Берлинский дрэг Эйзенштейна, Есенина и Кроули. Транс-гид по немецкой столице времен Веймарской республики

«Никаких перьев»

Мюзикл Писарева основан на известной бродвейской постановке 1966 года, а она в свою очередь — на романе Кристофера Ишервуда «Прощай, Берлин». Его действие происходит в 1931 году. Работая над проектом, режиссер зарекся «сделать ставку на максимальную историческую достоверность». И перед премьерой пояснил, что имел в виду: «Кабаре располагались иногда во дворах, где-то. Это было развлечение для достаточно бедных людей. Германия в то время (речь идет о самом начале 1930-х. — Прим. авт.) — страна бедная и депрессивная» (интервью телеканалу «Культура», 11 мая 2022 года).

Бесконечно талантливая Виктория Севрюкова создала костюмы в полном соответствии с задумкой Писарева, добивавшегося «достоверности». Они бедны, депрессивны, стары, заношены до дыр. «Ни лампочек, ни водевильного флера. И никаких перьев», — пояснила она. На сцене всё было именно так. Зрители, смотревшие мюзикл, начинали верить — Берлин 1931 года и правда был серо-черным, кабаре и правда были клоаками, травести на самом деле выступали в драном белье. Не было ни флера, ни лампочек. И никаких перьев.

Всё с точностью до наоборот. Берлин 1931 года был богатым, развращенным и щегольским. Берлин 1931 года был столицей секс-туризма и квир-культуры. Кристофер Ишервуд, известный любитель острых наслаждений, неслучайно сюда перебрался.

Здесь всё еще дышалось свободно. Здесь пока терпимо относились к гомосексуалам, несмотря на статью в законе. Здесь работали лучшие травести-клубы Европы. И публику развлекали виртуозные дрэг-артисты. Здесь было ярко, радостно и водевильно. И были перья. Много перьев!

Рай для инакочувствующих

В Берлине начала 1930-х работало около 70 гей-баров, 80 лесби-клубов и 50 травести-кабаре. Сексолог Шарлотта Вольф вспоминала:

«Гомосексуальные бары и ночные клубы существовали повсюду — не только в престижном западном районе, но и в рабочих кварталах. Можно было увидеть ряды „Мерседесов“, припаркованных у гей-баров или моднейших лесби-клубов. Приходили туда и гетеросексуалы — посмотреть на „подпольное сообщество“. Иногда они даже присоединялись к толпе веселящихся и беззаботно танцевали с представителями своего пола».

Wolff Ch. Hindsight. London, 1980, p. 73

Роскошные клубы и кабаре находились на престижных центральных улицах, а отнюдь не во дворах, как считает Евгений Писарев. Найти их было легко. Как искали? Кристофер Ишервуд, переехав в Берлин, получил от своих друзей список самых модных мест. И потом такой же список выдавал своим приятелям. А некоторых лично водил по злачным местам.

Но даже те, кто не имели таких друзей и списков, могли без труда найти нужный клуб. Почти в каждом отеле возле стойки регистрации лежали кипы путеводителей по вечерне-ночному городу (теперь за ними охотятся библиофилы). И в них — сотни адресов и десятки рекламных иллюстраций с красноречивыми фотографиями и рисунками: дама-буч крепко обнимает барышню-фем, два субтильных молодых человека танцуют танго, полуобнаженный матрос выставляет свой натренированный зад на обозрение старичку в котелке и монокле, девицы с жилистыми мужскими ногами исполняют канкан… Клубы и кабаре на любой вкус, цвет и кошелек.

Несмотря на жесткие законы и ограничения, веймарский Берлин был просвещенным и толерантным. В киосках открыто продавали тематические журналы — от полуглянцевых гомосексуальных Der Eigene, Die Insel и лесбийского Die Freundin до красиво изданной газеты Freundschaft.

В книжных магазинах можно было купить издание Рут Рёллиг Berlins lesbische Frauen («Берлинские лесбиянки»), первый гид по саффистским местам столицы Германии. Весьма любопытное, между прочим, чтиво. Автором предисловия к нему выступил знаменитый сексолог Магнус Хиршфельд. В 1920-е годы, наблюдая расцвет немецкой квир-прессы, он заметил: «Сейчас мы наблюдаем настоящий бум гомосексуальной периодики. Это похоже на поток». Он был прав. И этот поток в Берлине особо никого не смущал. Конечно, были и судебные иски, и попытки запретить некоторые журналы. Но в целом ситуация с квир-прессой оставалась благополучной.

Издания печатали сравнительно большими тиражами, бойко продавали, разносили по отелям. И туристам, желавшим изведать порочную сторону Берлина, оставалось лишь пролистать брошюры, выбрать понравившийся клуб и отправиться туда с друзьями — выпивать, танцевать, любить.

