Бородатые счастливчики и андрогинные непрофессионалы: как мужчин дискриминируют на работе
Тестостерон сделал мой голос низким — настолько, что меня невозможно услышать в шумном баре или на совещании, где все перебивают друг друга, и тогда мне приходится почти кричать. Но когда я говорю, люди не просто слушают — они внимают. Они буквально смотрят мне в рот или опускают глаза и смотрят на свои руки, чтобы не отвлекаться, чтобы не пропустить ни одного моего слова.
Весьма примечательный эффект как для человека, которого на работе в лучшем случае терпели, а в худшем — сторонились. До того, как я прошел курс гормональной терапии, мое безбородое андрогинное тело было возмутительным телом непрофессионала. Однажды, когда я работал в частной компании, мне с использованием грубой лексики запретили приходить на встречи с важными клиентами, поскольку мой внешний вид «подавал неправильные сигналы».
Меня постоянно перебивали. На совещаниях звук моего голоса не вызывал у людей желания помолчать и послушать. На собеседованиях я ни разу не побеждал в споре о том, какой должна быть моя зарплата. И до того, как я прошел курс уколов тестостерона, никто никогда не нанимал меня с формулировкой «мы видим в вас потенциал».
Все это время я работал в прогрессивной среде компаний, где мужчины бичевали себя за проявления сексизма, а женщины занимали высокие руководяшие посты.
«Даже когда мы считаем, что рассуждаем трезво, когнитивные искажения приводят к ошибкам в наших суждениях», — говорит доктор Кэролайн Симард из Стэнфордского центра гендерных исследований. Ее команда изучает имплицитные искажения и ошибки в процессе принятия решений, которые выливаются в незаметные паттерны поведения на рабочем месте. Эти паттерны считают нормальными почти все сотрудники вне зависимости от пола. Они проникают во все бизнес-процессы и вредят объективности. Например, когда кадровик в оценке потенциала сотрудника решает «довериться чутью» вместо того, чтобы руководствоваться стандартными профессиональными требованиями или производственными показателями кандидата.
Когда я впервые заговорил на совещании своим новым низким голосом, то ощутил такое внимание к себе, что запнулся и не смог закончить фразу. Это было в Бостоне, где я работал с командой ушлых репортеров. Мое тело, волосатое и мускулистое, выглядело мужественным. Но для меня оно было совершенно чужим.
Все в помещении молчали вместе со мной. Никто не пытался вставить слово. Это была нормальная для них ситуация: все мужчины и женщины ждали, пока я открою рот.
Я работал на фрилансе всю жизнь, но карьеру в медиа начал лишь в 30 лет — с должности литредактора. Через год я уже был редактором, через три — управляющим редактором, а сейчас, спустя пять лет, я редактор по развитию в Quartz. Моя карьера пошла в гору, в частности, потому, что я, как и многие тридцатилетние, наконец понял, что нужно делать. Конечно, я много трудился и был уверен, что я хорош в том, что делаю. Но помимо этого, я считаю, что частично мой успех связан с тем, как меня воспринимают — воспринимают как мужчину.
Каждый день меня вознаграждают за поведение, которое раньше я не демонстрировал — за то, что я отстаиваю свои идеалы, активно противостою тому, что мне не нравится, беру на себя ответственность и без ложной скромности ставлю себе в заслугу то, чего я достиг.
Достаточно было открыто проявить эти качества один раз, чтобы они стали моей натурой.
«Мы приписываем мужчинам более высокую квалификацию и уровень ответственности», — говорит доктор Симард, и под словом «мы» она имеет в виду всех нас. Ученые из Гарварда разработали тест, который показывает, насколько лично вы подвержены имплицитным искажениям относительно гендера и работы. Спойлер: скорее всего, он выдаст вам тот же результат, что и мне: «ваши ответы показывают, что вы сильнее ассоциируете мужчин с карьерой, а женщин с семьей».
Это искажение настолько распространено, что влияет даже на самую прозаическую составляющую управления: оценку результатов деятельности сотрудника. Симард и ее коллега Шелли Коррелл опубликовали статью о проведенном ими исследовании результатов аттестации в крупной технологической компании. Они проанализировали оценки 200 сотрудников и выяснили, что 57% женщин получали от начальства абстрактные похвалы, такие как «ты отлично поработала в этом году», в то время как мужчин ценили за конкретный вклад в показатели компании, и абстрактные похвалы получили лишь 43% из них.
