Колоши против Баранова. Как Россия воевала с тлинкитами на Аляске и как сегодня события той эпохи служат поводом для «войн памяти»

Тлинкиты живут на юго-востоке Аляски (и в прилегающих регионах современной Канады) с незапамятных времен; точная история их происхождения теряется во тьме минувшего. Многое они сами осознано хранят в тайне: у каждого тлинкитского клана есть собственная история, которая бережно передается из поколения в поколение и не может быть сообщена чужакам. Во всяком случае, понятно, что они, как и прочие индейцы, ведут свой род от группы первопоселенцев, перешедших в Америку из Азии (в период между 22 и 16 тыс. лет назад) по существовавшему тогда сухопутному «мосту». Со временем тлинкиты развили интереснейшую культуру. Самые ранние признаки этой культуры выявляются археологами в раскопанных поселениях в районах канадских рек Скина и Насс, имеющих возраст в несколько тысяч лет!

«Можно предположить, что они как самостоятельный этнос начали формироваться около 4 тыс. лет до н. э. Это может быть соотнесено с наиболее ранней дифференциацией культур побережья и глубинных районов Северо-Американского материка. К этому же времени относится, по-видимому, отделение тлинкитского языка от общего ствола лингвистической семьи на-дене (в которую помимо языка тлинкитов входят языки атапасков и вышедший из живого употребления буквально в последнее время язык эяк)», — отмечает этнограф Андрей Гринев.

Тлинкиты всегда жили рыболовством, охотой и собирательством. Они делятся на две основные группы (фратрии): Ворона и Орла. Те в свою очередь разделяются на многочисленные кланы, линии и социально-территориальные группы (линиджи и куаны). Их язык (относящийся, как уже было сказано, к семье на-дене) имеет сложную грамматическую и звуковую систему, а также использует определенные фонемы, которые не встречаются почти ни в одном другом наречии. У тлинкитов матрилинейная система родства, то есть происхождение и наследование передаются по материнской линии. К началу XIX века русские исследователи оценивали количество тлинкитов по-разному — от 10 до 30 тысяч человек. Современные ученые полагают первую цифру больше соответствующей действительности.

Тлинкиты традиционно были тотемистами, анимистами, признавали магию, чтили шаманов (те лечили болезни, влияли на погоду, помогали в охоте, предсказывали будущее, защищали от колдовства) и верили в реинкарнацию — как людей, так и животных. У них развилась система мифов, в центре которой стоят рассказы о Вороне, главном персонаже тлинкитской мифологии и фольклора, — то эпические, то юмористические. Мифология тесно связана с прикладным искусством: у тлинкитов крайне распространена резьба по дереву, а главными мотивами изображений были вороны, орлы, медведи, бобры и другие животные. Развита своеобразная местная «геральдика»: разные кланы имеют свои собственные «гербы», изображаемые на тотемных столбах, каноэ, предметах посуды, одежде, украшениях и т. д.

Интересно, что особое значение имеет столь прозаичный, на первый взгляд, предмет, как одеяло — у тлинкитов оно олицетворяет доверие и передается по наследству. Тлинкит может передать одеяло кому-то не из своего клана в знак полной уверенности в этом человеке.

В центре жизни тлинкитов, как и прочих индейцев тихоокеанского побережья Северной Америки, лежал ритуал под названием «потлач», проводимый по самым разным поводам.

«В целом тлинкитский потлач представлял собой сложную церемонию, праздник, длившийся не менее четырех дней, наиболее важными элементами которого были угощения, торжественные речи, песни, пляски и раздача подарков (продуктов, мехов, ремесленных изделий, рабов)!» — пишет Гринев, добавляя, что отличительной чертой потлача было обязательное присутствие на нем представителей другой фратрии племени.

Он ссылается на свидетельство исследователя XIX века Федора Литке:

«Колоши большие охотники пировать, это значит неумеренно объедаться и после плясать. В предлогах к тому недостатка не бывает: новые союзы, новыя знакомства, мир и война, всякое примечательное событие, поминки по покойным родственникам и друзьям…»

Наконец, все, кто сталкивался с тлинкитами, отмечали их крайнюю воинственность.

«Главная причина такой воинственности кроется в том, что закон кровавой мести между индианами — око за око, зуб за зуб — царил во всей силе и исполнялся с буквальной точностию», — отмечал русский архимандрит Анатолий (Каменский), занимавшийся среди тлинкитов миссионерством и написавший в 1906 году книгу «Индиане Аляски. Быт и религия их».

Поводом для мести (и, следовательно, возможного военного конфликта) могло послужить не только убийство сородича, но даже любое самое мелкое и непреднамеренное оскорбление того или иного человека, рода или нанесение ущерба его собственности. По этому поводу православный миссионер Иннокентий (Вениаминов), подвизавшийся на Аляске, писал:

«О Колошах говорят или, по крайней мере, говорили, что они народ зверский и кровожадный… Но едва ли Колоши заслуживают названия зверских и кровожадных, потому что мщение за обиды есть общий закон всех диких, не имеющих другаго закона кроме внутренняго, врожденнаго. Колоша не ищет крови, но только требует кровь за кровь».

Частые войны вызвали развитие вооружения и средств защиты. Тлинкиты известны своими деревянными доспехами и шлемами, придававшими их воинам крайне колоритный вид. А уже после появления в их краях европейцев тлинкиты научились изготавливать и свои знаменитые металлические кольчуги. Эти кольчуги они производили, прикрепляя на одежду китайские монеты, полученные от русских торговцев (те, в свою очередь, получали их от китайцев, продавая им ценный мех, добытый на Аляске).

