«Театр. На Вынос»: вместо актеров — прохожие, вместо сцены — заброшки и стримы, вместо миссии — радость

— Как вышло, что «Театр. На Вынос» начался благодаря твоей травме?

— Я участвовал в проекте Михаила Патласова «Цель визита», потом мне сломали челюсть, и я не мог говорить месяц — было достаточно времени многое обдумать, пересмотреть свои взгляды на творчество. Тогда и возникла идея проекта «Театр. На Вынос». Я понял, что ничего не знаю про других людей, так появилась идея знакомства с городским пространством, в котором можно делать спектакль прямо сейчас. Как написали мне в комментариях: «Пока все ноют, что невозможно ничего сделать, ты просто берешь и делаешь историю в городе». Никто ведь не может запретить тебе делать рекламу надписями на стене и проекты на улицах для людей.

— Для чего вообще нужен театр?

— Ни для чего не нужен театр.

Я против всех этих ярлыков из серии «миссия искусства», «здоровье нации». Все эти высокие фразы достаточно неправдивы. Это советская патетика, которая очень далека от реальности, особенно в современном мире. Мне просто нравится делать спектакли.

Но совершенно нормально, что кому-то комфортнее в темных залах театров, а кому-то — прогуливаться с Remote Moscow [иммерсивный спектакль-квест в Москве. — Прим. авт.]. Даже если человек приходит в театр, чтобы просто поесть в буфете, он классно проведет время, это тоже здорово.

— Хорошо, но какие-то задачи ты же ставил перед собой, создавая проект?

— Спектакль — это событие. Важно задумываться о том, чем твой спектакль может стать для города и для людей. Вообще, изначально проект был задачей на сопротивление самому себе: я поставил перед собой цель узнавать людей на улице и делать их своими героями. Это был эксперимент для меня самого, я пытался разрушить свои стереотипы. Непросто ведь взять и подойти к человеку, который идет по своим делам, и предложить ему играть в спектакле. В голове сразу: «Ой, он занят, не согласится и вообще пошлет». Но если подходить с позиции, что каждый человек — произведение искусства, то это становится не сложным, а даже увлекательным. Весь вопрос в ракурсе восприятия. Так, каждое воскресенье я отправлялся в путешествие по Петербургу как по незнакомому городу. Представлял, будто я турист, которому с трудом удалось получить российскую визу. И тогда город открывался для меня совершенно по-новому.

— Как создаются твои спектакли? Как выглядели первые опыты?

— Каждую пятницу я создавал встречу во вконтакте, приглашал вручную своих друзей, веря в силу репоста. При этом я не знал ни названия спектакля, ни героя, об этом объявлял в день события. А героев искал за день, иногда в этот же день, общался с ними, делал заметки, за пару часов до спектакля мы встречались, чтобы обсудить сценарий.

Первый спектакль прошел в метро за день до теракта 2 апреля 2017 года. Мы познакомились с уличными музыкантами и решили играть спектакль в одном из вагонов метро от станции «Невский проспект» до «Купчино».

Ребята играют каждый день одно и то же, поэтому в спектакле они, согласно сценарию, сыграли одну и ту же песню 5 раз, а вместо того, чтобы собирать деньги, — раздавали их зрителям. Помимо приглашенных зрителей были и случайные люди, которые просто ехали в вагоне, но это даже интереснее, идея ведь во взаимодействии с городом. Кто-то присоединялся к нам, в конце спектакля благодарили. Были, конечно, и те, кто сбегал в другие вагоны.

— Какой спектакль был самым сумасшедшим?

— Они все были сумасшедшие. Каждый спектакль — форс-мажор.

Второй спектакль, например, прошел в библиотеке Маяковского. Мы напечатали 40 поддельных пропусков. В пустую библиотеку одновременно зашли 40 человек и через 40 минут вышли, не объясняя ничего.

Была большая вероятность вопросов со стороны охраны, но все прошло спокойно.

В другой раз на футбольном поле делали спектакль «Команда». Сам герой предложил поле, потому что он 8 лет играл в футбол, а потом получил серьезную травму и перестал этим заниматься. Мы встретились с ним с утра, всё обсудили, он придумал название команды «Белые лебеди», но в результате пропал, у него до сих пор выключен телефон. Мы остались без героя за несколько часов до спектакля. А на футбольном поле играли дети. Мы поговорили с ними и решили сделать героями их.

Пошли в кафе, стали придумывать сценарий — и через пять минут над нами нависли огромные мужики, какая-то служба безопасности со странным названием «Летучий голландец», начали обвинять нас в педофилии. Мальчик звонит при них маме и спрашивает: «Можно участвовать в спектакле?» Мама отвечает: «Да, конечно, только зайди покушать». Это, кстати, к вопросу театра для людей, мама ведь не была против.

Мы решили, что сейчас «Летучий голландец» уйдет искать Джека Воробья, но они перезвонили маме и начали рассказывать, что мальчика якобы пытают. Прибежала мать в истерике, приехала полиция, а в это время уже появлялись зрители, при них происходили разборки, многие даже думали, что это часть действия. В результате спектакль все-таки прошел успешно, но было неожиданно наткнуться на такую абсурдную сложность.