Более того, оценка женщин гораздо чаще базировалась на их коммуникативных качествах, а не на КПД непосредственных профессиональных обязанностей.
В частности, в 76% случаев словосочетание «повышенная агрессия» встречалось в аттестационных документах женщин против 24% оценок у мужчин.
Изучение мнений руководителей может показаться не слишком надежным научным методом, но подумайте о последствиях. Результаты аттестации влияют не только на карьеру человека, но и на его самооценку. На них смотрит начальство, когда обсуждаются претенденты на повышение — тот, кто надолго застрянет на одной ступеньке карьеры, получит проблемы с дальнейшим профессиональным ростом. Аттестационные карточки служат вербализацией потенциала сотрудника — таким его видит руководство, а потенциал — это понятие, при оценке которого легче всего потерять объективность.
Тягу к состязаниям и амбициозность я проявил за двадцать лет до своего карьерного скачка. В шестом классе я выиграл марафон по чтению — за одно лето прочел 600 книг. Я рос в неполной семье, моя мать-одиночка учила меня, как бороться за признание окружающих, а затем использовать это признание в качестве рычага, чтобы доказать, чего я стою. Она была физиком и одной из первых женщин, занявших управляющий пост в General Electric. У нее был огромный потенциал, но она не собиралась полагаться на то, что кто-то случайно заметит его.
Вера в человека творит чудеса. С момента моего превращения в эталон мужественности я физически ощущаю, как люди хотят видеть во мне только лучшее.
Мне нравится думать, что я оправдываю их отношение. Моим мнением теперь постоянно интересуются, как коллеги, так и просто знакомые. И зачастую вопрос, по которому меня просят высказаться, далек от сферы моей профессиональной компетенции. Позитивная обратная связь от коллег помогает мне находить лучшее в себе, использовать максимум своей креативности, быть более продуктивной и изобретательной версией себя.
Я прислушался к рекомендациям доктора Симард и отслеживаю моменты, которые влияют на мои решения на работе. У меня теперь настроен радар на тех, кого перебивают, на недомолвки, подтексты — и на молодых сотрудников, которых не ценят, точно так же, как не ценили меня.
Вскоре после своего превращения я собрался попросить о повышении зарплаты. Я нервничал. После изучения рынка оказалось, что люди на аналогичных должностях зарабатывали заметно больше меня, поэтому я приготовил список своих измеримых достижений и поговорил об этом с подругой, которая недавно вернулась из декретного отпуска на свой высокий пост и выторговала у президента компании четырехдневную рабочую неделю плюс прибавку. Она дала мне стандартный набор советов: обращайся к шефу без эмоций, аргументируй просьбу своими успехами и не чувствуй себя виноватым, когда просишь то, чего ты достоин. Последний пункт был в точку — я боялся, что босс обалдеет, когда я заговорю о прибавке.
«Это все из-за того, что ты дружишь преимущественно с женщинами», — мягко заметила подруга.
Думаю, она была права. Многочисленные исследования показали, что существует социальная цена для женщин, которые ведут переговоры о повышении зарплаты — у мужчин такой проблемы нет. (Все разрешилось так: я вошел в кабинет, готовый жестко отстаивать свои интересы, но босс сам предложил мне прибавку — я даже не успел дойти до просьбы).
Некоторые исследователи полагают, что гормональная терапия активирует спящие гены, которые всю жизнь присутствовали в организме, и таким образом вызывают на свет «близнеца» человека.
Мне нравится думать, что в каждом из нас есть спящая мужская (или женская) версия личности.
Я вспоминаю об этом, когда указываю сотруднице на ее победы, которые она сама не замечает, или когда от имени другой коллеги лоббирую повышение, которого она боится попросить.
Большинство из нас получило свои тела по воле случая. Тем же, кто был вынужден бороться за них с природой, этот процесс дарит порой пугающие открытия о том, что помогает нам в жизни и что мешает; о привилегиях, которые дает нам наша культура и о цене, которую приходится за них платить; о разрушительных способах, которыми наш голос может быть заглушен. И о способах заставить, наконец, других услышать себя.