БДСМ как творчество: от Мариенгофа до Кавани, от Мазоха к Игги Попу
«Однажды меня сбила машина. Я переходил улицу. И где-то около двух секунд я думал, что умираю. Это было очень, очень интенсивное удовольствие», — рассказывал интервьюеру в 1982 году Мишель Фуко, философ, историк, культуролог, идол французских интеллектуалов, занявший этот почетный пост после Сартра, а также гей и садомазохист. Фуко называл садомазохизм «разновидностью творчества».
О маркизах, Венерах и цвете боли
Маркиза де Сада мотало между двумя ролями: учителя нравственности и апологета безнравственности. Наследник философов-моралистов французской школы, злой брат-близнец Шодерло де Лакло, он писал толстые книжки, наполненные отвратительными вещами, которые здорово могут затронуть неподготовленного человека. Но стоит немного подготовиться, как вылезают белые нитки, которыми сшиты описанные маркизом ужасы, и сразу становится легче.
Во-первых, де Сад часто обращается к читателям, и это выбрасывает из его кошмаров, заставляя отстраняться от текста.
Во-вторых, он с детской непосредственностью любит подчеркнуть сам факт безобразия: «Ах, дорогой читатель, до чего подл был этот поступок, и как страдала несчастная мать!» Дорогой читатель XXI века, циничный и все повидавший, на такое реагирует снисходительным похлопыванием автора по плечу. Большинство ужасов де Сада кренит в сторону фантасмагории и воспаленного бреда, а чем они абсурднее, тем меньше трогают воображение.
И наконец, свинцовые мерзости, если продраться через однообразный шок-контент, всегда представляют у де Сада критику правящих классов.
Де Сад — порнограф, но это порнография с месседжем из будущего. Недаром два века спустя «120 дней Содома» превратились в исполнении коммуниста Пазолини в антитоталитарный и антибуржуазный манифест.
Писатель, чья фамилия вслед за де Садом удостоилась чести дать название сексуальной девиации, плевать хотел на угнетение трудящихся. Леопольд фон Захер-Мазох, напротив, упивается аристократической изысканностью своих губительниц душ. Непривилегированные женщины не могут позволить себе мехов, а его влекут именно меха, особенно кацавейки и душегрейки, без которых ни одна самая суровая Госпожа не мила.
Показательный уход модернистов от политики и пресыщенность прекрасной эпохи взрастили на сладко гниющей почве fin de siècle это болезненное растение. Витиеват его слог, смутны его идеи.
Северин из «Венеры в мехах» сам не знает, как лучше поступать с женщиной, то ли пороть ее, предваряя плетку Ницше, то ли отдаваться на порку. Решает отдаться, проведя заодно для читателя краткий курс поп-психологии, поп-истории и поп-культуры: тетка в детстве меня хлестала, графиня меня дарила поцелуем, Лукреция Борджа, мадам Помпадур, кардинал Ришелье, Гоголь, греки, Магомет.
При всей утомительной утонченности Захер-Мазоха о подобном просвещении в современной литературе можно только мечтать.
БДСМ не везет. Его используют авторы пошлейших эротических романов с названиями вроде «Капкан для нежной девочки». Выходят серии о цветах боли: «Цвет боли: Бархат», «Цвет боли: Шелк», «Цвет боли: Ситчек в розовый горошек».
Какая-то ушлая дама, объединившись с Оскаром Уайльдом, не спросив последнего, настрочила книжку о пятидесяти оттенках Дориана Грея. Произведений о тонкостях БДСМ, не вызывающих инстинктивного отвращения (не того рода, что у де Сада), можно пересчитать по пальцам.
Лидия Зиновьева-Аннибал, жена поэта-символиста Вячеслава Иванова и хозяйка салона «Друзья Гафиза», где собиралась на интеллектуальные и сексуальные оргии половина авторов Серебряного века, написала повесть о лесбийской любви «Тридцать три урода». В ней динамика отношений между юной девой и зрелой актрисой выстраивается по канонам доминирования-подчинения:
«Вера странная. Но я ей покорилась бы во всем. Покоряюсь…»
Богомольное преклонение, экстатический восторг от принадлежности предмету страсти, желание услужить и даже унизиться в своем служении нередко встречаются у имажинистов и символистов, например у Анатолия Мариенгофа в «Циниках», который Бродский называл лучшим русским романом.