Стоит еще отметить, что в русских источниках тлинкитов, как правило, обозначали словом «колоши», или «колюжи» (также «колюши», «калюжи», «калоши»). Данный этноним произошел, видимо, от обычая женщин-тлинкиток носить в проколотой и растянутой нижней губе деревянную, костяную или каменную втулку — калужку. В свою очередь, словцо «калужка» произошло, судя по всему, от алеутского «калуга». Так алеуты обозначали деревянную посуду, и это слово переняли русские, жившие на Алеутских островах. Дело в том, что тлинкитские губные втулки по форме напоминали деревянные тарелочки или ложки.

Застигнутые врасплох

Вероятно, первыми русскими, которые вживую столкнулись с тлинкитами, были члены экипажа судна «Святой Павел». Данное судно, которым командовал мореплаватель Алексей Ильич Чириков, участвовало в знаменитой экспедиции Витуса Беринга, в 1741 году отправившейся от берегов Камчатки на поиски североамериканского побережья. В ночь с 15 на 16 июля (на полтора дня раньше Беринга!) Чириков увидел на 55°11′ северной широты американскую землю — горы и лес, спускающийся к морю. В поисках удобной гавани Чириков повернул на северо-запад и через три дня, пройдя около 400 километров вдоль островов, составляющих архипелаг Александра, отыскал подходящее место. Капитан отправил на берег на разведку одиннадцать вооруженных моряков. Эти моряки на судно не вернулись. Экипаж «Святого Павла» пребывал в величайшей тревоге, но Чириков никак не мог решить, что делать дальше.

Наконец, после недели ожидания, на побережье был замечен огонек. В ответ на сигнальный выстрел из пушки огонь вспыхнул еще сильнее. Чириков решил, что шлюпка высадившихся членов экипажа повреждена, — и направил к ним на подмогу вторую, последнюю шлюпку. На ней отправились боцман Сидор Савельев и еще трое мореходов. Увы, они тоже пропали без вести. На следующий день после их пропажи недалеко от корабля появились две лодки с индейцами (принадлежавшими, как выяснилось годы спустя, к племени тлинкитов). Индейцы громко кричали: «Агай!» («Иди сюда»!). Потеря пятнадцати членов экипажа и двух лодок, без которых невозможно обновлять запасы пресной воды, поставила экспедицию в тяжелейшее положение. 25 июля Чириков с тяжелым сердцем решил плыть назад на Камчатку, а пропажа россиян на американском берегу так и осталась загадкой. Предположения на сей счет выдвигаются разные. Согласно одному из них, люди Чирикова погибли в прибрежных водоворотах, вызванных приливо-отливными течениями.

Но есть версия и о том, что матросы из экипажа Чирикова не утонули, а погибли от рук воинственных индейцев. Американский исследователь Аляски Кларенс Эндрюс приводит индейские легенды о том, что много лет назад на берег высадились белые люди. Один из вождей племени тлинкитов, одевшись в медвежью шкуру, заманил их в лес, где воины перебили всех пришельцев. Третья версия связана с наблюдениями, сделанными на берегу Аляски купцом и путешественником Григорием Шелиховым полвека спустя после путешествия Чирикова. Шелихов заметил, что среди черноволосых, скуластых, круглолицых индейцев Аляски порою встречаются и такие, чьи лица продолговатые, волосы русые, а бороды от уха до уха. Ко всему прочему они стригутся в кружок, а их жены делают необычные для индейцев прически: спереди челка, а сзади косы. Может, это потомки пропавших россиян?

Есть версия, что потомки выживших русских моряков быстро ассимилировались в туземной среде и забыли свое происхождение.

Следующее появление русских на материковой Аляске произошло через сорок лет, ибо все эти годы они были заняты освоением обширной Алеутской гряды, протянувшейся дугой между континентами, и покорением тамошнего населения. Человеком, который сконструировал механизм европейской колонизации северо-западной части североамериканского континента, стал купец Григорий Иванович Шелихов, уроженец Белгородской губернии. Он сумел сколотить состояние благодаря промыслу морского бобра (он же калан) — водного млекопитающего семейства куньих, в ту пору в изобилии водившегося у берегов Курильских островов, Камчатки, Алеутского архипелага и Аляски. Исключительная плотность, красота и качество меха этого животного привели к началу массовой охоты на него. Основными потребителями каланьего меха (ценой до 70 рублей за шкуру) были китайцы, охотно приобретавшие его у русских купцов.

Шелихов промышлял добычей меха и других пушных зверей — песцов и морских котиков, также высоко ценившихся на международных рынках. В поисках новых мест обитания этих зверей он отправлял корабль за кораблем — люди Шелихова регулярно бывали у Курил, Алеутских островов, а в 1784 году он основал свой опорный пункт на острове Кадьяк, у южного побережья Аляски. Причем колонизация этих мест проходила отнюдь не мирно: 14 августа люди Шелихова вступили в конфликт с жившими на острове Ситкалидак (близ Кадьяка) туземцами, относившимися к народу алутиик (эскимосская группа), разрушили их селение и в ходе завязавшегося сражения уничтожили, по разным данным, от двухсот до тысячи с лишним человек. Более тысячи алутиик попали в плен, причем четыреста из них Шелихов определил в заложники (аманаты).

