Цена власти — унижение: как сериал «Наследники» исследует психологию правителей мира

«Наследники» — сериал о медиамагнате Логане Рое (списанном как будто с короля Лира), который планирует отойти от дел и передать все полномочия одному из своих четверых детей: Коннору, Кендаллу, Ромену или Шивон. Каждый наследник хочет завоевать внимание отца, доказать преданность и любовь и удовлетворить собственные амбиции.

Сериал освещает проблемы не только передачи власти от отца к детям, но и утечки власти от старых американских элит к новым. Семейство главных героев представляет мир «старых денег» — медийную империю, которая вершила судьбы бизнесменов и политиков, но оказалась на грани банкротства и вынуждена плясать под дудку технокорпораций.

Читайте также

Техноолигархия — политический режим будущего: почему власть IT-гигантов сильнее государственной

У старых элит всё еще есть порох в пороховницах. Журнал Forbes посчитал, что состояние главного героя, 83-летнего Логана Роя, составляет примерно 18 млрд долларов. Это значит, что в реальной жизни он уверенно вошел бы в сотню самых богатых людей на Земле.

Образ Логана Роя во многом списан с реального миллиардера Руперта Мёрдока: оба приехали в США из-за границы, создали медиаимперию, специализирующуюся на сплетнях, скандалах и поддержке консервативных политиков. Мердоку сейчас 90 лет, и ему принадлежит самый популярный телеканал в США Fox News и десятки других влиятельных медиакомпаний. В реальности он сталкивается с тем же, с чем и Логан Рой в «Наследниках»: его империя зашаталась под натиском молодых конкурентов. В таких условиях патриарх должен отходить от дел и делить наследство между отпрысками.

Именно из-за этой параллели с реальностью «Наследники» пользуются большой популярностью у серьезных англоязычных бизнес- и политических изданий: за каждой новой серией следует шлейф качественных аналитических статей. Сценаристы шоу основывают многие сюжетные повороты на реальных скандальных и курьезных случаях из журналов вроде Wall Street Journal и Financial Times. Так что сериальное безумие — с уничтожением улик, ложными показаниями, семейными разборками в судах, скандалами на пресс-конференциях и т. д. — это вовсе не гротеск, а вполне точный групповой портрет сильных мира сего.

Как создателям сериала удалось так точно проблематизировать власть — и как стоит читать это экранное исследование иерархического мира сильнейших людей планеты?

О чем мы говорим, когда говорим о любви (и деньгах)

Данил Леховицер

Создатель «Наследников» Джесси Армстронг не раз подчеркивал, что задумывал сериал как «шекспировскую драму».

Извечные темы: длинная тень призрачного, всегда дышащего в затылок отца; предательство, санкционированное самим устройством власти; вендетта в институте семьи — Уильям Шекспир превращал высокое действо в бойню. Например, на его спектаклях привилегированный класс мог наблюдать, как во время поединков для большей реалистичности на сцену выбрасывали свиные и бараньи потроха. Словом, в семьях из шекспировских пьес знали, как выпустить друг другу кишки. В этом отношении герои Армстронга не слишком далеко ушли от двора короля Лира, Макбета и аристократии Датского королевства.

Философия мегакорпораций позднего капитализма и клановая борьба внутри королевского семейства делает предательство и власть ключевыми — даже обязательными — элементами этикета.

Для Логана, патриарха семейства Роев из «Наследников», так же, как и для многих шекспировских правителей, важен вопрос преемственности власти. Одна из главных интриг сериала по сути детективна: она заключается в вопросе «Кто же?» — ведь на протяжении трех сезонов Логан не может решить, кто из его детей станет главой его корпорации Waystar Royco.

В первом сезоне (2018) все ставили на очевидного кандидата — старшего сына, Кендалла. Во втором (2019), во время неудачной попытки эмансипировать компанию, на дочь Шивон. А в новом третьем — на темную лошадку, младшего сына Романа.

Логан понимает, что его дети, наученные относиться друг к другу максимум как к коллегам, — это акулье потомство, которое, процитируем Кендалла, «расстреляет [других] в подвале, как царскую семью», как только кто-то из них дорвется до его суверенной власти.

Именно поэтому выбор преемника так неоднозначен и составляет этическую дилемму, напоминающую «проблему вагонетки»: выбирая, кого спасти (повысить), Логан выбирает и тех, кого в итоге переедет локомотив.

