Жестокие белки и взорванные вазы: интервью с группой «Тальник»

Павел Коркин предупреждает, что интервью бралось в марте 2021 года: с тех пор многое поменялось, дуэт «Тальник» присутствует теперь на стриминговых сервисах, а сам Павел Коркин более не испытывает интересных ощущений от ожидания чего-либо.

— Давайте начнем с муторного вопроса. Тишина и покой в мусорном мире рекламы — где найти успокоение? Йога, антидепрессанты, Паустовский, фортепиано? Хоть я и ходил туда нехотя, музыкальная школа осталась нежным воспоминанием детства со своим запахом, как и коридор детского корпуса больницы с нарисованными мультперсонажами. А какие места задержались внутри вас?

Саша Уколов (С.У.): Так, давай расчленять, тут сразу несколько вопросов.

— Начнем с того, где найти успокоение?

Светлана Цепкало (С.Ц.): Было бы от чего успокаиваться.

С.У.: Как бы глупо это ни звучало — кажется, проще всего его искать в себе. Если нужно формулу изобрести сейчас, то, вероятно, успокоение лежит в налаживании отношений.

— С какими-то конкретными людьми?

С.У.: С тем, что окружает. Если наладить какую-то связь с тем, что беспокоит, станет спокойнее.

— Стоит уважительно относиться вообще ко всему или достаточно просто найти какие-то магнитики для себя? То, что примагничивается — ок, а остальное можно будто бы не знать, не чувствовать и не испытывать, или же необходимо всеобъемлющее восприятие всего?

С.У.: Стоит / не стоит — до конца не понятно. Что касается нас, я думаю, мы все-таки обставились некими буйками…

— Вторая часть вопроса была связана с местами. Я привел пример места, которое осталось у меня в памяти мистическим и магическим талисманчиком — это коридор детского корпуса больницы в Жуковском, на стенах которого были нарисованы разные мультгерои. Я с закрытыми глазами могу вернуться туда и поблуждать по этому коридору, почувствовать какие-то энергии, которые не могу описать словами. Были ли у вас в детстве какие-то такие места, изредка прилетающие теперь в виде абстрактных ощущений?

С.У.: У меня в большинстве случаев вся сакральность впечатлений о таких местах размывается со временем, теряется за новыми впечатлениями. То есть тех энергий, о которых ты говоришь, не остается, как не остается и мест, которые нельзя вернуть. Они постоянно дополняются образами настоящего, а не застывают в прошлом. В итоге я на эмоциях дня сегодняшнего, завтрашнего. Например, предвкушаю, что зимой поеду в Северск и буду там с горки кататься, гулять по разным скоплениям этих энергий, о которых ты говоришь. А потом вернусь сюда, поеду на участок, где тоже свои штуки захватывающие.

— Я больше про абстрактность. Скажем, перед нами сейчас во дворе ребята играют в футбол, а потом в какой-то момент вы, скажем, смените локацию. Понятно, что не конкретно эти ребята и футбол будут прилетать воспоминаниями, а какое-то ощущение, мистическая ностальгия.

С.У.: Кажется, я редко прибегаю к таким воспоминаниям, и часто именно в такие моменты они из размытых и мистических становятся сформулированными, конкретными. Как неудачная попытка рассказать сон после пробуждения: всё рушится с малейшим проявлением деталей. Уже в формулировке «ребята, футбол» есть какие-то акценты для деталей, на которые опирается воображение. Но, например, у нас был огород в Копылово, и к нему у меня сохранилось чувство, о котором ты говоришь. Он у меня в голове как в тумане, будто залит светом — так, что ничего не разобрать.

— А это именно теплота или свет солнца?

С.У.: Просто если я пытаюсь визуально его вспомнить, то всё сразу заливается светом.

— Я скорее о некой синестезии говорю, то есть не столько о визуальных компонентах, а именно о тепле солнца или попытке солнца передать нам какой-то код, месседж, в отличие от чисто визуального света.

С.У.: Думаю, у меня проблема с идеализацией. Ты просишь осмыслить этот свет, и я сразу разглядываю дополнительные стороны, а они уже не дают родиться сказке. Что касается Копылово — в силу подросткового характера я в какой-то момент отказался туда ездить, и маме пришлось возить всякие ведра по автобусам одной, а немного позже мы этот огород продали. Сложно с такой горькой ноткой размышлять о фантастической сути свечения из прошлого. И так же со всякими другими воспоминаниями, я сразу вижу их многогранно: можно одновременно и ослепиться красотой, и обжечься какими-то моментами. Это я не к тому, что все воспоминания по факту отрицательные, а к тому, что они многосторонние, я не могу их чувствовать так, как ты описываешь — идеально.

