«Человек, который удивил всех», или Как совершить шаманское путешествие в современной сибирской деревне

По лесной реке медленно скользит моторная лодка, тихо, почти неслышно поет Саинхо Намчылак — звезда тувинского горлового пения, одного из международных символов традиционных культур Сибири. Технологичный нойз моторов и древние мелодии жителей Саян гармонично сплавляются воедино. Так начинается «Человек, который удивил всех» — мрачная шаманская сказка в декорациях современной сибирской (на самом деле тверской!) деревни.

Егерь Егор — местный Крутой Уокер, убивает в схватке двух браконьеров и удачно избегает уголовного преследования за превышение необходимой самообороны. А вот настигшей вместо браконьеров терминальной стадии рака избежать не может.

Выбор один — хоспис или хоспис. Беременная (месяце на 6–7) жена случайно узнает о диагнозе, скрытно собирает деньги с односельчан и местного мэра, водит (без толку) по заезжим московским светилам и сохранившимся шаманам. Вот тут-то и завязывается история.

Шаманка, как и Егор — персонажи для деревни необычные. Егор — борется с браконьерами, защищает лес и конфликтует с мэром. Самый мощный и заметный пацан на деревне. (Похоже) приезжий. Шаманка — тихий реликт прошлого. Настоящего дома у нее нет, она ютится в покрашенном белым вагончике на окраине — там же и надевает свои яркие ритуальные костюмы из перьев.

До этнографических деталей тут далеко: герои, как и в обычной сказке, — это маски и их персонажи, скорее, даже символы. Шаманка на поверку оказывается чем-то средним между своим сибирским прототипом и русской деревенской ведьмой.

Таков и весь фильм: он неустойчиво балансирует между несколькими образами ассимилированной и поглощенной масскультом традиции и обращает всех их в сказочную условность.

Как было сказано выше — камлание не удается, а полученные за него деньги колдунья тратит на водку. Однако она раскрывает егерю древнюю легенду: чтобы избежать смерти мифологический герой Селезень Жамбо превращается в утку. Пришедшая за ним смерть не узнает его и уходит.

Легенду шаманка рассказывает уже не в пограничном пространстве деревенской окраины, но в лесу, в ином (нижнем?) мире, где всё еще слышен тихий сибирский голос.

Надо сказать, что егерь Егор тоже является своеобразным шаманом. В отличие от большинства жителей деревни он свободно путешествует по всем трем мирам: «нижнему» — древнему лесу, неприкосновенность которого охраняет, «среднему» — грязно-серой деревне, в которой живет, и «верхнему» — яркому мареву города с его больницами, начальством и торговыми центрами.

Духи «верхнего мира» — врачи и банковские сотрудники, кажется, властны над жизнью и смертью, а доступные в нем цветистые наряды служат разительным контрастом с однотонной деревней и переливающимся всеми оттенками зеленого и коричневого лесом.

Шаману — и трансформация шаманская. Современный селезень Жамбо — в отличие от сказочного — никак не может стать простой серой деревенской уткой. Утка тоже должна быть специальная — так что Егор меняет свою магическую роль. Боевой егерь уходит в баню — пограничное, связанное с присутствием духов, место русской народной мифологии. Он становится молчащим, безответным, но неизменно присутствующим квиром.

Бывший Егор теперь безмолвный человек «превращенного пола» — древнейшее олицетворение границы между людьми и духами. Место борьбы и включенности егеря занимает видимость и стойкость ненавидимого всеми исключенного.

Найденные в верхнем мире наряды превращают Егора в одинокое яркое цветовое пятно. С цветом приходит и музыка — теперь это не сибирское пение леса, не реликты народных песен и не попса деревни — но городской, «верхний» русский рок.

Сюжет развивается линейно и предсказуемо — режиссеры будто бы перебирают всё, что может произойти с новоявленным квиром в изображенном экстремально гомофобным деревенском обществе. Изгою — изгнание. Герой одним, казалось бы малозначительным, жестом внутренне принимает свой квир-образ и оказывается выброшенным из пограничного пространства бани в (родной и знакомый егерю) мир леса.

Как и с неудачным деревенским камланием: чтобы узнать истину, нужно совершить шаманское путешествие. Около дома и на полшишечки не пойдет.

Знания егеря помогают быть с природой, но не с лихими людьми, истинным населением мира нижнего. Герой переживает окончательное перевоплощение: нежным, женственным, хрупким становится даже его обнаженное тело. Тут-то смерть и уйдет: нет больше селезня Жамбо, а есть умирающий и возрождающийся квир без имени.

Как и положено в сказке — здесь как раз место для хеппи-энда. Он и проиcходит. Шаманское путешествие завершается удачно — но вот кем стал человек, прошедший через него, — этот вопрос режиссеры (они же и сценаристы) оставляют открытым.

В мире «Человека который удивил всех» нет ролей. «Егерь», «квир», «жена», «сын» «шаман», «город», «деревня», «лес» оказываются предельно обобщенными именами самих себя. Из узнаваемых элементов современного общества фильм синтезирует новую мифологическую реальность.

Из нашего мира ушли лишь внешние атрибуты, оболочки языческих духов, но мы сами до сих пор становимся их воплощениями и персонажами в их играх.

Было бы несложно развить политическую критику фильма: обвинить его авторов в культурной апроприации, ориентализме по отношению к народам Cибири и самоориентализации по отношению к изображенным якобы карикатурно гомофобными и безобразными деревенским русским. Но нужно ли это? В конце концов, мифологические мотивы распространялись и заимствовались на протяжении всей истории человечества. И каждая культура — это бриколаж из недоинтерпретированных осколков культур прошлого. Такой бриколаж представляет собой и фильм, собирающий новую магическую картину из случайных обломков старых.