Революция курских почвенников, атманософский фатализм и распятая подростками ворона. Что и зачем читать на сайте «Стихи.ру»
Широко известный и крайне популярный сайт «Стихи.ру» давно стал ругательством в устах успешных литературных снобов. В каких только грехах не обвиняют публикующихся там авторов: в графоманстве, в аматерстве, в отсутствии вкуса — но несложно заметить, что за этими предвзятыми оценками не стоит ни реального читательского опыта, ни малейшей попытки понять, кто, что, зачем и как туда пишет. «Нож» считает, что подобные предрассудки укрепляют и без того неуязвимую авторитарно-патриархатную культурную иерархию, за пределы которой не просачивается ни капли символического капитала, поэтому мы попросили литературоведа Себастьяна Грезящего выбрать несколько примечательных авторов главного поэтического портала Рунета и рассказать нашим читателям об их стихах, творчестве и субверсивных поэтических стратегиях.
Научно-критическая поэзия Владимира Рома
Владимир Романов — художник-карикатурист, скульптор, писатель, изобретатель, космополит. В общем, из того рода творцов, которых принято называть людьми эпохи Возрождения. Отношение к изящной словесности у него соответствующее: в творчестве Ром-художник неотделим от Рома-ученого, физика, естествоиспытателя. Свой художественный метод он определяет так:
«В моем понятии искусство является таким же отражением человеческих знаний, как и любая наука, которое запечатлеет образы людей, событий, природных явлений в том отрезке времени, в котором живут художники. Но художники по-разному изображают свои мысли в зависимости от того, на какой стадии познания природных явлений они остановились».
На момент написания данной статьи он опубликовал на «Стихах.ру» 1404 произведения, или, лучше сказать, справочных статьи, посвященных выдающимся современникам. Тексты Рома представляют собой деконструкцию, пересборку привычного энциклопедического нарратива. Каждое стихотворение начинается с заглавия в виде имени, фамилии или творческого псевдонима описываемого героя. Далее следует текст, который представляет собой краткую справку, разбитую на интонационные строки, что демонстративно позиционирует текст как поэтический. Приведем целиком характерный пример творчества Рома — стихотворение, озаглавленное «Новые Русские Бабки»*:
Актеры юмористы Игорь Касилов и Сергей Чванов
Создали свой дуэт на Самарском Телевидении.
В основу положено подражание деревенскому говору женщин,
Чванов в образе Матрены, Клавдия Ивановна Игорь Касилов.* Здесь и далее сохранены авторская орфография и пунктуация.
Остановимся ненадолго на этом предельно аскетичном четверостишии. Обратив для начала внимание на графическое решение, выбранное автором, мы в первую очередь отметим пренебрежение нормами орфографии (существительные «актеры» и «юмористы» не соединены дефисом, имя нарицательно «телевидение» написано с заглавной буквы, отсутствие тире в заключительной строчке). Очевидно, таким образом автор декларирует собственную связь с наследием русского поэтического авангарда и настаивает на применении к своим текстам той же оптики, которую читатель задействует, обращаясь, скажем, к наследию Маяковского, Бурлюков или эгофутуристов.
Второе, что заставляет обратить на себя внимание, — контраст между графическим оформлением текста и его подчеркнуто сухим языком, лишь сообщающим факт: актеры Игорь Касилов и актер Сергей Чванов создали комедийный дуэт «Новые русские бабки», комический эффект номеров которого достигается за счет использования актерами-мужчинами образов двух пожилых женщин из сельской местности.
Именно на контрастах формы и содержания держится нерв ромовской поэтики, роднящий его с опытами американских объективистов, провозгласивших разрыв с символическим в поэзии, с творчеством представителей лианозовской школы (в первую очередь, разумеется, с Игорем Холиным) и, в конце концов, с московским романтическим концептуализмом.
Подобно группе «Медицинская герменевтика», превращавшей склянки, колбы, скальпели, предметы культа и китча в самодостаточные объекты искусства, Владимир Ром вырывает факты из привычного пространства и размещает их в пространстве чуждом, гальванизируя случайный образ или биографию и добиваясь от них живого биения поэтического пульса.
Героями Рома становятся фигуры самого разного масштаба и культурно-мифологической заряженности: Владимир Путин и Александр Панкратов-Черный, Александр Проханов и Лоренцо Ламас, Георгий Вицин и Алексей Панин.