— Как ты считаешь, проектные театры, независимые, сейчас актуальнее академических?

— Проектный театр интересен тем, что ты должен сделать событие. А спектакли в том же БДТ — априори событие, в которое вкладываются огромные деньги, они все равно соберут зрителей, пиарщики используют отработанные четкие схемы.

Делая проектный театр, ты придумываешь, как привлечь внимание людей, не имея средств. Когда у тебя нет денег — ты свободен.

С деньгами тоже, но по-другому. Это две крайности.

— Насколько в системе нового театра важно режиссерское образование?

— Образование совсем неважно, тем более в таком виде, как сейчас в институтах. Когда ты сидишь в стенах репетиционного зала, то не знаешь, что происходит вокруг. Зачем вообще режиссеру заниматься по 10 часов в неделю сценическим движением и так далее, не изучая современной драматургии, не зная актуальных театральных событий? При этом, конечно, должно быть понимание театра. Отсутствие режиссуры в моих спектаклях — заблуждение. Само создание «Театр. На Вынос» — это уже режиссерский ход. С нами работал психолог, который в самом начале сказал: «Ты можешь расслабиться. Все уже создано». То есть все было сделано еще самой формулировкой идеи, до самих спектаклей. Даже человек, который играет, защищен этой идеей, потому что придраться к нему нельзя, он ведь не профессионал, а сам спектакль сделан за один день.

Сейчас театр уходит в очень разные направления. Молодые режиссеры делают постановки в необычных местах, лекции происходят в барах, и куча других событий меняют традиционное представление. Все интересные люди уходят в сторону от академизма туда, где можно вздохнуть и почувствовать свободу.

— «Театр. На Вынос» останется totally free — абсолютно бесплатным?

— Для нас важно делать проект бесплатным, так как зритель становится соучастником, а не потребителем.

Когда берешь деньги за вход, ты продаешь услугу, и тогда теряется составляющая совместного со зрителем творчества. У нас зритель, грубо говоря, такой же захватчик, как и мы, с нами проникает в заброшенную школу, на стройку и другие места, в которых проходят спектакли.

— Есть ли аналоги твоего проекта в других странах?

— Есть, к примеру, Rimini Protokoll, немецко-швейцарская группа художников, которая России знакома по Remote Moscow. Но у них все официально, их театр зарегистрирован, а у нашего творчества есть незаконная сторона, и этим мы отличаемся от всех европейских театров, которые любят договариваться с правительством, прежде чем что-либо делать. Я отношу свой проект к уличной культуре все-таки, к художникам, которые видят пространство и превращают его в объект искусства, только вместо баллончика у нас — история. Мы играем в декорациях города, где герои — его жители, а сюжет зависит от взаимодействия с ним, это такой синтез всех составляющих улицы.

— И город дает массу возможностей не повторяться в формах: в «Старике и море» люди слушают рассказ Хемингуэя, когда лодка с актером скользит по пруду, спектакль «Россия и есть Мессия» проходил под Литейным мостом…

— Еще был спектакль «Зеленоглазое такси», который проходил в рамках off-программы фестиваля NET. Я поймал машину и предложил водителю стать героем спектакля, всё проходило на самой узкой улице Петербурга. Водитель забирал по три человека и отвозил в определенное место, рассказывая свои истории по дороге, а потом возвращался за остальными. Таксист любил музыку 50-х, мы открывали окна, звук буквально разрезал улицу Репина, и ожидающие понимали, что к ним приближается кортеж.

— Ты боишься повторяться?

— Пока я очень просто отношусь к провалам или повторам.

Не надо бояться провала в театре, у него ведь не такая большая аудитория, как у телевидения или ютуба, например. Вот когда лоханулся на «Первом канале» в «Вечернем Урганте» или в ютуб не тот ролик ночью загрузил — тут можно расстроиться, а театр — это зона экспериментов.

Если для тебя важен сам процесс создания спектакля, а не успех для удовлетворения самолюбия, то не стоит бояться провалов — забей и иди дальше.

— У тебя всё пока в Питере, почему в Москве ничего не делаешь?

— Москва — город, где потребляют искусство. Здесь слишком много всего, невозможно уследить за событиями, ты можешь много работать, а результата не получить. А в Петербурге мы врезаемся в полуунылое пространство, и это как глоток свежего воздуха для людей.

— Но всё же ты хочешь выходить на какой-то новый уровень, знаю, что «Театр. На Вынос» заявил «Старика и море» в программу «Золотой маски».

— Да, мы написали им письмо.

Мне кажется, пора стать крутой страной, где можно отобрать проект по письму в фейсбуке, нужно сделать фестиваль и премии свободными. Сейчас из года в год награждают одних и тех же людей, и ничего не меняется.

— Что ты ставишь прямо сейчас?

— Спектакль называется Abuse Opera — это социально-документальная опера, основанная на историях людей, столкнувшихся с экономическим, сексуальным и физическим насилием. Материал мы собирали в течение года с режиссером Максом Карнауховым, соавтором «Театра. На Вынос», задавая разным людям вопрос «За что в России бьют?». Эти истории стали основой для либретто. Премьера запланирована на конец апреля – начало мая.