«Субстанция» — новый женский гимн о любви к себе

«Субстанция» произвел настоящий фурор: картина стала самым популярным и кассовым боди-хоррором за всю историю существования жанра. Действительно, трудно найти человека, который хотя бы не слышал о «Субстанции». Несмотря на это, мнения публики разделились: часть зрителей фильм возненавидела, а часть считает его лучшей картиной, вышедшей в 2024 году. Рассказываем о том, что особенного в фильме, как именно работает его визуальный ряд и какие символы скрываются под спецэффектами.

Дисклеймер: осторожно, внутри спойлеры!

Фильм «Субстанция» повествует об актрисе по имени Элизабет Спаркл (Деми Мур), чья слава постепенно начинает угасать. Баннеры с ее лицом снимают с улицы, а продюсер передачи, в которой она была примой на протяжении многих лет, решает заменить ее «молодой кровью», чтобы привлечь новую аудиторию. Конечно, такой расклад удручает актрису, вся жизнь которой зависит от публичного признания, поэтому она решается на эксперимент. Новейший препарат под таинственным названием «субстанция» обещает создать новую версию актрисы: моложе и красивее. Главное условие — помнить о том, что новая версия и сама Элизабет — единое целое, и они должны соблюдать баланс, так как сосуществовать одновременно они не могут. Неделя отводится на жизнь Сью (Маргарет Куэлли), лучшей копии, а неделя — на саму Элизабет; в случае нарушения правил актрису ожидают необратимые последствия.

Фильм полон символизма и аллюзий: это не просто история о желании дольше оставаться на волне славы за счет гиперсексуальности своей молодой версии. Это история о неприятии себя и борьбе со своим вторым «я», которое и заключает в себе и образ Сью, то есть другая ипостась Элизабет. Раздвоение — это метафора амбивалентной человеческой натуры. Обе героини представляют собой разные начала одной и той же личности, существующей в одном теле. Главная героиня колеблется между желанием молодости и успеха и жаждой принятия себя и самоосознания.

Метафора разворачивается и на визуальном уровне: Элизабет разбивает картину с изображением себя, после чего стекло трескается и оставляет на лице сфотографированной актрисы след. Здесь можно уловить аллюзию на похожий мотив из «Дориана Грея» Оскара Уайльда. Стекло становится символом хрупкости человеческого самовосприятия: при любом малейшем воздействии извне представления о себе рушится и чаще всего не подлежат восстановлению.

Особенности визуального ряда также пополнили нестандартные и дискомфортные ракурсы съемки мужских персонажей: начиная с продюсера, чье имя явно отсылает на небезызвестного Харви Вайшнтейна, заканчивая соседом Элизабет, навязчиво пытающимся получить хоть каплю внимания Сью. Мужчины сняты на объектив, напоминающий «рыбий глаз», и это вызывает у зрителей чувство некоторой неловкости, даже смущения. Харви постоянно слишком близок к камере, он выглядит неестественно и немного комично. Сосед Сью несколько раз показывается через призму дверного глазка, из-за чего мы будто бы смотрим на него свысока, а сам персонаж выглядит на этом фоне маленьким и смешным. Создатели фильма намеренно опускают его в наших глазах, чтобы показать, насколько никчемны его попытки «заигрывать» со Сью и пытаться соблазнить ее своими пошлыми шутками и комплиментами.

Занимательна также одна из первых сцен с продюсером: эпизод в ресторане, где Харви активно и довольно омерзительно поглощает креветки, откидывая от себя их опустошенные шкурки. Звуковое сопровождение из  хруста и чавканья заставляют зрителя чувствовать неудобство, как будто мы оказываемся посреди процесса, видеть который не должны были. По мимике Элизабет также видно, насколько неуютно ей находиться рядом с этим человеком, но Харви абсолютно не чувствует смущения. Креветки в данном контексте символизируют использование женщин в современной поп-культуре: одна за одной они сменяют друг друга, оставаясь забытыми из-за сильных и властных «рук» патриархальной системы.

Картина выглядит «стерильной» с точки зрения визуальной составляющей: весь интерьер будто бы вне какой-либо эпохи, поскольку действия фильма могли происходить в любое время: это извечная проблема, с которой люди сталкивались в прошлом, сталкиваются в настоящем и, возможно, будут сталкиваться в будущем. Интерьеры также не случайны: визуальное пространство оранжевого коридора в офисе могут напомнить искушенному зрителю коридоры в отеле «Оверлук» из небезызвестного фильма Стэнли Кубрика «Сияние». Белая начищенная ванная комната в квартире Элизабет становится экспериментальным пространством трансформации, где особенно чутко ощущается одиночество героини и ее оторванность от остального мира.

Наиболее спорным моментом для зрителей стала намеренно жестокая концовка фильма. Действительно, хотя фильм и пугал бесчисленными кровавыми эпизодами на протяжении всего хронометража, последние полчаса явно выбиваются из общей картины: «кровавая баня» отличалась особенной гротескной грубостью даже в сравнении с предыдущими сценами «Субстанции». Аудиторию волновал вопрос: «Зачем? Почему нельзя было обойтись без этого и закончить фильм чуть раньше?». Ответом на это является восприятие Корали Фаржа: жестокость последних сцен фильма отражает жестокость женщин по отношению к себе. В современном контексте можно рассматривать субстанцию как, например, аллюзию на препарат для похудения «оземпик», прогремевший на весь мир в этом году. Несмотря на быстрое похудение, многие девушки страдают от побочных эффектов, которые несет это «чудо-лекарство». Сама Корали Фаржа утверждает, что таких «оземпиков» в ее жизни были сотни. Ужасный монстр, в которого Элизабет превращается в погоне за лучшей версией себя, становится отражением женщин, подвергающихся многочисленным пластическим операциям и сталкивающихся с их жуткими последствиями. Однажды начав путь модификаций, остановиться становится трудно: ведь совершенству нет предела!