Но в литературном сообществе Владимир Ром стал известен довольно поздно — когда оказалось, что он пишет не только про звезд с телеэкрана, но и про современных поэтов, причем не самых очевидных для широкого читателя. По всей видимости, Ром наткнулся на сайт «Вавилон» или «Лица русской литературы» и не поленился нарисовать портреты (графические и поэтические) каждого представленного автора. Нередко эти тексты носят полемический характер, направленный против разрушения русского поэтического канона, предпринятого поэтами советского и постсоветского андеграунда.
Строятся тексты этого цикла по одной кальке. Сперва приводится текст выбранного автора, затем следует пародия Владимира Рома, в которой травестийно обыгрываются либо стилистические особенности приведенного стихотворения, либо его тематика, либо и то и другое вместе. Откроем случайный текст из этой ромовской серии.
Марианна Гейде
по круглым клавишам полуразрушенной оливетти,
по оружейной тяжести в сравнительно мирном предмете
пальцами вспомнишь маленьких танцовщиц свинцовых
с копытцами, несущими крошечные подковы,
согнутые ноги выкидывающих в канкане,
знаками препинанья бумагу навылет раня,
вспомнишь себя довольным своей молодой водянкой
на указательных пальцах, вывернутый наизнанку
учебник, наставлявший тебя в слепоте добровольной,
набор бессмысленных слов, мнемоническую горячку
вспомнишь, ослепнешь, снова вернешься к зрячим.Владимир Ром
На пальцах остались трудовые водянки,
От слов и от знаков бумагу дырявя.
Словно копытцами крошечных потоков
И буквы танцовщицы в словах, как в канкане
Прыгали по бумаге и клавишам круглым
Без оружейной тяжести и запахов нудных.
В мнемонической горячке, вслепую,
Причём добровольной,
Вывернутых наизнанку бессмысленных слов
В мозаику сложенных Ваших стихов.
Первый текст — стихотворение Марианны Гейде, далее следует комментарий Владимира Рома, в котором он выступает в роли критика-трикстера. Ром буквализирует образ старой пишущей машинки, переводя его из символической области (в которой этот образ означает девальвацию большой культуры) в область бытовую, где пишущая машинка — лишь инструмент для письма. Причем совершает он эту операцию теми же средствами, которыми создан исходный текст, лишь меняя модальность выбранных автором слов. Итогом становится полное обесценивание пафоса текста Гейде, построенного на предельно понятной библейской дихотомии «слепой — зрячий». Достигается это обвинением предельно осмысленного текста в бессмысленности.
Закрепляется же достигнутый поэтический эффект ироническим употреблением местоимения «вы» с заглавной буквы, которое в ином контексте должно было бы подчеркнуть уважительное обращение к адресату, но в данном случае подчеркивает пренебрежительное к нему отношение (равно как и к эксплуатируемым адресатом маркерам высокой культуры).
Всё это вместе и формирует самобытную иконокластическую и демонстративно эгалитарную поэтику Рома, органично вписывающуюся в выбранную автором медийную среду обитания.
Курские поэты почвеннической революции
Валерий Ганичев назвал Курск третьей литературной столицей России после Москвы и Санкт-Петербурга. И неспроста. Действительно, этот край на юго-западе нашей страны богат не только черноземом и футбольным клубом «Авангард», но и целой плеядой мастеровитых стихотворцев, многие из которых являются действующими членами Союза писателей России.
Отправной точкой для путешествия в мир курского сегмента «Стихи.ру» для нас станет Зинаида Березина, среди прочего — номинантка большой литературной премии «Наследие» Ее Императорского Высочества Великой Княгини Марии Владимировны за 2014 год. Свои творческие цели она сформулировала в лаконичном четверостишии:
Пишу о них, ведь скоро времена
Придут другие в хаосе забвенья…
И только лишь мои стихотворенья
Напомнят людям эти имена.
Поэтика Березиной работает с пресловутым фолкнеровским клочком земли размером с марку. Как и уже рассмотренный нами Владимир Ром, она составляет каталог, но значительно более узкий. Героями ее поэтического тезауруса становятся писатели Курской области, имена которых вряд ли известны кому-то, кроме специалистов по актуальной литературе данного региона. В качестве характерного примера приведем посвящение Николаю Гребневу:
Гребнев Николай — знаменитый курский писатель!
Он не просто писатель, а писательской организации председатель!