Неискушенные в ночной жизни туристы, особенно американцы, обычно выбирали травести-кабаре. Они считались самыми модными, яркими и веселыми благодаря ежевечерним шоу с переодеваниями, что американцы любили особенно. На таких богатых туристах кабаре хорошо зарабатывали и могли себе позволить красиво оформленную сцену, эффектный реквизит и дорогих великолепных дрэг-артистов с гардеробами не хуже, чем у голливудских див.

Первое травести-кабаре в Берлине появилось задолго до рождения Веймарской республики — в 1892 году. Называлось оно Hannemann и располагалось на Александерштрассе. Публика сюда приходила смешанная — и квиры, и гетеросексуалы. Травестия примиряла всех. Позже открылся Bubi bar. А в 1907 году на улице Путткамерштрассе появился Mikado bar, одно из самых известных травести-кабаре Германии, закрывшееся лишь с приходом нацистов к власти.

Его владелец любил восток и собирал ориентальные вещицы, поэтому интерьер был решен им в стиле японской чайной — облицовка из разных пород дерева, инкрустация, иероглифы, лампады и фонарики, шелковые ширмы, фарфоровые вазы и гравюры укиё-э. Публика кабаре была еще ярче — дамы в смокингах и фраках, дамы-матросы и дамы-garçonnes, мужчины в полувоенной форме и золотоволосые юнги из снов Томаса Манна, напудренные, словно кокотки, старые «тетки»-сводники, зеленолицые морфинисты…

В Mikado продавали квир-журналы, в том числе популярный Der Eigene — его издатель и борец за права гомосексуалов Адольф Бранд был другом владельца и завсегдатаем заведения.

Здесь ежевечерне устраивали танцы и показывали короткие травести-номера. Когда было настроение, публику развлекал сам барон фон Задлер-Грюн, он же Баронесса. В пудре, дамском платье и старинном парике он виртуозно исполнял клавирштюки на фортепьяно. По субботам поздно вечером в Mikado давали пышные дрэг-представления с лучшими артистами, иногда с приглашенными звездами из Франции и США.

Вечеринкой года все единогласно признавали Рождественскую ночь с 24 на 25 декабря. В начале программы выступал хор ангелов. Он состоял из тех несчастных юношей и молодых людей, которых отвергли семьи, не приняв их инакочувствия. Надев белые балахоны и выстроившись на сцене, они пели рождественские гимны и молили Всевышнего ниспослать им счастье в любви. Публика рыдала. Но вскоре забывалась — ведь дальше в программе были сплошь травести-номера и танцы до упада.

Светские хроникеры очень любили Mikado — даже не из-за насыщенной программы, а из-за публики. Здесь тусовались европейские селебрити — оккультист Алистер Кроули, певица Жозефина Бейкер, поэт Жан Кокто, режиссер Конрад Вине, сексолог Магнус Хиршфельд, художник Кристиан Шад. Он, кстати, сделал и милый рисунок Mikado, представив на нем посетителей — мужчин, женщин и всех прочих.

Вообще, можно лишь посочувствовать берлинским охотникам за наслаждениями. Выбрать кабаре на вечер было чрезвычайно сложно — глаза разбегались и хотелось всего. На Бюловштрассе работало Bulow-Kasino, недалеко от него находилось Kleist-Kasino — оба предлагали «яркие и захватывающие» (если верить рекламе) травести-ревю. Дрэг-артисты работали в Marien-Kasino, Conti-Kasino, Palast-Europa, Palast-Papagei. Травести-вечеринками славились некоторые гей- и лесби-заведения. Известнейший женский клуб Silhouette (Гайсбергштрассе, 24) предлагал шоу с дрэг-кингами — дамами, изображающими мужчин. Среди завсегдатаев была Марлен Дитрих, сама практиковавшая травестию в кино и в жизни. Не менее звездные лесби-клубы Chez ma belle-soeur и Toppkeller тоже предлагали вечернюю травести-программу, посмотреть которую пускали и гетеросексуальных мужчин.

Есенин в Dorian Gray

Гей-заведением с лучшей дрэг-программой считался Dorian Gray (Бюловштрассе, 57). Это был diele, ресторанчик с площадкой для танцев и сценой для представлений. Открыл его очаровательный молодой человек Рихард Бытомски, антрепренер, ресторатор и активный борец за права сексуальных меньшинств. Заведение было смешанным. Несколько раз в неделю проводили вечеринки для геев, по пятницам — для лесбиянок. И довольно часто устраивали смешанные вечера, на которые могли попасть люди со стороны. Сюда без проблем пускали гетеросексуалов и шумных малоискушенных туристов, желавших поглазеть на «фриков природы».

