Жизнь, смерть, Царство Божие и рублевский голубец. Что означал синий цвет в искусстве разных эпох
Синий цвет оценили только в Средние века — и сразу поставили вровень с золотом, назначив его символом божественного. А поскольку производить краску из лазурита было очень дорого, то он надолго стал символом богатства и роскоши заказчиков, которых живописцы одевали в синие одежды. Но по-настоящему в синем разобрались импрессионисты. Рассказываем, как это произошло.
Долгое время синий цвет уступал первенство красному: рисунки первобытного человека были красно-желтыми, древние греки использовали синий в основном в качестве фона, а для римлян это вовсе был цвет варваров. По упоминанию Тацита, кельты и германцы красили тело синей краской для устрашения врагов, поэтому в Риме этот цвет не любили и старались избегать в повседневной жизни.
Лишь в Древнем Египте синий был популярен. Его изготавливали из медных опилок, и он получался даже не синим, а скорее светло-голубым с зеленым оттенком. Этот пигмент стал первым из синтетических, поэтому до сих пор называется египетским синим. Свидетельство любви к такому цвету — найденные в гробницах фигурки, например, фаянсовые гиппопотамы, которых сегодня можно встретить и в Лувре, и в Метрополитен-музее.
На лазурных телах бегемотов изображены лотосы, которые указывают на любимое занятие этих животных — купание в болотных водах. Но для египтян это был еще и символический образ, ведь согласно египетскому мифу о сотворении мира солнце появилось из цветка лотоса. Синий цвет напоминал воды Нила и олицетворял плодородие и саму жизнь. Статуэтка гиппопотама, помещенная рядом с мумией, повышала шанс усопшего на перерождение.
Цвет Царства Божьего
В западной культуре синий цвет вплоть до раннего Средневековья ничего не значил и использовался лишь для изображения неба. Только в XII столетии его роль была переосмыслена — благодаря аббату Сугерию. Он считал, что божественный свет передается через цвета, а синий воспринимал как небесный свет.
С этого времени в западноевропейском искусстве золотой и синий стали почти что синонимами — главными цветами для изображения Царства Божьего.
Появились новые храмы (позже названные историками готическими), в которых акцент делался на оконных проемах — ибо Бог есть свет. Это были не простые окна, а витражи высотой в несколько метров, преимущественно синего цвета. Благодаря этому синий буквально заполнял пространство собора, как, например, в парижской часовне Сент-Шапель.
Постепенно синева распространилась и на другие религиозные образы. Богоматерь в Средневековье символизировала небесную церковь, поэтому синий стал ассоциироваться еще и с ее одеждой, хотя до этого Пресвятую Деву изображали в одеждах темных оттенков, которые напоминали о трауре по сыну.
В XII столетии цвет ее наряда меняется, и вместе с этим трансформируется интерпретация образа. Вместо печали по умершему Христу одежда теперь символизировала духовную чистоту и целомудрие Богоматери.
Синий для создания объема
К концу Средневековья синий утверждается как иконографический цвет Девы Марии. Поэтому, когда Джотто принялся расписывать церковь в Падуе, посвященную Богоматери, он превратил ее в гимн небесному свету.
Несмотря на скромный размер здания, заказчик фресок был явно не из бедных людей: чтобы Джотто смог сымитировать цвет небес, для него специально достали невероятно дорогую в то время афганскую ляпис-лазурь в количестве, необходимом, чтобы покрыть весь сводчатый потолок.
Этот цвет художник использовал и в повествовательных сценах на стенах храма. Кажется, что изображенные события происходят вечером, но при этом фигуры подсвечены так, словно в разгар светового дня. Дело в том, что перед художником не стояла задача показать определенное время суток, скорее его интересовало создание «живого» объема.
Джотто первым преодолел плоскость фигур за счет создания светотеневой моделировки и первым отступил от традиционного золотого фона, написав фрески с голубым небом.
Он поставил своеобразную точку невозврата, разорвав тесную связь итальянской школы с искусством Византии и позволив появиться на свет Ренессансу, ориентированному на реалистичное изображение.
Рублевский голубец
Популярность минерала лазурита была столь велика, что слава о нем добралась и до Руси. В XIV столетии она переживала не самые лучшие времена, находясь под гнетом татарского ига. Впрочем, даже в этот период не прекращалось строительство новых храмов, и в иконописные артели продолжали поступать новые заказы.
Так получил работу Андрей Рублев, который должен был завершить убранство недавно возведенного Троицкого собора. В итоге появилась самая известная его работа — икона «Троица».
Всё в этой работе было ново: и трактовка сюжета, и необычайно светлый колорит. Чтобы соотношение цветов казалось гармоничным, Рублев отказался от яркой киновари (как, например, в более ранней «Зырянской Троице»), заменив ее нежно-розовыми и темно-бордовыми оттенками.
