Не ищи меня, я в домике. Что значит быть эскапистом

Цитаты великих людей

В современном мире термин «эскапизм» уже используется в бытовом общении — не нужно слыть интеллектуалом, чтобы его применять. Но прежде чем «бегство от реальности» (от английского слова escape) перестало быть абстрактным «бегством» и смогло описать конкретное явление, прошло немало времени.

Популяризировал и ввел в теоретический оборот слово не кто иной, как Джон Рональд Руэл Толкин, создавший один из лучших миров для эскапизма. Он употребил слово «эскапизм» как термин в лекции о волшебной сказке, прочитанной в 1939 году в Сент-Эндрюсском университете.

Рассуждая о побеге, Толкин описал его как одну из главных функций сказки — цель лекции как раз заключалась в определении границ и назначения жанра.

Но нечестно будет сказать, что обнаружил эту особенность, да еще и дал ей подходящее название именно профессор. За доказательствами не надо далеко ходить — в тексте «О волшебной сказке» Дж. Р. Р. Толкин отвергает критику эскапистской литературы. А значит, такая критика и такая литература уже какое-то время существовали — просто представления о них детализировались и распространялись не одномоментно (жаль, что нельзя нажать на кнопку «ввести термин и его значение» и наблюдать, как он укрепляется в сознании множества ученых людей). Что не удивляет — ведь и примеров должно было накопиться достаточно, чтобы увидеть некую закономерность.

Динамичный, полный событий и потрясений XX век стал причиной развития фантастики и фэнтези; а попытка уйти в искусственно созданный мир официально закрепилась в словарях как эскапизм — при этом подвергаясь еще большей критике.

Бегство от конкретики

Чем активнее обсуждался термин — одновременно предмет философии и социологии, культурологии и психологии, — тем более широкими и бесформенными становились его границы. Кажется, что нет ничего непонятного в словосочетании «бегство от реальности». Но возникают, может, слегка саркастичные, но резонные вопросы: что можно понимать как бегство? что такое реальность? какова тогда нереальность?

Спойлер — ответов не будет. Потому что каждый из возможных — почва для новых вопросов. Например, бегство от реальности — это попытка уйти от неприятной действительности, то есть предполагается именно спасительное бегство: от стресса, кризисных ситуаций, собственного бессилия и других малоприятных ощущений из спектра человеческой психики. Так эскапизм определяется в Современной энциклопедии (2000) или в Большом энциклопедическом словаре (2000). В словаре иностранных слов Н. Г. Комлева (2006) написано о бегстве от «бытовых проблем». А в некоторых энциклопедических изданиях (как современных, так и не очень) о причинах бегства вообще ничего не сказано, но в целом ясно — речь идет о любых негативных переживаниях. Их интенсивность, судя по всему, зависит от характера и личных триггеров индивида. Сфера тоже ни от чего не зависит — и действительно, может быть бытовой эскапизм, политический или социальный эскапизм, эскапизм как психическая работа мозга и черт знает что еще.

С другими вопросами дела обстоят еще серьезнее: о том, что такое реальность и нереальность, как связаны и связаны ли в принципе эти понятия, рассуждают философы на протяжении многих лет. В этом случае объяснения, конечно, есть, но все они одинаково или почти одинаково подходят. Какое выбрать — неизвестно, а выбрать одновременно всё пока невозможно. Но внести ясность исследователи пытаются и предлагают разные варианты типов эскапизма (какой-то официальной, признанной универсальной для использования научной классификации нет, поэтому каждый поступает так, как ему удобно).

Разделяют «мягкий» и «жесткий» эскапизм. Под первым понимают почти всё что угодно — любое отвлекающее дело, способное даже ненадолго заинтересовать нас и перенести в условно искусственный мир. Это чтение художественной литературы, просмотр фильмов, занятия искусством и путешествия. Под определение подойдет работа или учеба — если вы в полной мере отдаетесь этим делам. Несложно догадаться, что под жестким эскапизмом подразумевается эскапизм на границе (или даже за границей) зависимости, когда погружение полное, длительное, оказывающие воздействие на восприятие и психику.

В психологии еще выделяют продуктивный и непродуктивный эскапизм — всё зависит от цели побега и ее реализации. Непродуктивный эскапизм выступает в роли защитного механизма, а продуктивный в роли механизма для адаптации. Немного похоже на это более простое, но часто встречающееся деление эскапизма на «хороший» и «плохой»: первый помогает в созидательной творческой и интеллектуальной деятельности, позволяет перезагрузиться; второй мешает наладить отношения с собой и с миром, может стать началом психической девиации. Но воспринимать эти две классификации как нечто идентичное всё-таки не стоит, ведь непродуктивный эскапизм может нести в себе хорошее — в случае, когда без защитного механизма просто не обойтись, нужно время на то, чтобы прийти в себя и собраться с силами.