Мало кто знает, но именно здесь проводил хмельные вечера вихрастый размашистый Сергей Есенин. Однажды он завалился туда вместе со своей супругой Айседорой Дункан, которую за день до того он от всей поэтической души поколотил. С сине-черным бланшем под глазом дива выглядела весьма сомнительно. Сопровождал парочку молодой композитор Николай Набоков, кузен писателя.

«Темное шумное заведение, было разделено на три части, — вспоминал Набоков. — В первой, сразу за входом, стояли столики, облепленные людьми, как во всех берлинских кафе. Вдоль центральной части располагалась барная стойка, перед ней — танцевальная площадка, откуда доносились звуки блюза. Здесь всюду пахло египетскими сигаретами, потом, дешевой косметикой и парфюмом Coty Lorigan».

Nabokov N. The Bagazh. Kingsport Press, 1975, p. 127

Побитая и опухшая Дункан простонала, что здесь ей не нравится, что здесь воняет, как в борделе. Но хмельной и возбужденный Есенин только зло отмахнулся. Их усадили за столик. Поэт осмотрелся и разом повеселел:

«Ты гляди, гляди, — дергал он Набокова за рукав, — сколько „теток“, как тут их много! Замечательно!»

И Набоков, привыкнув к неяркому свету и присмотревшись, понял, в какой клуб его затащил поэт:

«Везде, за столиками, за барной стойкой, на танцполе, прижавшись щекой к щеке — повсюду были женственные молодые люди, напудренные и нарумяненные. А между столиков расхаживали жирно размалеванные трансвеститы в коротких юбках, белых фартуках и розовых лентах в париках».

В это время над сценой зажегся прожектор, медленно поднялся черный занавес. Есенин воскликнул:

«Смотрите, сейчас начнется шоу. Интересно, они будут раздеваться до гола? Мейерхольд мне говорил, что они совокупляются прямо на сцене!»

В начале всё было крайне пристойно. Вышли две девушки в баварских платьях-дирндль (их изображали мужчины). Затем к ним присоединился гном в баварских кожаных штанах. И втроем они принялись исполнять народный танец шуплаттлер. Есенин был вне себя, стоял у сцены, хлопал что есть силы и орал: «Браво! Ура!» Дункан пыталась его урезонить, усадить. Но он только шикал на нее, еще больше распалялся и требовал подать ему шампанского и водки.

В конце представления артисты разоблачились донага и долго кланялись бесновавшейся публике. По крайней мере, так это увидел и описал Николай Набоков. Сам он в тот вечер приударил за прекрасной травести в смокинге, монокле и цилиндре. Всего прочего на ней не было. Последнее, что он помнил, — как девица бесцеремонно уселась к нему на колени и стала шептать что-то невероятно приятное. Дальше — провал. Есенин с Дункан исчезли. И Николай Набоков проснулся по утру в чужой квартире, рядом со своей ночной травести, оказавшейся красивой барышней со стрижкой гарсон и стройными ногами. Такие тоже иногда посещали модный Dorian Gray.

Звездный Eldorado

В 1932 году американский Vogue отправил в Берлин светского репортера с заданием найти самую красивую девушку. Журналист был вооружен очками, блокнотом, фотоаппаратом и таблицей с детальными параметрами женской красоты (в представлении главного редактора). И, приехав в столицу Германии, отправился на поиски.

Начал с тривиального — гостиничных лобби. Но там никого не нашел. Пробежался по центральным кафе — пара-тройка девчушек ничего себе, но ни одна не подошла. В дансингах и клубах — всё то же: были смазливые, были красивые, но ни одна целиком не уложилась в параметры. Журналист уже отчаялся, но один знакомый посоветовал ему заглянуть в Eldorado. Там, мол, есть красавицы на любой, даже самый взыскательный вкус. Однако какого типа это заведение и какие там тусуются «красавицы», приятель не сообщил.

Делать нечего. Доверчивый репортер отправился в кабаре — благо находилось оно в центре, на Моцштрассе. Вошел и обомлел — от количества красавиц. Но лишь одна соответствовала всем параметрам. Лишь одну репортер смог назвать true beauty. Ею оказался молодой субтильный трансвестит.

В 1920-е годы уютное и еще сравнительно небольшое Eldorado находилось на Кантштрассе. Чуть позже переехало на Лютерштрассе. В 1930 году владелец Людвиг Коньечни перенес его на Моцштрассе, 15 (ныне — дом № 24). Провел серьезную реконструкцию — улучшил интерьер, увеличил зрительный зал, барную зону и танцплощадку. И его Eldorado быстро стало самым модным травести-кабаре Берлина.

«На камерной сцене танцовщицы, одетые в пачки, крутятся на пуантах — все они трансвеститы, — сообщал Бернард Циммер в журнале Le Crapouillot. — Главный номер программы — „Танец Гелиогабала“, который исполняет гибкий обнаженный красавчик восемнадцати лет. Он отнюдь не последователь Коридона, сочиненного Андре Жидом. В нем легко распознать юного кузена Нижинского. Его золотистое тело и игривая пластика одинаково приятны для глаз».