В 1783 году Шелихов вместе со своим компаньоном Иваном Голиковым основал Северо-Восточную компанию, стремившуюся получить монопольное право на добычу пушного зверя у берегов Алеутского архипелага и Аляски. Шелихов умер в 1795-м, а четыре года спустя император Павел I распорядился слить Северо-Восточную компанию с другой торгово-промысловой компанией, основанной несколькими иркутскими купцами. Новое предприятие получило наименование Российско-американской компании (РАК) и исключительные права на территории, открытые русскими мореплавателями восточнее Камчатки.

РАК (которая была «списана» с британской Ост-Индской компании и других западноевропейских монопольных колониальных компаний) могла по собственному усмотрению создавать поселения в Америке и привлекать туда специалистов, миссионеров и военнослужащих. То есть, по сути, государство передало частной компании свои функции на обширнейших территориях.

Ука­зом Павла I РАК получила следующие при­ви­ле­гии сро­ком на двадцать лет (про­дле­ва­лись в 1821 и 1841 годах): мо­но­поль­ное пра­во на про­мыс­лы, тор­гов­лю и раз­ра­ботку по­лез­ных ис­ко­пае­мых на се­веро-за­па­де Аме­ри­ки, на Ку­риль­ских и Але­ут­ских островах; ис­клю­чительное пра­во от­кры­тия и при­сое­ди­не­ния к Рос­сии но­вых тер­ри­то­рий в северной час­ти Тихо­го океана. Главенствующую роль в Российско-американской компании играли наследники и компаньоны покойного Шелихова — из них особенно известен обер-секретарь Правительствующего сената, действительный статский советник и камергер Николай Петрович Резанов. Стараниями Резанова, женившегося на дочери Шелихова, РАК обрела черты полугосударственной монополии — в состав ее акционеров вошел сам император, члены царствующей фамилии и ряд крупных сановников.

Российско-американской компании требовался энергичный управитель, руководящий ее владениями и промыслом в Новом Свете. Таковым стал уроженец Каргополя Александр Андреевич Баранов, отличавшийся умом, деловой хваткой и жестким характером. В свое время Баранов обратил на себя внимание Шелихова, предложившего ему возглавить управление Северо-Восточной компании. Поскольку качество работы Баранова не вызывало у совладельцев СВК, а впоследствии и РАК никаких нареканий, именно он был назначен единоличным правителем американских владений компании. Известно, что сам Баранов сравнивал себя с Франсиско Писарро, знаменитым испанским конкистадором, покорившим Перу. Главной задачей Баранова, высокопоставленного сотрудника большого коммерческого предприятия, было, естественно, обеспечение прибыльности. А самую большую прибыль тогда приносила массовая охота на калана. Эту задачу возложили на население Алеутских островов и Кадьяка, попавшее в практически крепостную зависимость от колонизаторов.

Ежегодно алеуты и кадьякцы, состоявшие на службе РАК, снаряжали большие охотничьи партии, отправлявшиеся на байдарках на ловлю зверя. А поскольку они выбивали животных очень быстро, приходилось искать всё новые и новые угодья, где калан еще сохранялся. Согласно имеющейся статистике, представители компании с 1797 по 1821 год добыли: морских котиков — 72 894 шкурки, каланов — 232 374, речных бобров, выдр — 14 969, песцов (голубых и белых) — 40 596, соболей — 17 298. При этом люди Российско-американской компании начали сплошь и рядом вторгаться во владения индейских племен, населявших побережье Аляски. А индейцы, естественно, полагали природные богатство краев, в которых они жили, своей собственностью.

Первый документально зафиксированный контакт с тлинкитами установили в 1788 году члены экспедиции под началом Дмитрия Бочарова и Герасима Измайлова. Их судно побывало в заливах Якутат и Льтуа, на берегах которых располагались тлинкитские селения. Контакт прошел вполне мирно: русские приобрели у индейцев меха, двух мальчиков-рабов и вручили тлинкитскому тойону (вождю) Ихлаку и его людям медные гербы Российской империи и портрет наследника престола Павла Петровича.

Как участники экспедиции, так и Шелихов полагали, что тлинкиты, приняв государственные гербы, стали подданными империи. Сами же тлинкиты решили, что гербы — это родовые тотемы русских, подаренные в знак расположения, а портрет Павла — изображение русского божества.

В 1792 году правитель аляскинских владений компании Шелихова, предприимчивый и энергичный купец Александр Андреевич Баранов проводил исследование Чугацкого залива (ныне Принс-Уильям), попутно покоряя обитателей его берегов — индейцев-чугачей. Неожиданно отряд Баранова (свыше трехсот инуитов-кадьякцев и несколько десятков русских промышленников) в ночь с 20 на 21 июня подвергся нападению тлинкитов. Сам правитель едва не погиб, его спасла стальная кольчуга, которую он носил под одеждой. Сражение продолжалось несколько часов, но индейцы в конце концов отступили — когда к русским прибыла подмога с моря в лице корабля Измайлова. Тлинкиты оставили на поле боя двенадцать убитых воинов, безвозвратные же потери Баранова составили двое русских и девять кадьякцев. Баранов, опасаясь новых нападений, велел отступить на Кадьяк.

В 1794 году русские завязали дипломатические контакты с тлинкитами и те высказали свои претензии: их беспокоило, что пришельцы всё активнее вторгаются в земли, которые индейцы считают своими, и подчистую уничтожают там поголовье морских бобров. Всё же стороны договорились о мире, и тлинкиты согласились отпустить нескольких кадьякцев, взятых ими в плен в сражении 1792 года. В 1795-м Баранов активно взялся за колонизацию побережья — он основал опорный пункт в заливе Якутат и вытребовал у тамошнего тлинкитского вождя его племянника в заложники. Затем он отправился на юг, к архипелагу Александра, где тоже встречался с тлинкитскими вождями и скупал у них пушнину.