На его несгибаемых плечах держится вся организация,
Как на президентских — нация!
И днем и ночью он книги издаёт!
Очень сильно от этого устаёт!
Но денег за это себе не берёт,
А всё пускает в оборот!
Всё для того, чтобы пополнять сокровищницу мировой литературы!
И не абы какой мукулатурой!
А настоящими жемчужинами словесности
На курской местности!
Поэтическая вселенная Березиной — это идиллический постсоветский мир, в котором гении ходят с гениями на рыбалку, выпускают несчетное количество поэтических сборников, становятся ударниками труда, словом — представляют собой абсолютный идеал человека ранней коммунистической утопии, еще не познавшей горечь столкновения с жестокой реальностью. Возглавляют это воображаемое сообщество лучшие среди равных: члены Союза писателей, лауреаты премий и, что крайне важно — библиотекари. Образ библиотекаря в новейшей русской литературе обычно носит резко негативный окрас зловещего связного между миром действительности/жизни и миром воображаемого/смерти (см., например, роман Михаила Елизарова «Библиотекарь», рассказ Дениса Осокина «Библиотекари» и т. д.). Березина, напротив, реанимирует фигуру библиотекаря как носителя сакрального знания, наделенного просветительским пафосом, а сама библиотека в этой оптике вновь становится своего рода храмом:
Взяла сегодня в библиотеке почитать книгу Вадима Корнеева
Сама [полужирный наш. — Прим. авт.] библиотекарша рекомендовала почитать мне его!«О поэте Вадиме Корнееве»)
Главная библиотека Курска носит его имя неспроста:
В его творчестве видна красота!«О курском поэте и писателе Николае Асееве»
Так и стихи Березиной становятся своего рода картотекой, а поэзия обретает не только эвристическое, но и прикладное значение. Стихи оказываются карточками, упакованными в уютные и знакомые каждому читателю коробки с ярлыками из таблицы Хавкиной. Вот, например, карточка, на которой написано «Олег Саранских»:
Есть такой поэт — Саранских Олег!
Его стихи переживут не один век!
Он издаёт журнал «Славянские колокола»!
Такие дела.
Родился в Красноярске в 1958 году,
С поэзией был всегда в ладу:
Вся его семья пишет стихи зимой и летом,
Практически все его родственники — крупные и заметные поэты!
Несложным поисковым запросом обнаруживаем страницу Олега Саранских на том же сайте под названием «Стихи.ру».
Пользуясь термином, предложенным Александром Дугиным, Саранских можно охарактеризовать как поэта археомодерна: использование подчеркнуто классических метра и рифмовки сочетается в его текстах с авангардной милитантной оптикой, присущей новым гражданским поэтам левого толка. В социально-политическом разрезе он относится к категории русских интеллектуалов, не признавших крах больших имперских и коммунистических проектов, к тем людям, что, по меткому определению Кирилла Решетникова, чтят «Кретьена де Труа, а с ним Алена Бенуа». В качестве характерного примера поэтического творчества Олега Саранских можно привести текст «Мой ответ — CNBC — Сто двадцать мегатонн», поводом для написания которого послужила новость о том, что Россия, по данным американской разведки, собирается произвести 60 гиперзвуковых ракет «Авангард».
Сто двадцать мегатонн падут
На земли Подлого Ваала…
Ответьте, разве это мало?
Не сдержит их любой редут.
Что после будет там с тобой,
Американская разведка?
Жук колорадский, да медведка…
Бог ваши души упокой.
Вернём, не жаль, вам волокно
Всё до последней мегатонны…
Так сладко слышать ваши стоны…
Пётр даром ль прорубил окно…
Своим пафосом процитированный текст Саранских отсылает к той области радикального искусства, в которой находятся такие национал-патриотические проекты новейших русских авангардистов, как, например, коллективный перформанс «Богема против НАТО», цикл Алексея Беляева-Гинтовта «Эсхатологический плакат» или его же серия картин «Парад Победы 2937». Если перечисленные нами традиционалистско-авангардистские проекты можно рассматривать в контексте теории консервативной революции, то к Саранских и ряду других поэтов можно применить определение революции почвеннической.
Таков, к примеру, Евгений Латаев, еще один курский поэт, автор таких стихотворений, как «Исповедь гомофоба», «Подростки распяли ворону», «Мне неохота чествовать свинью», «Ответ мальчику, выступившему в Бундестаге» и других. К этому же кругу можно причислить и Виктора Фесенко («Две песни о русской Полиции», «Прометей — змей подколодный», «Гильотина ХХ века», «Зое Фроловне Зазыкиной» и др.).
