Спектакль взаимного контроля и множественных личностей. Как социологи пытались доказать, что жизнь — это действительно театр
Выражение «весь мир — театр» стало популярным благодаря комедии Шекспира «Как вам это понравится» и успело превратиться в штамп, который употребляют по поводу и без. Однако некоторые ученые использовали его в качестве метафоры для анализа социальных отношений. Федор Журавлев рассказывает, как в социологии возникли «театральные» теории.
Социология появилась в XIX веке как наука, которая пыталась применить методы естественных наук к социальной мысли. Поэтому изначально ученых не особо интересовали люди: социологи пытались изучать общественные структуры, непоколебимые как законы природы.
Поворот к человеческим отношениям произошел только в XX веке. Ученым пришла в голову мысль, что взгляды обычных людей тоже могут влиять на общество. Тогда и появилось множество теорий, в фокусе которых было социальное поведение. В том числе теории Ги Дебора и Ирвинга Гофмана, взявших за основу метафору театра. В их учениях жизнь представлялась непрерывным спектаклем, а люди — актерами, погруженными в собственный образ.
Спектакль под постоянным надзором
К 1960-м в Западной Европе сформировался новый тип общества. Теоретики обозначали его по-разному: как постиндустриальное, информационное, общество позднего капитализма или общество изобилия. Капиталистический способ производства сохранился, однако теперь принцип товарно-денежных отношений распространился и на другие сферы, в том числе на культуру и личные отношения. На этой почве появилась теория Ги Дебора, описывающая игровой и перформативный характер новых социальных отношений.
Дебор рассматривает современное общество как нагромождение спектаклей. То, что ранее переживалось внутри индивида, теперь отстраняется от него и становится перформансом, рассчитанным на присутствие зрителя.
Привычка жить у всех на виду сформировалась еще при первобытном строе. Древние люди собирались в группы не более 150 человек и потому знали всё обо всех. Из-за этого возникала необходимость перед каждым демонстрировать определенный статус. В XX веке количество постоянных контактов не изменилось — это называют числом Данбара. Однако благодаря СМИ люди получили возможность «прикоснуться» к тем, с кем никогда не общались. Потребность же впечатлять никуда не делась.
Свою лепту внесла и специфика капитализма: чтобы купили у тебя, а не у конкурента, нужно создать рекламу. Она должна быть броской и зрелищной, чтобы примитивная любовь ко всему блестящему взяла верх над здравым смыслом.
Привыкнув к развлечениям, люди начинают подобным образом относиться к любви, искусству, вере в бога и выборам.
Одной из характерных черт нового общества является отторжение образов от реальности. Целостное понимание мира нарушается и уже не может быть восстановлено. Вместо этого нам предлагается некий псевдомир.
Важно, что спектакль не просто совокупность образов, это отношения между людьми и представляемыми ими ролями. Он не является дополнением к реальному миру.
Напротив, спектакль сосредотачивает в себе всё то, что люди хотели бы добавить к реальности. С помощью пропаганды, рекламы или потребления развлечений спектакль конституирует модель предпочтительного для общества образа жизни.
Здесь можно увидеть осколок теории праздного потребления, выдвинутой американским социологом Торстеном Вебленом еще в конце XIX века. Веблен писал о праздном классе, сосредоточившем в своих руках не только деньги, но и престиж. Все восхищенно смотрят на то, как олигарх тратит деньги на новый дом, и хотят так же, из-за чего тратят сверх меры.
Однако к 1960-м западное общество вступило в эпоху всеобщего благоденствия. Всё заполонил средний класс, представители которого теперь соревнуются друг с другом при помощи дизайнерских костюмов и люксовых визиток, как герои «Американского психопата». Или устраивают безумные вечеринки по случаю объявления пола ребенка. Всё ради того, чтобы создать фасад идеальной жизни. Именно фасада оказывается достаточно — поскольку остальные заняты тем же, то в закулисье спектакля разбираться не захотят.
По мнению Дебора, разделение жизни в обществе на настоящую и реальную убивает суть любого социального феномена. Представить его в удобном свете, который добавит очков социального уважения, — вот цель существования людей. А единственный способ создать видимость — использовать знаки потребления.