В последующие годы отправленные Барановым охотники и скупщики пушнины всё активнее осваивали регион. И в 1799 году правитель Русской Америки основал новый опорный пункт: на большом острове Ситка (ныне остров Баранова), лежащем неподалеку от материкового побережья. Он договорился с тамошними тлинкитскими вождями, что те уступят ему кусок земли на острове под основание поселения — по имеющимся свидетельствам, те согласились, поскольку поначалу рассчитывали, что русские помогут им в их междоусобной вражде с представителями других тлинкитских кланов.

Баранов выстроил на полученном участке крепость святого Архистратига Михаила (Михайловскую). Он особенно обхаживал вождя могущественного рода ситка-киксади Скаутлелта, которого русские звали Михаилом. Но несмотря на подарки и угощения, ситкинцы были недовольны водворением пришельцев на их землях — взаимная торговля то и дело омрачалась разного рода инцидентами и стычками. Приезжавшие на Ситку тлинкиты других кланов высмеивали ситкинцев за то, что они, дескать, позволили себя «поработить». В конце концов, Баранов устроил демонстрацию: в апреле 1800 года он с отрядом в двадцать два человека и двумя пушками явился в селение тлинкитов-ситка.

«Мы проследовали маршем среди всех к жилищу тех виновников, о коих сказано нам было, что готовы стоять к сопротивлению, но, сделав только два залпа (в воздух для устрашения. — Прим. авт.), нашли только несколько стариков, а прочие разбежались», — докладывал Баранов в отчете.

Отбитый штурм

Вскоре Баранов вернулся на Кадьяк, оставив начальником Михайловской крепости Василия Медведникова, которому наказал соблюдать величайшую осторожность в сношениях с тлинкитами. Осторожность требовалась потому, что количество русских в Америке было очень незначительно: менее трехсот человек. Однако промысел калана в районе архипелага Александра всё расширялся — и с основанием крепости на Ситке стал еще более интенсивным.

Понятно, что индейцы смотрели на опустошение природной сокровищницы края, в котором они жили испокон веков, без всякого восторга. К тому же члены промысловых партий не гнушались расхищать запасы вяленой рыбы, заготовленной индейцами на зиму, а промышленники-кадьякцы, пользуясь попустительством русского начальства, даже грабили индейские захоронения.

В 1801 году промышленники на Ситке вступили в конфликт с местными индейцами, завершившийся убийством вождя одного из кланов. Еще несколько индейцев (в том числе шаман) за проступки угодили в кандалы. Весной 1802 года это привело к полномасштабному восстанию тлинкитов. На тот момент индейцы уже располагали большим количеством огнестрельного оружия, с которым прекрасно умели обращаться, — они наменяли его у русских, а также английских и американских купцов, тоже регулярно заглядывавших в регион за пушниной.

Первой нападению подверглась 19 мая большая группа промышленников (900 кадьякцев и свыше десятка русских), добывавшая каланов у устья реки Алсек. Но атаку удалось отбить, и руководитель промышленников Иван Кусков велел отступить в Якутат. Одновременно тлинкиты во главе со Скаутлелтом напали на Михайловскую крепость на Ситке. Для обитателей крепости нападение оказалось совершенно неожиданным. Многочисленная толпа вооруженных тлинкитов заняла крепость, но Медведников с половиной гарнизона успел укрепиться во внутренней казарме.

«Индейцы, окружив казарму, открыли сильный ружейный огонь по окнам и начали выламывать дверь. На призывный крик Скаутлелта из-за мыса выехала крупная флотилия каноэ с воинами, которые присоединились к атакующим ситкинцам. Русские пытались отстреливаться, но не могли противостоять подавляющему превосходству нападающих. Вскоре двери казармы были вышиблены и, несмотря на прямой огонь пушки, стоявшей внутри, индейцам удалось проникнуть в казарму, поджечь и разграбить ее, перебив всех ее защитников. Сгорели и все остальные строения крепости, и почти полностью построенное судно на берегу», — так описывает этот драматический момент Андрей Гринев. «Продолжалось же сие ужасное от варваров кровопролитие и огнедушущее пламя до вечера тово дня», — сообщает Абросим Плотников, один из немногих уцелевших в этой резне.

Покончив с защитниками крепости, индейцы в течение нескольких последующих дней покончили с вышедшими ранее из Ситки промысловыми партиями, сумев застать их врасплох. Всего в крепости и за ее пределами тогда погибли двадцать пять русских и около двухсот кадьякцев. Самая худшая участь постигла двух пленников — промышленника Алексея Евглевского и крещеного алеута Василия Кочесова. Они подверглись ритуальным пыткам и медленно умирали в течение суток.

Несколько уцелевших членов промысловых партий нашли убежище на английском и американском торговых судах, приблизившихся к Ситке. Английский шкипер по фамилии Барбер велел схватить явившихся к нему на судно, не подозревая подвоха, Скаутлелта с его племянником Катлианом — и сделал их своими заложниками. Затем Барбер и американский шкипер Эббетс открыли огонь по окружавшим их суда индейским каноэ, потопив несколько из них. Индейцы сумели освободить своих вождей, лишь выдав Барберу и Эббетсу всю хранившуюся в русской крепости пушнину, а также своих пленников — жен и детей убитых защитников крепости. Англичане и американцы присвоили эту пушнину, а впоследствии Барбер, прибыв на Кадьяк, потребовал с Баранова 50 тысяч рублей за 23 спасенных пленника. В конце концов, стороны сумели сторговаться на десяти тысячах. Позже ходили упорные слухи, что именно Барбер и подговорил индейцев напасть на крепость, чтобы нагреть руки на вспыхнувшем огне, — и снабдил их оружием для этого. Во всяком случае, в документах Российско-Американской компании неоднократно приводятся факты того, как английские и американские купцы тайком настраивали индейцев против русских, поскольку хотели сами воспользоваться богатствами края.