Думаю, Циммер имел в виду невероятно пластичного юношу, одного из главных этуалей кабаре, который выступал под псевдонимом Мюгетт и чьи фотографии публиковала не только гомосексуальная пресса, но и светский глянец. Мюгетт, скорее всего, имел балетную подготовку — неслучайно репортер назвал его кузеном Нижинского. Он одинаково легко справлялся с классическими танцевальными партиями (исполнял даже номера из «Шахерезады») и с зажигательным французским канканом — ножки у него были по-девичьи стройные, с очаровательной миниатюрной стопой. В Eldorado Мюгетт был истинной царицей ночи.

Но почетный титул «Мисс Эльдорадо» принадлежал не ему. Он принадлежал великолепному, лучшему в своем жанре Ханзи Штурму. К сожалению, о нем всё еще очень мало известно. Штурм работал в кабаре с середины 1920-х и вплоть до 1933 года. Танцевал джаз и танго и, конечно, радовал публику неистовым канканом. У него был богатейший сценический гардероб — сказочные декольтированные платья, драматичные черные и романтичные белые, джазовые платья, усеянные стразами, опасно короткое бархатное манто с пышным меховым воротником — он надевал его поверх полупрозрачной сорочки и так появлялся на сцене под аплодисменты и посвист публики.

Но иногда выходил абсолютно обнаженным, прикрываясь лишь гигантским веером из страусовых перьев. Перья он обожал, и драгоценные меха тоже.

Когда в кабаре проводили конкурс красавиц, Штурм неизменно получал титул «Мисс Эльдорадо» — и за пышные веера, и за голливудский гардероб, и за безупречную, очень женственную фигуру. Его часто принимали за барышню. И, возможно, тот доверчивый журналист из Vogue, который искал самую красивую девушку Берлина, выбрал именно его, Ханзи Штурма.

Впрочем, кабаре было известно не только дрэг-номерами и этуалями. Здесь собиралась богема — Марлен Дитрих, Габриэль Шанель, Конрад Вейдт, Отто Дикс. Сюда наведывались и русские — Сергей Эйзенштейн, Илья Эренбург, Всеволод Мейерхольд, Юрий Анненков, Николай Набоков. Поэт Есенин тоже бывал здесь — не исключено даже, что вместе со своей несчастной, часто им избиваемой супругой Айседорой Дункан, которой совершенно не нравились травести-шоу, но она продолжала горько любить своего Сергея и подчинялась его странным прихотям.

В начале 1930-х кабаре несколько раз пытались закрыть. Летом 1932 года Курт Мельхер, глава берлинской полиции, всерьез взялся за геев и трансвеститов. Он организовал шумную кампанию «по борьбе с порочной ночной жизнью Берлина». Часть заведений закрыли. Но Eldorado выстоял и продолжал работать. В октябре того же года Мельхер объявил о «закрытии всех танцевальных заведений гомосексуальной направленности». Владелец кабаре Людвиг Коньечни подчинился распоряжению, но лишь официально. Каким-то образом он сумел договориться с местными полицейскими — и его Eldorado ежевечерне, но уже секретно продолжало распахивать свои двери. Длилось это, впрочем, недолго. 23 февраля 1933 года был издан циркуляр о запрете заведений, «пропагандирующих безнравственность».

1 марта Eldorado закрылся окончательно. Публика разбежалась. Дрэг-артисты бесследно исчезли. И самое модное кабаре Берлина превратилось в штаб бравых ребят-штурмовиков.

Сейчас в здании на Моцштрассе, 24 работает тихий магазинчик биопродуктов. Ничто, кроме абсурдной надписи Im Eldorado над входом, не напоминает о славном прошлом этого места. Внутри всё чисто, зелено и экологично. Здесь продают немецкие сыры, немецкие соки и немецкие отборные крупы. За прилавками — ленивые тетушки-продавцы, тоже, кажется, немки.

«Вы интересуетесь „Эльдорадо“? Кабаре? — Одна из них сонно мне улыбнулась и закачала головой. — Да-да, здесь было одно — так и называлось. Но больше я, к сожалению, ничего не знаю». Они этим не интересуются. Они же просто продавцы. Но берлинское квир-сообщество хорошо знает историю этого места. Ему посвящены несколько сайтов. Совсем недавно режиссер Джо Моррис снял короткометражный фильм «Мы — танцовщики» — об Eldorado, Ханзи Штурме и других берлинских «пташках».

Если бы режиссер Евгений Писарев его посмотрел, если бы пролистал веб-страницы и выставочные каталоги, мюзикл «Кабаре» получился бы исторически достоверным. В нем было бы больше блеска, роскоши и много-много перьев.