Лаборатория в тебе. Как нейронаука изучает внетелесный опыт, медитацию и осознанные сновидения

«Научное познание объективно» — эта старая фраза, водружаемая на штандарты естественных наук, когда-то стала настоящим достижением человеческой мысли. Никакой больше слепой веры в догматы или опоры на софистические построения: объекты — вот новые герои пьесы. Огонь проверяет живучесть микробов, металлические шары доказывают наличие электрического заряда.

А вот сознание человека долгое время оставалось для науки слепым пятном (иронично, правда?). Как объективно оценить и изучать субъективные ощущения человека?

В психологии было множество подходов к этой проблеме. Первых успехов в этом добились павловская школа исследования рефлексов в СССР и близкий к ней бихевиоризм в США. Оба направления использовали старую добрую оптику «от третьего лица» — внешнее наблюдение за чужим сознанием. Сегодня ученым-когнитивистам помогает вычислительное и нейрофизиологическое моделирование устройства нашего разума.

Противоположный подход к исследованию сознания — интроспекция, то есть взгляд от первого лица — появился еще на заре развития психологии, в конце XIX века. Но, судя по недавним результатам, именно самонаблюдение может стать настоящим прорывом в когнитивистике.

Стивен следит за яблоками, или как сыграть в теннис во сне

Один из интроспективных способов изучения сознания — метод осознанных сновидений (ОС). В свое время он вызывал немалый скепсис в академической среде, но когда удалось доказать, что можно управлять снами, ОС стали активно изучать.

Многие из нас имеют опыт осознавания себя во сне, хотя в этом состоянии активность разума всецело унесена потоками ассоциаций. Чем осознанный сон отличается от обычного? Ну, как минимум тем, что вы понимаете: всё происходящее — сон! И никаких больше кошмаров.

Немного практики осознанных сновидений — и вы даже сможете управлять сюжетом сна, перестраивая его в процессе. Ваше сознание творит и одновременно видит этот сон.

Осознанное сновидчество открывает множество новых психоаналитических и психотерапевтических возможностей. Но, пока феномен ОС не признавала наука, место ему было разве что на полках самоучителей разного рода, а то и вовсе в разделе «мистика».

Первопроходцем, начавшим исследовать эту, мягко говоря, не самую популярную в 1970-е область, стал Стивен Лаберж. Он с самого детства переживал осознанные сновидения и в деталях описывал, какими эффектами это сопровождается. Стивен нашел и других людей, умевших контролировать свои сны, только вот незадача — весь их опыт не был доказан научными методами. Считалось, что сам факт существования явления ОС невозможно подтвердить.

Лаберж задался вопросом: если сон целиком происходит в сознании (а сканирование методами МРТ и ПЭТ тогда только начинали применять), то какие сигналы тела позволят зарегистрировать наступление осознанного сна?

Фаза быстрого сна называется так потому, что в ней наши глазные яблоки непроизвольно дергаются (так называемые быстрые глазные движения). От далеких предков современный человек унаследовал навык не просыпаться, убегая от являющихся во снах животных, а лишь вращать глазами от ужаса или восторга. Однако если вы внезапно осознаете, что спите, то сможете управлять своими действиями во сне так же легко, как и в реальной жизни.

Лаберж стал первым, кто смог доказать, что снами можно управлять: он предложил снимать электроэнцефалограмму мозга в быстрой фазе сна и фиксировать движения глаз спящих людей. Испытуемые должны были подать знак из сна — посмотреть по сторонам в заранее установленной последовательности — и им это удалось.

Влево. Вправо. Еще два раза влево. По словам добровольцев, в состоянии ОС они решили сыграть в теннис. Сенсационное исследование открыло путь прикладному использованию сна для обучения или терапии. В 1980 году Лаберж получил докторскую степень по психофизиологии, а в 1987 основал свой Институт осознанных сновидений.

Внетелесные путешествия Томаса, или Как увидеть свою Я-модель

Выдающийся современный философ сознания Томас Метцингер осознанных снов не видел, однако с раннего подросткового возраста переживал нечто похожее — выход разума за пределы тела (так называемый «внетелесный опыт» или ВТО).

Около 30 % людей «выходили из тела» хотя бы раз, а 9 % женщин испытывали внетелесный опыт во время родов.

