«Польза сих трико доказана уже на опыте». Переписка Александра I с проректором одного из старейших университетов Российской империи

Г. Ф. Паррот — Александру I [Дерпт, 11 августа 1802 г.]

Государь, Философский факультет Дерптского университета поручил мне как главе сей академии представить Вашему Императорскому Величеству рассмотрение труда под названием «Опыт начертания об имеющем возникнуть в Лифляндии университете», — рассмотрение, кое вверили Вы сим ученым мужам просвещенным и честным. Сей миг, когда переношусь я мысленно к подножию Вашего августейшего престола, есть, Государь, прекраснейшее мгновение моей жизни, затмевающее все прочие, не исключая и того, когда имел я счастье на словах изъяснить Вам почтение и пожелания нашей академии. Рассмотрение сие содержит защиту священных прав человечества, какими ученый немецкий посмел пренебречь, даже обращаясь к Вашему Величеству. Нет, Государь, не могли Вы нам большей чести оказать, чем доверивши нам сие рассмотрение. Все милости, все отличия, коих могло бы наше заведение новосозданное от российского государя удостоиться, сравниться не могут с той честью, какую нам Александр оказал, спросивши мнения нашего о предметах, для человечества наиважнейших. Постарались мы на это доверие ответствовать, рассмотрев различные утверждения немецкого автора честно и беспристрастно. Примите, Государь, сей первый плод наших чрезвычайных трудов с тем доброжелательством, какое наши сердца покорило; примите его не только как плод покорности нашей, но и как доказательство самое верное тех надежд, какие мы на Ваши добродетели возлагаем. Да укрепит наше сочинение узы, связующие нас с Вашим Величеством, узы возвышенные, какие до сих пор Государя с подданными не связывали! Сближаясь подобным образом с преданнейшими из Ваших подданных, закладываете Вы, Государь, новую Империю, коя шире границ огромной России простирается.

Трудитесь для всего человечества и встанете однажды, не прибегая к завоеваниям и не вынашивая честолюбивых замыслов, во главе рода человечества. Счастливый монарх! Съединившись с человечеством, проникли Вы в тайну великих королей. Наслаждайтесь Вашим счастьем!

Наслаждайтесь им долго, Государь, и благоволите вспоминать порой, что на краю владений Ваших живет малое сообщество людей, кои Вашим триумфам с безграничным усердием рукоплещут, которые Вашей августейшей особе самые пламенные пожелания воссылают и с продолжением Вашей особливой благосклонности свою деятельность и славу связывают.

Толкователь без сомнения чересчур беспомощный сих чувств, владеющих моими собратьями, осмелюсь ли говорить о соб-о безграничной моей любви, на какую, быть может, права не имею ввиду высокого Вашего сана, но какую из сердца вытравить невозможно?

Паррот, проректор

Александр I — Г. Ф. Парроту Санкт-Петербург, 24 августа 1802 г.

Господин проректор Дерптского университета!

Доклад, который представили Вы мне от имени философского факультета касательно труда, мною на сей факультет возложенного, полон идей столь же просвещенных, сколь и благодетельных. С превеликим удовлетворением вижу я, что сие заведение с самого своего основания ставит перед собою цель благороднейшую, а именно влияние на довольство общества посредством мудрого употребления знаний. Передайте профессорам Университета мою благодарность и примите на свой счет ту ее часть, на кою Вы как его достойный глава право имеете.

Александр

Г. Ф. Паррот — Александру I [Дерпт, 30 августа 1802 г.]

Государь,
Позвольте к стопам Вашим сложить два коротких сочинения по случаю, опубликования, по правде говоря, весьма мало достойные, однако же чем-либо Вас, Государь, заинтересовать могущие. Речь моя при вступлении в должность проректора содержит правдивый очерк тех правил, каких придерживаться мы будем по отношению к публике и к студентам нашим. Другое сочинение есть диссертация (pro loco), которую предстоит мне сегодня защищать публично. Сочла академия, что нет лучшего способа отпраздновать сей день, столь для нас драгоценный, нежели церемонией публичной, призванной доказать, что стараемся мы быть достойны августейшего благожелательства, коим Ваше Императорское Величество нас удостаивают.