— Ты будто вводишь бухгалтерию.

С.У.: Да. Ну я не ввожу — она сама откладывается.

— Чувство завершенности избыточное, конечно, интереснее наслаждаться самим процессом. Скажем, я испытываю интересные эмоции от ожидания чего-то, а когда всё уже произошло и завершилось, в основном возникает разочарование. Перейдем к Свете и ее мнению на этот счет.

С.Ц.: Из мест, которые первыми приходят на ум: обветшалая дача Леонова в Южно-Сахалинске и ее окрестности с родником и бывшей бетонной японской сокровищницей (на местном языке Саркофаг), где мы часто гуляли с папой. И бесконечные коридоры гостиницы «Пекин» в Москве. Вообще я очень хорошо помню свое детство, оно было офигенным. Прямо сейчас у меня всплывает масса ярких картинок из мест и впечатлений, но мне сложно среди них что-то вычленить как нечто особенное для стороннего слушателя.

С.У.: У меня похожие ощущения, наверное. То есть параллельно с этим огородом в ту же копилку у меня может пойти, скажем, воспоминание о том, как пахло в ночных клубах, когда я был в 9-м классе. И всё это какой-то ком…

С.Ц.: Из черных полосок на линолеуме такой вот ком.

— А какие-то нежные, шелковые воспоминания, которые слышатся в голоске аналоговых синтезаторов в твоем проекте «Творожное озеро»…

С.У.: Мне кажется, мы пытаемся вытянуть какую-то дохлую рыбу из пруда.

— Есть такое. Я замкнулся на своем вопросе. Может, стоит просто посидеть немного.

С.Ц.: Помолчать.

С.У.: Потом почитать и подумать — зачем всё это было? Эта эмоция внутри крутится, как шарик.

— Это как перебирание четок, как сбор мозаичной истории. Света, ты же делаешь вазы, а занималась ли ты мозаикой когда-нибудь? Попробуй заняться мозаикой из детских трогательных воспоминаний.

С.Ц.: Я, кстати, когда-то записывала знаковые моменты из детства и любимые сны. Но не вижу смысла сейчас в это углубляться. Вообще я недавно размышляла о ностальгии, вот несколько лет назад я еще любила посмаковать какие-то эпизоды из детства/юности, но в данным момент мне от подобных путешествий не по себе.

— Откуда появилось название «Тальник»?

С.Ц.: Мы что-то всё перебирали, перебирали, и я даже уже не помню, в какой именно момент мы на нем остановились.

С.У.: Как название мы его выбрали особо не думая, а вообще это слово я запомнил в череде летних поездок на теплоходе «Заря-266Р». Мы одно время добирались на нем до другого нашего огорода, в Попадейкино. Там в какой-то год горячо обсуждалось, что берег Томи зарос тальником, коров перестали пасти и от берега ничего не осталось, одни заросли. Если сейчас уже постфактум додумывать, то это растение как-то близко нам, оно вроде и дерево, а вроде сорняк, растет там, где воткнется. Очень гибкое и по-простому красивое — не столько даже само по себе, сколько в игре с солнцем, ветром, собственной тенью.

— Ты переехал в Москву из Северска, но идея, как я понимаю, появилась до этого? Как вообще вы познакомились?

С.У.: Идея до этого не появлялась.

— Это всё слухи?

С.У.: Слухи Леонида Котельникова. Познакомились в интернете: у меня оставалось несколько кассет «Фотон-Омега», и я решил их реализовать. Реализовал так, что ушел в минус — продал дешевле, чем заплатил потом на почте за их отправку. Осталось две копии, и я подумал, что одну оставлю себе, а вторую отправлю случайному участнику из группы во «ВКонтакте». Случайным человеком оказалась Света, она только подписалась и была первой в списке. Я ей написал, мол, нужна ли ей кассета, она сказала, что нужна, а потом я на «Структурность» приехал и мы пересекались несколько раз. Тогда же и записали первые импровизации. Мне всегда очень нравилось музыкальное взаимодействие с людьми, не зашоренными теорией, практикой и вообще какими-то внешними целями.