Именно на этой этической проблеме основан сюжет фильма «Убийство священного оленя» Йоргоса Лантимоса, в котором кардиохирург Стивен Мерфи, словно несчастливец из греческого мифа, должен принести в жертву одного из членов своей семьи, чтобы снять проклятие. А чтобы выбрать, Стивен должен не выбирать. Чтобы не выбирать, он должен не видеть. Что он и делает: надевает на голову плотную ткань, берет в руки ружье и крутится вокруг своей оси, чтобы выстрелить в кого придется — решает случай.

Стивен, отец двух детей, предпочитает развидеть, кого убить: он не может выбрать потому, что у него нет большей привязанности к кому-то конкретно и его дети для него одинаковы. Сам момент «развидения» становится важным ядром фильма Лантимоса, ведь для его героя невидимы их отличительные черты — настолько они для него пустые.

Может быть интересно

Добра и зла не существует. Как жить в мире без морали

В этом отношении «Наследники» — изнанка «Убийства священного оленя». В отличие от Стивена Мерфи, Логан хорошо знает, кого из детей подставить (впрочем, делает он это не из-за особой неприязни, а исходя из ситуации). Но вот чего он не знает — так это кому передать власть, потому что (и это роднит очень разные идеи Лантимоса и Армстронга) его дети для него одинаковы, как тираж игрушечных фигурок. Так хорошо прописанные отличительные черты Кендалла, Романа, Шив и Коннора (который, впрочем, не борется за власть), очевидные для зрителя, для Логана остаются вне поля зрения.

«Наследники» ставит любопытный вопрос о том, насколько вообще общепринятый и бытовой эмоциональный вокабуляр уместен для описания семьи, отношения в которой завязаны на бизнес-стратегии.

В комиксе «Убийства Черного Понедельника» Джонатана Хикмана, рассказывающем о сакральности денег (и их оккультной изнанке) в семье Ротшильдов, личный охранник семейства говорит: «Я не уверен, что теперь вас можно считать людьми». В «Наследниках» язык эмоций, как и у Хикмана, существует в экономических категориях и заменяется неолиберальными терминами:

• «партнер» вместо любимого,
• «коллега» вместо брата, сестры или отца,
• «брачный контракт» вместо доверия,
• «юрист» вместо диалога.

Шив и Роман могли бы стать яркими иллюстрациями к пособию по аффективной толстокожести (момент, когда они даже не могут обнять плачущего брата Кендалла, признавшегося в убийстве).

В каком-то смысле «Наследники» — это еще и постапокалиптический сериал. Для условности постапокалипсиса важна утрата людьми какой-то базовой, очень человеческой черты — вины, эмпатии, любви.

Когда HBO предложило мне двадцатиминутный слот для интервью с исполнителем роли Логана Брайаном Коксом, первым вопросом, который я задал, был: «Любит ли глава семейства Рой своих детей?» Кокс быстро ответил: «Я думаю, он чертовски сильно их любит».

В рассказе мастера краткой прозы Рэймонда Карвера «О чем мы говорим, когда говорим о любви?» одна из героинь за пятым или шестым стаканом джина рассказывает о своем бывшем парне. Он таскал ее за волосы по полу, приговаривая, как она вьет из него веревки, избивал, а когда они расстались, застрелился. И всё же героиня уверена: вот она, настоящая любовь.

Порою кажется, что если в семье Роев слово «любовь» еще существует, то оно очень сильно похоже на ту, о которой вздыхают такие жертвы за закончившейся бутылкой джина.

Молчание как инструмент власти

Катя Тарасюк

Совсем не знак бездушья — молчаливость.
Гремит лишь то, что пусто изнутри.

Уильям Шекспир, «Король Лир»

В «Наследниках» главная роль отведена диалогам: по сути, всё происходящее сосредоточено в них. И ничего не остается в тайне от зрителя: закулисные интриги и военные стратегии по свержению авторитарного отца, Логана Роя, с «престола» обсуждаются героями вслух. Коннор, Кендал, Роман и Шив тщательно проговаривают свои тактики и затем пытаются воплотить их в действие. Сериал подкупает тем, что предстает классической театральной постановкой, снятой на камеру.

Впрочем, не все столь разговорчивы. Сам Логан немногословен: уже третий сезон все ждут от него, что он наконец-то назовет своего преемника или преемницу. Однако пока его ответ — молчание.

