Великая любовница, единственная императрица. Как жили женщины в эпоху Тан — в самый гламурный период китайской истории

Пышнотелая исполненная достоинства матрона — такой эталон красоты закрепился в Китае в первой половине VIII века в период высокой (или зрелой) Тан (династия правила с 618 по 907 год). В это время страна была исполнена сил и уверенности в себе, женщины могли свободно перемещаться, участвовать в политической и общественной жизни, носить открытую экстравагантную одежду и даже играть в конное поло. Они были образованны, владели иероглификой и разбирались в конфуцианских канонах. Позднее всё это рассматривали как признак распущенности танского общества.

В период Тан жили влиятельные женщины, которых веками считали роковыми. Это в первую очередь единственная в своем роде гениальная и безжалостная женщина-император У Цзэтянь (624–705) и Ян-гуйфэй (719–756), наложница императора Сюаньцзуна (685–762), прозванная «разрушительницей династии». Она считается и живым воплощением идеала красоты своего времени. После падения Тан взгляды на женскую привлекательность вернулись к бытовавшим в VII — начале VIII века, когда красивыми считались субтильные добродетельные тихони. Образы горделивых танских красавиц для нас сохранили картины, стенописи в мавзолеях, а также произведения декоративно-прикладного характера — керамические фигурки, которые было принято помещать в захоронения знати. Именно в период Тан в живописи образуется жанр (или скорее поджанр) «красавицы».

Причина появления в эпоху Тан У Цзэтянь, Ян-гуйфэй и других выдающихся женщин состоит в недостаточно строгом соблюдении многих традиционных конфуцианских регламентаций. Танский правящий род Ли взаимодействовал и, вероятно, имел родство с некитайскими народностями — сяньби и тюрками, что могло сказаться и на их отношении к женщинам. В период Тан в Китае были достаточно сильны чужеземные влияния, начал активно распространяться буддизм, страна находилась на пике мощи, людям казалось, что процветание будет длиться вечно.

Жизнь, которую могли вести женщины в эпоху Тан, отличается от удела китаянок в другие эпохи. Широкими правами женщины обладали и в последующую эпоху Сун, однако в тот период в обществе господствовали уже совершенно иные настроения.

Разумеется, ни о каком равенстве речь не шла — ни при Тан, ни при каких-либо других династиях. Конфуцианство однозначно ставило мужчин на первое место в обществе и видело в женских скромности и невежестве добродетель. За редким исключением единственным доступным женщине социальным лифтом было рождение ребенка, причем только сына — дочери в расчет не принимались. Та же У Цзэтянь семь лет управляла страной в качестве регентши, матери двоих императоров. В Китае сын, следуя конфуцианским догматам, обязан был всемерно почитать обоих родителей. Звездный час для женщины наступал в момент, когда ее сын становился главой семьи, а сама она — свекровью. Если за годы в душе было накоплено много боли, то матушка наконец получала возможность ее выплеснуть, и объектом нападок закономерно становились наложницы, невестки и служанки, стоящие ниже в строгой семейной (читай — социальной) иерархии. Бесплодие было худшим наказанием, таких женщин презирали — еще каких-то сто лет назад в провинции Шэньси бездетным крестьянкам запрещали укладывать волосы в пучок (уезд Шаньян) или обязывали постоянно носить красные штаны, служившие объектом насмешек (регион к северу от реки Вэйхэ).

Как писала Сьюзен Сонтаг, брак — это больше для женщин, чем для мужчин. Даже в современных либеральных обществах можно встретить женщин, страдающих от своей «невостребованности». Идеалом внешности неизменно является молодая девушка, и по этой причине женщина больше подвержена стрессу от старения, чем мужчина, который в целом уверенно чувствует себя и в юности, и в зрелости. В Китае самым важным в браке неизменно было рождение сына: пожалуй, справедливо будет назвать это механизмом, повышавшим значимость брака в жизни китайского мужчины. Сын был не только продолжателем рода, но и важной фигурой в культовом плане. Именно на мужчину возлагалось проведение обязательных семейных ритуалов. Отсутствие сыновей считалось страшной небесной карой и полностью перечеркивало любой успех в социальной жизни.