Расположение цветовых пятен на иконе подчинено композиционной идее круга: Рублев прописывает одежды ангелов одним пигментом синего цвета таким образом, чтобы они отражали друг друга с противоположных сторон.
Краска, которую использовал Рублев, — ляпис-лазурь — была невероятно дорогой, и ее применение было бы невозможно, если бы она не имела важного символического значения. Этот сине-голубой цвет, названный позднее рублевский голубец, напоминал небесный свет, о котором писал один из отцов церкви Исаак Сирин: «Чистый ум уподобляется небесному цвету, в нем во время молитвы просияет свет Святой Троицы».
Самый совершенный из всех цветов
В эпоху Возрождения синий цвет в западноевропейской культуре вступает в новую фазу своей истории: теперь это самый модный цвет среди аристократии. Культ Богородицы повлиял на одежду королей, которые стали носить синие мантии, а вслед за ними в синий начали одеваться и подражавшие им придворные. В таких одеждах они и хотели быть запечатленными на полотнах художников.
Чем выше спрос — тем выше стоимость: ляпис-лазурь превзошла в цене даже золото. Но художников это не останавливало, ведь теперь синий был «самым совершенным из всех цветов», как писал Ченнино Ченнини в «Трактате о живописи» в 1400 году. Именно за щедрое использование лазури и золота часослов, проиллюстрированный братьями Лимбург, даже назвали великолепным.
Но не только роскошь и дороговизна красок удивляли историков. В этой богослужебной книге впервые появляется изображение, построенное по законам линейной и световоздушной перспективы, — одно из главных новаторств братьев Лимбург.
Чтобы сделать фон объемным (на нем показаны реалии того времени — развлечения знати и работы крестьян), художник уменьшает объекты по мере их удаления от переднего плана и создает пространственную глубину с помощью градации синего неба: чем ближе к горизонту, тем светлее цвет.
С этого времени синий будет отвечать за построение световоздушной перспективы в картине, а к названию цвета часто будет прибавляться определение «глубокий».
Теперь синий так много значил — и концептуально, и материально, — что почти все именитые художники Ренессанса старались использовать ляпис-лазурь. За великолепные религиозные сцены Фра Беато Анджелико лазурь до сих пор иногда называют синим Фра Анджелико.
Еще одним певцом синего цвета стал Микеланджело. Он пользовался богатой казной Ватикана и заказывал огромное количество этого пигмента для фрески «Страшный суд» в Сикстинской капелле.
А вот другая его работа — «Погребение», — как считается, так и не была закончена, потому что художник не смог собрать средства на покупку необходимой ему лазури.
А вот тут можно посмотреть, как изготавливали ляпис-лазурь по рецепту Ченнини:
Эксперименты с синим для создания нового цвета
В XVII столетии ляпис-лазурь оставалась в почете, правда, ее уже перестали использовать в таких масштабах, как это делали Джотто или Микеланджело. Художники в то время активно экспериментируют с цветом: мешают краски, добиваются новых оттенков и пытаются сэкономить на дорогих пигментах.
Ян Вермеер довольно часто использует в картинах лазурь, но в минимальных дозах — только на верхний слой, а под нее кладет более дешевый азурит или смальту. Как, например, в картине «Молочница»: здесь есть лазурь и на юбке, и на рукавах крестьянки, и в кувшине на столе — но каждый раз этот цвет разбавлен другим оттенком. Получается невероятно тонкий колорит при минимальных затратах.
Для сравнения, художник предшествующего поколения, Тициан, когда рисовал небо «Вакху и Ариадне», только высветлял тон синего, но не менял его градиент в сторону зеленого или фиолетового.
В известной «Девушке с жемчужной сережкой» Вермеер добивается света драгоценных камней за счет того, что смешивает синий с другими цветами. Этот эксперимент с цветом даже привел к тому, что сейчас мы видим абстрактный черный фон, хотя на самом деле это была зеленая занавеска.
Синий: легкий или тревожный?
В повседневной жизни XIX столетия мода на синий утихла: он уступил место черному. Черными были официальные мужские костюмы, модные женские платья и форма студентов. Но в картинах французских импрессионистов вы никогда не увидите черного, ведь художники отрицали его существование в природе.
Импрессионисты были одними из первых, кто заметил, что темные тени на самом деле полны цвета — поэтому в их ярких полотнах тени состоят из кобальтового синего, коричневого, синтетического ультрамарина (аналог дорогой ляпис-лазури), изумрудно-зеленого, охристо-желтого и красных оттенков.
Но доминирующим цветом в палитре импрессиониста всегда был синий. Его они использовали не только чтобы показать многообразие оттенков в природе, но и для создания определенной атмосферы.
Огюст Ренуар предпочитал кобальт, чтобы передать ощущение ускользающего мгновения: синей дымкой покружится в вальсе, прокатится на качелях любимая модель художника Маргарита Легран — и ускользнет в бесконечность времени.