Зачем нашей психике способность воспринимать тело извне? При каких минимальных условиях у человека сохраняется чувство своего «я»? В поисках ответа Метцингер двинулся сразу в нескольких направлениях, в том числе в сферу академической философии, где ставятся вопросы о сознании. Кроме теории, он занимался и практическими исследованиями совместно с неврологом Олафом Бланком из Швейцарского технологического института в Лозанне.

Бланк проводил, например, такой опыт. Представьте, что вашу руку закрывают перегородкой и просят не шевелить ею во время эксперимента. Эту руку гладят перышком, и одновременно исследователи показывают вам видео, на котором гладят искусственную резиновую руку. Внезапно над резиновой рукой замахиваются молотком, и вдруг — УДАР!

Вы судорожно выдергиваете руку из-за перегородки — но понимаете, что с вами ничего не случилось: ударили только резиновую руку на видео. За пару минут ваш мозг стал считать ее вашей.

Подобные опыты стали топливом, на котором работали теоретические модели Метцингера. Он связался с Бланком и стал продумывать еще более сложный вариант этого эксперимента.

Если мозг можно обмануть и заставить его считать резиновую руку своей, то как насчет остальных частей тела? Если удастся экстраполировать полученный результат на всё тело, то можно в лабораторных условиях создать для человека достоверное переживание внетелесного опыта.

Метцингер и Бланк задумали попрать священные границы ощущения себя в пространстве и создать «ложное тело» для разума испытуемых. Представьте, что на вас видеоочки, куда транслируется ваш вид сзади — точнее, не ваш: камера снимает манекен. К вам обоим одновременно прикасаются, и ваш мозг синхронизирует ваши ощущения с тем, что делают с куклой. Неожиданно манекен толкают вперед — и вы уже вне тела.

В начале 2000-х Метцингер издает свой философский magnum opus, 700-страничный труд «Быть никем: „я“-модель субъективности». Провокационное название опирается на изящную концепцию транспарентности, то есть прозрачности. Согласно ей наше сознание, или генерируемое мозгом ощущение себя как Я, по сути — виртуальная модель, границы которой невидимы для нас… пока она функционирует нормально.

Вот почему Метцингер отправился собирать всякие диковинные формы нарушения «я»-модели вроде осознанных сновидений (практикуйте по Лабержу), фантомных конечностей (читайте Рамачандрана) или множественных личностей (сочувствуйте Билли Миллигану).

В нормальном психическом состоянии мы, даже если очень захотим, не можем устремить на себя «внутреннее око», чтобы понять, какие нейропсихические механизмы прямо сейчас воспроизводят опыт вашего Эго. Но некоторым, включая Метцингера, это удается с завидной регулярностью. В течение веков формировалась еще одна школа исследований сознания, чьи результаты лишь в последние десятилетия начинают привлекать внимание ученых, — буддизм.

Ода эмпатии, или Божественно сострадающий всему живому Мингьюр

Вообразите, что вы родились до XV века, когда науки в знакомой нам форме не существовало. Еще не прозвучало знаменитое утверждение «книга Природы написана на языке математики», а глашатай эмпиризма Роджер Бэкон пока не замораживал в снегу куриц. Переместимся не только во времени, но и в пространстве — из Европы в Тибет.

Тех, кто приходят в Тибет в поисках духовного просветления, в свое время могли бы назвать естествоиспытателями. Научного метода у далай-лам и других последователей Будды (чье учение было на редкость антидогматичным) не было, но они, по сути, обладали доступом к самому современному оборудованию для изучения реальности.

Эти люди изучали данный в сознании мир и то, как устроено сознание, средствами его самого.

Буддистов и йогов можно назвать настоящими людьми-лабораториями. В процессе многолетних практик под руководством учителя в результате поистине ювелирной психоинженерии они приобретают уникальные навыки. Способности сознания — как драгоценные камни: иногда, чтобы обработать их, у мастера нет никакого иного столь же крепкого инструмента, как уже ограненный камень.

«Направить внимание, рефлексировать, сконцентрироваться» — вот лишь малая часть глаголов, описывающих психические действия. Чтобы работать с феноменами сознания, мастера медитаций пополняли тибетский язык множеством терминов, у которых нет прямого аналога в западноевропейских языках.

