«Многие школы — это царство уныния и страха. Так быть не должно»

Фёдор Шеберстов

48 лет, управляющий партнер Odgers Berndtson, председатель управляющего совета программы «Учитель для России»

— Что вас не устраивает в современной российской школе?

— Школа должна быть, во-первых, полезной, во-вторых, живой. Что одно, что второе в российской массовой школе не очень. Начну со второго. К сожалению, большинство участников образовательного процесса не интересует психологический комфорт школьника, ощущение у него безопасности. Это не в повестке директоров, и учителям не до того. Некоторые педагоги не понимают, зачем они работают в школе, поэтому на детей кричат, порой единственный инструмент в их руках — это угрозы. И из-за всего этого многие школы — это ад, царство уныния и страха. Так быть не должно.

Хотя у учителей самих жизнь собачья.

Ставка 30 часов, да даже если 25 часов — это пять уроков в день, потом проверка домашних заданий и подготовка к следующему рабочему дню.

Фронтальное преподавание предполагает, что ты большую часть времени стоишь у доски и повторяешь то, что перед этим повторял 20 лет. Понятно, есть отдельные люди, героические, которым не надоело и которые умеют разбавить программу. Но я с трудом себе представляю такую жизнь. Как это: один и тот же учебник химии, он еще и единый, и будешь ты талдычить его из года в год. Вопрос: зачем? И жизни нет. К тому же, учитель зажат инструкцией.

У школ, которые считаются хорошими, главное — рейтинг и качество обученности. Из учителей это выжимают. В этой ситуации у детей нет возможности ошибаться. Если у ребенка две безнадежных тройки, он как показатель школу не шибко интересует.

А что касается пользы, знания можно получить неплохие. Но наши международные победы, например в Пизе, во многом заслуга родителей этих детей. Повторюсь, есть огромное количество великолепных учителей, и их работа — это подвиг. Но в большинстве своем…

— Что для вас школа будущего?

— Был такой бразильский реформатор образования — Пауло Фрейро, он говорил, что бывает только два типа образования: первый позволяет новому поколению встроиться в парадигму предыдущего, а второй — увидеть недостатки предыдущего и попытаться изменить реальность к лучшему. В России есть люди, которые пытаются вывести образование на новый уровень, но сейчас, к сожалению, мы можем причислить себя лишь к первому типу.

Мне кажется очень нездоровым, что дети проводят 11 лет за партой. Понятно, если их готовили стоять у станка потом лет 50, это важная тренировка. И сразу можно было отбраковать тех, кто не сумел высидеть и загнать их в тюрьму.

Сейчас такой необходимости точно нет. В школе 21 века нужны перемены подлиннее, побольше групповой работы. Зачем сидеть за партой, если можно на полу? А дальше нужно смотреть по возможности. Разумеется, есть отдельные факторы, затрудняющие переустройство школ. Но всегда начинают с малого, и в теплые месяцы учителям с детьми точно можно проводить больше времени на улице, а во все остальное время можно устраивать «экспедиции» — менять классы местами. Вот ты учишься в Москве, на две недели едешь в Пензу, Мурманск, Вологду, в любой город или деревню — и живешь там, учишься. Всем полезно: и учителям других детей поучить, и детям посмотреть, что жизнь другая бывает — или лучше, или хуже. Сильно расширяет границы. Эту идею мы переняли у тамбовских учителей, основавших проект «Привет, я тоже из России».

Вторая важная составляющая школы будущего — это, безусловно, персонализация образования. Такие практики уже есть в Финляндии и в Штатах.

Но надо понимать, что учить в таком формате на порядок сложнее, чем сажать детей за парту и пугать, чтобы они запомнили предыдущий параграф. В такой новой школе будут проходить литературу, математику, историю, языки и все другие предметы с удовольствием, потому что это полезно, интересно и вкусно. И все это будет достигаться за счет учителей, понимающих, зачем нужен образовательный процесс. В этих школах, на мой взгляд, дети будут углубляться в отдельные темы просто из-за того, что хочется, например, Гофмана и Толкина читать на английском. Без этого точно можно прожить и заработать миллиард долларов, президентом страны можно стать, это не из категории необходимого, но это так приятно!

— Два ваших сына в школу не ходили вообще. И как результаты?

— Я не могу сказать, что это была какая-то великая образовательная победа, у этих сыновей нет суперзнаний, они не совершили великих научных открытий. Но детей просто не напугали. У них нет проблем с социализацией, спокойно общаются с любыми людьми любого возраста.

Есть такая школа — Чапковского, там дети в начальной школе приходят на один день в неделю, а в средней школе — на два дня.

Идея заключается в том, что не обязательно высиживать шесть уроков пять дней в неделю, чтобы получить базовые знания, с которыми средний ученик выходит из школы. Все это можно сделать гораздо быстрее. Безусловно, это не для всех детей и не для всех родителей. Это для тех детей, у которых уже есть навыки самоорганизации, и для тех родителей, которые готовы инвестировать в развитие детей и прививать им дисциплину. Я тогда много работал и много зарабатывал. Были репетиторы, ими все решалось. То, о чем я говорю, не про анархию, а про то, как научить ребенка быть самостоятельным. Ему надо ставить собственные цели, управлять своим вниманием, сосредотачиваться на задачах — это все необходимо. Я учился в обычной школе, и она мне в этом не помогла. Но я помню, как научился управлять собственным вниманием — когда самостоятельно выучил английский.

— Оценки нужны?