Увы, жизнь девушки была так же быстротечна, как эфемерен ее образ в картинах художника: после создания «Бала в Мулен де ла Галетт» Маргарита заболела оспой и вскоре умерла.
Постимпрессионист Винсент Ван Гог был очарован насыщенным синим цветом, который помог ему сделать палитру ярче. Как он сообщал брату в письмах, в окружении кобальтового неба звезды кажутся драгоценными камнями, а на фоне теплого ультрамарина моря берег становится лиловатым и немного бледно-розовым.
В картине «Звездная ночь», написанной в больнице для душевнобольных, желтый словно находится в противоборстве с контрастным ему синим цветом. Многие исследователи отмечают, что таким образом художник хотел выразить тревогу, которую он испытывал накануне очередного приступа психического расстройства.
Мистический цвет Пикассо
На рубеже XIX–XX веков по миру прошла волна символизма, увлекая за собой писателей и художников. Тексты наполнились метафорами и сравнениями, а картины голубым светом — ведь как еще можно выразить грезу или смутные предчувствия?
У Пабло Пикассо, недавно прибывшего в Париж, появилась целая серия голубых работ, в которых он делился личными переживаниями. Холодный колорит его картин и обилие мрачных персонажей соответствовали его восприятию мира в тот период жизни. В первые годы после переезда закончил жизнь самоубийством его близкий друг Карлос Касагемас, да и у самого Пикассо дела шли неладно: в столице мирового искусства, которую он жаждал покорить, не получалось продать ни одной картины. Возможно, эти неурядицы и подтолкнули художника к созданию самых неоднозначных образов, которые когда-либо появлялись в его творчестве.
Самой загадочной работой из голубой серии стала «Жизнь». На ней изображен недавно умерший Касагемас в окружении женских фигур-аллегорий: любви, материнства, страха перед будущим. Чтобы придать работе мистический характер, Пикассо использует синий цвет как трансцендентный, не давая зрителю прямого ответа на вопрос «как понять эту картину?».
Немногим позже в России несколько художников-символистов объединились и создали группу «Голубая роза». Из названия понятно, какой цвет они избрали главным для своих работ.
В отличие от Пикассо они старались дематериализовать образ, создавая «размытые» формы и неясные очертания, за что современники даже называли их живопись «чистой водой». Созерцание полотен с неоднозначными для восприятия сюжетами подобно медитации: они погружают зрителя в себя и заставляют фантазировать, помогая таким образом забыть о суете будничной жизни.
Интернациональный синий
Пожалуй, самый известный художник синего цвета — это Ив Кляйн. Легенда гласит, что когда ему было 19 лет, он сидел на пляже с друзьями Клодом Паскалем (ставшим поэтом) и Арманом Фернандесом (ставшим художником) и каждый выбирал, какая часть мира ему достанется: Паскаль взял себе воздух, Фернандес — землю, а Кляйн забрал небо.
Стремление Кляйна к широте неба определило его творческую карьеру: в 1950-х он пытался создать такой же насыщенный цвет, который использовал Джотто для фресок, — но безуспешно. Тогда он обратился к Эдуарду Адаму, торговцу красками и химику-любителю.
Вместе они создали краску, состав которой был официально зарегистрирован в 1960 году как IKB (International Klein Blue) — правда, без упоминания имени Адама. С тех пор Кляйн только и рисовал что синим.
Хотя говорить, что он рисовал, наверное, будет преувеличением. Он брал краску и распылял ее на холст или нанимал женщин, которые обмазывались краской и оставляли отпечатки тел на полотне.
Синий в современном искусстве
История синего цвета продолжается и после Кляйна, хотя уже не в таком масштабе.
Вдохновленный работами французского художника режиссер и писатель Дерек Джармен создал кинофильм «Блю» (1993), в котором в течение 74 минут актеры и сам Джармен рассказывают о своей жизни на синем фоне одного яркого оттенка. Это была последняя кинокартина уже слепого Джармена. Зная, что вскоре его станет (он был болен СПИДом), он выбирает синий как образ бескрайнего неба, в котором нет места смерти.
Художник Роджер Хайорнс вспоминает опыт символистов о трансцендентном значении синего цвета. В своих работах он тоже предлагает забыть о мире реальном и совершить путешествие в мир фантастический.
Его самым масштабным проектом стал «Захват», когда в квартиру в одном из заброшенных лондонских домов он затащил десятки стальных баков с раствором сульфата меди общим объемом 90 тысяч литров, затем нагрел их и покрыл составом всё жилище изнутри. За две с половиной недели по всей поверхности квартиры выросли синие кристаллы, преобразив ее в сказочную пещеру.
Лишь защитные перчатки и обувь, которые выдавали зрителям на входе, не давали забыть, что неземная красота на самом деле может быть токсичной.