В 1802 году против русских поднялись не только ситкинцы, но и представители остальных кланов этого племени, а также члены другого местного индейского племени — хайда-кайгани. Под угрозой оказалось и русское поселение на Якутате. Баранов, испытывавший огромный недостаток в людях, целых два года собирал силы, достаточные для отвоевания крепости на Ситке. Решающую роль в том, что крепость удалось отбить, сыграло прибытие из Европы военного корабля — шлюпа «Нева», участвовавшего в первой русской кругосветной экспедиции под началом Ивана Крузенштерна. В какой-то момент в соответствии с задачами экспедиции ее корабли временно разделились, и капитан «Невы» Юрий Лисянский привел свое судно на Уналашку (остров Алеутской гряды). Там он впервые узнал о захвате индейцами крепости на Ситке.

Получив эту информацию, Лисянский велел ускорить приготовления к отплытию, после чего «Нева» устремилась в северо-восточном направлении. 10 июля 1804 года на горизонте показались берега Кадьяка. Здесь Лисянский встретился с Барановым. Тот собирал войско, состоявшее из русских охотников, промышленников и туземных союзников. Всего ему удалось мобилизовать 120 русских и 900 кадьякцев и алеутов. Естественно, прибытие «Невы», вооруженной четырнадцатью пушками, стало мощным козырем в руках Баранова. Вторым козырем стали раздоры в рядах тлинкитов — те не сумели сохранить единство перед лицом внешнего врага, и в 1804 году ситкинцы, по сути, остались одни. Баранов двинул свои силы к Ситке — разместив их на борту «Невы», транспорта «Ермак» и на 400 байдарках. Когда флотилия шла мимо индейских селений в архипелаге Александра, устрашенные тлинкиты, опасаясь мести, бежали из своих домов.

Заняв в сентябре брошенное селение тлинкитов Ситка-куана, Баранов решил заложить здесь новую крепость, которую назвал Ново-Архангельском. Ситкинцы же, опомнившись, быстро возвели неподалеку от своего старого селения новое, укрепленное частоколом и оснащенное маленькими пушечками-фальконетами. Однако большое каноэ, отправленное в одно из соседних тлинкитских селений за порохом, было на обратном пути перехвачено баркасом с «Невы», обстреляно и в итоге взорвалось. Лишившись пороха, индейцы согласились начать переговоры, но на уступки не шли — не сдавали свое укрепление, не отпускали томившихся у них в плену нескольких алеутов и отказались давать заложников.

20 сентября была предпринята попытка штурма индейского укрепления. В десант отрядили и часть экипажа «Невы» во главе с лейтенантами Павлом Арбузовым и Петром Повалишиным.

«Осаждавшие, не теряя ни мало времени и закричав ура, бросились на крепость. Но неприятель, уже давно приготовившийся к сильной обороне, открыл ужасный огонь. Пушки наши действовали также весьма успешно, и крепость была бы непременно взята, если бы кадьякцы и некоторые русские промышленники, употребленные для перевозки артиллерийских орудий, не разбежались. Неприятель, пользуясь этим случаем, усилил свою стрельбу по нашим матросам и в короткое время переранил всех и одного из них убил. Арбузов и Повалишин, видя, что нападение было неудачно, решились отступить. В это время убит был другой матрос, которого ситкинцы подняли на копья. Приметив, что неприятель делает вылазку в намерении преследовать отступавших, я приказал стрелять с судов, чтобы удержать стремление ситкинцев и прикрыть отступление», — пишет Лисянской.

Шестьдесят лет бок о бок

При неудачном штурме крепости погибли трое матросов «Невы» — Артемий Павлов, Андрей Иванов и Иван Сергеев. Баранов готовил новый штурм — но тлинкиты, осознав безнадежность своей позиции, под покровом ночи очистили свое укрепление и 7 октября 1804 года бежали в горы. В июле 1805-го ситкинцы, наконец, согласились заключить договор с русскими, пойдя на все их условия. Вернув себе Ситку, Баранов неимоверно укрепил свой авторитет у окрестных племен и вновь разослал по архипелагу Александра промысловые партии. Но война на этом не закончилась.

В том же 1805 году, осенью, тлинкиты захватили русскую крепость в заливе Якутат. Гринев, анализируя данные тлинкитских преданий, приходит к выводу, что главной причиной нового витка конфликта стало то, что русские не позволяли индейцам пользоваться традиционными рыболовными угодьями.

«Согласно преданиям, русские построили рыбный запор на р. Тавал-крик, что препятствовало проходу рыбы в озера, расположенные выше по течению. И действительно, в русских источниках упоминаются два рыбных запора вблизи русского поселения в Якутате. Недостаток рыбы вызывал, видимо, голод среди индейцев, о чем и рассказывается в легендах. Кроме того, когда они плавали по реке, им часто приходилось перетаскивать волоком свои тяжелые каноэ, так как русские открывали запор, только когда проезжал вождь, а с простых индейцев брали за проезд шкуру калана», — пишет Гринев.