В романе «Пианистка» Эльфриды Елинек, написанном в 1983 году в пору ее увлечения радикальным феминизмом, садомазохизм всех сортов — это способ взаимоотношений персонажей друг с другом и неприветливым миром. Мать героини сыплет приказами, сама Эрика отрывается за века патриархата на влюбленном ученике, вся планета — арена софт- и хард-порно с участием «когтящих друг друга людей».
Любопытно, что внутри романа писательница посмеивается над поверхностным изображением людей в «эстетически претенциозных фильмах», каким и стала экранизация «Пианистки», поставленная в 2001 году режиссером-человеконенавистником Махаэлем Ханеке, обкромсавшим феминизм Елинек со всех сторон и заострившим внимание на самоистязаниях.
Тридцать романов о планете Гор фантаста Джона Нормана существуют словно в противовес Елинек и всему мировому феминизму: в его подробно прописанной вселенной мужчины безоговорочно доминируют над женщинами.
В 80-х годах активистки объявили порнофантастику Нормана влажными и грязными мужскими мечтами и добились того, чтобы он на десять лет попал в черный список издательств. Сейчас благодаря интернету Гор вернулся и обзавелся преданными поклонниками нового поколения, у них даже есть своя ММОРПГ, благо автор прописал незатейливые диалоги, которые могут для этого пригодиться:
«Теперь, Тарл Кабот, я твоя рабыня и должна выполнять все твои желания».
«История О» Полин Реаж, опубликованная в 1954 году, скрупулезно исследует психологию сабмиссива и роняет женщину куда ниже, чем Норман: с фэнтезийной вселенной, где действуют определенные законы, взятки гладки; Реаж просто с полпинка отправляет свою героиню в рабство, нарушая при этом ключевой принцип БДСМ — добровольность, но роман избавлен от феминистских нападок из-за статуса пыльной классики (и того, что его никто не читал).
Вообще писатели склонны забивать на добровольность и предпочитают либо напустить мистического тумана, либо попросту ничего не объяснять и греметь кандалами с первых абзацев. Примерно так происходит в «Бессмертном» Кэтрин М. Валенте, экзотичной сказке для взрослых, опубликованной в 2011 году.
Это, без дураков, отличное фэнтези по мотивам славянского фольклора, с Марьей Моревной, Кощеем Бессмертным, говорящими чайниками, послереволюционным Петроградом и серьезными наработками по части собственной мифологии. Не обошлось без пытки баней и порки березовым веником, но ради всего остального их можно потерпеть.
Наконец, существует единственный современный русскоязычный роман о БДСМ, написанный с учетом правил БДСМ, исключительно о БДСМ и прилагающейся к этому почти детективной истории. Это редчайший случай исследования феномена сабспейса — трансового состояния в БДСМ-практике.
Избавленный от стилистических завитушек и слюнявых придыханий, почти полностью состоящий из диалогов, роман «Маркиз и Жюстина» Олега Волховского — наполовину репортаж, наполовину — пособие по использованию игл и флагелляции. Особенно хорошо идет после «Пятидесяти оттенков» с их неловко-мучительным языком прилежной семиклассницы: «Боже правый, у него эрекция… мы же стоим посреди поля!» Впрочем, после эрекции в чистом поле что угодно покажется избавлением от мук.
О жертвах, палачах и насекомых
Литературный БДСМ хромает на обе ноги и держится всего на паре подпорок (будем честны, де Сад пишет ничуть не лучше нынешних авторов каких-нибудь «Обителей порока»). То ли дело Тема в кино.
Луис Бунюэль благословил в 1967 году режиссеров на садомазохистские игры своей «Дневной красавицей», где скучающая домохозяйка предается фантазиям об унижении. Экранизацию «Истории О» (1975), поставленную режиссером «Эммануэли» Жюстом Жэкином вряд ли можно назвать зрелищем для самых умных, несмотря на участие Удо Кира, который своим сложным лицом всегда как бы символизирует европейский интеллектуализм. Но с другой стороны, сценарий совместно с автором романа писал Себастьен Жапризо, актриса Коринн Клери в главной роли честно старается играть жертвенную силу любви (вот бы она еще убедительнее вопила), поэтому чистой порнографией фильм не назвать. Наполовину чистая порнография — это «Любовница-хозяйка» (1976) Барбета Шрёдера с молодым Депардье; пожалуй, и не во всякой порнографии увидишь, как член приколачивают гвоздями к доске.