Атманософская лирика Анатолия Аринина
В далекой Чувашии уже четверть века действует Академия атманософии, занимающаяся исследованиями в области суромологии — молодой науки, которая изучает проявления зла в человеке. Основал ее заслуженный поэт и музыкант Анатолий Аринин, а одной из целей академии является раскрытие сверхпотенциала человеческого организма. Идейный вдохновитель этого направления гуманитарного знания выпустил более десяти научных монографий и сборников стихов, его часто можно видеть среди желанных гостей фестиваля «Красная площадь». Кроме того, отдельного внимания заслуживает возглавляемый им музыкальный ансамбль «Данс-рок капелла под управлением Анатолия Аринина».
Интернетом Анатолий Николаевич не пользуется, страницу на «Стихи.ру» за него ведет доверенное лицо — роскошь, которая доступна не каждому современному литератору и которую еще надо заслужить, наращивая моральный и художественный авторитет.
Стороннему читателю творчество Анатолия Аринина может показаться развитием дуальной метафизики Добра и Зла, однако это не совсем верно. Носителя Добра в учении Аринина и его лирике всегда по совместительству являются носителями стигмы, если не новой Каиновой печати, априори угнетенными по праву рождения:
Как только ты покажешь доброту,
В ответ из хамства тут же наглость рвется.
Как слабость принимают простоту —
Ей лишь страдать по жизни остается.
Кто добр — тот злом нещадно осужден,
Тому несчастье лишь по жизни спутник.
Беда тому — кто в доброте рожден.
Где зло — закон, там доброта — преступник!!!
Радикальный фатализм — то, чем проникнута и философская лирика Анатолия Аринина, и всё атманософское учение, адепты которого противопоставляют себя дгобам — сущностям, подобным христианским бесам или даже скорее зороастрийским дэвам. У Академии атманософии даже есть нечто вроде ордена под названием «Чувашские амазонки», дающего отпор дгобам. Может показаться, что подобные структуры в рамках литературного объединения носят исключительно игровой или эвристический характер. Это и так, и не совсем так. В качестве примера схожего творческого союза на ум приходит «Черный орден СС», в который входили Евгений Головин, Гейдар Джемаль, Юрий Мамлеев и другие выдающиеся деятели темного (анти)советского подполья. Подобные литературные парамилитантные формирования вообще имеют имеют богатую культурную историю, заслуживающую отдельного обсуждения, но мы вернемся к творчеству Анатолия Аринина.
В своих стихах поэт наследует платоновской традиции идеального гражданина, объединяющего в себе философа и воина. Патриотическая направленность развития отдельного индивида как личности — также неотъемлемая часть атманософской поэзии:
Года армейской службы уж минули
И на гражданке мы друзья давно,
Но за Россию в вечном карауле,
Рвануться в бой готовы всё равно.
Ведь воины России не сдаются!
В них дух и совесть истиной наги,
Достоинство и честь не предаются.
Остерегайтесь, Родины враги!
Экстремальная простота арининского стиха роднит его с поэзией прямого высказывания, вновь ставшей актуальной на волне последних социальных пертурбаций.
Однако, в отличие от авторов, работающих с гендерной или культурной идентичностью, ангажированность Анатолия Аринина направлена в русло консервативное, призывающее не к революционному преобразованию общества, а к обратному нащупыванию того, чем наше общество объединяется.
Чисто на формальном уровне поэт отвергает сложность и академизм поэтического мейнстрима, предпочитая ему кристальную ясность ямба и глагольной рифмы. В этой нарочитой простоте находит отражение и само оскудение бытия, в котором героическое предано забвению, а большой миф — осмеянию. В этом смысле его можно считать венцом специфической культуры внеинститутациональной сетевой поэзии, подводящим нас к важнейшим вопросам.
Являются ли несколько рассмотренных нами авторов поэтами скудной эпохи? Как соотносится их поэзия со скудостью эпохи? Как далеко продвинулась она в бездну? Куда зашел поэт, учитывая, что он идет туда, куда может?
Надеемся, на все эти вопросы неравнодушный читатель и критик способен найти ответ самостоятельно, использовав предложенный нами инструментарий.