Другой существенной причиной возмущения индейцев было то, что служащие РАК забирали тлинкитских детей в школу на Кадьяке. Эту школу основал еще Шелихов, отобравший из числа захваченных им аманатов-заложников двадцать пять мальчиков, которых обучали русскому языку, дабы сделать их помощниками колонизаторов. Позже Шелихов неоднократно указывал на необходимость «оставлять у себя в аманаты более молодых и дарования имеющих людей», упоминал об обучении в кадьякской школе математическим наукам, навигации и «художествам», об отправке некоторых учеников в Японию для прохождения практики в навигации. Однако индейцев до глубины души возмущало, что их мальчиков в этой школе не только учили, но и заставляли работать на нужды Российско-американской компании.

Опять же, в Якутате, как некогда в Ситке, некоторые русские промышленники грубо обращались с местными жителями, забирали к себе индейских женщин и использовали туземцев для работ без оплаты. Кроме того, русские не заплатили якутатцам за землю, уступленную им под поселение, хотя и обещали это сделать. Непосредственным же поводом для конфликта, как говорится в предании, стал следующий инцидент: некий индеец из рода тлахаик-текуеди вынул гвозди из прибитого к берегу поврежденного ялика — а русские пригрозили его за это убить. Как и на Ситке, тлинкиты захватили жителей крепости на Якутате врасплох — и те были перебиты, не успев оказать сопротивления. Затем были уничтожены и возвращавшиеся в крепость члены промысловых партий. Всего погибло около тридцати человек.

Далее у тлинкитских кланов, живших у Якутата, началась междоусобица (не в последнюю очередь из-за раздела добычи) — дошло до вооруженных стычек с большим количеством жертв. Но русским от этого было не легче — падение Якутатской крепости привело к бедственному положению колоний. Осенью и зимой 1805–1806 годов в Ново-Архангельске властвовали голод и цинга, ибо суда с продовольствием не приходили, а ловить рыбу было опасно.

«Хлеба нет, а на Ситхе с голоду умирают, потому что у Колошей, прекрасными ружьями и фальконетами вооруженных, беспрестанная война и рыбу там ловить можно под выстрелами», — сообщал прибывший на Аляску верховный правитель Российско-Американской компании Николай Резанов.

Он приобрел у американского купца бригантину «Юнона» и велел построить еще одно судно — «Авось», которые отправил в Калифорнию, чтобы закупить у тамошних испанцев хлеба. Весной 1806-го тлинкиты задумали нападение на Ново-Архангельск, но не сумели договориться между собой — отчего, по словам Резанова, вожди кланов «передрались между собой с досады, что пропустили удобное время [для атаки]», а потом разбрелись на рыбалку и охоту.

Угроза атаки повторилась весной 1807 года — но ее предупредили ловкие действия Ивана Кускова, оставленного Барановым руководить гарнизоном Ново-Архангельска. Узнав о планах индейцев от тлинкитских женщин, живших у русских, Кусков пригласил в крепость одного из самых влиятельных вождей и, устроив ему торжественную встречу с угощением и подарками, уговорил удалиться вместе со своими воинами. Отказ этого вождя от нападения дезориентировал остальных тлинкитов, и они вскоре тоже разъехались. Но вместе с тем индейцы продолжали препятствовать деятельности русских промысловых партий — то и дело происходили стычки, иногда приводившие к жертвам.

В 1810–1820 годах напряженность в русско-тлинкитских отношениях несколько ослабевает, хотя и в эти годы периодически отмечаются инциденты. В последующие годы отношения улучшились еще больше, ибо исчезла основная причина конфликта — русские почти прекратили добычу калана в водах, которые тлинкиты считали своими. Завязалась оживленная торговля: тлинкиты постепенно становились основными поставщиками свежей провизии для Ново-Архангельска. Новый правитель Русской Америки Матвей Муравьев значительно поднял расценки на пушнину, закупаемую у тлинкитов: за морского бобра им платили в три-пять раз больше (100–150 рублей товарами), чем алеутам и кадьякцам. Муравьев издал специальное предписание:

«Сею торговлею рассчитывать не на одни барыши компании, но от оной и та польза, что может компания приобрести от колош дружество и расположение к русским».

Многие русские начинали сожительствовать с тлинкитскими женщинами, что противоречиво сказывалось на межэтнических отношениях.

«От женщин русские узнавали о готовившихся „заговорах“ тлинкитов, и немало русских было спасено благодаря индианкам. Во время конфликтов женщины деятельно участвовали в переговорах, всячески способствуя их мирному урегулированию. С другой стороны, неконтролируемые связи с тлинкитками могли быть чреваты для русских серьезными осложнениями. Последние нередко сманивали и даже отнимали у индейцев их жен и дочерей, а такой обиды тлинкиты, конечно, не забывали», — отмечает Гринев.

Русские далеко не всегда вступали в законный брак с индианками, с которыми сожительствовали. Более того, соседство с европейцами привело к появлению у тлинкитских женщин проституции. Федор Литке не без иронии писал по этому поводу:

«Колошенския одалиски не менее Европейских танцовщиц умеют разорять своих обожателей, и примеры нередки, что промышленные совершенно проматываются на туалет своих красавиц, не взирая на все усилия Правителей прекратить сии безпорядки».

Однако благодаря матрилинейной системе родства у тлинкитов метисы, рожденные индианками от русских, получали в тлинкитском обществе вполне равноправный статус.