В первом сезоне ответа не удостаивается Кендалл. Он восстает против отца и превращается не то в Корделию (это единственная из дочерей в «Короле Лире», которая отказывается льстить отцу, чтобы получить наследство), не то в Гамлета (тот хочет свергнуть бесчестного, по его мнению, короля Клавдия, чтобы правосудие восторжествовало) — он отказывается признаваться в безграничной любви к отцу и пытается всеми способами его сместить. Во втором сезоне прямого ответа не получает Шив, а в третьем мнимое правление из-под носа ускользает у Романа. Все трое оказываются обманутыми и преданными отцом, а затем и матерью.

Молчание Логана — это не немота или неспособность выразить свою позицию. Молчание здесь само по себе является дискурсом: это речь, обращенная к Другому. Поэтому так интересно наблюдать за актерской игрой Брайана Кокса (Логан Рой): он «говорит» через мимику и жесты. Чего только стоит сцена в четвертом эпизоде третьего сезона, где Логан и Кендалл молчат почти целую минуту.

В этом контексте логично будет обратиться к Мишелю Фуко, который утверждал, что молчание — неотъемлемый инструмент власти: «Молчание и секрет равно дают приют власти, закрепляют ее запреты…»

Молчание, секреты и недосказанности в «Наследниках» как нельзя лучше иллюстрируют это утверждение. Логан Рой никогда не заявлял публично о передаче полномочий кому-то из своих детей. Ложные «это будешь ты», обещанные каждому за закрытой дверью, были следствием не до конца продуманных стратегий самого Логана.

Своим молчанием он подкреплял и утверждал свою безусловную власть, накладывая вето на смену правления. Непреклонный — в каком-то смысле обезумевший от власти — отец продолжает развлекаться из сезона в сезон, дергая своих детей за ниточки и проверяя их на прочность.

В свою очередь Коннор, Кендалл, Шив и Ромен тоже не привыкли делиться происходящим друг с другом. Мишель Фуко в книге «Воля к истине — по ту сторону знания, власти и сексуальности» писал:

«Само молчание, вещи, о которых отказываются говорить или которые запрещают называть… [являются] элементами, функционирующими рядом со сказанными вещами, вместе с ними и по отношению к ним».

Если следовать этой мысли, то всё становится на свои места. Никто, кроме Кендалла, никогда прямо не заявлял другим о том, что он или она станет во главе компании. Благодаря этой неозвученности вопрос о том, кто будет преемником или преемницей Логана, всегда остается открытым, лишенным утвердительной интонации. Между тем Кендалл, Шив, Ромен и Коннор то и дело отпускают саркастические и обидные шутки на эту тему, унижая друг друга.

На мой взгляд, главная причина их молчания состоит в том, что ни один из них не считает возможным занять место Логана.

Они настолько ущемлены и сломлены довлеющим отцовским авторитетом, что им намного проще жить с мечтой о власти, чем столкнуться с ней лицом к лицу.

«Молчание… дает место более или менее неясным формам терпимости», — отмечает Фуко. И действительно, каждый из наследников терпит и переживает отцовское молчание по-своему.

Кендалл сначала пытается разбить молчание, но ему не хватает сил дойти до конца в противостоянии отцу. Свое поражение он заглушает наркотиками и алкоголем, постепенно погружаясь в глубокую депрессию. К концу третьего сезона он оказывается полностью разбитым и безучастно молчит от безысходности. Шивон компенсирует отцовское предательское молчание за счет мужа Тома, который беспрекословно ей подчиняется, а она указывает ему, что говорить и что делать. Роман предпочитает странные сексуальные игры с коллегой вдвое старше него. В итоге игра заканчивается очередным прилюдным унижением со стороны отца. Коннор уходит целиком в продвижение собственной президентской кампании, заранее обреченной на провал.

Каждый по-своему молчит в ответ, пытаясь справиться с молчанием Другого, так и не решаясь об этом открыто поговорить.

«Наследники» поднимают важную современную проблему — проблему коммуникации. За всем шумом и гамом скрывается неспособность людей разговаривать, выражать эмоции, слушать и слышать друг друга.

В одной из серий герои пытаются провести сеанс групповой терапии, который обрывается нервной руганью Логана, так и не успев начаться.

Шив, Коннор, Кендалл и Роман предстают несчастными «маленькими людьми» в мире роскоши и люксовых технологичных игрушек, частных самолетов, пентхаусов и дорогого элитного шампанского. Без влиятельной фамилии и отцовского капитала они не выделяются какими-либо талантами или достижениями (не считая скандальных историй).