Важно, что Дебор имеет в виду покупку и торговлю не только материальными объектами, но и идеями. От «купи дорогую щетку, чтобы твоя улыбка стала белоснежной» не так уж далеко до «встань на колено, чтобы показать себя борцом с расизмом, даже если ты больше ничего для этого не сделал».
С идеей Дебора перекликается представление Мишеля Фуко о власти-паноптикуме. Изначально паноптикум — это проект тюрьмы, для которой хватит одного надзирателя. Тюрьма круглая, благодаря чему у надзирателя есть возможность наблюдать со своего поста одновременно за всеми камерами. Заключенные не знают, смотрит на них надзиратель или нет. Это вынуждает их постоянно вести себя правильно, ведь в любой момент они могут быть под присмотром.
Французский философ использовал паноптикум как метафору для описания власти, которая при помощи множества каналов контролирует общество постоянно, даже если люди об этом не подозревают. А в концепции Дебора каждый человек оказывается и наблюдателем и заключенным. Люди попадают под постоянный контроль друг друга.
Спектакль — это еще и очень удобная форма осуществления власти. Если в повседневном общении человек является одновременно и актером и зрителем, то политики нашли способ выстроить спектакль по классическим канонам, где зрители молча внемлют.
Как писал социолог Пьер Бурдье, «власть — это монополия на символическое насилие». При помощи манипуляций символами власть сумела создать иллюзию свободного выбора.
Власть достигается концертами, пиаром и предвыборными выступлениями в духе тренингов по саморазвитию. Всё это больше рассчитано на зрение — чувство, как известно, не очень надежное и приводящее к самообману. В итоге любое поведение избирателя заранее известно гениям политического закулисья.
Как протестовать, тоже не особо понятно. Власть из любого протеста может сделать знак, за которым ничего не стоит. Футболки с Че передают привет. Да и переписать историю не составляет труда благодаря постоянным бомбардировкам в СМИ. На то он и спектакль, что следует написанному сценарию.
Человек как актер с множественными личностями
Свою трактовку метафоры театра предложил американский социолог Ирвинг Гофман. Методологи чаще всего относили Гофмана к символическому интеракционизму. Это направление в социологии вместо организации общества изучало межличностную коммуникацию и структуры, в которые упорядочивается повседневный опыт. Черты обыденного общения, по мнению интеракционистов, определяют характер функционирования общества.
Гофман придерживался идеи множественного «Я».
Он писал, что индивид в обществе не имеет «стабильной личности», которая одинаково бы проявлялась в разных ситуациях. Количество личностей определяется числом групп, в жизни которых участвует человек.
В каждой из этих групп человек проявляет разные черты, которые трудно представить в другом контексте.
Поскольку человек постоянно придумывает собственную личность, то он вынужден думать о том, какой эффект производит на окружающих. Так и актер думает, убеждает ли его игра зрителей, правдива ли она, поэтому весь процесс общения Гофман представляет как театральную постановку, где каждый из нас — актер.
Важное отличие идей Гофмана от теории Дебора заключается в том, что участник деборовского спектакля играет как бы для всего общества сразу. Он пытается соответствовать образам, которые одобряет каждый, поэтому всегда ведет себя одинаково.
Для гофмановского же актера зрители — только те немногочисленные люди, с которыми человек знаком лично, и к каждому нужно найти свой ключ.
Разыгрывание спектаклей на уровне личных отношений служит способом организации всего общества, так как они основаны на схожих сценариях. Их легко размножить и масштабировать, перенеся модели управления в семье или классе на государство.
Как спектакль требует дистанции между персонажами (деление на «хороших» и «плохих»), так и общество нуждается в ролях разного статуса, которые можно легко отличить друг от друга. По этому поводу Гофман цитирует советы, которые поступали королю Норвегии Хокону.
Всю жизнь в обществе Гофман представляет как движение от сцены к сцене, от одной коммуникативной ситуации к другой. Ночь ты провел в клубе, а утром создаешь себе личность прилежного ученика, который пришел на пару не просто так. Ты меняешь громкость голоса, одежду, мимику, жесты, лексику, потому что твои главные зрители — преподаватели и одногруппники — хотят спокойно провести пару. Это та же личность, которая ночью разбавляла виски водкой? Может, несмотря на перевоплощения, остался неизменный стержень?