Адаптивному эскапизму бывает противопоставлен и экзистенциальный — это такой случай побега, когда эскапизм совершается скорее относительно людей в существующей реальности. Если упростить, то такой эскапизм можно назвать «добровольным изгойством». Тут важен именно добровольный характер социального эскапизма, свободное решение отделиться от других в свой, иной мир (отличный от мира этих самых других, эскапистом не признаваемый).

С экзистенциальным эскапизмом связаны еще два интересных для нас термина — «эскапада» и «внутренняя эмиграция». Под эскападой обычно понимается дерзкая выходка, фриковатый выпад, который резко воспринимают в социальной реальности и не считают нормой. По сути, это инструмент, которым сознательно пользуется экзистенциальный эскапист, — поступок или, что более логично, серия поступков, которые должны отделить его от реального общества. Поступки эти могут быть любыми: оказывать разрушительный эффект или иметь характер безобидного внутреннего бунта, противоречить социальной реальности устно или действием, осуществляться по плану или случайно.

Внутренняя эмиграция — альтернатива реальной, когда совершить реальную по каким-то причинам невозможно (например, недостаток средств или наличие обязательств).

Конечно, в этом значении речь идет уже об эскапизме как реакции на неприятную политическую обстановку. Популярность термин приобрел (хотя использовался и до этого, и после) в прошлом веке среди несогласных с тоталитарным режимом интеллектуалов. Уже в 1920-х об этом размышлял Троцкий, а в издаваемом в Нью-Йорке «Словаре русской литературы» был специальный раздел для «внутренних эмигрантов» — в него, кстати, были включены Пастернак и Есенин.

И если условных реальностей, от которых прячется эскапист, много — то нереальностей великое множество, стремящееся к бесконечности. Ведь почти всё, что является продуктом массовой культуры, может стать местом для эскапизма. Компьютерные игры и популярные сериалы, настолки и тематические фестивали, косплей, виртуальные путешествия, ISMR-видео (ну а почему нет?) — то есть вообще всё, что создается и чем человек увлекается. Даже сам процесс создания!

Хикикомори, поколение ни-ни и другие монстры из-под кровати

Чем больше возможностей для эскапизма, тем больше нюансов, подводных камней и опасностей. А значит, тем больше критики, которой изначально было довольно много (да, Толкин пытался реабилитировать волшебную сказку, но одного его явно мало!). Так образ эскаписта — который, кстати, может примерить на себя вообще любой человек, способный хоть чем-то самозабвенно увлекаться, — обрастает мрачным понятийным аппаратом и становится похож на демона с множеством обличий.

Одно из них называется японским словом «хикикомори», активно используемым в отечественном медиапространстве последних лет. Под ним подразумеваются люди, ведущие жизнь современного отшельника — не покидающие стен своего дома многие месяцы и годы. Тема хикикомори обрела популярность пять-десять лет назад: мы смотрели аниме с героями-хикканами или близкими им по духу (помните «Добро пожаловать в NHK», «Не моя вина, что я не популярна» или даже «Игру на выживание»?), создавали тематические паблики (ведь у хикки нет реальных друзей, но есть виртуальная жизнь), а кто-то даже романтизировал подобный образ жизни.

По описаниям специалистов, истинных хикикомори отличают два главных фактора: они не учатся и не работают и не выходят из дома как минимум полгода. Об их увлечениях как об отличительной черте при этом ничего конкретного не говорится — хотя мы привыкли думать, что классический хикикомори должен быть отаку. Что в какой-то степени правда (на форумах и площадках для хикки чаще всего обсуждают аниме, мангу и игры), но является, скорее всего, следствием, а не причиной затворничества.

Главной характеристикой хикикомори, по мнению психиатра Сэкигути Хироси, стоит считать именно неумение общаться с окружающими — круг контактов хикикомори сводится к бытовому взаимодействию с членами семьи. Они просто не способны взаимодействовать с другими без страха и навязчивых мыслей. А значит, речь уже не о сознательном желании (или даже бессознательном, но именно желании) спрятаться в себе, не об эскапизме.

Можно рассматривать цифровую жизнь хикикомори как эскапистский способ побега из сложной ситуации затворничества (а не реального мира), даже неким способом адаптации. Некоторые свидетельства для этой точки зрения есть — в последние годы именно общие увлечения нередко помогают хикикомори наладить контакты друг с другом; а если повезет и захочется, то и с реальным миром.

В словарях, интерпретирующих термин «хикикомори», часто предлагаются ссылки на такие слова и словосочетания, как «поколение NEET», «дауншифтинг», «кидалт» и др. — которые тоже почему-то ошибочно связывают с критикой эскапизма. Поколением NEET (Not in Education, Employment or Training) называют группу неработающих молодых людей, не заинтересованных в поиске работы. Чем-то они действительно напоминают хикикомори, но стоит оговориться, что обязательными затворниками такие люди не являются. Более того — причинами их положения могут стать как временные трудности, так и нежелание вести определенный образ жизни. Это редко когда соотносится с желанием спрятаться, потому что какого-то конкретного иллюзорного мира у поколения ни-ни нет.

