«Лето» борьбы маразма и косплея. Почему новый фильм Кирилла Серебренникова представляет собой самовлюбленную политическую карикатуру

6 июня, на предпремьерный показ «Лета» Кирилла Серебренникова в кинотеатре «Октябрь» собралась изрядная толпа. Привлеченные модным либеральным мероприятием программы «КАРО.Арт» граждане быстро заполнили практически все места — билеты оказались проданы менее чем за сутки.

Шоу началось речью кинокритика Антона Долина в поддержку монтировавшего фильм под домашним арестом Кирилла Серебренникова и объявившего голодовку в арктической тюрьме крымского кинорежиссера и активиста Олега Сенцова. Впрочем, аплодисменты правозащитным лозунгам оказались довольно жидкими, а немедленно после их провозглашения модный интеллектуал предупредил о том, что зрители, использующие мобильные телефоны для селфи на фоне премьеры, будут нещадно изгоняться курсирующей по залу охраной.

Показ начался со сцены концерта в Ленинградском рок-клубе начала 1980-х — этот небезызвестный «инкубатор русского рока» был создан при участии КГБ и профсоюзов в 1981 году. Его целью была легализация нарождающейся советской рок-культуры, совмещенная с постоянным контролем над ее формой и содержанием.

Экран кинотеатра стал своего рода зеркалом. Рыскающие по залу в поисках мобильных телефонов и усмиряющие зрителей охранники до боли напоминали присутствующих в фильме сотрудников КГБ и комсомольских дружинников, занятых подавлением несанкционированного самовыражения советских рок-фанатов.

Лишь по киберпанковскому антуражу лазерных указок, подсвечивающих руки непокорных зрителей, да по интересам которые охранники отстаивали (корпорация-правообладатель SONY сменила в этом качестве КГБ СССР) можно было отличить одну сторону экрана от другой.

Тем временем действие снятого как черно-белое кино «Лета», продолжалось и разворачивалось. Быстро оказалось, что черно-белой является не только цветовая гамма фильма, но и его персонажи и их диалоги.

Прекрасные внешне и внутренне молодые, стройные и сильные мужчины-рокеры окруженные стайками столь же молодых и прекрасных фанаток то и дело сталкивались со свинцовой мерзостью советской действительности.

Безразмерные бабы, худосочные алкоголики с бессмысленными испитыми лицами, тупорылые мордовороты-дружинники производят штампованную речь, собранную, кажется, из сборника мемов о советском человеке.

«Сообразим на троих», «мальчики, идите сюда», «вражья музыка», «Америка — наш враг», «Высоцкий — это наше», «нельзя курить при ребенке», «по голове себе постучи», «батя воевал» — едва ли единственные фразы, на которые были способны эти марионетки советской власти и убогого советского быта. Не пробивали их заскорузлость и консерватизм даже апелляции к официальным советским ценностям — международной пролетарской культуре и борьбе. То ли дело прекрасные, мечтающие о свободе, но вечно скованные рокеры! Риторический прием на грани социального и культурного расизма (лишь несколько эпизодических нейтральных персонажей удерживают фильм от того, чтобы упасть глубоко за нее).

Дополняют несколько карикатурное противостояние и образы функционеров Ленинградского рок-клуба: завхоз с ветеранскими плашками на груди, сравнивающий безбилетных фанаток с тараканами, чиновница-цензор утверждающая(«литующая») тексты песен, молчащий кагэбэшник с узким и злым лицом. А что же прекрасные веселящиеся рокеры? Они переписывают и переводят тексты собираемых с религиозным рвением западных пластинок, переодеваются в соответствующие им костюмы и мечтают о свободе.

Едва ли не в каждом крупном эпизоде фильма присутствует момент, когда воображение замещает реальность.

Рокеры побеждают арестовывающих Панка (его прообразом был Свин из группы «Автоматические удовлетворители») дружинников, останавливают троллейбус или же просто убивают надоедливого скептика. Последний же — напоминающий собирательный образ модного «левого интеллектуала» в пальто и очках — служит маркером окончания мечты и возвращения в реальность.

Противостояние «совков» и «рокеров» обнаруживает глубокую вторичность обеих масок. Рокеры пытаются косплеить некритически воспринимаемые штампы импортируемых фрагментов западной масс-культуры, попадающие к ним из-за железного занавеса, «совки» же существуют в разложившейся и обессмыслившейся реальности социалистического государства, в котором ура-патриотизм и стихийный консерватизм заменили какие бы то ни было потуги на идеологическое и культурное содержание.

Отношения в среде рокеров показаны как идеальные и благородные — в том числе и внутри любовного треугольника, сложившегося между Майком Науменко, его женой Натальей и Виктором Цоем. В то же время творческая, художественная компонента их деятельности оказывается весьма сомнительной — в их фантазиях звучат избитые хиты Игги Попа и The Doors, музыка и стиль их песен неоригинальны — они пользуются затертыми, заимствованными приемами и вполне это осознают, а полемика их сводится к тяготению к «рок-н-ролльной» или «нью-вейверской» эстетике без всякого намека на самостоятельное музыкальное творчество.

Одним из центральных моментов фильма оказывается вставной ролик, в котором герои фильма изображают обложки важнейших для альбомов западного рока.

Фильм похож на карикатурное житие Виктора, Натальи, Майка и их друзей, но гимна свободе и русской рок-культуре из него отнюдь не получается. «Святые» оказываются не только бессильными перед доминирующей реальностью советской власти, но и непродуктивными творчески.

Вся их жизнь представляет собой не более чем существование негласно одобряемого кружка косплееров и авторов фанфиков, которые, под мудрым контролем партийных и гебистских органов должны удерживать советскую молодежь от реального противостояния и антиобщественных действий.

Герои русской рок-революции оказываются не в состоянии породить никакого собственного художественного языка — и некоторые из них отлично это понимают. Но понимают ли тупиковость показанного противостояния зрители и авторы фильма?

Парадоксальное совмещение «лазерного контроля» охранников и громких лозунгов о свободе явно показывает, что — нет.

Свободой для авторов, по-видимому, оказывается всего лишь передача некоторых из репрессивных функций от государства и его спецслужб к международному шоу-бизнесу и корпоративному капитализму (идущим «на Серебренникова» зрителям будет нелишне помнить, что авторами сценария выступили написавший «Духлесс 2» Майкл Идов с супругой Лили, а также Иван Капитонов — соавтор известных по обзорам Евгения Баженова картин «Неуловимые. Последний герой» и «Дизлайк»).

«Лето» в полной мере отражает отсутствие рефлексии, уверенность в собственном моральном и интеллектуальном превосходстве над массами, совмещенное с комплексом неполноценности перед обобщенным Западом, так характерные для немалой части русскоязычной либеральной интеллигенции.

Невозможно не присоединиться к лозунгу «Свободу Сенцову, Серебренникову и другим заключенным по делу „Гоголь-центра“», много раз звучавшему в эфире федеральных телеканалов и ставшему неформальным символом одного из наиболее важных российских фильмов этого года. Но я надеюсь на то, что следующие поколения политических художников и активистов (а фильм «Лето», безусловно, является фильмом политическим) смогут преодолеть бессмысленное противостояние маразма и косплея, которое зачастую оказывается едва ли не единственным содержанием культурной и политической борьбы в современной России.

И в этом смысле нельзя не вспомнить и не присоединить к этому списку еще одного политического заключенного и художника — Петра Павленского, который в отличие от двух других попытался это противостояние преодолеть и своими акциями «Угроза» и «Освещение» показал глубокое сходство карательных систем разных стран.


Фото: Денис Бочкарев