуры Ванды Бонишевской и еще одной известной польской стигматички Елены Пельчар повлияли на распространение стигматизма среди грекокатоликов (униатов) Западной Украины, до 1939 года входившей в состав Польши. Украинская грекокатолическая церковь (УГКЦ) сохраняет византийское богослужение и, подчиняясь папе римскому, в своей повседневности и ритуалистике близка к православным церквям, для которых стигматизация не характерна. Восточно-христианские учителя, культивирующие абстракцию иконописи и далекие от всего земного формы мистицизма, часто упрекают «латинян», то есть римокатоликов, в излишней чувственности и телесно ориентированной эстетике — отсюда, по их мнению, «духовная прелесть» стигматизации, которую некоторые православные богословы рассматривают как явление, чуждое истинному благочестию и едва ли ни дьявольское.
В XX веке, однако, среди грекокатоликов Украины появились первые стигматики — почти все они либо происходили из смешанных польско-украинских семей, либо жили в непосредственной близости от поляков — римокатоликов.
В качестве исключения стоит упомянуть случай стигматизации, произошедший с православным мужчиной в Киеве, который в 1914 году был госпитализирован и скончался, — никаких подробностей о нем неизвестно, поскольку православная церковь этому случаю значения не придала, а журналисты ограничились короткими заметками.
Самой известной украинской стигматичкой стала Настя Волошин, родившаяся в селе Красное (ныне территория Польши) и получившая стигмы в 1935 году, после чего ставшая монахиней-василианкой под именем сестры Мириам. В 1936 году обследовавший Настю доктор Артур Эрб опубликовал в медицинском издании Polska Gazeta Lekarska статью, в которой объяснил стигматизацию девушки истерией. В то же время он признается, что никаких «выразительных признаков истерической конституции» у нее нет, за исключением желания понравиться окружающим.
Во время стигматизации Настя получала не только откровения свыше, но и подарки, называемые апортами, — чаще всего это были крестики и медальоны, якобы материализующиеся в ее руках. Иногда Настя «приносила» из потусторонних странствий плоды с райских деревьев, которыми угощала окружающих. В своих мистических видениях Настя общалась с другими стигматиками Украины и Европы, включая упомянутую ранее Терезу Нойман. В реальности же она взаимодействовала со стигматичками Евстахией Бохняк и Ганусей Труба, которых вместе с Настей церковники поместили под наблюдение в одном из монастырей Львова.
Евстахия была прикована к постели еще с 1925 года. Гануся Труба из Яворовщины получила стигматы ребенком, в 11 лет, во время великого поста в 1937 году. В 1944–1946 годах эти явления у девушки прекратились. Кроме того, в межвоенный период на Западной Украине действовали стигматички Оля из Стрыйщины и Параскевия Наконечна из села Сулятичи Львовской области. Про первую почти ничего неизвестно, мы не знаем даже ее фамилии. А вторая умерла в 33 года. Общим у всех украинских стигматичек было представление о том, что они страдают, искупая грехи окружающих, чтобы Бог благословил их родину, позволил ей объединиться и обрести независимость как от Польши, так и от СССР.
Особенной чертой украинских стигматичек стала регулярная одержимость духами. В отличие от большинства западноевропейских католических мистиков украинки переживали не только видения и внетелесные путешествия, но и вселения ангелов в их тела, когда души самих стигматичек, как считалось, улетают в иные пространства. Такой тип коммуникации с духами характерен для многих африканских и восточных культов одержимости, но обычно не практикуется в христианстве, где войти в человеческое тело может либо Святой Дух, либо демоны-искусители.
Еще более необычный вариант одержимости испытывал украинский стигматик Степан Навроцкий. Он получил свой дар в 1940 году, повстречав возле часовни некоего дедушку, которого после считал апостолом Петром. В тело Степана во время экстатических состояний входили не только ангелы, но и души усопших — героя Первой мировой войны и Западно-Украинской Народной Республики генерал-лейтенанта Мирона Тарнавского, поэта Тараса Шевченко и запорожских казаков.