Так или иначе, даже в 1840-е года отношения были далеки от подлинной дружбы — о чем свидетельствует запись этнографа Кирилла Хлебникова:

«Злейшие из них каждогодно занимаются планами о нападении на крепость, и удалые в доказательство проворства прокрадывались в темные и дождливые ночи внутрь ограды, в мелководье позади старого судна „Аметиста“ и, украв что-либо из материалов в адмиралтействе, приносили как трофей своим сообщникам. Они твердят, что мы заняли места, где жили их предки, лишили их выгод от промысла зверей, пользуемся в лучших местах рыбной ловлей. Мы, напротив, представляем, что доставили им случай сбывать свои произведения с выгодой, снабжаем их нужными вещами, показали разведение и употребление картофеля и прочее».

Впрочем, к середине 1840-х взаимоотношения между тлинкитами и русскими настолько улучшились, что тогдашний главный правитель Русской Америки Михаил Тебеньков доносил в Санкт-Петербург, что для него тлинкитская проблема уже отошла на второй план среди приоритетов «туземной политики». В письме к своему заместителю Тебеньков оптимистично писал:

«Нападения от Колош в настоящее время кажется ожидать нельзя, потому что Колоши теперь служат почти на всех наших судах матрозами, — следовательно верными заложниками нашей безопасности здесь».

Кстати, стремясь еще больше расположить к себе тлинкитов, русская администрация даже устраивала для них у стен Ново-Архангельска «игрушки» с плясками и угощениями — своеобразные «русские потлачи».

Всё же разного рода неприятные происшествия (вроде попытки тлинкитов 10 марта 1855 года вынести дрова из принадлежавшего компании сарая, которая закончилась стычкой с военным матросом и его серьезным ранением) имели место почти до самой продажи Аляски США. Когда же тлинкиты узнали о состоявшемся осенью 1867 года акте этой продажи, они выразили возмущение на межобщинном сходе. Они продолжали считать эту землю своей и не без оснований полагали, что у русских не было никакого права продавать ее янки.

«Русские украли эту страну у нас и, забрав отсюда большую часть пушнины, продали ее бостонцам за много денег», — рассуждали индейцы.

Однако парадокс заключается в том, что и десятилетия спустя после ухода русских тлинкиты сохраняли некоторое их культурное влияние. Так, когда в конце XIX века они оказались под давлением американцев, требовавших их христианизации, значительная часть тлинкитов выбрала православие.

Это может расцениваться как отчаянная попытка аляскинских индейцев сохранить хотя бы некоторую культурную независимость перед лицом неумолимо наступающей протестантской цивилизации.

Посмертный суд

25 октября 1989 года в центре Ситки (нынешнее название Ново-Архангельска) был установлен памятник Баранову — спустя 170 лет после своей смерти Александр Андреевич вернулся в основанный им город в виде бронзовой статуи. Это был дар от частных лиц Ллойда и Барбары Хеймс, решивших отметить вклад экс-главы Русской Америки в историю города. Надпись у подножия монумента гласила: «Чтобы мы могли вечно пребывать в дружбе и мире в этом регионе». Однако судьба монумента оказалась незавидной. Перед самой установкой кто-то отрезал статуе нос, который пришлось восстанавливать.

В 2004 году, спустя двести лет после сражения при Ситке, на острове состоялась официальная церемония примирения между тлинкитами и Россией.

Это понадобилось по той причине, что, по мнению индейцев, перемирие 1805 года было заключено без соблюдения тонкостей «индейского протокола», а стало быть, не имеет силы. В церемонии по требованию индейцев принимала участие жительница Москвы Ирина Афросина, потомок Александра Баранова по прямой линии. Официальная церемония примирения проводилась на поляне рядом с тотемным столбом военного вождя клана киксади Катлиана, установленным в 1999 году.

Тем не менее в 2013 году памятник Баранову вновь подвергся нападению вандалов — неизвестные оставили на голове статуи восемь выбоин. Заговорили о том, что покойному правителю мстят потомки тех, кого он в свое время обидел. А в июле 2020 года муниципалитет Ситки постановил переместить памятник Александру Баранову из центра города в местный музей. В резолюции, принятой по этому поводу, отмечается, что хотя Баранов оставил «неизгладимый отпечаток» в истории Ситки, но при этом руководил порабощением коренных жителей Аляски.

«Из-за жестокости Баранова тлинкиты дали ему прозвище „Бессердечный“. Насилие, которое он совершал, стало исторической травмой коренного населения и до сих пор причиняет боль его представителям», — утверждают авторы резолюции.

Можно сказать, что Баранов подпал под ведущуюся в США в течение последних лет кампанию по пересмотру исторической памяти, которая развернулась с новой силой как раз в 2020 году, на волне массового негодования, вызванного убийством Джорджа Флойда. На волне этой кампании многие деятели прошлого, которых ранее оценивали как безусловно положительных фигур, предстали угнетателями, колонизаторами и рабовладельцами. Монументы, когда-то поставленные в честь этих деятелей, теперь демонтируют и убирают с глаз долой. Иногда это происходит сравнительно мирно, иногда — как в случае с памятниками деятелям Конфедеративных Штатов Америки — сопровождается вспышками общественного противостояния, когда либералы и консерваторы сходятся в рукопашной.

Призывы снести памятник Баранову зазвучали в Ситке в 2017 году.

«Для меня это символ эпидемий, ассимиляции, плохой политики, разрушения привычного образа жизни», — поясняет либеральная активистка Луиза Брэди.