В советском и раннем российском китаеведении господствовали представления о полном женском бесправии. Их придерживались авторы классических для российской синологии книг — Василий Алексеев («В старом Китае»), Леонид Васильев («Культы, религии, традиции в Китае») и др. Исследования последних десятилетий говорят о том, что такие мнения не вполне соответствуют действительности.

Китайские женщины были хоть и ограничены в правах на фоне мужчин, но далеко не бесправны. В более жесткие рамки женщины были поставлены в периоды Мин и Цин — позднейшие в китайской истории.

Причины этого ужесточения до сих пор детально не исследованы. Именно на данных Минской и Цинской династий основывали свои взгляды советские ученые, упускавшие при этом из внимания период Средневековья.

Это отчасти объяснялось особенностями современной им китайской социологии. До 1980-х годов в Китае было очень мало научных работ о женщинах и их месте в обществе. Первые проявления внимания к женской проблематике наблюдались в 1920–1930-х годах — это период после антиимпериалистического либерального движения 4 мая 1919 года, когда большое внимание уделялось введению женского образования. В большинстве китайских исследований данного периода историческое положение женщины представлено сугубо как униженное и подчиненное.

Во второй раз подъем интереса начался в период реформ 1980-х годов. Он продолжается до сих пор: с конца ХХ века в Китае появляется всё больше работ о жизни женщин, в том числе и в интересующий нас средневековый период.

Этому способствует растущий объем археологических данных, а также расширение круга используемых материалов в целом. Исследуются тексты надгробных эпитафий, материалы из Турфана и Дуньхуана и пр. Известные источники интерпретируются через призму новой методологии гендерно-исторического анализа. Повышению внимания способствует и общемировой рост сферы гендерных исследований, а также интерес к личности У Цзэтянь.

Обратимся к периоду расцвета Тан. Страна переживает доселе небывалый подъем. Будучи ориентиром для всей Восточной Азии, китайская культура сама перенимает искусство и традиции других народов. Это время наивысшей активности Великого шелкового пути. К эпохе Тан относится уникальный правовой кодекс, который дошел до наших дней.

Танская столица Чанъань (нынешний Сиань) была мегаполисом, поражающим воображение. Площадь этого крупнейшего в мире города составляла 78 км². Главная улица, подобно современной сорокаполосной магистрали, достигала 150 м в ширину. Западный рынок, начальная точка Великого шелкового пути, по площади был сопоставим со средневековым Лондоном. Колоссальных чисел достигло и население Чанъаня: в середине VIII века в столице проживало более одного миллиона человек.

Улицы наводняла пестрая толпа, в которой смешивались индийские монахи и несторианские священники, бородатые купцы из Самарканда и торговцы шелком с китайского юга, а также честолюбивые люди всех мастей со всех уголков страны.

Эти мужчины искали в том числе чувственных наслаждений, и Чанъань одаривал ими в изобилии. В период Тан пышным цветом расцвел институт куртизанок, которые в отечественной синологии традиционно именуются «певичками» (чанцзи). Они диктовали моду, служили посредниками в решении деловых вопросов, на пирушках в их домах знакомились и устанавливали взаимоотношения чиновники, интеллектуалы, торговцы, художники.

Столица была построена по плану и имела форму практически идеального квадрата. Внутри городской стены находились квадраты поменьше — обособленные кварталы, населенные по профессиональному и социальному признаку. Девушки легкого поведения — от самых непритязательных до утонченных — обитали у юго-восточного угла императорского дворца в квартале Пинканли, или Бэйли («Северный квартал»). Среди них были не только китаянки, но и чужеземки: большим успехом пользовались персиянки с «пурпурными» глазами.

За внимание знаменитых певичек соревновались лучшие умы эпохи. Подобно японским гейшам, эти женщины музицировали, писали стихи и в целом были неплохими собеседниками. Знатные мужчины, которых дома ждали жена и наложницы, часто посещали куртизанок именно ради интересного общения и культурного отдыха. Дома веселого квартала занимали важное место в светской жизни. Разумеется, большинство певичек стремились обрести богатого покровителя и переехать в его дом в качестве официальной наложницы или даже жены.

Среди богачей хорошим тоном считалось содержать нескольких певичек.