Ранняя буддийская школа вайбхашиков насчитывала 46 разновидностей психических элементов, а виджнянавадины, или йогачары, признают 51 элемент. Среди них такие сложные концепции, как совершенствование знаний, бдительное отношение ко всем живым существам, различающее сознание (функция сознания, различающая вещи по их свойствам и форме).

Как усилием воли воспарить над потоком эмоций? Как растождествить собственное Эго, растворившись в чистом осознавании? Как включать и выключать внутренние органы, в течение всей жизни работавшие сами по себе?

Подобно нынешним олимпийским чемпионам, люди-лаборатории тренируют свои психические навыки десятки тысяч часов (от 10 000 до 55 000), пока результаты не станут устойчиво воспроизводимыми. Этот способ — аналог верификации (подтверждения), принятый в современных научных исследованиях: предполагается, что другой «просветленный ум» тоже способен воспроизвести определенную практику — коль скоро природа Будды едина для всех сознаний.

Но ведь тогда должна существовать и возможность проверить эти способности средствами современной нейронауки?

Подобной интуицией, по-видимому, руководствовался Ричард Дэвидсон, директор Вейсмановской лаборатории нейрофизиологии и функционирования мозга. Из Тибета в США он вывез группу буддистов, которые достигли исключительных результатов в медитации и согласились на эксперименты «во имя познания и контакта культур».

Медитировать — осознавать проявления естественного состояния ума — можно, по сути, на любой ментальный объект: входящие чувственные данные, мысли, дыхание и т. п. Однако есть еще один, менее известный ее подвид — «медитация на сострадание». Это регулярная концентрация на намерении, чтобы все живые существа в этом мире стремились к гармонии и любви.

Медитация на сострадание обладает ярко выраженным рекреационным эффектом. Она устраняет тревожность, социофобию, уменьшает степень агрессии во взаимодействии с другими людьми.

Более того, с годами мастера медитации на сострадание могут победоносной силой эмпатии осознанно размывать границу между собой и другими (это один из ключевых водоразделов в западноевропейской культуре).

Один из участвовавших в исследовании буддистов, Йонге Мингьюр Ринпоче, обладал исключительным талантом даже по меркам тибетских гуру. Уже в 13 лет его признали достаточно зрелым для ретрита: Мингьюр отправился в трехлетнее уединение от мира, где продолжил самопознание и развитие освоенных им за предыдущие годы техник. Мозг, поистине достойный изучения в лаборатории! (Его обладатель, кстати, посещал Москву и выступал с лекциями в начале августа 2018 года.)

Когда Ричард Дэвидсон попросил Мингьюра медитировать на сострадание, показалось, что аппаратура для записи ЭЭГ дала сбой. Дважды. Точнее, сотрудника лаборатории дважды перепроверяли, не было ли чисто технических поломок — потому что результаты активности ума никогда не были столь впечатляющими.

У участников из контрольной группы область мозга, связываемая со счастьем, материнской заботой и прочим, становилась активней на 10–15 %, тогда как у Мингьюра — на 700–800 %.

Хотя это всего лишь цифры, они дают почувствовать, какая интенсивность работы мозга за ними стоит.

Изучение тибетских монахов — одно из наиболее показательных исследований, где способности людей-лабораторий подтверждались лабораториями естественно-научными. В последние 10–20 лет число подобных скрещений растет впечатляющими темпами. Метаисследование, проведенное в 2014 году, показало, что практика медитации ощутимо снижает стресс, депрессию и даже помогает блокировать болевые синдромы.

А теперь представьте, что и осознанные сновидения, и выходы из тела, и еще десятки столь же причудливых способностей (вроде создания тульп, но о них в другой раз) могут быть развиты как навыки, отточены, доведены до совершенства. То есть не только могут, но и могли, и оттачивались в прошлом — просто сети воспроизводства этих практик крайне редки. Когда нейронаучные исследования доказывают нам, что подобные опыты возможны, мы преодолеваем предрассудки, выработанные самой же наукой.

Рассудок, безусловно, прекрасен — но он становится лишь одним из инструментов, а может, даже материалом, когда речь заходит о лаборатории — лаборатории в тебе.