Ее единомышленник Ларри Эдвардс написал письмо редактору газеты Sitka Sentinel с призывом убрать статую Баранова. Жена Эдвардса Мартина Курцер рассказала:

«То, что связано со статуей Баранова, поначалу меня совершенно не беспокоило — пока я не познакомилась с тонкими материями Ситки. И я начал понимать, как наличие этой статуи снова и снова олицетворяет тот факт, что люди, которые жили здесь, на этой земле в течение десяти тысяч лет, больше за нее не отвечают».

После того как письмо Эдвардса было опубликовано в газете, его вывесили в соцсетях, где оно разожгло войну комментариев — одни призывали к сносу памятника, другие требовали оставить его в покое.

Брэди утверждает, что есть причина, по которой некоторые не понимают ее недовольства памятником Баранову.

«Я думаю, что это связано с привилегиями. С возможностью сказать: „Мне нравится здесь жить, это прекрасное место“. Я могу просто жить здесь, не понимая, что есть люди, которые жили здесь до меня в течение десяти тысяч лет, но получили гражданство менее сотни лет назад». «Теперь, когда мы гораздо больше знаем об [исторических] травмах и о том, что они делают с человеком на уровне здоровья, мы можем спросить, своевременно ли держать статую угнетателя прямо перед общественным центром?» — вопрошала Курцер.

В защиту памятника попытался выступить местный историк Хэл Спакман. Хотя он и признал, что наличие в городе статуи Баранова не отражает чувств всех ситкинцев по поводу их истории, но добавил, что саму эту историю уже не отменить — и ее стоит помнить. В ответ Брэди призвала заменить памятник Баранову статуей тлинкитской женщины-воина. Противники металлического Баранова смогли добиться своего, собрав в июне 2020 года достаточно большой митинг под лозунгом «Прекратите праздновать историю изнасилований и рабства», в котором участвовали около девяноста человек. Присутствовавшая там индианка Дионн Брэди-Ховард (ее тлинкитское имя — Йейдикооааа) рассказала:

«Этот памятник предназначен не для того, чтобы рассказать нашу историю, не для того, чтобы признать ее. Этот монумент воздвигнут для того, кто не заслуживает нашей чести».

По ее словам, дело тут не в «политкорректности», а в стремлении донести до людей «точную историю», дабы удержаться от «повторения ошибок» прошлого.

В свою очередь, несколько ситкинцев явились на защиту Баранова — но всего три-четыре человека. Сторонники и противники сноса памятника устроили жаркую перепалку. Недоброжелатели бронзового Баранова воззвали к мэру Гэри Пэкстону, тоже вышедшему пообщаться с народом. К нему обратилась президент Сестричества коренных народов Аляски Полетт Морено:

«Символы могут вызывать как огромную гордость, чувство единства и справедливости, так и причинять глубокую боль».

В ответ Пэкстон примирительно сказал:

«Мы все одно сообщество. Мы позаботимся друг о друге и разберемся».

Затем обсуждение судьбы памятника переместилось в здание местного муниципалитета. Ситкинец Даг Осборн представил петицию о сносе монумента, собравшую около девятисот подписей. Со страстной речью выступил тлинкит Николас Галанин. Это очень известный на Аляске человек — музыкант, художник, скульптор, борец с колониальным наследием. Галанин неоднократно требовал ликвидировать памятники деятелям прошлого, которых считает причастными к угнетению коренных жителей Америки. По поводу же бывшего правителя Русской Америки Галанин заявил совершенно однозначно:

«Баранов — историческая фигура, несущая ответственность за убийства, порабощения, изнасилования и геноцид. Эта история, которая ощущается нашими коренными общинами до сих пор».

Галанин тоже перекинул мостик от фигуры Баранова к нынешней эпохе:

«По статистике женщины из числа коренных народов чаще всего пропадают без вести и погибают по всей Северной Америке. Наши языки должны быть возрождены, потому что они были насильственно отняты у нас. Используйте эту возможность (демонтаж статуи Баранова. — Прим. авт.), чтобы оказаться на справедливой стороне истории».

Галанин гневно обрушился на муниципального депутата и экс-мэра Ситки Вэлори Нельсон, предложившую противникам статуи Баранова из числа коренных жителей «убрать с глаз долой свои тотемные столбы и каноэ» и посоветовавшую тем, кому «не нравится наш город», убраться «в другие места, которые могут сделать вас счастливее».

Галанин и Нельсон завязали перебранку, которая показала, что между представителями разных этнических общин США существуют серьезные противоречия. После того как Галанин призвал Нельсон уйти в отставку, пожилой политик раскрыла шокирующий факт: по ее словам, в семилетнем возрасте ее изнасиловали два представителя общины коренных народов.

«Я не держу зла на то, что тогда произошло. Я не держу зла на племя. И я устала от всего этого дерьма, которое происходит».

Хотя Нельсон и дала понять, что предпочла бы, чтобы статую Баранова оставили в покое, она поддержала установку в городе и памятника борцу за гражданские права тлинкитов Элизабет Ператрович.

Затем слово взяли Эндрю, Роджер Ллойд и Брайан Хеймс, выступившие от имени своих бабушки и дедушки Ллойда и Барбары Хеймс, которые в свое время заказали памятник Баранову.

«Наша семья опечалена тем, что памятник кого-то оскорбляет или заставляет кого-либо из членов нашего сообщества чувствовать себя некомфортно. Статуя была подарком, и все, что с ней в конечном итоге будет сделано, зависит от города Ситка», — сказал Брайан Хеймс.

Он с братьями попросил лишь об одном: если памятник уберут с привычного места, то пусть — хотя бы в знак уважения к создавшей его скульптору Джоан Багби-Джексон! — монумент не уничтожат, а отдадут в музей. Так оно в конечном итоге и произошло.