Хотя в эпоху Тан порядочным женщинам не возбранялось посещать пирушки, мужчины чаще брали с собой не их, а певичек, от которых требовалось быть веселыми «по долгу службы».

Две постоянные подруги были у знаменитого поэта Ли Бо (701—762/763), еще один великий поэт Бо Цзюйи (772–846) часто менял спутниц. Танцовщицу содержал даже строгий ученый-конфуцианец Хань Юй (768–824).

Певички, невзирая на ум и образованность, занимали в китайском обществе достаточно низкое положение, были чем-то вроде красивой вещи. В правовом плане женщин рассматривали в рамках двух категорий лиц — лично-свободные и лишенные личной свободы, а также трех социальных групп — чиновничество, простолюдины и лично-зависимые, принадлежащие государству либо частным лицам. К последним относились музыкантши и буддийские монахини. Положение женщины чаще всего приравнивалось к положению ее отца или супруга.

Составители Танского кодекса много раз писали, что жена — ровня мужу, однако в законодательных установлениях ясно проглядывает конфуцианский принцип «муж более почтенен, жена менее почтенна».

Так, за убийство мужа, пусть даже непреднамеренное, жене отрубали голову, в то время как мужчину никак не карали за убийство жены по случайности. Наказание для мужа было предусмотрено только за преднамеренное убийство. В других случаях женщинам полагались более мягкие наказания, чем мужчинам за аналогичные преступления. Весьма показателен в этой связи комментарий к статье о нанесении побоев и телесных повреждений женам и наложницам. Он включает следующие утверждения:

«Жена называется ровней. Она образует с мужем единство равных. Но с точки зрения отношений морального долга ее приравнивают к младшим родственникам».

В императорском Китае любой мужчина мог помимо жены заводить наложниц. Последние, как и супруга, занимали официальное место в семейной иерархии. В период Тан нельзя было возводить наложницу в ранг официальной жены. Супруга и у императора, и у простого китайца могла быть только одна, повторная официальная женитьба не приветствовалась, хотя и не была запрещена. Для заключения брака китайцы неизменно привлекали сватов и гадателей, которые подбирали кандидатуру подходящего социального статуса. Существовал целый ряд препятствий для брака — например, нельзя было жениться на женщине с той же фамилией.

Как правило, союз организовывали родители, и в аристократических и состоятельных семьях жених и невеста могли не знать друг друга до свадьбы. У бедных крестьян всё обстояло проще, однако несогласие родителей практически всегда означало, что брак не будет заключен.

Наложница попадала в дом мужа иными путями: ее просто приводили в дом или покупали. Бывали случаи, когда императоры дарили красавиц высокопоставленным сановникам. Выкуп могли дать родителям, а в случае личной зависимости женщины — владельцу. Известно много случаев, когда наложницу выкупали из публичного дома. Запрещалось брать в наложницы женщин родственников старших поколений или с теми же фамилиями; если фамилия была неизвестна, ее определяли посредством гадания. Зачастую именно наложницы, которых выбирали лично, становились любимыми «женами». Тем не менее регулярная близость мужчины с официальной женой была обязательной.

По обычаю жена не имела права препятствовать мужу заводить наложниц. В Китае ходило выражение: «Хорошая жена сумеет подобрать мужу хороших наложниц». И с наложницей, и с женой мужчина имел право развестись. Для развода существовало семь поводов (ци чу, или ци ци). Они приводились еще в сочинении I века до н. э. «Записки о благопристойности Старшего Дая» (Да Дай лицзи) и были следующими: неспособность супруги служить свекру и свекрови, отсутствие детей, распутство, ревность жены к мужу, тяжелое заболевание жены, болтливость жены, кража, совершенная женой. Ограничением для данных поводов служили три обстоятельства (сань бу цюй): жена некогда носила траур по свекру или свекрови; семья мужа разбогатела в результате заключения брака; жене некуда уйти из дома мужа.

Положение наложницы в семье могло поменяться, если ее сын оказывался наследником. Преимущественное право принадлежало старшему сыну первой по времени вступления в семью наложницы, которая в данном случае получала статус хозяйки дома. Некоторые женщины были готовы на любые ухищрения и даже преступления в стремлении сделать своего сына главой семьи.