Лавры самой противоречивой, опасной и сложной картины принадлежат «Ночному портье» (1973) Лилианы Кавани, безусловно, самой сильной работе режиссера.
История двух обломков мирового крушения, возобновляющих при встрече связь, вызвала бурный ажиотаж и множественные упреки в адрес Кавани, якобы оправдывающей нацизм. В интервью режиссер сказала: «Все мы жертвы или палачи и выбираем эти роли по собственному желанию. Только маркиз де Сад и Достоевский хорошо это поняли» (на Западе любят считать, что только Достоевский все понял).
Возможно, претензии в извращенности были бы обоснованы, но на стороне режиссера — сама жизнь. Когда-то Кавани плотно общалась с Примо Леви — итальянским писателем и ученым, который был узником Освенцима. Ее поразило, что Леви был в состоянии говорить лишь об одном периоде в своей жизни. Она еще не знала, что в 1987 году Леви покончит с собой, последовав за писателем Жаном Амери и поэтом Паулем Целаном. Виктор Франкл — возможно, единственный титан на планете, по-настоящему переживший заключение в концлагере, всех остальных оно так или иначе сожрало и жить больше не позволило, вызвав необратимые изменения психики.
Какими милыми и невинными кажутся другие экранные пары в сравнении с Дирком Богардом, надевающим для прощания с миром нацистскую форму, и отощавшей Шарлоттой Рэмплинг, добровольно вернувшей себя в животное состояние. Даже герои «Империи чувств» (1976) Нагисы Осимы, затрахавшие друг друга до смерти в огнедышащей лаве любви. Даже потерянные и страшные уроды в дьяволиаде о становлении кинематографа «Про уродов и людей» (1998) за авторством Алексея Октябриновича Балабанова. Да что там — даже состоящие в инцестуальной связи мать и дочь, эротоманки, садомазохистки, серийные убийцы, больные на голову сильнее, чем все психопаты всего западного кинематографа вместе взятого, — эти нелепые и жуткие фрики из черно-белого «Гран-Гиньоля» от греческого гения артхауса Никоса Николаидиса, который на голубом глазу уверяет, что его «Сингапурский Слинг» (1990) — это комедия. Хотя это действительно комедия: режиссеры частенько устраивают из БДСМ буффонаду или вписывают в забавную пустышку вроде канадского фильма «Латекс» (2007), где из всех достоинств — недооцененная актриса Лили Собески в кожаном корсете, робко пробующая фем-дом.
Иногда это обрамление для драмы, как декадентское одиночество в «Горьких слезах Петры фон Кант» (1972) Фассбиндера, разыгравшего камерную женскую пьесу, или самоповреждения в «Секретарше» (2001). Последняя лента, казалось бы, должна стать образчиком счастливой садомазо-любви, но нет: в «Секретарше» нет накаченного миллиардера, героиня любит себя резать, а в финале появляется таракан. В результате в борьбе за кассу побеждают шелковые простыни «Пятидесяти оттенков» — народ жаждет красивой жизни, а не тараканов.
В 2013 году Роман Полански опять напомнил нам, что садомазохизм — это весело, а старость не обязательно означает маразм. Восьмидесятилетний режиссер, оплеванный политкорректной Америкой за древние сексуальные скандалы, поставил шестую по счету в кинематографе экранизацию «Венеры в мехах».
Собственно, это не Захер-Мазох, а модная бродвейская пьеса Дэвида Айвза о режиссере, который ставит «Венеру», и вульгарной тетке, напросившейся к нему на прослушивание. Искрометная комедия, в которой Полански иронизирует надо всем на свете, включая собственные старые фильмы. Его жена Эмманюэль Сенье, когда-то обруганная критиками за «Горькую луну» (там БДСМ был смертельно серьезен) берет реванш, а финальный образ с привязыванием к гигантскому фаллосу… После него люди ставят фем-кино только потому, что у человечества нет чувства юмора.