— А с «Фотоном», «Творожным озером» — всеми первичными проектами твоими какая история? Как они появились? Ты просто клацал на синтезаторах, записывал что-то для себя, а потом решил обнародовать это в сети, добавить эстетики, окраса, сделать паблик?

С.У.: Будь сейчас 2012 год, я бы каждый раз тебя поправлял, что слово «проект» неуместно, а теперь даже не знаю, есть ли смысл поправлять. Для меня то, что мы делаем и что делал я, не проект в том смысле, что нет никакого проектирования.

— Шалаш.

С.У.: Мы просто занимаемся творчеством в фоновом режиме, не надстраиваем над собой, а скорее из себя что-то вытаскиваем. С «Творожного озера» у меня это занятие началось, потом мы объединились в дуэт и выбрали другое название. А со старыми моими записями не было какой-то красивой истории, как ты говоришь, например, чтобы я что-то клацал и решил обнародовать. Были всякие эмоциональные всплески, переживания, я сидел на стуле и записывал что-то на этой волне.

— Волна была юная?

С.У.: Да, юная волна. На самом деле всё это какая-то неинтересная информация.

— Давай о чем-нибудь поинтереснее, например, лейбл «Пупон» что из себя представляет?

С.У.: Вообще ничего из себя не представляет.

— Он сам, наверное, не может представить, но вы-то какие-то представления можете обнародовать?

С.У.: Это точно такая же штука в том плане, что мы ее начали, но не знаем, что это такое. Мы пока не знаем, что с этим делать.

— Но она на данный момент внутри лейбла «Пупон». Я так понимаю, что вышел один альбом проекта «Тальник»…

С.У.: И мы запустили кассетное производство.

С.Ц.: Саша часов десять зачищал кассеты от прежних опознавательных знаков.

— Смотри, девчонка прикольная на турнике делает трюк, я не знаю, как это называется, но она крутится вокруг перекладины.

С.Ц.: Солнышко.

— Нет, оно какое-то более хитрое, не такое теплое и не такое светлое, как солнышко. А какие трюки в будущем можно ждать от вас?

С.У.: Я начинал говорить о том, вся эта информация… Это не ответ на вопрос, а размышление. Попытка какую-то сакральную информацию вытащить из нас — это какое-то размазывание соплей по сахару. Мол, не знаю… Если попытаться вынести сухой остаток из того, что ты спрашивал про деятельность нашу, то она, наверное, заключается просто в создании точки отсчета и не предполагает пока конечной точки, эдакий постоянно блуждающий вектор. Мы куда-то топаем, куда ведут импульсы, эмоции. То есть ударило в голову, хочется так. Это, наверное, самое банальное, что только можно придумать в качестве концепции, но вот так оно происходит.

— А если говорить не о чем-то таинственном, а о чем-то, что можно потрогать и пощупать: Света, расскажи немного про вас с вазами — как тебе пришла в голову эта идея, что они из себя представляют, какие материалы ты используешь?

С.Ц.: Мне вообще сложновато описывать то, что я делаю. (Смеется.) Ну, начнем с того, что мне всегда нравилось что-то делать руками. Во времена моего детства у нас во дворе была бесконечная стройка, где постоянно что-то рыли, там я добывала глину. Первым, что я слепила, была пучеглазая змея, я потом ее раскрасила гуашью и подарила своей тете. Мне всегда нравилось, когда… Например, мы с родителями бывали в музее или в художественном салоне, там я видела керамику, глазурированную разноцветными потеками, и мне это страшно нравилось. Глазурь для меня на тот момент была большой загадкой, а вопрос завершенности моих поделок был недосягаемой штукой, не было условий для обжига. Я могла просто что-то слепить, посушить и красочкой покрасить. А уже в 2014 году я стала заниматься керамикой, постепенно погружаясь в технологию, и пошло-поехало. Что-то получается.

— А какие-то смеси разных путей, возможностей выражения каких-то вещей, скажем, когда у вас были вазы и композиции, связанные воедино, или про взрывание ваз — как появилась эта идея? Может быть, ваза упала и разбилась или кто-то запустил петарду в нее?

С.Ц.: Мы сами в нее запустили петарду.

С.У.: Я могу дополнить как зритель, очень впечатленный этим процессом. Света слепила вазу, и мы понесли ее на пруд, чтобы взорвать — просто было интересно, что будет. Мы подожгли петарду, бросили…

— Это была детская шалость?