Повторный брак со стороны женщин категорически не приветствовался. Тем не менее в эпоху Тан они практиковались в аристократической среде, имевшей особое положение. Так, Тайпин (666–713), дочь У Цзэтянь и самая политически активная из танских принцесс, после смерти своего мужа Сюэ Шао (661–689) повторно вышла замуж за У Юцзи (ум. в 712), внука дяди своей матери. Существуют сведения, что У Юцзи был женат и У Цзэтянь организовала убийство его супруги, чтобы освободить место для своей дочери. Тем не менее повторные браки среди принцесс, распространенные в первой половине периода Тан, полностью прекратились после царствования императора Сяньцзуна (годы правления 806–820). Очевидно, это связано с угасанием сяньбийского влияния на танских императоров. При Сюаньцзуне (годы правления 847–859) был даже издан указ, запрещающий повторный брак дочерям императора и принцессам второго ранга, которые остались вдовами при наличии детей. Тем не менее повторные замужества практиковались и в эпоху Сун. Мужчины и Танской, и Сунской эпох не уделяли большого внимания девственности будущей супруги.

Наложниц мог иметь каждый китайский мужчина, но гарем с евнухами был положен лишь императору. При не знавшем ни в чем меры Сюаньцзуне (810–859) в гареме обитало больше тысячи женщин.

В танское время имелось восемь рангов императорских наложниц, из них к первому рангу принадлежали четыре, старшей из которых была хуан гуйфэй — «драгоценная почтенная подруга». Кстати, евнухи также играли особую роль в политической жизни: эти люди имели прямой доступ «к телу» императора и в силу этого становились очень влиятельными персонами.

Иноземцы, ходившие по улицам Чанъаня, привлекали внимание своими необычными одеяниями. В период Тан в Китае еще не была столь сильна идея о ценности всего китайского на фоне иноземного, и поэтому стремившиеся к самовыражению женщины всё чаще появлялись в причудливых «варварских» нарядах. Не возбранялись и элементы мужского костюма — вызов конфуцианским устоям. В более ранние и поздние периоды как мужской, так и женской основной одеждой служили достаточно простой халат или кофта с юбкой. В разные эпохи к ним добавлялись дополнительные элементы, но в целом они оставались узнаваемыми и неизменными. Исключение составляет только последняя эпоха Цин (1644–1911), когда захватчики-маньчжуры ввели повсеместный обычай на ношение ципао со стоячим воротником и более сложным по форме бортом.

Шелкоткачество и вышивка достигли непревзойденных высот задолго до Тан, что позволяло создавать великолепные одеяния.

Одежда в танские времена представляла собой форму игры, целью которой было соблюдение баланса между роскошным, но увязшим в классическом ритуале протоколом и материальным миром, который предоставлял богатый выбор шелков, драгоценностей и фасонов из разных уголков света. Например, женщины носили иноземное платье хуфу и заимствованную же укладку в форме пучка. Разумеется, часть общества придерживалась консервативных взглядов. При дворе, с его блеском и роскошью, одежда служила в первую очередь для демонстрации ранга и статуса. Таким образом, мода становилась частью диспута о личности, обществе и истории.

Модная одежда была пестрой и яркой — единственное ограничение накладывалось на желтый цвет, в период Тан признанный императорским. Любимый цвет танских женщин — гранатово-красный. Красавиц в таких юбках воспевали в стихах великие поэты эпохи — Ли Бо, Бо Цзюйи, Ду Фу. Для придания ткани темно-красного оттенка использовали цветы гранатов. Также пользовались популярностью юбки, окрашенные в насыщенный оранжеватый цвет с помощью ароматной куркумы.

В середине эпохи Тан одна из принцесс носила удивительную юбку, украшенную перьями сотни птиц. Эти перья играли и переливались при разном освещении, а изображенные на юбке птицы казались живыми.

Как женщины, так и мужчины в период Тан носили костюм жуцюнь, состоявший из юбки и кофты. Этот тип одежды был известен еще с периода Воюющих царств (V век до н. э. — 221 год до н. э.). Воротник изначально шили из контрастной ткани, но в период Тан он стал однотонным. В период Суй юбку стали укреплять не на талии, а над грудью. Такой фасон, пусть и несколько усложненный посредством корсажа, стал каноническим для эпохи Тан. Другой распространенный предмет — безрукавка баньби — до танского периода заправлялась под юбку. В период Тан ее укоротили и стали носить в качестве легкой верхней одежды.