Желал бы я бесконечно, чтобы обратили Вы, Ваше Величество, особливое Ваше внимание на последний раздел моей диссертации, шерстяным фуфайкам посвященный. Позвольте мне, Государь, Вам его перевод поднести. Узнал я несколько месяцев назад от графа Мантейфеля, что носите вы обыкновенно [слово повреждено] фуфайки, и с тех пор искал случая Вам свое мнение на сей счет сообщить. Благоволите, Государь, усмотреть в намерении моем одно лишь искреннее и живое желание продлить Вашу драгоценную жизнь. Отчего не можете Вы в сию минуту в сердце мое заглянуть!

Убежден я, что фланелевые фуфайки суть яд, медленно убивающий, и советую как физик и как человек, сам на себе и на других их действие испытавший, их из употребления вывести; а чтобы избегнуть чересчур быстрого влияния сей перемены на кожу, предлагаю на некоторое время их заменить шерстяным трико свободной вязки, образец которого, руками жены моей изготовленный, имею я честь отправить Вашему Императорскому Величеству.

Желала бы она, Государь, поднести Вам целую фуфайку из сей материи, но сочла, что не вправе лишать Ее Императорское Величество наслаждения собственным трудом сохранению здоровья Вашего способствовать, тем более что вещь, из рук столь дорогих и любезных полученная, возымеет действие, благотворное вдвойне.

Не могу, Государь, окончить письмо мое, не дерзнув сказать, как сильно растрогало нас послание, коим почтили Вы академию и меня самого. Не ждите от нас благодарности заурядной. Не знаем, в какую форму ее облечь. Поняли Вы желания наших сердец в полной мере. Почтили Вы нас таким образом, какой нам всего любезнее, и видим с восторгом, что участь народов в Ваших руках пребывает. Изволили Вы, можно сказать, нас к трудам Вашим привлечь. Государь! клянусь я Вам, что мы достойны сей чести. Однако деятельность наша узкими ограничена рамками; устройство наше серьезными страдает изъянами, которые нашей доброй воле чинят препятствия и даже состав профессоров не позволяют пополнять беспрепятственно4; ибо положили мы себе за правило сотрудников посредственных в ряды наши не допускать, а притом получаем постоянно отказы от людей достойных, кои, впрочем, по своим жизненным обстоятельствам должны были бы желать место в наших рядах получить. Отказы сии для нас горьки, а вкупе с несовершенством юного нашего заведения бросают они на нас тень. Осмелюсь ли, Государь, умолять Вас одного из наших профессоров в Петербург призвать и благоволить позволить ему сей предмет с Вашим Императорским Величеством на словах обсудить? Полагаем мы, что довериться в обсуждении подробностей столь важных и столь деликатных можем токмо чувствам истинно человеческим, каковы чувства Вашего Величества, ибо не согласитесь Вы, конечно же, чтобы осаждали нас посредственности, кои наш университет ниже немецких поставят, а это старания наши приблизиться к цели, какую нам просвещенное сердце Вашего Величества пред нами начертало, грозит в ничто обратить.

Паррот, проректор

Приложение

Замечания о шерстяных фуфайках

Опыт показал, что шерстяные фуфайки производят целебное действие на симптоматические болезни кожи, а посему решено было, что есть у этого одеяния свойства целебные, и принялись рекомендовать его употребление даже людям здоровым. Рекомендация сия, от таких врачей исходящая, как Гуфеланд, в особенности о сем предмете писавший для читателей самого разного сорта, не могла не получить всеобщее распространение.

К несчастью, опыт показал также, что повседневное ношение подобных фуфаек вредно, особливо для персон с характером менее деятельным (медицинским языком выражаясь, меньше у них жизненной силы), а также для тех, у кого темперамент живой, а образ жизни сидячий, да и вообще для любого существа, чья кожа нуждается в действии воздуха атмосферического.

Противоречие сие между советами многих медиков весьма почтенных и действием средства, ими рекомендуемого, снять нетрудно, если взять за правило основания здоровья физического.

