«Академическая музыка посреди рок-концерта — почему бы и нет?» Интервью с пионером спектрализма Тристаном Мюраем
Тристан Мюрай — знаковая фигура не только в академической, но и в электронной музыке. Созданный им совместно с Жераром Гризе спектрализм стал особенно востребован в России. Начиная с 1960-х советские композиторы активно осваивают первые синтезаторы, да и сегодня «компьютерная музыка» не сдает позиций на академической сцене: Александр Хубеев, Николай Попов, Николай Хруст, Алексей Наджаров, Алексей Сысоев — топ молодых российских специалистов в области электроакустической музыки. Мы задали несколько вопросов человеку-легенде, с которого всё началось.
— Вы известны как композитор-спектралист — а что входит в круг ваших интересов сейчас? Как бы вы себя описали?
— Сейчас для меня очень важна коммуникация: как я могу передать публике свои чувства, образы и ощущения? Независимо от того, будет это спектральная музыка или что-то другое. Мы используем слова, когда не можем изъясняться иначе. Музыкальная речь — совсем другое дело. Параллели между выражением вокальным и инструментальным, конечно, уместны, но всё же это совершенно разные вещи.
— Вы специалист по арабскому языку и, наверное, знакомы с арабской музыкой. Взяли ли вы что-то из нее в свое творчество?
— Я очень люблю классическую арабскую музыку и даже немного занимался ее теорией. Модуляции и микроинтервалы — это очень интересно. Но не стоит забывать, что речь идет о совершенно другой культуре, и, мне кажется, в таких случаях не следует пытаться что-то заимствовать в наивной манере.
— Ваше творчество повлияло на многие поколения музыкантов в нашей стране. Что вы думаете о современной российской академической сцене?
— К сожалению, я не очень хорошо ее знаю — в отличие от американской сцены, ведь я много лет жил и работал в Соединенных Штатах. Три года я преподавал в Зальцбурге, сейчас два раза в год веду занятия в Шанхае. Мне бы очень хотелось установить контакты и с Россией. Я думаю, это главная причина, почему я принял приглашение и приехал.
— Что вы можете сказать об академической сцене в США? Действительно ли капиталистическая система экономики тормозит прогресс в искусстве?
— В Соединенных Штатах нет государственной поддержки искусства — но есть фонды, и некоторые из них поддерживают академическую сцену.
Кроме того, противовесом капитализму выступает система университетов: они играют главную роль в развитии культуры и современной академической музыки, существующей почти исключительно внутри этих заведений.
Есть несколько крупных оркестров, которые включают в свои программы пьесы современных авторов, но им приходится действовать очень выборочно и осторожно. Они тоже зависят от меценатов и публики.
У такой системы есть положительные и отрицательные стороны. Например, существуют большие открытые университеты, в которых развиваются интересные композиторы, — и, наоборот, маленькие и закрытые, где тоже есть талантливые люди, но что там происходит, никто не знает. Очень замкнутая структура. В США есть замечательные ансамбли, особенно в Нью-Йорке, Чикаго, Лос-Анджелесе и Сан-Франциско. Но все они должны бороться, чтобы организовать каждый следующий концерт, это очень тяжелое существование. Такие коллективы проводят гораздо больше времени в поисках финансирования, чем на репетициях.
— Ваше влияние в России не ограничивается академической средой — его нередко отмечают и молодые электронные музыканты. Что вы думаете о таких направлениях, как независимая авангардная электроника, например, нойз?
— Я приятно удивлен и польщен: никогда не слышал о таком влиянии моей музыки. Не очень хорошо знаю эту сферу. Если говорить в целом об электронике, при всём многообразии ее направлений есть и то, что их связывает, — работа со звуком. В 70-х я написал пьесу для электрогитары, и для этого проекта мне пришлось заняться исследованием джаза, рока и риффов.
Тристан Мюрай. Vampyr! Исполняет Флавио Вирци
— Что вы думаете о влиянии популярной музыки на академическую? Наблюдается интересная тенденция: академические композиторы издают альбомы с инди-песнями, в Канаде с современной музыкой экспериментирует Ив Дау…
— Тенденция, о которой вы говорите, не так уж и нова: раньше похожие параллели пытались проводить с джазом. Мне кажется, всё-таки сложно найти равнозначный дискурс между двумя такими разными направлениями.
— Современная академическая музыка нередко выходит в город — например, Жан-Люк Эрвэ работал над озвучиванием парижского парка. Как вы относитесь к тому, что сейчас становится всё больше утилитарных и социальных проектов, в которых участвуют академические композиторы?
— Это сложный вопрос. У классической музыки, действительно, есть элитистские коннотации, и, наверное, следует выходить из этих рамок. Но возникает другая проблема: в результате такого преодоления музыка становится в художественном смысле менее интересной. Это очень узкий путь. Когда я только начал выступать, то тоже задавался вопросом, как быть ближе к публике. Однажды мы играли прямо на улице, но этот эксперимент больше не повторялся.