Оказывается, циничные богатеи такие же, как все остальные, — обычные люди со своими комплексами, страхами, зависимостями и травмами. Поэтому зритель так сопереживает всем четверым. Отец и его власть — их бронежилет, защищающий от внешнего мира и который с них вот-вот снимут. В конце третьего сезона это становится очевидно. Когда Логан решает продать компанию и передать руководство посторонним людям, Кендалл, Шив и Ромен совершенно потеряны и кричат в один голос, что «их уничтожат».

Все четверо верят, что они избранные. Однако реальность показывает, что Коннор, Кендалл, Роман и Шив ничем не отличаются от остальных.

Уязвимые, слабые. Беспомощные. Они никто без отца. Кроме того, они прекрасно осознают, что не готовы взять правление в свои руки. Это понимают все и молчат.

Молчание и недосказанности в сериале — сложная и неустойчивая игра, полная любви и ненависти. Она состоит из множества ходов. Интересно, каким будет следующий.

Цена власти — несвобода

Сергей Жданов

На 7,7 миллиарда жителей Земли приходится всего 3 тысячи миллиардеров — «Наследники» погружают нас в жизнь и проблемы именно этого меньшинства. Сериал можно было бы назвать «Богатые тоже плачут», но тут богатые не плачут буквально — зато унижают и унижаются, оскорбляют и оскорбляются. А зритель с облегчением понимает, что деньги все-таки не главная проблема.

Четверо наследников отца семейства Логанов, борющихся за наследство, могут получить от отцовской компании тысячи миллионов и, например, основать собственные бизнесы.

Но даже во взрослом возрасте эти дети, воспитанные тираном, живут отношениями со своим отцом: их не волнуют сами по себе деньги и власть — их волнует свобода. Они хотят перестать быть рабами отца — и стремятся унаследовать его право порабощать и унижать окружающих.

Между героями сериала постоянно выстраивается иерархия унижения: иметь власть — значит унижать более слабых. В основном всех унижает именно архетипический отец Логан Рой с логикой Тараса Бульбы: «Я тебя породил, я тебя и убью». Миллиардер порождает много детей — не только биологических, но и карьерных — и ощущает неограниченную власть над всеми «младшими».

Власть требует проявлений, и зрителю они часто кажутся жестокими и даже садистскими. Но с точки зрения реализации власти все они хороши: создать бизнес, заключить сделку, уничтожить чью-то репутацию, унизить ближнего — всё это равно утверждает природу власти. «Наследники» демонстрируют, что чем больше власти у человека, тем менее он разборчив в ее проявлениях: морально уничтожить ближнего так же приятно, как заключить прибыльную сделку.

Из-за того что власть сопряжена с насилием, богатые герои «Наследников» будто живут в тюрьме, даже пребывая на свободе. Их заточение обставлено дорогой мебелью, машинами и вертолетами — но внутри этих роскошных декораций происходит тот же харассмент и унижение, что и в тюрьме. Когда глава корпорации Логан работает с коллективом, зритель невольно вспоминает об отношениях надзирателя с заключенными.

Наблюдая за жизнью богатейших людей Земли, не особенно ожидаешь встретить тему тюремного заключения. Но угроза наказания заставляет героев искать козла отпущения — решить, кто будет отдуваться за общие грехи корпорации и сядет в тюрьму. «Козла» в сериале называют «елкой» — потому что на него вешают преступления коллег, как игрушки на новогоднюю елку. Миллиардеры, как и обычные люди, больше всего боятся унижения за решеткой (например, герои обсуждают, что сокамерники подтираются наволочкой в туалете — а тебе потом на ней спать).

«Наследники» хороши тем, что показывают: для сохранения денег и влияния, даже на пороге смерти, можно посадить даже своего ребенка.

Один из персонажей сериала, молодой техномиллиардер, говорит: «Цукерберг мне однажды рассказал, что в Древнем Риме как-то захотели заставить рабов носить особую одежду, чтобы их можно было отличать от граждан. Но потом от идеи отказались, потому что поняли: если рабы будут одинаково одеты, они увидят, как их много, восстанут и убьют своих хозяев».

«Наследники» помогают рассмотреть на себе это рабское одеяние хотя бы потому, что показывают: богатство и власть не спасают человека от статуса раба. И свою свободу приходится отстаивать не только на работе и в обществе, но и в собственной семье.