Купили как-то англичанин, канадец и австралиец газету… История The Times в лицах

Эра Уолтеров (1785–1908)

…в которой The Times появляется, переименовывается, катается на паровозах и влияет на ход Крымской войны

«А ведь так всё хорошо начиналось!» — что-то подобное наверняка думал в 1784 году 46-летний лондонец Джон Уолтер, когда из преуспевающего страховщика неожиданно превратился в безработного.

Ранее Уолтер окончил престижную частную школу, унаследовал от отца процветающий бизнес по торговле углем и даже сыграл ведущую роль в создании Угольной биржи Лондона. Так нет же — не сиделось на месте, устроился в страховую компанию. А она возьми и обанкроться из-за жуткого урагана на Ямайке.

Резкая смена статуса не понравилась Уолтеру настолько, что в наемном труде он разочаровался до конца жизни. Вместо этого решил снова начать свое дело: купил патент на прорывной по тем временам способ печати и открыл типографию. С разорения страховой компании не прошло даже года.

Сначала Уолтер печатал только книги и объявления, но через некоторое время опробовал новое направление бизнеса. Первого января 1785 года вышел первый номер небольшой газеты под названием The Daily Universal Register. «Ежедневный универсальный реестр» то есть.

Вряд ли Уолтер хотел еще подзаработать, скорее сыграла свою роль его неуемная натура: по тем временам газета могла принести своему владельцу разве что какой-никакой политический вес и много-много проблем, если опубликуешь что-то не то. (Забегу вперед и скажу, что Уолтеру довелось отхлебнуть из обоих кубков.)

От других газет The Daily Universal Register отличала широта поднимаемых тем. Многие источники приводят фрагмент редакционной программы, где Уолтер писал, что желает сделать свое детище похожим на «уставленный яствами стол, на котором каждый мог бы найти то, чем удовлетворить требования своего вкуса».

А еще газета стремилась быть надпартийной — то есть не рекламировать тори или вигов, а оставаться более или менее беспристрастной. Первые десятилетия даже получалось.

Спустя 939 номеров Уолтер понял, что погорячился с названием: запомнить трудно, говорить долго, поэтому никто целиком его не произносит. На первой странице 940-го номера, вышедшего 1 января 1788 года, стояло другое название — The Times. «Времена».

А в 1789 году Уолтер был осужден за клевету на лорда. Его приговорили к штрафу в 50 фунтов, часу стояния у позорного столба и году тюрьмы. Уолтер, видимо, не внял — через некоторое время состоялся второй суд. По тому же вопросу. К сумме штрафа прибавили пятьдесят фунтов, к году заключения в Ньюгейте — еще один.

Если верить исследователям истории зарубежной журналистики, в 1795 году тираж The Times составил 4800 экземпляров. Сейчас кажется — ну очень мало, какой такой магией вы еще не обанкротились. Но в Англии XVIII века это была заявка на рекорд.

В 1799 году Уолтер снова оклеветал лорда, только на этот раз другого. Отделался легким испугом и решил, что, кажется, пора потихоньку завязывать с журналистикой.

В 1803 году The Times перешла в руки его сына. Тоже Джона Уолтера.

Джону Уолтеру II тогда было 27 лет, он успел окончить школу и Тринити-колледж Оксфорда. Его стараниями The Times лишилась государственной рекламы и государственной финансовой помощи — Уолтер довольно резко выразил свое несогласие с политикой тогдашнего премьер-министра. Впрочем, на газету это не сильно повлияло: потерю одного источника дохода она вполне могла себе позволить.

Зато Уолтер смог организовать коллаборацию с французскими газетами: самые интересные новости они отправляли в Лондон с первым же отходящим судном. Эксклюзив — это всегда круто.

Еще одна его находка — зарубежные командировки корреспондентов. Из-за наполеоновских войн Англия попала практически в информационную блокаду, и весточки из Германии и Испании оказались очень кстати.

Уолтер уделял внимание и усовершенствованию способа печати. Для этого он обратился к изобретателю Фридриху Кенигу, который в 1814 году собрал специально для The Times две типографские машины. Они выдавали тысячу оттисков в час, а после доработки и две тысячи.

Свежие газеты приезжали к читателям по железной дороге — оказывается, так быстрее. Тираж The Times снова увеличился. В 1815 году британцы подчистую раскупают уже пять с лишним тысяч экземпляров.