Еще одна модная в эту эпоху деталь женского костюма — пелерина. Она могла быть узкой, напоминающей широкую ленту, или же более функциональной и похожей на длинную шаль. Придворные дамы носили пелерины красного цвета.

В период Тан еще не существовало обычая бинтования ног и на ногах носили парчовые туфли с носком в форме головы феникса или обувь из тонких стеблей льна или рогоза. Образцы таких туфель были обнаружены археологами в Синьцзяне, их можно увидеть на картинах танских художников.

В объемные сложные прически втыкали драгоценные шпильки, гребни и живые цветы. Распространены также были цветы из шелка, почти неотличимые от натуральных. Шляпы были редкостью. В начале Тан женщины, выходя на улицу, накидывали на лица вуаль, однако к середине эпохи эта мода ушла в прошлое.

Существовало более тридцати различных форм причесок, часть из которых была заимствована у иноземцев.

Сложностью отличался и макияж. На лицо наносили толстый слой белил, щеки акцентировали яркими румянами, заходя на зону глаз и бровей. Помадой рту придавали форму цветка с четырьмя лепестками. Брови было принято выделять насыщенным черным цветом, формы их были разнообразными: император Сюаньцзун приказал своему придворному художнику зарисовать десять форм бровей, носивших романтические названия — «утка-мандаринка», «темный туман» и пр. Между бровями танские женщины рисовали цветы или другие орнаменты, в которые иногда включали перья, раковины, рыбьи кости и золотые украшения. Красной краской на виски наносили полумесяцы, а на щеки возле уголков рта — небольшие кружки. В период расцвета Тан в зоне уголков губ рисовали монеты, плоды персика, птиц и цветы. Эти орнаменты могли быть крупными и достигать зоны носа. Каждое из изображений содержало в себе особые смыслы. Например, птицы ассоциировались с янским началом и указывали на замужний статус.

Желание самовыражаться через одежду среди богатых и знатных женщин — принцесс, императриц, наложниц, танцовщиц и жен высших чиновников — в последующие эпохи высмеивали и рассматривали как признак беспорядка в обществе. Главным антипримером представляли Ян-гуйфэй (719–756), чья тяга к роскоши стала притчей во языцех. Император Сюаньцзун специально нанял 700 вышивальщиц и ткачих для создания роскошных нарядов для любимой наложницы и ее свиты. Еще несколько сотен ремесленников формовали и украшали резьбой детали орнамента.

Некоторые высокопоставленные чиновники специально подбирали мастеров, чтобы впечатлить Ян-гуйфэй своими дарами и снискать ее расположение.

Она в самом деле была очень влиятельна — пользуясь своим положением, возлюбленная императора продвинула на значительные должности своих родственников, которые усиливали ее позиции на политической арене.

С Ян-гуйфэй связано большое количество легенд. По одной из них она родилась с нефритовым браслетом на руке, из-за чего получила имя Ян Юйхуань — «нефритовый браслет» или «нефритовое кольцо». Во взрослом возрасте она страдала от излишней потливости и по этой причине, уже будучи подругой Сюаньцзуна, испытывала склонность к водным процедурам: в окрестностях Сианя туристам демонстрируют ее личный бассейн, а образ выходящей из него Ян-гуйфэй стал каноническим в китайской живописи и поэзии. Еще одна легенда посвящена смерти Ян-гуйфэй: вместо нее была умерщвлена служанка, а сама она скрылась в Японии, где жила еще много лет.

Об этой женщине можно с уверенностью сказать, что она была образованна и неглупа — это помимо ее неимоверной тяги к роскоши и наслаждениям. Тем не менее ее влияние было мало по сравнению с той властью, которой несколькими десятилетиями ранее удалось добиться У Цзэтянь (У-хоу, У Чжао, 624–705), единственной в китайской истории женщине, взявшей себе мужской титул императора (хуанди).

Придя во дворец в качестве наложницы императора Тайцзуна (годы правления 627–649), она сумела стать императрицей (хуанхоу) при его сыне императоре Гаоцзуне (годы правления 650–683), регентшей при сыновьях Чжунцзуне и Жуйцзуне и, наконец, императором собственной династии Чжоу (690–704).