— И да и нет. Ребенок может быть на 100% замотивированным, но ему все равно нужно каким-то образом следить за своим прогрессом. Какое количество объектов он может удержать в голове одновременно, как быстро он определяет суть высказывания, каким минимальным количеством слов он может пересказать содержание или основную мысль? Эти и другие показатели со временем меняются, и если за этим не следить, ребенок может потерять ориентир, ему будет сложно понять, на что сделать упор, какому предмету уделить больше внимания и так далее. Поэтому оценка — да. Вопрос — кому она важна.

Но точно нельзя мерить компетенции. Нельзя нас с вами сравнить и сказать, что у вас креативность — 82, а у меня — 34. И креативности, и критическое мышление, и коммуникативные способности — они проявляются в контексте, этих контекстов бесконечное количество.

На зоне в Воркуте я, глядишь, как-нибудь договорюсь с мужиками, потому что мне 48, ну, и ваще, жил в деревне и в армии служил, а вам будет сложнее. У меня там коммуникация проявится на 52, а у вас на 18. А креативность… Гумилёв, говорят, вообще музыку не воспринимал, его креативность в музыке была ноль, а в стихосложении — 99.

Но оценки ладно, соревновательность — это же гигантский стимул. Какой спорт без соревновательности? При этом понятно, что у этой медали есть неприятная обратная сторона. Соревновательность кому-то рушит психику, фрустрирует отстающих. В школе у каждого должна быть своя зона успеха, в каждом предмете. Например, ребенок прекрасно знает природоведение, но у него плохо с абстрактным мышлением, все равно его нужно поощрять: не умел построить треугольник из трех спичек, а теперь умеешь — вот круто! Оттолкнись, построй квадрат теперь. А в мире цифр и показателей…

Очень важно, чтобы учеба становилось делом ребенка.

Мне кажется, главное — преобладание внутренней мотивации над внешней. Чтобы ребенок ходил в школу и учился не потому, что обязан и пятерку получить надо, а потому что понимал, что это зачем-то нужно.

Или просто прикольно. И очень важно, чтобы у ребенка во время урока и после возникали вопросы. Это значит, что ему интересно. Тут и начинается образование.

— И на этом фоне вы с коллегами создали программу «Учитель для России». Как это было?

— Мы, некоторые преподаватели и директора лучших московских школ, HR, всего человек десять, собрались и стали думать, кто такой хороший учитель. Потом декомпозировали это на критерии. Разработали программу.

Мы обращаемся в лучшие вузы, и приглашаем выпускников, а также уже состоявшихся профессионалов из разных сфер принять участие в программе «Учитель для России». Кандидатов мы отбираем тщательно.

Зовем тех, кто, во-первых, не разрушит детскую психику, во-вторых, сами не разрушатся от такой работы. Это люди, которые способны дать материал интересно и обойтись без насилия. У нас конкурс 25 человек на место.

Всего пять этапов отбора. Сначала нужно заполнить заявку — это уже сложная задача, двухчасовое упражнение, там много вопросов, надо подробно объяснить, почему кандидату это важно. Затем интервью по Скайпу, очный тур, очень похоже на то, что происходит на «Лидерах России», просто более компактное. И потом интервью с методистом — одним из преподавателей лучших московских школ. Когда человек все это проходит, шесть недель он нон-стоп учится в Летнем институте. На этом этапе процентов 10 потенциальных участников отсеиваются. Но остальные идут на два года в обычные школы, мы им выплачиваем стипендию и всячески поддерживаем. И задача программы — чтобы эти люди в образование пришли и там остались. В прошлом году был первый выпуск. И все без исключения остались в сфере образования.

— И с этой программой вы отправились на «Лидеры России».

— Да. Одним из заданий конкурса было написать эссе. По словам организаторов, оно может попасть на рассмотрение руководству страны. Там я писал, как можно поменять климат в школах, обновить директорский корпус и двигаться в сторону персонализации образования. Про программу «Учитель для России» здесь много говорили, так что, я надеюсь, программа нужна.

— Как вы собираетесь развивать ее? Есть же программа развития программы?

— Конечно, конечно. Но основное ограничение, которое есть в программе — это количество этих удивительных людей, которые готовы с большой потерей в зарплате идти в обычные школы и потом оставаться в образовании, где, понятно, в любом случае меньше денег и каких-то других возможностей, по сравнению с консалтингом, бизнесом и так далее. У нас действительно очень высокие критерии отбора. Но сколько находим таких великолепных учителей, столько у нас и есть. Первый выпуск был 35 человек, второй будет 80. Последний набор, который в сентябре пошел в школу, — это 90 с небольшим. На этот год у нас план набрать свыше 130 учителей.

— Вы здесь говорили про повышение зарплат учителям?

— Я думаю, это всем понятно. Но помогать школе может даже сообщество, даже самое небогатое. И не обязательно деньгами.

Родители могут просто приходить в школу и помогать учителям или давать согласие на «экспедиции». Но они туда не ходят. И не потому, что нельзя, а потому, что неуютно. Родители боятся школ.

Как построить это взаимодействие сообщества и школы — это один из вопросов, на который если найдется ответ, школе станет гораздо лучше. Нет никаких сомнений.

— Какую обратную связь вы получили на «Лидерах России»?

— Программа всем нравится. Другой вопрос, какое количество людей положило это в голову, потому что, понятно, тут все занятые люди. Увидим.

Программа «Учитель для России» принимает заявки на участие прямо сейчас. Анкету можно заполнить на сайте choosetoteach.ru.