С.У.: С моей стороны это было только так. Закинули петарду, убежали, заткнули уши. По-моему, первая не взорвалась, а когда взорвалась вторая, вазу очень сильно перекосило, кажется, дна не осталось. Было смешно, мы стояли и смеялись.

— Видите этого кота? Он сам белый, у него еще полоски других цветов. Он медленно около забора ползет неподалеку от того места, где девочка на турнике крутилась. А вы вроде бы взрывали петардами вазы в своей усадьбе на 88-м километре? Как вообще появился этот участок, что с ним происходит? Это какая-то попытка сбежать от мегаполиса?

С.У.: 160-й километр.

С.Ц.: Я в довесок к прежнему скажу, что часто процесс происходит в стиле «будь что будет, надо попробовать». И в части случаев я не претендую на особую оригинальность. Кстати, и альбом «Райские вазы», и «Взорванный рай» — это очень старые идеи, которые до момента реализации волочились за мной года три, что очень мешало, нужно было закрыть эту тему.

— Но вы же наделяете какие-то определенные действия тем, что это являет собой какой-то альбом, какую-то экспозицию или какое-то еще странное слово? А некоторые действия как какая-то петарда, которая могла где-то взорваться, могли бы просто запомниться у вас, в вашей тесной компании. При наделении художественным смыслом сразу набегают репортеры типа Павла Коркина, прибегает операторская группа из «Цветника», с канала НТВ начинают звонить и узнавать, какая это петарда.

С.У.: Смотри, мы не наделяем. Мы просто выложили. Мы поинтересовались, как и в случае с озвучкой — давай так, давай попробуем склеить это?

С.Ц.: Да.

С.У.: И с альбомами та же история. То есть альбомом это становится после публикации. Или не альбомом, там уже сами решают, сколько песен — альбом, а сколько — сингл. Пока мы записываем этот альбом, он сырой и вязкий, как глина, и затвердевает он сам собой, когда ему вздумается.

— [Заиграла музыка.] Сейчас на пару секунд как будто из аниме какого-то был отрывок. Не помните из какого?

С.У.: Про участок ты говорил. Участок точно такой же, как и альбом. Я туда переехал с одной идеей, а в итоге слепил из него полную противоположность этой идеи. Я в одно время очень много времени тратил на заработок денег для оплаты съемной квартиры. Мне стукнуло, что это абсурд, и в итоге купил участок. Он очень далеко, заросший лесом — думал, что сейчас я туда приеду, построю себе халупу и буду оттуда кататься на работу. Создам идеальную концепцию существования. Потом идея трансформировалась: можно ведь там вообще жить, что-то выращивать, может, и деньги не нужны. И в такой идее я пожил какое-то время. А сейчас это больше похоже на дачу. То есть я туда приезжаю на месяц, поживу, построгаю что-нибудь, уеду.

— Может быть, комфортнее и интереснее среди грибов, белок и снегирей, нежели чем среди хипстеров, манекенов и сигарет в центре Москвы?

С.Ц.: Мне кажется, везде интересно.

С.У.: Я знаю, что когда поживу годик среди белок, птиц и змей, увижу там свои сложности, трудности. Я очень хорошо помню момент, когда мы сначала очень радовались, что у нас там белки бегают по участку, птички летают, а потом на второй или третий год увидели, как по весне белки разоряют гнезда, которые у нас же на участке. Они запрыгивают в гнездо, выкидывают оттуда птенцов или яйца, всё пожирают — это очень жестко…

— Природа ужасает при близком с ней контакте, а ведь так красиво выглядит на картинках.

С.У.: Нет, просто ты можешь в любом месте включить определенный микроскоп, присмотреться. Ты можешь разглядеть как одно, так и другое, и не найти себя и там, и сям, все свои минусы и плюсы. Я знаю, что сейчас мне нравится контраст, с ним словно проще натыкаться на свою суть. Иногда полезно бросать себя в какие-то дискомфортные обстоятельства, что я с собой сделал, например, приехав в Москву. В итоге я открыл для себя абсолютно другой мир — не столько благодаря городу, сколько благодаря конкретным людям. Замечательно, что и участок теперь есть, туда можно в любой момент уехать, там и поесть, и поспать, и гостей принять, и в лес сходить, и грибов набрать, понаблюдать, как жучки бегают, как муравьи захватывают дом.