На своем пути к власти она не гнушалась никакими средствами, в том числе прибегая к ухищрениям в отношении ритуальной стороны жизни.

Отцом У Чжао был торговец лесом, который разбогател и приобрел себе должность. Девушка не стала фавориткой Тайцзуна из-за, как считается, жесткого характера. Однако образованность позволила ей занять место своего рода личного секретаря при императоре. После его смерти в 649 году У Чжао была отправлена в буддийский монастырь, однако ее забрал оттуда новый император Гаоцзун, сын Тайцзуна. Данное действие приравнивалось к инцесту, однако это не остановило влюбленного мужчину. В 655 году У Чжао вопреки всем правилам стала императрицей.

У-хоу была не первой, кто легитимизировал свою власть, опираясь на буддийские и даосские доктрины. По ее инициативе в 666 году была возрождена проводившаяся на горе Тайшань церемония фэншань, которая до этого в последний раз прошла в 56 году. В рамках церемонии фэн на вершине горы император возносил благодарности Небу за дарованный ему небесный мандат на правление, а во время церемонии шань у подножия он благодарил Землю за урожай. У-хоу составила меморандум, в котором, в частности, аргументировала необходимость своего участия в ритуале тем, что Земля является воплощением женского начала инь. Помимо У-хоу, в церемонии приняли участие другие знатные дамы.

В 690 году У-хоу присвоила себе титул «совершенномудрого царя-чакравартина», обретающего власть через распространение учения Будды. Подобный титул до этого присвоил себе Вэньди (Ян Цзянь, 541–604), император династии Суй (581–618), предшествовавшей Тан. Тогда же она взяла имя У Цзэтянь и провозгласила начало собственной династии Чжоу. В 680-е годы У Цзэтянь отождествила себя с буддийской богиней Цзиньгуань (Вималапрабха), способной обретать воплощение в земном правителе женского пола.

Эти инициативы не только способствовали феминизации власти (в окружении У Цзэтянь был целый ряд выдающихся женщин), но и служили развитию буддизма в Китае. За период правления У Цзэтянь экономика Китая окрепла, сократились взяточничество и коррупция. В 705 году престарелая и ослабшая императрица была отстранена от власти в результате переворота, после чего была восстановлена династия Тан.

Есть предположение, что величавые черты У Цзэтянь хранит в себе знаменитая статуя сидящего Будды Вайрочаны в пещерном комплексе Лунмэнь («Ворота дракона»), заказчицей которой была сама императрица.

Объективизация женщин наглядно проявилась в живописи эпохи Тан с ее «красавицами». В начале эпохи художники, работавшие в жанре «жэньу-хуа» («живопись персонажей», изображения людей), изображали главным образом благородных чиновников, генералов и императоров, однако к периоду расцвета династии они были вытеснены пышнотелыми дамами.

По сей день распространено мнение, что моду на полноту ввела Ян-гуйфэй, однако данное утверждение ошибочно. Статных дам в теле изображали еще до того, как девушка привлекла внимание императора Сюаньцзуна. Ян-гуйфэй лишь воплотила саму суть этого образа и обозначила его кульминацию.

Возрастающая популярность изображений придворных дам в период высокой Тан подтверждается как текстовыми, так и археологическими данными. Стенописи в гробницах, найденных в районе столицы, демонстрируют популярность таких изображений. Созданные для умерших членов королевской семьи, высокопоставленных чиновников и их родственников, эти стенописи в целом отражали вкусы аристократии.

В числе самых известных примеров погребального искусства с изображением женщин — стенописи из погребения принцессы Юнтай (685–701), внучки У Цзэтянь, и рельефы и стенописи из погребения сановника Ли Шоу (?—668).

В исторических записках содержатся разные версии причин смерти принцессы Юнтай, которые много говорят как о танском обществе, так и о характере У Цзэтянь. Принцесса, ее муж (тоже родственник У Цзэтянь) и брат были забиты палками за критику придворных нравов. По другой версии, им приказали совершить самоубийство. После смерти У Цзэтянь к власти пришел Чжунцзун, отец Юнтай, благодаря чему в 705 году принцесса была перезахоронена в мавзолее. Более достойного погребения удостоился и ее брат.