Чем дальше в женскую революцию, тем меньше появляется фильмов о садомазохизме (феминистки его не одобряют). Вероятнее всего, в ближайшем будущем их можно не ждать. Из последних удач стоит отметить «Герцога Бургундии» (2014) — визионерский артхаус от надежды британского кино Питера Стриклэнда. Это фантасмагория из жизни насекомых и обитательниц лесбийского мирка со средневековыми улочками, винтажными нарядами и отрепетированными ролевыми играми. «Бражник» — стоп-слово героинь фильма.
«Бражник, бражник, — устало повторяет замученная рутиной и ревматизмом доминантка. — Ах, если бы мы все могли прекратить наши мучения, просто сказав «бражник».
Ах, если бы.
О садомазохистском танго, индастриале и жизнерадостной попсе
Кто по-настоящему любит БДСМ, так это музыканты. Сильнее всех — Том Лерер, чье издевательское “The Masochism Tango”, исполненное в 1959 году, должно до скончания времен мешать другим музыкантам любить садомазохизм, поскольку человек, хоть раз услышавший “The Masochism Tango”, сможет всерьез воспринимать только песню группы «Несчастный случай» на ту же тему:
Садомазо, садомазо,
Садомазо, садомазо.
Оторви мне чего-нибудь,
Укуси меня за…
Но насмешки не останавливают. Глэм-рок не мог обойти стороной «Венеру в мехах» (думается, что больше из-за мехов, чем из-за Венеры); у Velvet Underground есть одноименная композиция, посвященная роману.
Для раннего панка, может быть за исключением Sex Pistols, было серьезным все, и на волне новой британской серьезности Adam and the Ants записали несколько тематических песен, включая “Whip In My Valise” и “Beat My Guest”. И Sex Pistols, кстати, тоже — сингл “Submission” в своих лучших традициях: с энергетикой ядерного реактора, грязный, отвратительно исполненный и гениальный.
Но их укладывает на лопатки и жестоко высекает прото-панковская группа Игги Попа The Stooges, которая так и не записала ничего известнее композиции “I Wanna Be Your Dog”. Если у рока есть свой гимн БДСМ (и если он вообще есть), то это он.
Эстафету подхватила тяжелая электроника и индастриал, где максимальное количество композиций о cуровой любви (местами — государства к гражданам) принадлежит Nine Inch Nails. Группа еще любит снимать провокационные видео, иногда кажется — для того, чтобы их сразу же запретили, а потом все искали бы, где посмотреть.
Странно было бы, если бы Depeche Mode со своей ледяной страстностью обошлись без БДСМ, особенно в свете черной кожи, которую группа сделала униформой в 80-е. Если бодрящая “Master and Servant”, несмотря на эстетику клипа, это все-таки гражданская активность в духе де Сада (минус мерзости, плюс чубчик кучерявый Мартина Гора в кожаной кепке), то “Strange Love” — это, конечно, секс.
Cекс, чувственность, эротика, поразительно часто вычитаемые режиссерами из садомазо-уравнения в кино, в музыке заняли положенные им места.
Альтернативная команда Athamay не постеснялась назвать свой единственный альбом “The Pleasure of Sin”. Нашептывания о черных перчатках вокалистки Cosmetics спасли бы даже трилогию «Оттенков», а композиции группы Recoil, которую создал после ухода из Depeche Mode Алан Уайлдер, рекомендуются к прослушиванию, если нет денег на горячую линию для взрослых, все равно они лучше.
Где секс, там Мадонна, примерявшая облик Госпожи в одной из своих ипостасей для альбома Erotica. В клипе на заглавную песню певица щеголяет в маске и кожаной броне, и можно по-разному к ней относиться, но выглядит это искренне и душевно. Но старые добрые времена прошли, и теперь поп-дивы либо призывают с помощью БДСМ трудиться на благо исполнения своей американской мечты с перечнем итальянских брендов (Бритни Спирс в клипе “Work Bitch”), либо развлекают общественность красочной клоунадой (Рианна в “S&M”). Но да мы и без них знаем, что секса в XXI веке нет.
БДСМ уходит из большого искусства обратно на территорию фрик-шоу, в темные аллеи коллективного бессознательного, к фейковой жизнерадостности мeйнстрима. Хочется надеяться, что когда это окончательно произойдет, будет хотя бы не больно, а смешно и под баян. А то Мишель Фуко совсем расстроится.