В 1847 году у руля газеты встает сын Джона Уолтера II и внук Джона Уолтера I. Тоже Джон Уолтер. (Да, знаю, это похоже на биографию вампира, начисто лишенного фантазии, но на портретах все Джоны Уолтеры совсем не похожи друг на друга.)

Джон Уолтер III берет семейный бизнес в свои руки, когда ему без малого тридцать лет. Он тоже учился в Оксфорде. И выгодно отличается от отца и деда тем, что ни разу не сидел в тюрьме. Современники пишут о нем как о добросовестном, умеренно либеральном и религиозном человеке.

The Times к тому времени прочно занимает лидирующее место в новостной журналистике Великобритании. Авторы и источники получают немаленькие гонорары — больше, чем в других газетах, поэтому для The Times пишут самые известные и влиятельные журналисты.

Позиция газеты в какой-то мере подталкивает Великобританию к участию в Крымской войне. Вместе с армией на фронт уезжает корреспондент The Times.

Однако уже в середине XIX века всё становится не так радужно: на пятки наступают другие газеты. Тоже дешевые, но более массовые и более либеральные. Тем не менее The Times продолжает выходить.

В 1894 году газета переходит к правнуку основателя. И он станет последним владельцем с фамилией Уолтер. Нет, четвертого Джона Уолтера не будет.

Артур Фрейзер Уолтер — второй сын Джона Уолтера III. Очередной оксфордский выпускник, любитель крикета (и, пишут, неплохой игрок), член коллегии адвокатов. Вот, пожалуй, и всё, что можно о нем сообщить.

Особого влияния на The Times четвертый по счету Уолтер не оказывает. Еще со времен деда редакционной политикой рулят главные редакторы. У газеты финансовые проблемы, но кризис она худо-бедно преодолевает.

Однако меняет владельца. В 1908 году ее покупает Альфред Хармсворт — набирающий силу газетный магнат и будущий лорд. (Что даже иронично, если учитывать бэкграунд предыдущих владельцев.)

Эра Хармсворта (1908–1922)

…в которой The Times поддерживает участие Великобритании в Первой мировой и публикует фейки

Итак, Альфред Хармсворт. Родился в Дублине в семье адвоката и талантливой пианистки. Когда ему было два года, Хармсворты-старшие и их двое (тогда двое; всего будет четырнадцать, трое не переживут младенческий возраст) детей перебрались в Лондон.

Проблема была лишь в том, что Альфред Хармсворт (не магнат, а его отец) не вылезал из пабов и даже умер от цирроза печени. А семья тем временем практически нищенствовала. Приходилось время от времени жить у родственников, потому что не было денег платить за дом.

Но Альфреда Хармсворта всё-таки смогли отправить в хорошую школу. Там он познакомился с отцом Алана Милна, тогда еще таким же учеником, который вдохновил приятеля основать школьный журнал. В журналистику все попадают разными путями.

Теперь перемотаем жизнь Хармсворта сразу до его 31-летия. В 1896 году он основал первую массовую газету Daily Mail. В чем задумка? В том, чтобы заполнить пустующую нишу — остальные газетчики сосредоточились на интеллектуалах и любителях изысканного стиля и как-то позабыли про ремесленников, мелких клерков и молодежь, только-только окончившую школу.

Daily Mail выстрелила. В первый год продается 200 тысяч экземпляров, потом 500, через четыре года — уже 700. Хармсворт продолжает создавать газеты, потихоньку формирует свою маленькую (а потом уже и не маленькую) империю.

В первые годы нового века у Хармсворта (точнее, у Хармсвортов, Альфреду давно помогает брат Гарольд) во владении шесть ежедневных лондонских газет и еще две провинциальных, 14 еженедельников в разных городах и даже одно издание в Париже.

И вот Хармсворт покупает The Times. Получается довольно увлекательно: лучшая массовая и качественная печать Лондона сосредотачивается в одних руках. Так что же делает лорд Нортклифф со своим приобретением?..

Да в целом ничего. The Times по-прежнему чуть ли не убыточна. Кажется, успешный в журналистике для широкой публики владелец просто не знает, куда приложить актив непривычного формата. Можно выделить всего пару интересных эпизодов того периода, да и те связаны не с Хармсвортом, а с главным редактором газеты.