Стенописи расположены в коридорах, ведущих к погребальным камерам. На одной из них мы видим служанок, которые держат предметы первой необходимости и как бы ожидают выхода госпожи. Впереди стоит исполненная достоинства главная служанка с высокой прической.

На рельефах из погребения Ли Шоу предстает женский оркестр, все участницы которого обладают пышным телосложением.

Облик танских женщин донесла до нас и керамика, в том числе саньцай с причудливыми потеками глазури. В период Тан в технике саньцай выполняли посуду и предметы обихода, а также статуэтки и целые скульптуры для размещения внутри мавзолеев. Они изображали свиту усопшего, в которую часто входили женщины — служанки, певички, музыкантши.

Если говорить о традиционной светской живописи, то в Китае главными мастерами жанра «красавицы» считаются Чжан Сюань и Чжоу Фан. Благодаря их творчеству образ придворной дамы занял значительное место в элитарном искусстве.

О Чжан Сюане (работал в 714–742 годах) мало писали в эпоху Тан. Позднее о нем заговорили главным образом из-за существования двух известных копий его работ, обе приписывают сунскому императору Хуэйцзуну (годы правления 1101–1126) — сколь гениальному художнику, столь и бездарному политику. На свитке «Весенняя прогулка госпожи Хуго» изображен конный выезд младшей сестры Ян-гуйфэй. Сидящие на богато украшенных дородных лошадях люди оживленно переговариваются, сцена пропитана беззаботностью увеселительной прогулки. В гуще кавалькады следует главная героиня, перед ней в седле устроилась ее маленькая дочь. Сохранилось две копии этого произведения, вторая из которых приписывается известному сунскому художнику Ли Гунлиню (1049–1106). Подобные сцены конных выездов встречаются в китайской живописи достаточно часто и следуют старым ханьским традициям изображений всадников и колесниц.

Свиток «Приготовление шелка» иллюстрирует момент из ритуальной жизни императорского гарема. Ежегодный ритуал — сбор тутовых листьев и изготовление ткани, возложенные на придворных дам, — был призван привлечь благополучие в сферу производства шелка. Изображенные на свитке женщины мнут пестами шелк в корыте, шьют, прядут и растягивают ткань. Действо оживляют сидящая поодаль служанка с веером и играющая девочка. Все женщины обладают схожей внешностью, отличаются лишь цвета и детали одеяний и причесок.

Без сомнения, самым известным мастером жанра «красавицы» можно назвать Чжоу Фана (конец VIII — начало IX века). Видный теоретик живописи, каллиграф и художник Чжан Яньюань (815–875) сообщал о Чжоу Фане, что он сперва подражал стилю Чжан Сюаня, но потом приобрел индивидуальность, сосредоточившись на изображениях людей из высшего общества.

Это утверждение, хотя и помещает двух художников в один жанр, указывает на их разные исторические позиции: Чжан Сюань жил в то время, когда изображения придворных дам еще предстояло стилизовать; Чжоу Фан же творил, когда живопись «красавиц» находилась на высшей ступени стилизации.

Таким образом мы можем понять причину, по которой Чжан Сюань оставался во времена Тан в тени, тогда как Чжоу Фан ставился выше всех танских мастеров за исключением У Даоцзы (680–740). Поздние копии работ Чжоу Фана вряд ли подтверждают эту высокую оценку. К счастью, сохранившаяся картина «Придворные дамы с цветами в прическах» с достаточной степенью уверенности может считаться подлинно танской. Она принадлежит самому Чжоу Фану или одному из его близких последователей. Свиток служит свидетельством удивительных достижений посвященной женщинам танской живописи.

Изысканность, чувственность и тонкий эротизм этого произведения, вероятно, не имеют аналогов в китайском искусстве. На сильно напудренных белых лицах дам прорисованы крошечные губы и «брови мотылька», а их высокие прически похожи на целые архитектурные сооружения, украшенные цветами и драгоценными шпильками. Дамы здесь нарядны, прекрасны и предельно обезличены. Стоя бок о бок, красавицы никак не взаимодействуют друг с другом. Они заняты изысканным бездельем — созерцают цветы, прикасаются к бабочкам или играют с маленькими собачками, которые, кстати, впервые прибыли в Китай из Италии по Великому шелковому пути.