Степан Навроцкий, равно как и названные выше девушки, был пламенным сторонником обретения Украиной независимости, но в своих видениях предсказывал разрушительное и печальное будущее. Залогом успеха, по его мнению, могло бы стать массовое обращение людей к Богу и введение в национальную символику тризуба, увенчанного крестом, — такой символ, известный еще со времен Средневековья, в XX веке использовали украинские консерваторы, близкие к последнему гетману Павлу Скоропадскому.
Стигматик Степан предсказал свою мученическую смерть в апреле 1944 года. Он был подвергнут пыткам и убит неизвестными преступниками возле села Желехов.
Во время инкорпорации украинские стигматики разговаривали голосами своих ангелов-хранителей, в роли которых зачастую выступали невинные дети. Такой ангел шепелявил и картавил, говорил характерными для маленьких детей фразами, иногда забавлялся и даже передразнивал животных. Ангел-хранитель называл свою избранницу или избранника (единственным мужчиной со стигмами был Степан) «душечкой», открывал и закрывал своим появлением сессию в трансовом состоянии (так называемую экстазу), давал рекомендации, чем кормить, как лечить и как обходиться с подопечными, а также общался с посетителями, иногда выполняя просьбы последних — узнать, жив ли ушедший на войну родственник, исцелить от той или иной болезни, вымолить у Бога прощение и т. д. Наблюдавший Настю и признавший в ее случае «совершенную ангельскую одержимость» (possession angelica completa) священник Гавриил Костельник описывал:
Кроме того, ангел-хранитель объяснял причины стигматизации и предсказывал будущее. Так, относительно Насти Волошин он заявил, что она выбрана «жертвой на показ» — для того, чтобы люди увидели чудо, покаялись и пришли к общению с Господом. От этого, по словам ангела, зависела и судьба Украины, которой угрожало распространение безбожного советского режима. Периодически ангел отправлял душу Насти на восток, чтобы там, на территории УССР, она молилась в закрытых и разрушенных церквях за свой многострадальный народ.
Украинский ван Хельсинг: расследования доктора Костельника
Грекокатолический священник и доктор философии Гавриил Костельник заслуживает особенного упоминания. Один из наиболее образованных проповедников своего времени, доктор Костельник занимался не только богословием, но также историей, философией, филологией и исследованиями паранормальных явлений. Сочетая в себе трудно сочетаемые вещи, он пытался увязать новейшие открытия физики с теологией, искал корень религиозного начала в психологии и был, с одной стороны, ярким представителем католического модернизма, а с другой, тяготел к православию с его автономией в отношении западной мысли. В 1920-х годах Костельник, тогда заместитель ректора львовской Духовной семинарии, возглавил специальную комиссию по расследованию случаев полтергейста и медиумизма в городе Броды, а в 1930-х наблюдал за стигматичками, оставив свидетельства и свои выводы в нескольких специально посвященных этому вопросу книгах.
Одним из особых друзей Костельника был уроженец Жовквы Макс Шлосер, этнический еврей, перешедший в христианство. Шлосер слыл среди окружающих медиумом, и священник Костельник это подтверждал. Однажды он попросил у Макса определить примерный возраст окаменевшей раковины, которую нашел в горах, и Шлосер, сначала увидав «морских чудовищ» и испугавшись, определил возраст раковины в 83 225 000 лет, что могло соответствовать «научному» возрасту окаменелости.
Макс Шлосер опасался контактировать с Настей Волошин и другими стигматичками, поскольку рисковал «перенять» их боль и считал, что они связаны с великими тайнами мира, внушавшими ему почтение и ужас.
Костельник же неоднократно сводил их, наблюдая за реакциями Макса, и впоследствии описал, как тот испытывал сильную боль в местах стигм, а однажды получил кровоизлияние в ноге. Однако сами раны со всеми полагающимися мистическими переживаниями у медиума не открылись. Наблюдения, часть которых изложена священником в эссе «Материализм», натолкнули Костельника на мысль, что суперсенситивность и экстрасенсорность Шлосера — дарования хотя и особые, но природные — в отличие от надприродных, божественных по происхождению «господних язв», открывающихся в плоти стигматичек. Во время нацистской оккупации Шлосер был схвачен и этапирован в концлагерь, где погиб. Костельник пытался ему помочь, задействовав свои высокие связи, но результата это, увы, не принесло. По некоторым данным, в рукописях Костельника подробно описываются наблюдения за Шлосером, однако рукописи эти утрачены.