Во-первых, в 1914 году The Times выступает в поддержку участия Британии в Первой мировой войне. Во-вторых, в 1920 году в ней печатают «Протоколы сионских мудрецов». Кто не знает, это фейковый документ, в котором рассказывается, как евреи хотят завоевать мировое господство и разрушить прекрасный христианский мир. Чувствуете? Антисемитизмом запахло.

В 1922 году Альфред Хармсворт умирает, и вскоре у The Times появляется другой владелец. Для газеты наступает новая эра. На сей раз — процветания.

Эра Асторов (1922–1966)

…в которой The Times снова становится № 1 в британской и мировой журналистике

Благодарить надо Джона Джейкоба Астора V. Это человек разнообразных талантов: политик, офицер, спортсмен, олимпийский чемпион. Еще выходец из очень, очень богатой семьи, которая всё на свете превращает в активы.

The Times им нужна в этом качестве, а не потому, что кто-то из них всю жизнь мечтал реализоваться в журналистике. Работают главные редакторы и рядовые журналисты, Асторам интереснее владеть и получать прибыль.

Например, вместо самых важных новостей на первой полосе при них публикуют рекламные объявления. Очень дорогие объявления. Цена объясняется тем, что их волей-неволей увидит любой, кто возьмет в руки очередной номер.

Наступают 1930-е годы, остальные страны начинают всё более напряженно поглядывать в сторону Германии. The Times активно продвигает политику умиротворения. Главный ее сторонник — редактор Джеффри Доусон. Однако находится человек, который смеет возражать. Его зовут Норман Эббатт. Он корреспондент газеты, с 1925 года находится в Берлине.

У Эббатта довольно бурная биография: в шестнадцать лет он преподает английский в Германии, в семнадцать работает журналистом в Париже. Потом на время заезжает в Финляндию и Россию, успевает даже повоевать в Первой мировой.

То, что Эббатт видит в Берлине, ему не нравится. Гитлеру он не доверяет, а распространение нацизма его откровенно пугает. Эббатт пишет в The Times: будет война. Германия захочет вернуть потерянное, без крови не обойдется. Эксперты подтверждают: всё серьезно. Эй, вы там?..

Его материалы почти не публикуют, а то, что доходит до печати, тщательно редактируют. Самая уважаемая газета Британии не хочет признавать правду.

Через некоторое время Эббатта обвиняют в шпионаже и высылают из Берлина. Сам Геббельс предупреждает иностранных корреспондентов — не стоит делать из этого события большого инфоповода и светиться на вокзале в день отъезда. Эббатта всё равно провожают около пятидесяти человек.

В The Times работает и такой примечательный человек, как Ким Филби. В конце 1930-х он корреспондент, пишет репортажи из Испании, объятой Гражданской войной. Его материалы пользуются популярностью, а смелость — восхищает. (Во время Второй мировой Филби присоединится к MI6, а в начале 1960-х вернется в СССР. Всё это время он был двойным агентом.)

А в 1940 году британские газетчики наверняка сильно пожалели, что приобретали бумагу за границей: с импортом у продавцов как-то перестало складываться (интересно почему), и правительство вынуждено было ввести ограничения. The Times худеет до четырех-шести полос, уменьшает шрифты, тиражи и форматы. Прежний внешний вид постепенно вернется только после войны.

В 1962 году Джон Астор V навсегда уезжает во Францию. В 1966-м семья продает The Times. Покупатель — канадский медиамагнат.

Эра Томсонов (1966–1981)

…в которой The Times печатает самую неудачную статью в своей истории

Когда начинается Первая мировая, Рой Томсон не идет на фронт, а поступает в бизнес-колледж. На роль пушечного мяса он всё равно не подходит — серьезные проблемы со зрением, а вот образование ему пригодится.

Он пробует себя в сельском хозяйстве, торгует радиоприемниками, а в 40 лет покупает первую газету. На дворе тогда 1934 год. В начале 1950-х у Томсона в собственности девятнадцать газет, в начале 1960-х — больше двухсот. Они выходят в США, Канаде и Великобритании. Английские медиамагнаты Томсона не любят. По их мнению, у него два греха: он канадец и он выскочка. (Томсон утирает скупую мужскую слезу стопкой банкнот.)

Томсон не лезет в дебри редакционной политики и не пытается контролировать качество контента, для этого всё еще есть специально обученные люди. (Не уверена даже, что он помнил названия всех своих изданий.) The Times он покупает как символ — газета по-прежнему воплощает качественную прессу.