Хотя настоящие лица девушек скрыты слоем пудры и превращены в маски, их тела и пластика проглядывают через прозрачные одежды. Выполненные в насыщенных и ​​приглушенных тонах, тонкие одеяния открывают узорчатые нижние поддевки, и зритель может угадать очертания тел под ними. Красавицы здесь предстают лишь прекрасными атрибутами императорского сада наряду с цветами, бабочками и собачками, которые составляют им компанию и разделяют их одиночество.

Чжоу Фан не всегда изображал счастливых и беззаботных женщин. Другие его картины имеют совершенно иное настроение. На свитке «Дама с веером» мы видим наложниц элегантного возраста, чья жизнь скучна и лишена смысла. Очевидно, император не выбрал их в качестве фавориток и теперь их удел — стареть в глубине дворцовых покоев. Дама слева под деревом имеет недовольный вид. Ее подруги в центре развлекают себя рукоделием, женщина справа приводит себя в порядок, но видно, что делает она это без воодушевления и скорее машинально. На втором фрагменте справа в кресле сидит дама в более пышном наряде — забытая фаворитка.

На свитке «Дамы, играющие в нарды» изображены уже совсем пожилые наложницы, они медлительны, неторопливы — им просто некуда торопиться, — и их медлительность контрастирует с поведением слуг, суетящихся вокруг.

Схожее настроение имеет свиток «Придворные дамы слушают игру на цине».

Чжоу Фан, вероятно, сам этого не осознавая, передал в своих произведениях суть кризиса, который всё больше подтачивал танское государство. Разумеется, его разрушила не Ян-гуйфэй, а войны, восстания, расточительство и амбиции его правителей. Уже в 755 году поднимает грандиозное восстание близкий к трону военачальник Ань Лушань (703–757): Чанъань захвачен, а император Сюаньцзун вынужден спасаться бегством. По некоторым данным, за время восстания погибло 36 млн человек, и одной из жертв стала сама Ян-гуйфэй. Под давлением собственной стражи император Сюаньцзун приказал задушить возлюбленную.

Коррупция, восстания, раздробленность, усиление внешних врагов привели к свержению последнего танского императора в 907 году. Начались десятилетия войн, получившие название периода Пяти династий и Десяти царств (Удай Шиго, 907–960).

Через 50 лет после падения Тан воцарилась династия Сун. В эту эпоху китайцы вновь стали ставить на первое место конфуцианство. Постоянный страх перед Великой степью на севере, откуда приходили всё новые грозные враги, привел к настороженным настроениям в обществе. Как следствие, быт высшего общества стал более скромным, нежели при Тан, а культура лишилась чрезмерной роскоши — период Сун отличается утонченностью и изысканностью.

Именно в эпоху Сун был введен знаменитый обычай бинтования женских ног. Их поэтично именовали «золотыми лотосами», и длина их не должна была превышать семи сантиметров. Для достижения этого сомнительного идеала ступни маленьких девочек ломали, а их искалеченные пальцы приматывали к стопам кусками ткани. Боль и незаживающие язвы становились постоянными спутниками женщины с юных лет. Вокруг «золотых лотосов» сложилась целая философия. Они почитались признаком благородного происхождения и служили залогом выгодного замужества. Считалось, что маленькая ножка способствует фертильности женщины.

Фактически же бинтование ног служило одной цели — держать женщин в задних покоях, подальше от политики и общественной жизни.

Неспособная передвигаться без посторонней помощи, женщина априори лишалась какой-либо значимости в социуме вне дома. Всё это соответствовало конфуцианской морали, по которой женское невежество почиталось добродетелью. Бинтование ног было полностью запрещено только с приходом к власти коммунистов в 1949 году, а последние обладательницы «лотосов» дожили до XXI века.

Пышнотелая исполненная достоинства дама служит визуальным воплощением самой сути эпохи Тан. Когда такие женщины стали не только преобладать в реальном высшем обществе Чанъаня, но и превратились в идеал в глазах мужчин, стереотипная дворцовая красавица превратилась в культурную икону.