В опусе «Объяснения стигматизации» Костельник настаивает на том, что ни Тереза Нойман, ни Настя Волошин, на Гануся Труба не знали о самом феномене стигм до того, как их постигли экстазы и кровотечения. Таким образом, он исключает версию «культурного заражения». Внимательно изучая видения своих «подопытных» стигматичек, Костельник обнаружил, что некоторые из них удивительным образом совпадают с видениями стигматичек прошлого. Так, Евстахия Бохняк повторила историю, изложенную за более чем сто лет до нее Анной Катериной Эммерих, — о том, что во время бегства святого семейства в Египет некий маленький мальчик, больной проказой, был исцелен, искупавшись в воде, в которой Дева Мария мыла младенца Иисуса, а потом вырос в того самого «доброго разбойника», который покаялся перед смертью на кресте.
Стигматички содержались в монастыре под наблюдением сестер, и предпринятые меры предосторожности убедили Костельника в чудесном происхождении апротов — даров свыше. При этом он с удивлением отметил, что и Настя, и Евстахия «приносят» скапулярии и медальоны польского производства и с польскими же надписями. Гануся Труба в свою очередь во время экстатических состояний часто говорила на смеси украинского и польского языков.
Костельник, будучи духовником стигматичек, регулярно виделся с ними и пользовался возможностью для расспросов. К примеру, он просил описать внешность Терезы Нойман и Елены Пельчар, с которыми те якобы общаются, выходя из тела, а затем сверял описания девушек со свидетельствами действительных очевидцев. Один из наиболее интересных экспериментов Костельника — ставить напротив стигматички одинаковые склянки, одна из которых содержала святую воду: если верить его записям, девушки безошибочно выбирали нужную.
Костельник осознавал связь появления стигматичек с социально-политическими обстоятельствами напряженного межвоенного периода.
Но выводы он делал как священник, а не как антрополог, полагая, что главная причина распространения стигматизации — это исходящая от большевизма угроза религиозной жизни:
Существует легенда, согласно которой ангел устами Насти Волошин предсказал Костельнику, что тот и сам отпадет от Христа и католической церкви. В 1946 году доктор Костельник возглавил инициативную группу по «воссоединению» украинских грекокатоликов с московским православием. Этот процесс был инспирирован советскими органами госбезопасности, которые еще в 1940 году пытались завербовать Костельника, шантажируя его судьбой одного из сыновей — Богдана, участника украинского националистического подполья, арестованного, а затем и расстрелянного НКВД.
Ставка на Костельника в рамках агентурной операции «Ходячие» была сделана вследствие его симпатий к православию и богословского противостояния «проримской» партии внутри униатской церкви. Москва считала необходимым ликвидировать грекокатолицизм в Западной Украине, поскольку, во-первых, таковой давно выступал в роли интеллектуального центра украинского национализма, а во-вторых, подчинялся Ватикану, бескомпромиссно и враждебно настроенному к СССР. В 1944–1945 годах нажиму на Костельника со стороны НКВД способствовал факт службы двух других его сыновей — Ирения и Зиновия — в добровольческой дивизии СС «Галичина».
Так или иначе, под нажимом власти или вследствие личных амбиций, Костельник действительно отказался от католицизма и возглавил движение за присоединение к РПЦ. В таковом он был единственным авторитетным униатом. Другие известные богословы и все епископы УГКЦ предпочли тюрьму. Удивительно, что исследователь и почитатель стигматизма, католической духовной практики, стал православным политическим активистом.
В 1948 году Костельник был застрелен во Львове. Советское следствие обвинило в его убийстве бандеровцев, а те переадресовали обвинение советским спецслужбам: Костельник, по данным украинских националистов, не был полностью лоялен Москве и периодически мешал политике центра.
Что касается Насти Волошин, некогда опекаемой о. Гавриилом, то за связи с украинскими националистами и верность запрещенной грекокатолической церкви она была выселена советской властью в Читинскую область, откуда освободилась только летом 1956 года. Вернувшись в родные края, Настя продолжила принимать страждущих, совершать подпольные паломничества и негласно вести монашескую жизнь. Она умерла в 1994 году, когда украинская грекокатолическая церковь уже возродилась и действовала открыто.