Гофман отвечает: ничего подобного. Актера можно сравнить с боггартом из «Гарри Поттера». Постоянной формы он не имеет, но стоит ему оказаться перед другими людьми, как из аморфного нечто начинает вырисовываться конкретный образ.
Как и в любом театре, в жизненном перформансе присутствует закулисье. Чаще всего люди используют его, чтобы не дать одной аудитории увидеть то, что предназначено для другой. Как в уже упоминавшемся «Американском психопате»: для друзей герой Кристиана Бейла разыгрывал роль идеального яппи, а свои наклонности маньяка проявлял с людьми, с которыми его друзья знакомы не были (ну, пока персонаж Джареда Лето не купил новую визитку).
Главная проблема, которая возникает из-за постоянной расщепленности личности, — конфликт между ролями, когда они начинают прямо противоречить друг другу. Зрители, видевшие актера в одной роли, неожиданно появляются на другом спектакле — и происходит сеанс саморазоблачения.
В легкой форме это может привести к тому, что человек потеряет статус в группе, которая играет для него важную роль. Гофман приводит в пример священников, которым запрещено посещать пляжи. Мало того, что на пляже все фамильярничают, а разговор о ледяном коктейле будет уместнее советов по спасению души.
Намного хуже, что образ духовного проводника может разрушиться: в церкви прихожанин будет представлять смешного старика в плавках и с волосатым животом, а не думать о Боге.
В худшем же сценарии это приведет к психическому расстройству.
В мире соцсетей спектакли обрели новую силу
Ги Дебор и Ирвинг Гофман писали свои труды в мире, который не знал интернета. Двигателем описанных ими процессов было в основном телевидение. В XXI веке театральные теории стали еще более актуальны, так как благодаря соцсетям показывать себя миру можно намного быстрее и эффективнее.
Свою личность легко скрыть от всех, являя миру только откорректированный образ. От пиар-специалистов до фильтров в инстаграме — инструментарий велик. Всё это нацелено даже не на самолюбование, а на накопление социального капитала — виртуальных очков успеха. Эффективно зарабатывать их можно при помощи не только красоты, но и богатого внутреннего мира и политической позиции. Новая этика требует от всех быть политичными — однако кто действительно разбирается во всех тонкостях общества, чтобы его мнение не было репостом репоста?
Вспомним случай с уругвайским футболистом Эдинсоном Кавани, который получил трехматчевую дисквалификацию за использование в своем инстаграме слова negrito. Однако за Кавани сразу вступились специалисты, знакомые с языковым контекстом.
Дело в том, что уругвайцы употребляют слово negrito как ласковое обращение, а футболист отвечал другу. Федерация футбола Англии, известная как один из главных борцов с расизмом в футболе, изучить вопрос не захотела. Ей оказалось достаточно того, что использованное Кавани обращение было похоже на табуированное слово. В итоге борцы с расизмом показали себя людьми, которым наплевать на культуру с другим языком.
Федерация предпочла зарабатывать очки социального престижа, разыгрывая роль борца за равенство, глубоко не погружаясь в суть этой борьбы и не изучая культурные контексты. В этом суть знака в деборовском спектакле — актеры используют его поверхностно, ведь вдаваться в подробности не интересно никому из его участников.
С идеей Гофмана ситуация обстоит так же. Современный человек всегда онлайн, он практически не может перестать взаимодействовать с различными группами. Кроме того, возможность вступать в безграничное количество сообществ еще сильнее дробит то зыбкое нечто, которое принято называть личностью. Анонимность позволяет создавать себе такие роли, которые актер даже теоретически не может разыграть в реальности. На человека обрушивается огромный стресс: как удержать все личности в благопристойном виде и случайно не выдать компромат?
В части компромата две представленные теории «удачно» переплетаются. Одно обвинение в чем-то неприемлемом может лишить карьеры, поскольку крупные компании в 2021 году продают не только товары, но и мораль. Продают, естественно, ради привлечения клиентов, которые покупают знак, добавляющий очков в негласном соревновании.
Неудивительно, что люди в экономически стабильных странах, в которых описанные Дебором и Гофманом процессы были развиты более всего, в наше время борются не с чумой, а со стрессом, депрессией и суицидальными настроениями. Какой же спектакль без эффектной смерти в конце? У самого Шекспира их набралось 74 на всю библиографию.