То же касается и дауншифтеров — тех, кто предпочитает жизни по общепринятым стандартам жизнь ради себя. Здесь вообще разговоры об эскапизме звучат абсурдно: дауншифтер не уходит от реального мира в свой искусственный, а просто делает выбор во всё той же реальности. Кстати, в дауншифтинге вообще нет ничего плохого или опасного, он не связан ни с эгоцентризмом, ни с отказом от ответственности — причиной критики становится разница поколений, менталитетов и др.

Возможно, с точки зрения родственников старой закалки, для которых общепризнанной ценностью является желание построить семью, поглощенный развитием своего личного дела свободный человек — дауншифтер, который пытается уйти из реального мира в мир, для них непонятный (потому и нереальный). Всё это, конечно, обобщение, но выглядит примерно так. По этим же причинам достается взрослым с детскими увлечениями (кидалтам), предпочитающим жизнь в одиночестве (синглтонам) и многим другим — а заодно и практикам эскапизма.

Гораздо более реальной выглядит критика эскапизма, основанная на примерах различных видов зависимости: алкогольной, наркотической, цифровой и т. д. Но разве именно эскапизм становится катализатором болезни?

За гранью правды и вымысла

Среди терминов, с которыми связывают термин «эскапизм», есть и один со знаком плюс — сублимация. Впервые описал его небезызвестный дедушка Фрейд, предполагая под этим направление накопившейся сексуальной энергии в социально приемлемое, полезное русло.

Изначально предполагалась реализация себя и своих эмоций в творчестве, но со временем границы определения сублимации разрослись — и в качестве импульса стали рассматривать любые яркие эмоции, которые неприемлемо, невозможно или просто не хочется проявлять. А в качестве сферы для сублимации — любую продуктивную деятельность. Например, автор научного труда «Психоаналитическая диагностика: Понимание структуры личности в клиническом процессе» Нэнси Мак-Вильямс предполагает, что садистские желания личности можно сублимировать через занятия хирургией.

Действительно, сублимация очень похожа на эскапизм — индивид сбегает от неприятной реальности (в виде собственных эмоций), погружаясь в какое-то дело. Особенно ярко это проявляется через творчество. Если читателя фантастического рассказа мы считаем классическим эскапистом, то писателя — тем более. Тот погружается в выдуманный мир еще сильнее и проводит там немало времени.

Для многих творцов эскапизм действительно становится отправной точкой для созидания — и уже совсем не странно, что именно в тяжелые времена создается больше всего «отвлекающего» контента. Это помогает не только раскрыть свой потенциал, но и примириться с окружающей действительностью, осознать, что есть вещи, которые автор не может изменить — зато способен влиять на созданную реальность.

А некоторые произведения искусства способны стать не только терапией, но и в какой-то степени сферой для преодоления внутренних проблем и противоречий. Об этом уже давно сообщают нам фантастические (и не очень) результаты творчества, парадоксальным образом осмысляющие сами себя.

Помните, как опыт преодоления препятствий в нереальности помогает героям адаптироваться к реальному миру и начать в нем что-то менять? Так, мальчик, укравший книгу в «Бесконечной истории», после пережитых приключений возвращается, чтобы ее вернуть. А дети из «Хроник Нарнии» учатся прислушиваться друг к другу, разбираясь при этом и с личными проблемами (обретают храбрость, уверенность, открытость и т. д.). Клише старо, как и все эти миры, но суть его — показать, что в «эскапистском пространстве» человек может многому научиться. И глупо такой прекрасной возможностью не воспользоваться.

Одновременно и повторяют этот мотив, и ностальгируют по нему современные «Странные дела» — увлечение «Подземельем и драконами» помогает мальчишками примириться с существованием необъяснимого и разработать тактику борьбы; без насмотренности в кино герои не смогли бы обнаружить Эдди и др. Примеров в действительности очень много, ведь, по сути, вся метакультура — дань эскапизму.

Уйти нельзя остаться

Наверное, не все мы способны создавать другие реальности; не все можем в них учиться; не всегда получается вовремя от них отказаться. А сейчас, когда соблазнов раствориться в фантазии невероятно много и мода на осознанную продуктивность невероятно сильна, хочется запретить себе лишний эскапизм.

Но корить себя за нормальное желание расслабиться и справиться со стрессом (который, между прочим, мы испытываем ежедневно) — тоже неправильно. Для нормального функционирования в любом случае нужна перезагрузка, не говоря уже об особо сложных временах.

На самом деле к эскапизму стоит относиться так же, как и к любому другому явлению: извлекать пользу и минимизировать вред. В сущности, определить норму сегодня очень просто — если это не мешает жить вам и другим, скорее всего, всё хорошо.

А если боитесь потеряться в выдуманных реальностях, старайтесь заранее ставить себе полезные задачи и рефлексировать эскапистский опыт. Допустим, поднять себе настроение или найти оригинальные решения простой проблемы, вдохновиться на новые размышления или творческий процесс. В конце концов, расстановка запятых всегда зависит от нас — мы способны стремиться к поиску возможностей и не зацикливаться на плохом.