— Интересен ли вам такой выход за пределы концертной ситуации, освоение других пространств?
— Не могу сказать, что тот опыт был важной вехой в моем творческом пути. Но мне кажется, мы просто не нашли верный способ, как сделать это интересным. В целом, когда вы показываете музыку людям, которые не собирались ее слушать, это отлично работает.
Если вставить современное сочинение посреди концерта, где будут Брамс и Чайковский, традиционная классическая публика хорошо это воспримет — хотя «по доброй воле» те же люди на такое выступление никогда бы не пошли.
Интересно было бы поиграть немного современной музыки в середине рок-концерта, например. Но этого не происходит, потому что организаторы, которые руководствуются в первую очередь коммерческими соображениями, не готовы рисковать. А я уверен, что такой ход может сработать.
— Вашу музыку явно не назовешь простой — но всё равно она остается очень чувственной. А что вы думаете о других направлениях — о новой сложности, например?
— Когда мы начинаем говорить о теориях и пытаемся втиснуть в эти рамки всё творчество, то зачастую подгоняем решение под ответ. Конечно, существуют модные направления. Но как «простые», так и «сложные» произведения могут быть интересными — и неинтересными. Потому подобные категории — это, скорее, характеристика поверхности музыки, того, как она сделана. В действительности же добиться сложности легко — гораздо труднее найти простоту.
— Ваша музыка аполитична. Важны ли для вас философские или политические идеи?
— Я не думаю, что музыка вообще способна нести какой-то месседж. Он может быть в программном тексте, в предконцертной беседе — но не в произведении.
С другой стороны, сам факт написания музыки такой, какой я ее задумал, — это уже политический акт. Поступая так, я отказываюсь от коммерциализации искусства, от мысли, что есть элита — а есть народ.
Считаю, что цивилизация должна поддерживать определенный уровень культуры, иначе она просто исчезнет. В этом смысле для меня создание произведения — политический акт.
— Сейчас молодежь начинает слушать электронную академическую музыку, и многие пробуют писать ее самостоятельно на компьютере. Что бы вы посоветовали из софта, который может предложить IRCAMLab?
— Честно говоря, я в этом вопросе не очень компетентен. Сам я работаю с OpenMusic, но это немного другое. Кроме того, есть приложения для музыкальной репрезентации — нотные редакторы, и ими я тоже пользуюсь для синтеза звуков. Некоторые программы не синтезируют, но могут высчитать все параметры синтеза, а я уже переношу эти данные в другой софт.
— Занимались ли вы когда-нибудь синтезом человеческой речи?
— В IRCAM довольно много работают над голосом и вокальным синтезом. Мой последний проект, которым я занимался восемь лет назад (по исторической шкале это не так уж давно), был связан с искусственным хором. Сейчас мы обсуждаем еще один эксперимент того же рода — синтез настоящего голоса и «компьютерного». Также в IRCAM занимаются звуковой проекцией, но об этом направлении мне известно мало: все последние годы я был погружен в инструментальную и оркестровую музыку.
— Остались ли инструменты, которые вы хотели бы изучить с точки зрения спектра?
— Ну… Аккордеон? Фортепиано! (Смеется.)
— А традиционные народные инструменты вас не интересуют?
— Как сонорная модель это всегда интересно, но тут много практических проблем.
Однажды я анализировал тибетские трубы, а потом воссоздал их звук с помощью компьютера, но сам инструмент я не использовал. Мне нужно было бы пригласить тибетского монаха, чтобы тот на нем сыграл, это слишком сложно.
Есть много интересных инструментов, которые хотелось бы освоить, но не думаю, что это хорошая идея. Один китайский исполнитель просил меня написать пьесу для его гучжэна. Это струнный инструмент с деревянными штырями-колками посередине — их можно передвигать и извлекать микроинтервалы. Некоторые виртуозы даже исполняют на нем европейские классические произведения. Мне бы хотелось поработать с этим инструментом, учитывая, что есть музыканты, способные сыграть то, что я напишу. Посмотрим, пока не знаю. Вообще в Китае интересный подход к звуку, и это одна из самых древних традиций на планете.
Китайский традиционный инструмент гучжэн
— Что вы посоветовали бы начинающим композиторам, которые только приступают к написанию электронной музыки?
— Я часто замечаю, что произведения новичков монофонические: в одну единицу времени происходит только одно событие.
Своим студентам я советую делать разные планы, чтобы создать рельеф звуков, — так расширяется внутреннее пространство композиции. Любому электронщику нужно обладать оркестровым мышлением.
И последнее: очень важно всегда следить за временем — нередко композитор расслабляется и начинает «летать» в музыке, которую написал.