Полагают употребление шерстяных фуфаек полезным по следующим причинам:

• а) Шерсть как ткань, сдерживающая истечение животного тепла, препятствует охлаждению. — Допустим; но тот же результат получить можно и от шерстяной фуфайки, надетой поверх рубашки из льна.
• б) Возбуждают они кожу, поскольку посредством трения электризуют поверхность человеческого тела. — Превосходно, и в сем отношении, возможно, служит шерсть заменой воздействию воздуха, который также кожу электризует, но не трением, а разложением своим, которое, как показал я в своей диссертации, есть источник всех движений в животных организмах. Говорю возможно, потому что до сих пор еще доказать не удалось, что электричество, которое шерсть производит трением об кожу, есть точно то же самое, какое производит воздух. Вдобавок сие действие шерсти обыкновенно более сильным оказывается, благодаря чему и лечат с ее помощью болезни ревматические. Неужто должно с нами всегда так обращаться, словно мы беспрестанно от ревматизма страдаем?
• в) Шерсть, говорят нам, лучше пропускает испарение пота, поскольку поры у сей материи шире, чем у полотна. — Первым делом заметить надобно, что пористость ткани есть величина относительная. Если от сего здоровье зависит, можем мы, коли пожелаем, хоть из газа рубашки шить. С другой стороны, видно с первого взгляда, что тонкие шерстяные волокна закрывают поры в материи почти полностью, одно за другое цепляясь, и тем истечение пота затрудняют. Наконец, до сей поры рассматривали мы испарения пота только с точки зрения механической, забывши о физической и химической, а именно о притяжении частиц, которые через фильтр проходить должны, и о сродстве оных с окружающим воздухом. Бычий пузырь, например, если его водой наполнить, опустошается постепенно посредством испарения, однако механическими средствами воду через его поры удалить невозможно. Сквозь поры газовой ткани невозможно ртуть пропустить, если не давить с большой силой, зато вода через них проходит свободно. Шерсть притягивает материи водянистые и жирные слабее, чем лен; однако если ее намочить или жиром пропитать, она их гораздо дольше в себе сохраняет, по причине войлочного своего строения. Кусок фланели намокает медленнее, чем лен, но и сохнет медленнее.

Таким образом, шерстяные ткани менее приспособлены для того, чтобы пропускать влажные испарения пота, поскольку труднее пóтом насыщаются или его отторгают. Опыт эти выводы подтверждает в полной мере. Постоянно замечал я на внутренней поверхности шерстяных фуфаек обильные потовые выделения. Бывает также, что выделения эти остаются на коже и покрывают эпидерму своего рода чехлом, который препятствует доступу воздуха. Опыт показывает также, что по сей причине потовые выделения дольше остаются на поверхности кожи, а та их впитывает и собирает тем самым источники разных болезней, в первую очередь ревматизма.

Наконец, шерстяные ткани по причине войлочного своего строения препятствуют доступу воздуха к коже. Меж тем доказано, что воздействие воздуха — одна из основ многих витальных процессов, как то производство животного тепла и циркуляция крови. Следственно, всякое нагромождение одежд, особливо же одежд подобного состава, замедляет витальные процессы и тем самым ослабляет то, что именуют обыкновенно силами телесными, и делает тело уязвимым для болезней, иначе говоря, здоровье ослабляет. Потому-то и видим мы зачастую, что особы, носящие шерстяные фуфайки, не только от холода себя не уберегают, но и постоянно мерзнут, заболевают ревматизмом и страдают общим недомоганием до тех пор, пока от фуфайки этой не избавятся.

Читайте также

«Кровосмешение приобрело характер почти нормального бытового явления». Сексуальная жизнь в Российской империи

Общий вывод из всего сказанного гласит, что шерстяные фуфайки способны, разумеется, посредством целебного возбуждения кожи возвратить ее в здоровое состояние на несколько часов или даже дней в том случае, если кожа сия ослаблена была чем-то вроде паралича сего органа, однако же при постоянном применении обращаются они в медленный яд и от них отказаться следует как можно скорее.

Страшатся обыкновенно сим отказом подвергнуть себя опасности болезней ревматических. На основании собственного своего опыта поручиться могу, что страхи сии напрасны. Однако имеются два способа наверняка опасности избежать. Первый в том заключается, чтобы перемену произвести в теплое время года, когда одежды менее плотные предоставляют более свободный доступ к коже воздуху, каковой ее от воздействия, оказанного шерстью, одним притоком своим исцеляет. Второй же способ заключается в том, чтобы прибегнуть вначале к одеянию промежуточному, сделанному из шерстяного трико очень свободной вязки, которая от раздражения, вызванного фланелью, частично исцелить может, ибо воздуху доступ к телу предоставляет; несколько недель или даже месяцев использования такой одежды [несколько слов повреждены] нежелательные последствия, какие может иметь резкий отказ от одежды из шерсти. Польза сих трико доказана уже на опыте.