Но всё-таки он привык зарабатывать, а не терять деньги на активах. Поэтому Томсон делает то, в чем действительно хорош: новаторствует и подрывает устои. The Times и читателям следует пристегнуться.

Реконструкция начинается с фасада — первой полосы. Как она выглядела раньше? Как хроника жизни британского высшего света: помолвки, свадьбы, юбилеи, крестины, похороны и вот это вот всё в формате небольших объявлений. Никаких фото или иллюстраций, одни только буковки. Хочешь картинок — листай дальше, там всё есть. Как долго она существует в таком виде? Да с конца XVIII века. Работает — не трогай.

Томсон требует на передовице фотографий и новостей. Не всех, конечно, только самых значимых. Британские лорды и леди почитают о себе на следующих страницах. The Times меняет лицо в мае 1966 года.

Дальше — больше. Томсон вводит рубрикатор (да, раньше его не было), требует подписывать имена авторов под текстами и печатать колонки мнений. Всё это занимает несколько лет и вызывает бурное возмущение некоторых читателей, но Томсон добивается своего: тиражи понемногу ползут вверх.

И тут этот чертов канадский выскочка (так наверняка думает консервативная часть аудитории) покушается на святое: хочет, чтобы весь процесс издания происходил с помощью компьютерных технологий. Представляете? Он хочет, чтобы тексты набирали на компьютерах!..

Ну да, сейчас не впечатляет. Но тогда была первая половина 1970-х. А в начале второй половины — то есть в августе 1976-го — Рой Томсон умирает. The Times в составе остальной империи переходит по наследству к его сыну — Кеннету Томсону.

Сын честно старается продолжить дело отца, в том числе пропихнуть-таки компьютеризацию. Но на пути этой идеи (которая кажется вполне здравой) стеной встают профсоюзы. Дело в том, что новое печатное оборудование оставит наборщиков без работы. Для демонстрации серьезности настроя они даже устраивают акции протеста.

22 августа 1978 года — черный день в календаре фанатов The Times: газета публикует статью, в которой 97 опечаток.

А в декабре того же года Кеннет Томсон, не зная, как выйти из тупика, закрывает The Times. Следующий номер выходит 12 ноября 1979 года, но выясняется, что ситуация вовсе не стала лучше: профсоюзы стоят насмерть. По закону у них есть такое право.

В результате Томсон-младший продает The Times с The Sunday Times в качестве довеска. Новый и нынешний владелец — 91-летний австралийский медиамагнат Руперт Мердок.

Эра Мердока (1981 — наши дни)

…в которой The Times получает электронную версию и продолжает жить

Практически сразу под давлением привыкшего к максимальной эффективности Мердока The Times отказывается от линотипов, которыми пользовались с XIX века. Наступает время компьютерной верстки. (А лишних наборщиков можно смело уволить. Они, конечно, снова пытались протестовать, но с приходом Маргарет Тэтчер законы изменились. Увольнять рабочих стало проще.)

Еще одно новшество — переезд. С XVII века все крупные британские газеты издаются на Флит-стрит, но Мердоку плевать на многовековые традиции. Редакция и типография лондонской газеты уезжают из Лондона и открываются в местечке Уоппинг. Но и это не конец. Новый переезд типография переживет в 2008 году. Благодаря этому The Times станет цветной.

В марте 1999 года The Times и младшая сестричка The Sunday Times появляются в интернете. В 2010 году подписка стала платной. Количество посетителей, разумеется, сильно упало.

В 2014 году The Times наконец-то начинает приносить прибыль. Для сравнения: в 2009-м убыток составлял 70 миллионов фунтов стерлингов.

В 2019 году, когда консерваторы выбирают своего лидера, The Times поддерживает Бориса Джонсона. А потом и консервативную партию в целом.

Пару лет назад корпорация Мердока перестала публиковать данные о тиражах — видимо, сильно просели. Но известно, что в феврале 2020 года печатали почти 360 тысяч экземпляров.

Сейчас The Times выглядит примерно так: на первых полосах внутренние новости, после них идет блок с мнениями и комментариями. Дальше — международная повестка. Где-то с середины номера идут деловые материалы и раздел «Из зала суда». В конце — новости спорта.

По формату номера довольно компактные. Всё просто: страницы формата «раззудись, плечо, размахнись, рука» неудобно читать и перелистывать, когда держишь газету. (Еще бы все это понимали. Наша местная пресса, кажется, скоро перейдет на ватман.)

История The Times продолжается.