— Я подумал, что это отчасти может быть тягой к чему-то привычному, так как Северск совсем небольшой городок. В огромном мегаполисе с огромными возможностями хочется чуть-чуть постоять в сторонке, обрести что-то уверенно свое, где было бы комфортно.

С.У.: Да, я помню очень хорошо этот момент, когда я в принципе задумался, когда щелкнула идея в голове. Были майские праздники, я был в городе и посмотрел по карте, куда я могу… А мы в тот момент стали со Светой на электричке кататься по выходным — нашли какие-то водопады в Подмосковье, еще какие-то места. В общем, я увидел на карте станцию, которая была прямо в лесу, и провел там весь день, просто провалялся на мхе, замечательно время провел. И тогда я понял, что очень не хватает этой краски в палитре.

— Давайте поговорим про альбомы — сколько их у вас? Как вы могли бы назвать стиль вашей музыки? Как дела?

С.У.: Я не знаю.

С.Ц.: Я тоже не считала.

С.У.: Что из этого альбомы, а что не альбомы? (Делает звук ртом, изображая испускание газов.) Вот какой-то такой стиль. Лично меня стиль не влечет как опора уже лет как десять. Он существует как краска, оттенок, но как явление, внутри которого воротятся мысли, вообще нет. Не интересно играть в игру «тру эмо — не тру эмо», даже когда она строится на почве, убегающей из-под ног. Если брать музыку, жанры, то для нас это всё скорее инструменты, нежели цель. Наверное, нас не тяготит создание музыки, тяготит взаимодействие с ней и с ее производными. Но по факту сейчас мы всё равно в музыкальной среде и записываем альбомы. Вероятно, так просто удобнее взаимодействовать с людьми. Если ты сам не сколотишь себе полку, на которой собираешься сидеть, тебя мягко усадят на любую подходящую из уже существующих. Сложно помыслить отсутствие полок, нет полки «что угодно».

Я, конечно, утрирую, но, кажется, это часть формулы существования. Думаю, будет не очень удобно, если дорогой, по которой смогут кататься машины, будет любая плоская поверхность, а той, по которой будут ходить люди, — любая неплоская поверхность. Хотя подожди, это ведь уже какие-то классификации. В общем, если всё — это всё, тогда мы сломаемся очень сильно. Возможно, в плане самоопределения мы своеобразные заложники того, что не бывает «всё — это всё», и в итоге мы куда-то попадаем, в «Хит ТОП-40», например.

— Может, Света ответит, почему «Тальника» так мало в тиктоке и почему его нельзя послушать на «Спотифае»?

(Звук расстегивающейся молнии.)

— Ответом будет звук молнии.

С.У.: Красиво, я подумал, что ты про разряд молнии. Ну, я могу ответить.

— А можешь голосом Светы?

С.Ц.: Давай я буду ловить твою мимику и озвучивать? А ты уже говоришь что-то? Помедленнее. Мы с вами… Нет? Мы вас… Мы и… фи… сплим… пис? А, привет!

— Чистый фристайл.

С.Ц.: Почему нас там нет? Потому что у нас не было такой цели.

С.У.: Про площадки могу сказать такую мысль…

— Кстати, на этой площадке перед нами детей будто нет, но оказалось, что они есть — они затерялись за деревьями.

С.У.: В 2016-м году я купил смартфон, это был единственный способ обзавестись интернетом на участке, а до этого я просто не понимал, зачем нужен телефон, да еще и с таким экраном. Все способы реализации музыки или вообще чего угодно — их же невероятно много. Инструментов, при помощи которых можно что-то провернуть, невообразимое количество. Можно хоть на сопле записать пластинку, ты и сам это знаешь.

Когда речь зашла об этих площадках, мы не почувствовали никакой заинтересованности внутри и достаточно спокойно пропустили всё это мимо ушей. Не стоит нам приписывать идеологию. Когда появляется какой-то сверхновый шуруповерт, а я по-прежнему отверткой завинчиваю болтики — это просто потому, что он мне не понадобился. Как раз если про участок говорить, я когда строил дом — все доски пилил ручной пилой, в том числе делал какие-то метровые пропилы вдоль волокон. Я сейчас понимаю, что это было какое-то безумие, особенно учитывая темп — нужно было успеть до заморозков, однако это захватывающий опыт. В прошлом году я купил себе электролобзик и испытал огромное удовольствие от того, что я могу делать всё то же самое настолько просто.

— Негодование от старых постов в твиттере, обсирающих электролобзик…